Сергей Бехтерев
Разыгрыш Творца
Глава 6
– А я вызываю следующего свидетеля и невольного соучастника – Ирину Непобедимую – бывшую супругу потерпевшего.
На сцену выпорхнула изящная красивая женщина.
– Итак, расскажите, пожалуйста, кем вы приходились усопшему и какие у вас были взаимоотношения в последнее время?
– Я – его бывшая жена. Мы развелись семь лет назад через год после рождения нашей дочери Полины, и с тех пор наши отношения были, мягко говоря, прохладными.
– Можно ли узнать причину развода?
– Мне очень тяжело дались роды дочери. Гормоны, долгое сохранение в больнице, сами понимаете. Я набрала почти 50 лишних килограммов, и у меня совсем не было энергии заниматься собой. Все силы уходили на Полину. Саша не стал этого терпеть и подал на развод.
– Расскажите, пожалуйста, что произошло двадцать девятого февраля? – спокойно продолжал задавать вопросы Вадим.
– Александр должен был перед работой заехать на школьный утренник дочери в столичную школу Церкви Истины Забории. Полина пела в школьном церковном хоре. Я позвонила ему и предложила встретиться перед выступлением.
СТОП!
Вот я уже сижу в своём чёрном представительском автомобиле. Дилшод аккуратно ведёт машину. Всё-таки хороший был у меня водитель! Немногословный, исполнительный, уверенный, надёжный. Играет лёгкая музыка, и я быстро успокаиваюсь после выплеска эмоций у отца Андрея. Вдруг раздаётся телефонный звонок. Это Ирина. Я смотрю на то, как сильно исказилось моё лицо. О чём я думаю сейчас? «Сука! Тварь! Неблагодарная сволочь! Как ты смеешь претендовать на мои достижения?! Как ты смеешь не давать мне видеться с моими детьми?»
Но тем не менее беру трубку.
– Я не хочу тебя видеть, ты! Я не хочу с тобой встречаться! Я просто хочу посетить представление любимой дочери! В последний раз? Ну хорошо, скоро буду…
До школы от Сити всего пять минут езды. И вот красивое чёрное здание с высокой оградой из почти трёхметровых оскалившихся острых копий. У входа ждёт Ирина. Я давно не видел её и удивляюсь тому, как она похудела. И как ей это к лицу. Но я не готов расщедриться ей даже на комплимент.
– Чего ты хочешь? – сэкономив на приветствии, сразу спрашиваю я.
– Саша, здравствуй… – неожиданно спокойно отвечает она, – я хочу рассказать тебе о том, что я поняла за последнее время.
– И ты тоже мне сегодня хочешь рассказать о своих открытиях? И что же ты поняла? – ехидно и с презрением спрашиваю я.
– Я поняла, что любовь бесконечна. Но её легко можно спрятать внутри. Её легко можно убить навсегда.
– Я не понимаю, о чём ты. И зачем ты мне это говоришь.
– Мы прожили с тобой вместе 20 лет. Пятеро детей. Ты – не последний в моей жизни человек.
– Да? И это говоришь ты? Женщина, которая судится со мной в течение последних семи лет? Шантажируешь детьми, пытаешься забрать у меня то, что Я! Я ЗАРАБОТАЛ!
– Это была не я, – тихо сказала Ирина и уверенно предложила: – Я согласна завершить нашу вражду.
– Да? И на каких же условиях? – повышенным тоном спрашиваю я.
– Наши четверо сыновей уже взрослые, они могут сами решить, когда и где с тобой видеться…
Меня передёргивает. Я не видел сыновей уже несколько лет. Единственное, что я мог, – читать их профили в социальных сетях и радоваться их успехам. Двое старших окончили престижные иностранные учебные заведения, один из них делал карьеру, второй развивал собственный весьма успешный стартап и уже готовился начать очередной раунд привлечения инвестиций. Двое младших ещё учились в университетах, причём самый младший решил остаться на родине. Но… Они отказывались со мной общаться… И лишь дочка – наша родившаяся перед разводом дочурка Полина любила меня всем сердцем. Господи… И как я её любил! Но Ирина…
– Я знаю про сыновей. Что с дочкой?
– Ты можешь видеться с ней когда захочешь. И сколько хочешь.
– А что насчёт материальных претензий? – с недоверием интересуюсь я.
– Ты можешь поступить так, как считаешь нужным. Дать мне столько, сколько я заслуживаю, – неожиданно спокойно отвечает Ирина.
– Меня это устраивает. Но в чём тут подвох? Каково твоё условие?
– Родной мой Александр… – она подходит ко мне близко… Берёт меня за плечи… ЧТО? ОПЯТЬ?! Не надо! Только не ты… – Просыпайся, Александр! Просыпайся! Пойми, что ты – не твоя ярость! Не твой гнев! Ты – не твои дети! Просыпайся, Александр! Саша, родной, миленький, просыпайся…
Пока Ирина говорит это, я наблюдаю за собой со стороны. Интересно, почему за все три дня после смерти я ни разу не просматривал этот эпизод? Мне чрезвычайно любопытно наблюдать за тем, как я меняюсь в эти моменты… Руки трясутся. Лицо искажается гримасой ярости. Я громко и медленно выцеживаю:
– ПРЕКРАТИ!!! ПРЕКРАТИТЕ! ВСЕ! НАДО МНОЙ! ИЗДЕВАТЬСЯ!
Я грубо сбрасываю её руки со своих плеч. У меня уже нет сил ни кричать, ни проявлять ярость. Ирина лишь шепчет:
– Иди к ней. Иди к Полине. Я подожду тебя здесь.
Я шатающейся походкой иду в школу. Мир кажется нереальным, будто мне снится кошмарный сон. Мутнеет перед глазами. Что за чертовщина со мной происходит? Остановлю просмотр здесь. Что там в зале суда?
СТАРТ!
Вадим спрашивает:
– И что же вы сказали ему на встрече? Дайте-ка угадаю. Вы сказали ему, чтобы он просыпался? Правильно?
– Верно… Я предложила ему прекратить наш бракоразводный спор.
– И что конкретно вы ему предложили?
– Любой вариант, который его устроит.
– Какое отношение к этому имеет подсудимый? – и Вадим яростно ткнул пальцем в восковую куклу.
– Это он попросил меня сделать так.
– Но почему вы согласились на это?!
– Вадим очень много сделал для меня в последние месяцы. Он помог мне выбраться из жесточайшей депрессии. Он познакомил меня с Викторией Колесниковой, и она провела для меня несколько потрясающих, если их можно так назвать, психоде… психотерапевтических сессий, позволивших мне снова начать жить…
ЧТО?! ВИКТОРИЯ КОЛЕСНИКОВА ПРОВОДИЛА ТЕРАПИЮ МОЕЙ ЖЕНЫ?! Она же теперь всё про меня знает! Всё! Хотя в моём нынешнем положении… Ну и пусть!
Ирина продолжила:
– Да… Начать жить… Я поняла свой путь, осознала, почему прожила жизнь так, как прожила, и как я могу снова начать жить, но теперь уже сама, настоящая. Без навязанных мне ограничений. Буквально за полгода мне удалось вернуть своё тело в отличную спортивную форму. Я вспомнила, что когда-то была мастером спорта по гимнастике. И… Я верю в то, что мне ещё удастся полюбить и стать любимой!
– Неужели Вадим не обещал вам никаких денег?
– Отчего же… Он сказал, что компенсирует всё, что мне недодаст Александр. Но он уверил меня в том, что Саша поступит справедливо. Будто бы он знал, чем всё закончится.
– Что произошло после того, как Александр ушёл в школу?
– Ничего. Я решила дождаться на улице и ещё поговорить с ним.
– Вы не знаете, о чём он говорил с Полиной?
– Не знаю.
СТОП!
Откуда Вадим знает о моём разговоре с Полиной?
Полина… Доченька моя… Когда ты родилась, я даже не подозревал, какое это счастье – быть отцом дочери. Как сжималось моё сердце, когда ты бросалась мне на шею. Как жаль, что наши встречи стали редки… Надо отдать должное твоей матери – при тебе Ирина меня никогда ни в чём не упрекала, и в твоём сердце не поселилась ненависть ко мне, как в сердцах сыновей. Пожалуй, я был счастлив только в те мгновения, когда мы были вместе: играли на детской площадке, строили замки из кубиков или смотрели мультфильмы.
Я прохожу через пост охраны школы. Если раньше они были только в частных школах, то в последнее время в Забории турникеты и так называемые секьюрити появились и в обычных школах, и даже в детских садах. Меня все знают, и я прохожу без предъявления пропуска, а охранники чуть ли не кланяются мне, выражая почтение. Но других посетителей останавливают и предлагают доказать родство с ученицами: просят показать документы, проверяют по базам…
Я захожу в актовый зал. В школе Церкви Истины Забории начинается постановка «Страстей Христовых». Полина поёт в хоре. Я попал на сцену суда Понтия Пилата. Внимательно слушаю. Такое ощущение, что поёт только Полина, все остальные голоса мне еле слышны. Я смотрю на неё. Она в первом ряду хора, который расположился слева от сцены. Дочка моя стала такой серьёзной в последнее время.
Я поставил задачу своей помощнице Даше обязательно планировать в моём календаре встречи с Полиной каждую неделю. Я не могу долго не видеться с ней. Но в последние недели она перестала радостно бросаться мне на шею при встрече. Что-то сломалось в ней.
В этом году она пошла в первый класс. Мне пришлось включить все свои связи и даже занести вознаграждение куда следует, чтобы Полина попала именно в эту школу. Близость к Сити и растущая популярность Церкви Истины Забории способствовали огромному конкурсу на поступление. Утром детей привозят в основном чёрные лимузины с мигалками на крышах. Заведение строго для девочек. Преподавательский состав – тоже исключительно женщины в строгих чёрных платьях с длинным подолом. Принятая для учащихся униформа – также чёрные платья с узкой белой окантовкой.
В сентябре дочь постоянно говорила мне, что ей страшно в школе, и просила меня перевести её куда-нибудь. Но надо, милая, нужно прижиться здесь. Тебя же не бьют? Не оскорбляют? Ну и что же ты? Ты заведёшь нужные знакомства среди детей правителей мира, обрастёшь правильными подругами, это пригодится тебе в будущей жизни. Но дочь не понимает. Только плачет и каждое утро говорит, что не хочет никуда ехать.
Я продолжаю смотреть на Полину. Вот представление заканчивается, и дочь бежит было ко мне, но вдруг смотрит на учительницу, которая почти незаметно приподнимает брови, и тут же переходит на степенный шаг. Но почему ты не обнимаешь меня как раньше, доченька? Что с тобой случилось, родная моя? Ты так прекрасно пела! Я горжусь тобой! У тебя настоящий талант! Папа, забери меня отсюда… Ну как же, дочка? Мы же столько раз с тобой обсуждали это. Это лучшая школа Лосквы для девочек из обеспеченных семей. Папа, хорошо… Я согласна… Каким же странным голосом ты говоришь это, Полина! Я сажусь к тебе ближе, крепко обнимаю. Ты смотришь мне в глаза своими ясными голубыми глазами и вдруг говоришь: «Я засыпаю, папа… Я засыпаю…» Что?! Что ты сказала?! «А ты знаешь, папа, если ты проснёшься, ты заберёшь меня отсюда. Поэтому просыпайся, папа! Просыпайся!» И такая редкая теперь озорная улыбка появилась на твоём лице. И вдруг промелькнул этот огонёк в глазах! Но неужели ты с ними заодно? Неужели ты тоже с ними?! И ты тоже? Не может быть! Что со мной происходит вообще?! Учительница зовёт детей к себе. Я целую тебя и выхожу на улицу.
Господи… Что же за день сегодня такой?! Ирина ждёт меня у выхода.
– Саша, что случилось? На тебе лица нет…
– Знаешь, Ирин… Полина тоже попросила меня проснуться.
– Да? – удивилась она. – Вот ведь как. Значит, тебе действительно пора проснуться. Давай так… Я соглашусь с любым решением, которое примешь ты. Но ты настоящий! Не твоя ярость! Не твоя обида! Не твоя боль! Ты настоящий! Когда ты проснёшься!
– Да что ты заладила-то? – пытаюсь взорваться я, но уже нет на это сил и никакого желания. – А сейчас я ненастоящий, что ли?
– Да, сейчас ты закрыт в броню своих предубеждений. Пойми, что это наши роли убили любовь между нами! Но ты – не твой гнев! Не твоя ярость! Не твоя чёртова похоть! Пойми это! Просыпайся, Саша! Просыпайся!
Но я уже повернулся к ней спиной и пошёл к лимузину. Что за бред? Ересь какая-то!
Хватит это смотреть!
СТАРТ!
Ирина на суде продолжает рассказ:
– Но знаете, Вадим, он сказал мне тогда, что Полина тоже попросила его проснуться.
– Вот ведь как, а я и не знал об этом, – искренне удивился Вадим и обратился к манекену: – Что же вы, подсудимый, не сказали мне об этом?
Но силиконовый манекен не отвечал. Вадим закончил:
– У меня нет больше вопросов, Ваша честь.
– Может быть, вопросы есть у стороны защиты? – спросил судья.
– Да, позвольте, Ваша честь, – Генрих уверенно, но как бы небрежно вышел в центр сцены. – Уважаемая Ирина, правильно ли я понял, что подсудимый сделал для вас только добрые вещи?
– Да, господин адвокат.
– А как повлияли на Александра ваши фразы с призывом пробудиться?
– Я считаю, что они помогли ему задуматься о важных жизненных вещах.
– Благодарю. У меня больше нет вопросов.
Ирина задумчиво спустилась обратно в первый ряд.
Глава 7
– Я приглашаю Дилшода – личного водителя потерпевшего! – провозгласил Вадим.
И ты с ними заодно, Дилшод. Верный мой Дилшод…
На сцену вышел мужчина восточного типа внешности в аккуратном, чистом, недорогом чёрном костюме, в белой рубашке с чёрным галстуком.
– Уважаемый свидетель, расскажите нам, пожалуйста, как вы познакомились с потерпевшим?
– Два года назад я подвозил его на VIP-такси, и Александр сделал мне предложение стать его личным водителем.
– Можно узнать у вас, о чём вы говорили с Александром двадцать девятого февраля?
– Охотно. По дороге в школу…
СТОП!
Дилшод…
Два года назад он так подкупил меня уверенностью, учтивостью и какой-то восточной мудростью, что я просто не смог не сделать ему предложения о работе. Никто так элегантно не открывал мне двери. Я просто спросил тогда, сколько он хочет зарабатывать, и добавил к названной сумме ещё десять процентов на вечные чаевые, как пошутил я тогда. И Дилшод стал работать у меня. За два года он не задал мне ни одного ненужного вопроса. Ни одного косяка. Ни одного опоздания. Но только не в тот день…
– Могу я задать вам вопрос, Александр Сергеевич? – неожиданно спросил Дилшод, когда мы поехали обратно. Это случилось впервые за два года.
– Конечно, Дилшод, задавай, – удивлённо отвечаю я.
– Помните, два года назад, когда вы предложили мне работать на вас, я сообщил вам, что по правилам нашей организации, если компания-заказчик переманивает к себе на постоянную работу водителя, то должна быть уплачена компенсация в виде трёхмесячной зарплаты сотрудника? И если эта компенсация не платится, то водитель попадает в неофициальные чёрные списки таксистов и больше никогда уже не сможет работать в VIP-такси? Я сказал вам тогда, что не могу заплатить такую сумму. Помните, что вы обещали мне тогда решить этот вопрос?
– Помню. Я обещал его решить, и я его решил, – холодно и спокойно отвечаю я. – Ты работаешь у меня уже два года, зарабатываешь больше, чем раньше, и я не собираюсь тебя увольнять. Это и есть решение. Я же не обещал за тебя заплатить.
Я нахожу в своей голове раздражённые мысли: «Да что он о себе возомнил? Неужели он сам не понимает, что мне логичнее не платить? Ведь если тебе некуда идти, то и работать на своём текущем месте ты будешь лучше и старательнее, будешь держаться за это место. Да и экономия к тому же…»
Дилшод молчит какое-то время.
– А могу я вам рассказать восточную притчу? Мне поведал её дедушка Шерзод, когда я был маленьким.
– Ты ещё никогда не рассказывал мне притч. Валяй, – подозрительно, но с интересом разрешаю я.
– Однажды по пустыне шёл караван. Опустилась ночь, и караван остановился на ночлег. Мальчик, присматривающий за верблюдами, спросил у проводника: «Верблюдов 20, а верёвок всего 19, как быть?» Тот ответил: «Верблюд животное глупое, подойди к последнему и сделай вид, будто его привязываешь, он поверит и будет вести себя спокойно». Мальчик сделал так, как велел проводник, и верблюд действительно спокойно стоял на месте. На следующее утро мальчик пересчитал верблюдов, все 20 были на месте. Торговцы погрузили на них поклажу. Все верблюды выстроились в вереницу и направились к городу. Все, кроме одного. «Старший, один верблюд не идёт за караваном», – заметил мальчик. «Тот, на которого вчера не хватило верёвки?» – переспросил проводник. «Да, как вы догадались?» – подтвердил мальчик. «Не важно, подойди и сделай вид, будто отвязываешь его, иначе он будет считать, что всё ещё связан, и не двинется с места». Мальчик так и сделал, и караван в полном составе продолжил путь.
Я молчу какое-то время…
– Что ты мне этим хочешь сказать, Дилшод?
– Вы сами прекрасно всё понимаете, Александр Сергеевич. Мы все – верблюды в этой жизни. Мы привязаны тем, чего не существует. Вот вы привязаны алчностью, жаждой наживы, стремлением заработать во что бы то ни стало. Поэтому не стали держать обещания. Но всего этого не существует. Верёвки нет, понимаете? Верёвки не существует! И когда вы поймёте это, вы сможете проснуться.
– Что ты сказал? – еле слышно переспрашиваю я, впрочем, уже не удивляясь ничему…
– Я хочу сказать: просыпайтесь, Александр. Вы – не ваша жадность. Вы – не ваша жажда наживы. Вы – не ваша власть. Просыпайтесь…
– Останови… – тихо говорю я. – Я дойду дальше сам… Ну… Останови же немедленно! – практически обессиленно говорю я.
Я хватаю подарок для Виктории и выхожу из машины. До Сити осталось примерно триста метров. Я перешагиваю через маленький заборчик, который отделяет дорогу от газона, через пять метров перешагиваю ещё через один, отделяющий уже газон от набережной. Целый день мне говорят, чтобы я проснулся. И весь день меня сопровождают всякие заборы и ограды. Интересная у нас всё-таки страна. Не зря её называют Заборией! Пожалуй, можно вернуться в зал заседаний.
СТАРТ!
Дилшод ответил на вопрос прокурора:
– Охотно. По дороге в школу я молчал, но на обратном пути я… – и далее Дилшод детально пересказал весь диалог, который я только что наблюдал.
– Но ведь вы вряд ли до этого додумались сами, верно?
– Верно. Меня подговорил к этому обвиняемый – Вадим Викторович.
– Обещал ли он вам что-нибудь в качестве вознаграждения?
– Он внёс за меня компенсацию, и теперь меня нет в чёрных списках таксистов. Также он заплатил мне аванс за полгода вперёд, как он сказал, «на всякий случай».
– Спасибо, у меня больше нет вопросов.
– Очередь стороны защиты. Пожалуйста, – поторопил адвоката судья. Заметно было, что судье нравится всё происходящее и ему самому не терпится узнать, как развивалась история дальше.
– Дилшод, расскажите, пожалуйста, – неторопливо начал Генрих, – как Вадим аргументировал необходимость сделать то, что сделали вы.
– Вадим Викторович сказал, что он хочет, с одной стороны, разыграть Александра, а с другой – помочь ему исправить свои ошибки.
– Вы согласны с тем, что у него не было умысла причинить вред Александру Непобедимому?
– Разумеется.
– Благодарю вас.
Дилшод спустился со сцены. Зал тут же загудел ещё сильнее. Зрители перешёптывались, и со всех сторон можно было услышать обрывки фраз: «А что этот ему сказал?.. Ты – не твоя жадность?.. Ты – не твоя жажда наживы?.. Какой розыгрыш!.. Розыгрыш про пробуждение, получается?..» – повторяли все вокруг и фотографировали сидящих в первом ряду свидетелей. Ну а я подгоняю время, чтобы понять, почему они убили меня, а главное – как они это сделали.
Глава 8
СТОП!
Что тогда происходило со мной? Вот я стою и долго смотрю на Лоскву-реку за гранитным ограждением набережной. Пустота. Потерянность. И какая-то безысходность и бессмысленность. Что вообще происходит сегодня? Дико хочется курить. И вдруг я замечаю рядом облокотившегося на гранитный парапет набережной Телёнкина – референта Вадима! Он весь в чёрном, его давно не мытые волосы противно блестят на солнце. А я даже не помню, как его зовут…
– Вы случайно не курите? – не здороваясь, я обращаюсь к нему.
Он поворачивается ко мне, улыбается во весь свой жёлто- и кривозубый рот и быстро-быстро кивает. Странный тип.
– Ради бога, угостите, пожалуйста, сигареткой?
Он протягивает мне пачку. Это оказываются тонкие сигареты Vogue. Я беру одну, он тоже, и мы закуриваем. Затягиваясь, спрашиваю:
– Прошу прощения, но я совсем забыл, как вас зовут…
Он улыбается ещё шире и отвечает:
– Ну, конечно, мы же не общались с вами раньше. Зовите меня, скажем, Фегот.
– Фегот? Не Федот? Не Фёдор?
– Ну, конечно, Федот, – отвечает он, но я-то точно слышал, как до этого он сказал Фегот. Что за странное имя? Я перемотал обратно и прослушал снова. Точно. Фегот. Действительно, странное имя…
– А вы – личный референт Вадима Викторовича? – больше чтобы поддержать диалог, спрашиваю я.
– Да, именно так. И Виктории Викторовны, – и он продолжает так же нагло улыбаться.
– А давно вы с ним?
– Вот уже как почти семь лет… – таинственно подмигивая и будто гримасничая, отвечает он мне.
– А как давно вы референт Виктории? – мне интересно всё, что связано с Викторией.
– Ооооо… С Викторией Викторовной я уже очень-очень давно. Боюсь и года считать – собьюсь! – и он стал смотреть на водную гладь реки.
Мы молча докуриваем. Я решаюсь его попросить:
– А можете отдать мне всю пачку? Или продайте мне её! Вот пять тысяч, пожалуйста! – я смущённо тяну ему купюру, но он смотрит на меня с усмешкой.
– Что, тяжёлый день, братишка? – неожиданно фамильярно вдруг заявляет он. – Ты какой-то потерянный, сонный. Тебе бы взбодриться, а ещё лучше…
Я уже знаю, что он мне скажет. Ну, конечно…
– …проснуться!
Ну вот, и ты туда же?! Я уже молчу. Не реагирую. Всё-таки референт Вадима Викторовича. Нет сил говорить и удивляться.
– На, бери всю пачку, денег не надо. И зажигалку тоже, – так же фамильярно продолжает Фегот, или как его там? – Береги себя!
Он уходит, ссутулившись, в другую от офиса сторону по набережной.
Закуриваю вторую сигарету. Давно не курил, кружится голова. Ещё больше пустоты. Отрешённость. За второй закуриваю третью. В руках подарок для Виктории. Виктория! Осталось совсем недалеко дойти до офиса. Я обещал тебе рассказать про свой опыт медитации. Сегодня твой день рождения.
И, может быть, пойдём выгуливать твоих кошек? Я иду к зданию, и… У входа меня встречает Лёша Востряков – мой вице-президент по коммерции. Да он же, должно быть, следующий свидетель!
СТАРТ!
Я хочу узнать, что он скажет!
– Вызываем следующего свидетеля, Алексея Вострякова!
Так и есть! Вадим вызывает их по порядку! Лёша выходит на сцену. Лёша. Мы 24 года работаем вместе, с тех пор, как я принял его на позицию ассистента трейдера. Он всегда был моей правой рукой. Когда я поднимался по служебной лестнице, он шёл за мной следом. Когда я стал президентом группы, выбор нового вице-президента по коммерции был очевиден. Такой же жёсткий, как я. Такой же целеустремлённый. Острый, неудержимый, смелый. И преданный. За все эти годы ни разу меня не подвёл. Неужели и ты, Брут? Вадим продолжает своё странное шоу:
– Алексей, расскажите, пожалуйста, о том, что произошло двадцать девятого февраля.
– Я встретил Александра у входа в здание штаб-квартиры…
СТОП!
– Привет, Саша, – издалека приветствует меня он. В нашей компании все топ-менеджеры обращаются друг к другу на «ты» и по имени, но это не дозволяется подчинённым, которые обращаются к руководителям на «вы» и по имени-отчеству. Ещё издалека я заметил у ног Лёши огромный золотой кубок, который я вручил возглавляемому им департаменту коммерции чуть меньше месяца назад.
– Привет, Лёша. Что это у тебя? И зачем?
– Это кубок – приз самому инновационному подразделению, разве ты не узнаёшь?
– Да, но зачем он здесь?
– Я хочу вернуть тебе его. И командную премию тоже. Если не возражаешь, мы отдадим её в фонд Хвабенского и потратим на десять операций для малышей.
– Но почему? – уже не удивляясь странностям этого дня, интересуюсь я.
– С тех пор, как ты инициировал вручение этой награды четыре года назад, её ежегодно выигрывало только одно подразделение – коммерческий блок. Неудивительно. Ведь мы больше всех общаемся с клиентами, слышим их чаяния и ожидания и нам легко предлагать идеи для инноваций.
Я вяло возражаю:
– Но ведь благодаря этому количество инновационных проектов выросло в пять раз в целом по компании.
– Пожалуй. Но другие подразделения перестали вообще предлагать что-либо.
– Полагаю, ты прав… – безразлично соглашаюсь я. Мне, честно говоря, уже всё равно. – А почему от денег отказываетесь? Если коммерсанты отказываются от денег – это тревожный симптом, – пытаюсь шутить я, но Лёша не улыбается.
– Знаешь, я понял, что улучшать компанию за вознаграждение – это всё равно что заниматься сексом за деньги. Я не хочу больше играть в такие игры, – неожиданно смело заявляет он.
– Да? А в какие игры ты хочешь играть? – пытаясь выразить удивление, спрашиваю я.
– Знаешь, Саша, я так много узнал за последний месяц. А что, если можно создать организацию, в которой люди будут предлагать идеи… просто для того, чтобы сделать мир лучше? Чтобы творить и получать от этого удовольствие? Чтобы реализовывать свой потенциал?
– Ты думаешь, такие организации существуют? Даже в церкви это невозм… – я вспомнил Андрея и осёкся.
– Но ведь это возможно? – продолжает Алексей. – А если возможно, то почему бы в это не сыграть? Знаешь, мне сейчас кажется, что все люди спят, но они могут проснуться…
– Проснуться? – предвидя, что дальше скажет он, переспрашиваю я тихим голосом.
– Да, именно.
– И как это должно выглядеть?
– Да просто, Саша! Просто! Просто просыпайся, Саша! Пойми, что ты – не твоя карьера! Не твои победы! Не твои награды и эти чёртовы кубки! – и Алексей пинает кубок, который опрокидывается и, гремя, катится к моим ногам.
Я смотрю на себя со стороны. Ни один мускул не дрогнул на лице. Уже всё равно. Нет никаких сил. Сумасшествие. Какое-то безумие весь день…
– Оставь меня, Лёша, пожалуйста. Пойду, – я направляюсь к входу в здание, но перед дверью останавливаюсь, оборачиваюсь и бросаю: – Не думал, что и ты туда же… Эх…
СТАРТ!
Вадим переспрашивает Алексея:
– Значит, так всё и было? Какое отношение к этому имеет обвиняемый?
– Месяц назад Вадим собрал топ-менеджеров и сказал, что мы должны пройти вечерний курс обучения у Виктории Колесниковой. Но об этом обучении не должен знать Александр Непобедимый.
Что? Без моего ведома? Ну и ладно. Впрочем, я не удивлён. Логично всё складывается. Снова Виктория. И Вадим. Это они убили меня! Но как?! Алексей продолжает:
– …Это обучение перевернуло моё представление о менеджменте. Виктория рассказала, как устроена Игра. Она рассказала нам о том, что есть следующий уровень Игры! Но… Я не мог рассказать об этом Александру, Вадим настойчиво попросил меня не делать этого.
– А что он попросил вас сделать?
– Вернуть ему кубок, премию и произнести вот эти фразы про пробуждение, но Александр меня не дослушал и сразу ушёл в здание. Он был такой уставший тогда, такой странный. Я никогда раньше его таким не видел.
Вадим закончил:
– Ясно, спасибо, у меня больше нет вопросов.
Очередь перешла к Генриху:
– Вы сказали, уважаемый Алексей, что… эммм… Работать ради денег – это всё равно что жить, чтобы дышать и есть?
Алексей улыбнулся:
– Не совсем так, но близко по духу.
– А для чего тогда работать?
– Чтобы получать невероятное удовольствие от творчества – от того, что делаешь этот мир лучше, сильнее, светлее… – голос Алексея вдруг стал звонким и самозабвенным, – да вы даже не представляете, какая энергия скрыта внутри каждого из нас! Настоящий ядерный реактор! Понимаете ли вы это?
– То есть то, что Вадим попросил вас сказать Александру, вы считаете благом, верно?
– Только так и считаю. За последний месяц я совсем иначе увидел эту жизнь – как Игру! Но… Кто же знал, что так всё закончится…
– Спасибо, у меня больше нет вопросов.
