Сергей Александрович Варлашин
Лууч
Со словами: «оно мне надо?!», я что было сил, рванул в сторону ближайшего островка, оставив последнюю гирлянду недовешенной. Обернулся на ходу и увидел, как те создания уже выбрались на сушу и грызут плоды моей работы. Несложно было догадаться, что приманил всех этих созданий именно тяжёлый дух с гирлянд. Глядя, как уверенно они чувствуют себя в воде и на суше при, казалось бы, неудобном строении, я вспомнил, по каким местам только что шёл в воде. По спине пошёл холодок, волосы на голове задвигались, и показалось даже поменяли цвет на пепельно-белый.
Ободрённый местной фауной, я помчался по всем попадающимся клочкам суши, по-прежнему, как велел старик, забирая вправо и делая крупный полукруг по местности, намереваясь попасть точно в спасительную еловую рощу. Налегке ноги напружинились, усталости и тяжести от промокшей холодной одежды, как и не бывало, местами, где суша кончалась, мои прыжки достигали завидной длины, чего прежде за собой я никогда не наблюдал. Но все мои старания по выбиранию маршрута всё равно сходили на нет.
Впереди был последний рубеж из очень маленьких и редких кочек, поросших болотной невыразительной травой. Сдержать вес взрослого человека они точно не смогут, разве что мелких зверьков, коих тут и не водилось по известным причинам. Сплошная застоявшаяся мутная вода. Мои опасения прервал очередной плеск воды где-то далеко сзади. Большинство омутов, судя по всему, сообщались между собой под водой, потому как с пяток тварей пустилось за мной вдогонку, не вылезая из воды. Самые шустрые преследователи раньше всех успели отведать принесённых гостинцев от старика, вдобавок враз дружно застрекотали, но мне уже было не до них.
Холодная вода ударила в лицо сильными брызгами. Вода не успела сомкнуться плотным кольцом вокруг коленей, как у меня открылось второе дыхание, ноги понесли меня с такой быстротой, будто воды вовсе не было. Из-под сапог вылетали водоросли, частицы ила, мутные брызги. Вскоре вода достигла живота – лишь в этот момент все движения завязли, скорость упала. Моё преимущество таяло, как масло на раскалённой сковороде. Земля окончательно ушла из-под ног; вплавь дело пошло лучше, но перспектива встречи с преследователями на глубине уверенности совсем не придавала, скорее наоборот. Яростно гребя, я даже вспомнил детство, как с мальчишками на скорость плавали через реку… В этот раз ценой победы была жизнь, а не право называться главным пловцом. Берег с уже милыми голубоватыми берёзами, поросшими мхом, маячил в спасительной близости.
Назад не оглядывался, не слышал и не видел ничего, что происходило сзади, из-за собственного шума, но интуитивно чувствовал – опасность близка. Вот уже так близко, вот же он берег, рукой подать, как вдруг из воды стало подниматься нечто объёмное и гладкое. По показавшимся из воды мутным, но очень тёмным зелёным глазам стало очевидно: за мной гнались малые детки… Настоящее чудовище с уродливой длинной шеей, определенно их родитель, выросло из болотной мути прямо перед самым носом на пути к спасению. Жуткого вида челюсти на приплюснутой голове оскалились и зачавкали. Жабры, присоски, выпученные глаза. Ракоподобная архитварь с высоты в несколько метров, не говоря о самом туловище, скрытом в воде, недвусмысленно, плотоядно смотрела на меня.
Носок сапога упёрся в илистое, мягкое дно. Пара шагов. Прибрежная отмель. Хитиновые клешни, не такие как у мелких сородичей, а огромные, с голову грузовой лошади, пощёлкивают и двигаются в мою сторону. Топором тут не отмашешься, особенно стоя по пояс в воде. Нога согнулась в колене, рука заскользила по правой ноге, погрузилась в сапог, вытащила тяжёлый нож. Мощный мах из-за плеча. Лезвие проходит между почти дотянувшихся до меня клешней, архитварь не успевает моргнуть (если вообще на то способна), а острое жало массивного ножа легко проникает в мутный и вязкий глаз монстра. Клешня сильно и судорожно бьёт по воде, лопнувший глаз фонтанирует слизью во все стороны. А я из последних сил толкаюсь о дно и, проплыв короткий отрезок, который кажется вечностью в миниатюре, оказываюсь на мягкой почве, среди прекрасных голубых берёз.
Самый шустрый из остальных потомков раненного в глаз чудища выскакивает следом за мной, но вместо жилистой плоти в челюсти получает дюжий удар в ещё не сплюснутую макушку обухом топора. Хруст разбитого черепа не останавливает остальных, нападающих следом, но этого и не нужно: махать топором тут – всё равно, что колоть годовалых бычков башмачным гвоздём. Всё оставшееся разъярённое семейство в сборе: примерно около дюжины особей, включая самого крупного раненого, бросается следом за мной. Но куда им с такой скоростью, на тонких ракообразных конечностях за напуганным двуногим, бегущим галопом по чаще густого леса?!
Когда я вернулся с выполненным заданием, старик дал мне карту со всеми указателями и метками, как добраться в место, где мы с тобой сейчас находимся, с убедительным напутствием искать Великое Пробуждающее Древо в этих краях. Так я и нашёл тебя, вернее, ты меня.
При всём при том – утро ночи мудренее. На этом и закончим мой рассказ, завтра нас ждут с тобой занятные дела, тихой ночи, Лууч.
– Тихой.
Глава 4
Лууч проснулся не то от крапающего по капюшону раннего дождя, не то от нахлынувшего предчувствия некоторых событий, напрямую связанных со вчерашним днём, обернувшимся теперь ночёвкой на макушке массивного дерева. Возможно, его разбудило яркое сновидение, вернувшее его в далёкое, уже кажущееся не своим детство. Оно напомнило, как он попал в этот мир. Спина и ноги затекли от беспрерывного лежания в толстых, плотно переплетённых ветвях, обросших мхом и вьюнами. До его слуха донеслись шаги, а вернее, шум от передвижения группы людей.
Семь, нет, девять человек. Идут слаженно, в такт, сплочённая команда. Судя по силуэтам, все с короткими арбалетами наготове. Хитрецы. Так ходят охотники. Охотники за головами, в данном случае за моей. Пошевелился неторопливо, повернул голову в сторону приближающихся утренних гостей. Утренний сумрак, туман, густая крона листьев – ничего не видно ни с одной стороны, ни с другой. Да и кому взбредёт в голову искать кого-то на змеином дереве, прозванном так за свою способность притягивать к себе на ночёвку всех ползучих гадов с округи, в том числе ядовитых и очень ядовитых? С детских лет водилась за мной особенность странным образом понимать змей и им подобных, а главное, ладить с ними, ну а после плодов Великого Пробуждающего Древа чувства только обострились.
Вода стекла со складок плаща и попала на лицо. Холодная влага взбодрила и сняла остатки сновидения окончательно. Плащ очень вовремя был приобретён давешним вечером в городе Вулверс-Сорфа при Королевстве Его Величества Акриустиана за весомую, но оправдавшую себя сумму в пять золотых гултсов. Изумительно хороший плащ! Всю ночь калачиком лежал под дождём на сырых холодных стволах, а проснулся в тепле и абсолютной сухости.
Наёмники – древнейшая профессия, люди рождаются, умирают, и кому-то нужно помогать умирать, тут-то и приходят они, люди – волки. Всё просто, никаких иллюзий, я или они. Шли за мной от самого Вулверс-Сорфа. С парой хороших следопытов. Медленно идут, в темноте потеряли след, но рассвета не дождались – видать, много им обещано за мою голову. Дождался, пока прошли подо мной и удалились ярдов на шестьдесят. Всех нас встретил по-лесному влажный утренний сумрак. Я плавно приподнялся и беззвучно потянулся, разминая мышцы. Снял с плеча лук, достал одну стрелу, положил паз на блёклую тетиву, взглядом поймал силуэт самого последнего идущего охотника. Как говорили древние, лучшая защита – это нападение.
Полный вдох, выдох. Благодаря усилию мышц взвёл оружие и спустя три удара сердца мягко отпустил стрелу. Особенностью накануне купленного вместе с плащом лука, по легенде продавца, была его бесшумность. Символы, начертанные по всей его поверхности, тщательно скрадывали выстрел, позволяя оставаться стрелку незамеченным. Дуги вернулись в исходное положение, так же беззвучно вошла стрела между лопаток охотнику, отчего последний стал заваливаться в кочки со мхом. Оперение следующей стрелы уже щекочет щёку. Выстрел. Идущий впереди наёмник получает такую же смертельную порцию на завтрак в спину и, пройдя по инерции пару шагов, падает на колени, брякнув тяжёлым арбалетом оземь. Идущий слева от него напарник что есть прыти разворачивается на месте и, подняв арбалет к плечу, находит меня взглядом, но уже слишком поздно: стрела проходит насквозь его голову через глазницу.
Не интересуясь, что с ним будет дальше, неимоверно быстро приседаю. Надо мной просвистывает пара болтов, один застряёт в стволе, точно там, где была сейчас моя драгоценная голова. В спешке покидаю ночное прибежище и прыжком оказываюсь на соседнем молодом дереве без сучков. В обнимку со стволом скольжу вниз, ещё три болта проносятся тут и там, заставляя вжать голову в плечи и уповать на растущую скорость земного притяжения. Добрые влагозащитные сапоги из обработанной по всем правилам тёмной замши лучшими ремесленниками вышеупомянутого города – смачно врезаются в мягкий дёрн. За цену в три гултса в них по лучшим мостовым дворца ходить, а не землю топтать в лесу… Перекат вправо и назад. Бегу нагнувшись в три погибели под защитой травы и мелкого кустарника высотой по грудь в противоположную сторону от преследователей. Отбежал ярдов на семьдесят, опустился на колени, сделал несколько глубоких шумных вдохов-выдохов, закрыл глаза, затих, весь обратился в слух.
Шелест продолжающего идти моросью дождя окутал всё своим мерным шёпотом. Лес просыпается, делает первый вдох, хладная свежесть обдаёт лицо и руки. Как приятно просто дышать! Донеслось пение птиц. Голосистые переливы тут и там разносятся со всех сторон, будят других лесных жителей. Чуть впереди притаилась куропатка. Такая у них натура – сидеть до последнего, пережидает, когда уйду. В паре шагов растягиваясь ползёт змея с ночной охоты, возвращается в нору. Осторожная двуногая поступь. Один чуть впереди всех, самый медленный шаг. Двое чуть поодаль, по сторонам, за ним, прикрывают, надо полагать. Ещё двое неслышимо крадутся вместе дальше всех. Последнего не слышно вовсе, затихарился, видать, главный у них.
Даю подойти поближе первым трём. Не поднимая век, приспосабливаю лук. Стрела наготове, ещё пара шагов… Наконечник уже смотрит в сторону ближайшего хитреца. Пора. Стрела, раздвигая и срезая стебли травы, разбивая капельки воды на своём пути, устремляется в путь.
– Аммм… – доносится тихий стон и сочный звук попадания в бедро.
Охотник падает в траву, но – какая выучка! Стоически замолкает. Лук в сторону. Смещаюсь перекатом вправо. Один болт прощупывает пространство, в котором я только что находился, но, не найдя живой цели, с чавканьем глубоко заходит в землю. Бросаю горсть земли в куропатку. Птица, получив заряд сырой земли, бранится на весь лес и издаёт одни только ей понятные крики ужаса и возмущения, взмывает ввысь с неимоверной быстротой. Нащупываю на бегу эфес меча. Не высовываясь выше уровня травы, в несколько длинных скачков оказываюсь лицом к лицу с перезаряжающимся горе-охотником. Длинный резкий мах – и остриё меча рассекает горизонтально грудь арбалетчика. Он судорожно дёргает короткий меч на поясе, но сила жизни уходит из его руки, из тела, из глаз; взгляд меркнет, тело падает назад.
Меч в сторону. В этот же миг руки достают из широких кармашков на поясе метательные звёзды, по штуке в каждую. Мгновение затишья, и я взмываю что есть прыти вверх, со всей пронырливой точностью. Кидаю их с двух рук в нацеливающихся на меня охотников. Звёзды раньше вонзаются в горло, в лоб двоим ближним от меня бойцам. Камнем падаю вниз и с изящностью ящерицы бегу зигзагами, сильно пригибаясь на последнего стрелка. В руках уже холодят пальцы звёзды. Мелькаю над травой одной головой и тут же маятником уклоняюсь в сторону, метнув при этом одну звезду, затем сразу вторую. Ловкач прикрывается арбалетом, не обращая внимания на торчащую из ложи первую звезду, ловко заряжает новый болт, но с уже вошедшей в плечо второй. Незначительная, на первый взгляд, рана даёт о себе знать, когда он взводит оружие. Лицо искривляет боль. Задержка в долю секунды – и последняя моя в наличии звезда жирной точкой подводит конец поединку, точно прилетев ему в область сердца.
В полной тишине и сосредоточении, словно на охоте, доползаю до оставленных меча и лука. По ходу движения занимаясь несложными рассуждениями, прихожу к выводу, что я остался один. В горячке боя совершенно потерял даже примерное местонахождение! Присел на пару минут. Прилёг. Минуло ещё немного времени. Так можно всё утро пролежать. Мечты-мечты… Аккуратно приподнялся, обшарил тела, попутно выудив у них кожаные кошели с монетами и ссыпав всё в содержимое в два из них, ибо в один не влезло, затем проследовал в молодой, но густой ельник, выпрямился в полный рост и спустя несколько мгновений приметил знакомый силуэт, примостившийся спиной к деревцу. Бедняга качественно перебинтовал себе полбедра невесть откуда взятыми зелёными тряпками. Там, где нога была оголена, кожа отдавала нездоровой синевой и чёрными венами. Виновница торжества – сломанная стрела, поблёскивая синим наконечником, лежала рядом. Заряженный арбалет он пристроил на здоровой ноге. Обойдя его полукругом и подкравшись, что было нетрудно, учитывая его натужные хрипы и отвлечённое внимание, я плотно приставил к его горлу изогнутый засапожный кинжал.
– Хххкк… – односложной реакцией ответил раненый наёмник.
Глаза его забегали, внутреннее чутьё уверенно твердило: это конец. Я не стал выжидать театральную паузу и выдал:
– Хочешь жить – говори. Кто такой, куда шли, откуда и зачем?
– А смысл, бродяга? Мой исход очевиден.
– Отнюдь, твой исход куда более страшен, чем если бы я применил этот клинок по назначению, – парировал я, забирая его амуницию и устраиваясь с его же взведённым арбалетом напротив. – Видишь, какой необычный цвет приобретает твоя нога? По глазам вижу, что да, можешь дальше не отвечать. Так вот, наконечник стрелы, которую ты бесцеремонно испортил в моё отсутствие без моего на то разрешения, был намазан ядом всем мало-мальски образованным господам известной змеи под названием «Синяя мерзавка». Вижу-вижу по морщинам на лбу, ты с ней заочно знаком, а значит, не удивлён своим симптомам: онемение конечностей, жар, холодный пот в три ручья, сменяющийся ознобом, лихорадочное состояние… Но это только пока. Яд имеет коварное свойство – оставлять в живых свою жертву, но оставлять парализованной, пока смерть не наступит естественным путём в результате многодневного обезвоживания, например, или чего похуже, беря в расчёт особенности данной местности с её многообразием флоры и фауны.
Ужаленный моей стрелой охотник прислушался к ощущениям. Самые страшные ожидания и опасения подтверждались болезненными ощущениями во всём теле. Я тем временем продолжал нажим.
– Твой бравый командор бросил всех вас, речи об отмщении и быть не может, посуди сам: пока он доберётся до города, пока объяснит ситуацию, пока соберёт новую команду, пройдёт пара дней. Меня тем временем днём с огнём будет не сыскать, да и дадут ли ему, так глупо потерявшему восемь человек, собрать новую команду? Голову оторвут да повесят на позорный столб. Остальным в назидание, – моя речь имела бы больший успех, если бы его сознание не стало плавать на тонкой границе между реальностью и полной отключкой от боли, переполнявшей его мышцы и органы. – Или я ввожу тебе противоядие, которое растёт у меня под ногами, и даю уйти целым и невредимым, не беря в расчёт рану на ноге. Твоя смерть мне уже не нужна. Слово честного человека.
Я добро улыбнулся, не зная наверняка, что в итоге может возыметь успех: сила убеждения или моё природное обаяние.
– Твоя взяла, – из последних сил молвил почти шёпотом охотник. – Я рядовой боец из клана наёмников «Серые волки». Вышли за тобой вчера, из своего логова в Вулверс-Сорфа, как только ты покинул трактир «Медленный шторм». Шли за твоей головой, за живого назначена награда пять тысяч гултсов, за мёртвого три. Главное условие – голова должна быть в сохранности. Это всё, что ты хотел знать?
Сказав это, наёмник закашлялся, так как во рту у него пересохло от длинной тирады.
– Имя главаря?
– Вольдер, – уже просипел боец. Глаза закатились, а на бледном лице проявились чернеющие сосуды.
Я неторопливо отложил на всякий случай его не шибко дорогое охотничье оснащение: арбалет, короткий меч и короткий боевой топорик. Огляделся, под ногами насобирал мелкие листья душисто пахнувших мелких зелёно-голубых цветов, зовущихся ряской. Получили они своё название за яркий цвет и повсеместное произрастание, подобно своему прародителю – болотной тине. Намял горсть собранных листьев в ладонях до состояния кашицы, уложил одной рукой пленника на спину и закапал выдавленный сок ему в открытый рот. Вытер одну руку о его повязку и своим кинжалом вспорол её, укладывая другой рукой остаточный жмых по всей поверхности раны.
В его походной сумке отыскал немного воды и сушёную рыбу, всё оставил раненому. Оружие разложил на траве, поодаль, но чтобы он его увидел, когда очнётся. Вроде бы всё. Надавил ему большими пальцами на надбровные дуги, растёр. Вскоре спасённый пленник очнулся.
– Как я и обещал, ты жив. Через пару часов уже сможешь подняться и сделать себе костыли, чтобы доковылять до ночи обратно в город. Если нога дорога, обмотай чем-нибудь рану поверх сырой накладки из листьев. Твоё снаряжение в целости и сохранности, потом заберёшь. А вот тебе на эскулапа, как прибудешь обратно, – слова я подкрепил брошенными в его сторону поднятыми у покойных бойцов увесистыми кошелями, и он тут же словил их на лету – вот что значит хватка наёмника! – Это тебе на первое время, ты же ведь понимаешь, что не следует возвращаться к своим после всего случившегося. Вольдер списал тебя, как расходы, возможно, изменил сценарий своего поражения, а если ты объявишься со своей историей, очевидно, кому первому из вас не поздоровится.
На лице бравого охотника за головами, совсем недавно намеренного не брать меня живым, проступили сразу две эмоции: благодарность и недоумение. В целом они напомнили детское выражение, когда ребёнок над чем-то вдумчиво размышляет, но до конца не понимает природы явления. Убрать эту жёсткую проступающую бородку с лица, закрыть шрамы – и выяснится, что вполне себе суровый наёмник внешне за мгновение помолодел лет на пятнадцать. Я заулыбался про себя такой особенности собеседника, но, не выразив эмоций, продолжил.
– Теперь, как видишь, наши пути диаметрально расходятся, мне пора.
После моих слов его лицо стало уж совсем выразительным. Пока я вставал и собирался уходить, его губы подёргивались, как нити паутины, натянутые ползущим за мухой пауком, будто он хотел что-то сказать, но не мог по непонятным никому причинам. Я уже отошёл на достаточное расстояние, но тут разобрал произнесённое им тихое «спасибо», хотя мне могло и показаться. Чего только не услышишь в утреннем лесу, когда так радостно поют все птицы вокруг, а листва на деревьях шумит, сливаясь в унисон, подобно шелесту волн о песок и гравий на берегу очень крупных озёр. Где ничто не важно, а заботы уходят далеко за горизонт, открываются новые виды на жизнь, только на другую жизнь, не эту… Ведь момент единения с природой, где только ты и абсолютная, непостижимая её глубина, лучше любых мечтаний и ожиданий!
Но не о том я размечтался. По крайней мере, с текущим раскладом отвлечение на подобные темы притупляет чувство опасности. Расслабляться некогда, пока за мной гоняются все, кому не лень. Следующий шаг – найти лошадь, припрятанную на другом конце леса в лачуге, бывшей когда-то охотничьим домиком. Не буду медлить. Упущенный главарь наёмников мог оставить по выходу из леса парнокопытное, и даже целую упряжь, что делает его ещё более опасным противником, если мне не удастся разорвать приличную дистанцию между ним и новой сворой приспешников, жаждущих лёгкой наживы.
Глава 5
Только за окном стало светать, мальчик проснулся, спрыгнул с высокой даже для взрослого кровати в отведённой ему на ночлег комнате, потянулся, широко зевнул и, потирая глаза кулачками, выглянул в круглое окно. Солнечные лучики тут же забегали по его лицу.
Вышел на кухню-гостиную. Ноздри защекотал свежий запах нарезанных спелых и сочных фруктов. Свет заливал комнату через восточное окно. Падая на стол, он создавал длинные причудливые тени зверей от глиняных чашек, тарелок, кувшинов, самих выполненных в форме разных животных.
– А вот и ты, мой юный друг. Запрыгивай скорей за стол! Как только лучи солнца падут вот на эту картину, мы пойдём к шаману. А пока приятного аппетита.
Головус указал рукой на картину, где изображено было поле с растущими хаотично молодыми деревцами в белом цвету, скорее всего вишнями. Затем он пододвинул к мальчику крупную кружку в форме козы, у которой вместо ручки своеобразно загнулись «рога», отчего держать её было в руках особенно удобно. В ней оказался чай из ароматных трав и сухофруктов неизвестного происхождения.
– Угуммм, – ответил ему Лууч, кивая с полным ртом.
Он поглощал дольки чудного фрукта, напоминающего по вкусу нечто среднее между переспелой алычой, кокосом и гранатом. Разумеется, ничего подобного он не пробовал в жизни.
– Смотрю, тебе понравились ягоды райского дерева, – улыбаясь во все белые здоровые зубы, ответил Головус. – Ну, последую твоему примеру.
Договорив это, гостеприимный друг мальчика зажевал огромный кусок прямо с голубоватой кожурой.
После фруктов ещё был сыр с дырками (размер которых позволял без труда просовывать туда один или даже два пальца), маленькие зелёные сладковатые орешки и вкусные белые пастилки, чьей рецептуры мальчик даже не стал уточнять, наслаждаясь вкусом.
– Ты достаточно плотно поел? – спросил Головус у Лууча.
– Да, весьма сытно и вкусно. Но откуда у тебя такие разнообразные запасы продуктов? Мне интересно узнать их происхождение и места произрастания. С другой стороны, это не так интересно, как прогулка до шамана по этой поразительной деревне… Посему я готов выходить прямо сейчас!
– Отлично, мне нравится твой настрой. Так не будем терять ни минуты. В путь, мой юный друг. Навстречу истине! – на этой фразе Головус поднялся из-за стола, быстро раскидал посуду с пищей по местам, а остатки накрыл широкой расписанной узорами тряпицей, напоминающей плотную марлю.
Он прошёл к двери на улицу, махнув рукой в знак следовать за собой. Во дворе мягко шумели плодовые деревья, птицы порхали и чирикали. Мальчик лучше рассмотрел обстановку: вот показалась дровница с аккуратно выложенными рядами дров, колодец ромбовидной формы, сложенный из крупных округлых белых и серых камней, скорее всего, натасканных с реки – места их первой встречи. Они вышли за пределы сада, и Луучу почудилось, что он слышит словно пение множества колокольчиков, не имеющее определённого источника звука, будто оно рождалось у него в голове. Затем друзья выдвинулись по уплотнённой каменистой посыпью дороге, между домами, вглубь поселения. С противоположного края деревни доносились удары молота о наковальню. Вскоре по краям извилистой дороги выросли ряды очень широких, но невысоких деревьев.
– Смотри, это светящиеся деревья. С наступлением сумерек они начинают светиться, и чем темнее на улице становится, тем ярче они горят, – посвящал Головус мальчика в тонкости местной флоры.
– Очень интересно, – ответил Лууч, и у него внезапно пересохло во рту, а руки мелко задрожали, как если бы он нёс тяжеленные камни всю дорогу, даже кисти очень устали.
– Но самое интересное, они не только светятся (свет у каждого дерева свой), так ещё и отпугивают всякий гнус. Так что умён тот хозяин, что строит дом рядом с таким деревом, пусть даже в небольшом отдалении. Не смотри на меня так, будто я по глупости живу далеко от этой рощи, у меня на заднем дворе есть несколько молодых саженцев: синий, розовый и белый – они-то и спасают вечерами от надоедливых насекомых. В период дождей их становится очень уж много. Вот сейчас, например, – он невзначай повёл рукой по округе. – Совсем мало гнуса, жара и сушь уморила их. Ни одна плотоядная тварь не любит тепла и света! Место ей во тьме и сырости, так что обходи стороной пещеры, глубокие овраги и тому подобные места. Убережёшься от опасности. Ничего нет сложного в том, чтобы соблюдать это простое правило в путешествии, ведь места здесь дикие, как ты заметил.
– Удивительное место Головус.
Словно подтверждая слова Головуса, под ногами в траву быстро переползла светлого окраса змея. Чёрный, оранжевый и красный орнамент по всей шкуре наглядно говорил о её возможной ядовитости. У Лууча обострились ощущения, и дрожь в руках сменилась холодком, словно он держал в ладонях эту змею. Он даже приостановился, змея тоже остановилась и сквозь траву смотрела прямо на него, высунув раздвоенный язык. По необъяснимому желанию ему самому захотелось высунуть язык, что он и сделал. Контакт будто бы усилился, змея даже тихо зашипела, но мальчик решил не обострять конфликт и побежал за Головусом. Тот же, не замечая его временной пропажи, говорил всё это время с ним.
– Как и все жители нашей славной деревни, я ценю хорошее отношение гостей к ценностям, ритуалам и обычаям, свойственным каждому подобному населённому людьми уголку. Вот мы и пришли! Что скажешь, дружище?
Лууч смущённо поднял глаза на открывшийся виду одинокий дом на холме, рядом с высоким ветвистым деревом. От самого дома было видно только черепичную крышу второго этажа. Всё остальное закрыла невысокая поросль более молодых деревьев.
– Да, я со всем сказанным согласен, – отделался мальчик и ойкнул, услышав знакомое шипение за спиной.
Головус было загородил собой мальчика. Взял ветку из-под ног, чтобы отогнать приставучую змею, однако храбрый Лууч вышел вперёд него сам. В упор глядя на безногую бестию, грозно сказал:
– Иди домой, цветастая!
Его словам Головус удивился больше, чем змея, коей и адресовал указание мальчик. Но та покорно сникла, развернулась и неторопливо уползла обратно в траву.
– Как нельзя вовремя я привёл тебя к шаману, Лууч! – среагировал поражённый мужчина. – Твой трюк со змеёй окончательно убедил меня, что ты очень необычный ребёнок для наших мест.
Забравшись без особых усилий по вымощенной тропинке вверх по склону, они очутились в саду буйно растущих деревьев, кустарников и травы в полтора раза выше Головуса. Растительность имела на своих вершинах великолепные сгустки алых цветов, похожих бутонами и лепестками на шафран, но почему-то пряно пахнущих кофе, с оттенками корицы. Тут Лууч опять вспомнил про родной дом и своих родителей – они по выходным у себя на кухне варили свежемолотый кофе, а его аромат заполнял все уголки жилища, от него было невозможно спрятаться. Только сам Лууч его никогда не пил, уж очень горький он был на вкус. Волна ностальгии ушла так же быстро, как и пришла, стоило им углубиться дальше в дебри.
Пройдя ещё немного, они заслышали знакомый звон колокольчиков, а затем приятное густое зычное пение, сменяемое горловым. Заросли закончились внезапно, словно остановившись у невидимой черты, по кругу отделяющей дом. На поляне с короткой травой возле дымящегося пепелища, сидел скрестив ноги шаман, укутанный в зелёную мантию с огромным количеством пришитых к ней разноцветных ленточек, листочков, бус и прочих диковинных атрибутов. Он держал в одной руке тройной колокольчик, позвенькивающий на разный лад в зависимости от того, в какую сторону он его тряхнёт. В его длинные белые волосы были вплетены многочисленные перья, изделия из металла и медвежьи когти. Другой рукой он достаточно часто выбивал определённый ритм на бубне, зажатом между колен. Мужчина с мальчиком подошли и сели на траву напротив него.
– Эййййяяяяяээээээээээ! – чуть погодя шаман закончил песнь на длинной артикуляции в горле, расставил руки в стороны, набрал воздуха в грудь и сильно дунул в пепелище перед собой. Огонь вспыхнул ярко и сильно, точно плеснули масла, однако никого не опалил, хоть гости и сидели достаточно близко. Из пламени вылетела крупная птица с длинным горящим хвостом и, стремительно набирая скорость, вспыхнула полностью, а затем испарилась высоко в воздухе.
– Ну, здравствуй, странник и следопыт, Сын ловчего Теруса, – путники оторвались от зрелища и уставились во все глаза на шамана. – Здравствуй, Лууч. Я ждал вас.
Жестом шаман пригласил их в своё жилище. Стоило им зайти туда, у мальчика стали нагреваться зелёные камни, с помощью которых он смог разжечь костер и согреться в ночь, когда заблудился в чужом лесу. Всё это время он носил их с собой. Изнутри стало понятно: дом имел два этажа вверх и аж три вниз. Все их соединяла широкая винтовая лестница, сделанная искусным плотником из чёрного дерева. Шаман с новоиспечёнными гостями проследовали на этаж ниже. В уютной обстановке они расселись прямо на полу, на пушистые ковры у круглого стола. Кругом горели крупные жёлтые свечи, в камине плясал маленький огонёк, подогревая большой казанок с аппетитно пахнущим варевом.
– ХайСыл! – позвал шаман, и невесть откуда появился высокий стройный юноша с крупным орлиным носом, внимательными карими глазами и вихрастыми пепельно-коричневыми волосами. – Кушать будем, угощай дорогих гостей.
ХайСыл – судя по всему ученик шамана, быстро разложил деревянную посуду и тарелки. Наложил всем кушанья из горячего медного казанка и присел сам. Варевом оказались грибы, какие-то овощи, опять неизвестные орехи, семена – всё это весьма вкусно уплеталось за обе щеки. Потом ученик принёс всевозможные овощные и фруктовые салаты, сыры, ягоды и напитки.
– Меня зовут КерукЭде, – внезапно заговорил шаман, нарушив тишину. – Я и мой ученик рады приветствовать вас, дорогие гости, у меня дома. Начну сразу с главного. Как вы уже убедились, пришли вы ко мне далеко не случайно, как принято говорить в мире у некоторых сидящих тут. В связи с этим с полной ответственностью перед тобой и всеми присутствующими духами с нами говорю тебе, Лууч: из твоего мира в этот тебя направила ко мне твоя амыдырал, то есть судьба. Тебе суждено прийти ко мне, но не стать моим учеником, как это принято, а несколько иначе. Выражаясь языком твоего мира, пройти экстренное обучение. Так или иначе, ты всё равно можешь зваться моим учеником. Таков бойдус, или природа вещей. Поэтому я берусь за тебя лично, как если бы ты был мой уйнук, или внук.
«Вот это поворот!» – думал скорее не про себя, а про своих родителей Лууч. – «Как они будут без меня, а я-то без них? Допустим, сдюжу, а они?» Но сказал он совсем другое:
