Сергей Булин
Исправительная колония Земля. Российский филиал
Но, видно, так уж повелось на свете: когда мы действительно что-то начнём понимать, мы уже слишком стары, чтобы приложить это к жизни, так оно и идёт – волна за волной, поколение за поколением, и ни одно не в состоянии хоть чему-нибудь научиться у другого.
Эрих Мария Ремарк «Черный обелиск»
Пролог
Уважаемый Высший Суд!
С точки зрения простого человека, всё, конечно же, выглядит иначе, чем с высоты моего истинного положения. Именно поэтому я решил, пока помню, описать всё, что я пережил в последние месяцы своей жизни на Земле, в этой книге. Прошу Высший Суд учесть запись этих воспоминаний и приложить их к моим основным показаниям по делу об инспектировании колонии Земля с целью определения эффективности её функционирования. Я нисколько не претендую на сколько-нибудь художественный или литературный уровень этого повествования, ибо такая задача не стояла. Главной целью описания жизни на Земле с позиции обычного человека является возможность донести до уважаемого Высшего Суда альтернативную, но заслуживающую внимания, позицию в отношении содержания заключённых в этой колонии. Особое Ваше внимание прошу уделить мотивации поступков людей, так или иначе помогавших нам в поисках сатаны, а также помогавших лично мне в моём стремлении познать истину…
Отец Тимофей
Последняя электричка должна была доставить меня до садоводческого товарищества, где у меня когда-то был дачный домик, минут за сорок. О чём отвлечённом можно подумать в эти сорок минут, когда ты в федеральном розыске и по твоему следу идут не простые полицейские, а профессионалы из ФСБ? В принципе, ни о чём. Ни о чём таком, что действительно могло бы отвлечь. Поэтому я просто стал вспоминать, пусть и не последовательно, события этих последних дней, заставивших меня бросить всё и «пуститься в бега». Мелькающие тени за окном и равномерное постукивание колёс настроили на нужный лад, и воспоминания сами заполнили мою голову…
Отец Тимофей оказался первым служителем церкви, внешний вид которого меня не оттолкнул. Иметь такого священника в духовниках – не так уж и плохо. Его основное достоинство, покорившее меня, это вера. Настоящая искренняя вера, не показушная, не надуманная. Именно такая вера помогает ему быть услышанным Богом. И он догадывается, что Бог его слышит. Оттого и вера его всё крепче с каждым днем. Но однажды в его жизни вдруг «нарисовался» я со своими запретными в среде духовенства фразами… Теперь его задача – понять, где правда и что делать со всеми этими шпионскими играми высших церковных чинов. А дело было так…
Решился я попробовать тему с «адвокатом небесной канцелярии», и начал посещать службы в разных церквях. Я догадывался, что найти своего духовника мне будет ой как не просто – мне, дожившему почти до сорока лет и ни разу не побывавшему в церкви по собственному желанию. Но теперь, когда мне открылась вся иерархия сущего, я прекрасно понимал, что без проводника в виде священника с сильной верой, мне до Бога не достучаться.
На исповедь к отцу Тимофею я в очереди был последним. Я специально так подгадал. Почему, спросите? Ну, представьте: я первый раз на исповеди, мало что знаю, в основном из описаний в интернете, с памятью на молитвы совсем плохо, настроя никакого… Но всё прошло гладко, легко, без неловких моментов и недопонимания. Всё потому, что отец Тимофей ставил во главу исповеди не строгое каноническое соблюдение обряда, а её суть и конечный результат. Во время исповеди он направлял меня, задавая соответствующие вопросы. Очень понравился и запомнился один из них: «С тем ли, сын мой, ты пришел на исповедь, чтобы действительно очиститься от своих грехов, или с тем, чтобы только соблюсти установленный порядок?». При соответствующем настрое солгать при ответе на этот вопрос не получится – отец Тимофей уловит интонацию и всё поймёт… Если точно не мог вспомнить нужные слова, обязательные для обряда, он подсказывал, или просто говорил «повторяй за мной». А когда он меня спросил, все ли грехи я ему поведал, не утаил ли, не забыл ли чего, я возьми и ляпни: «Про земные грехи всё рассказал, а про небесные грехи свои рассказать не могу, не помню…».
Неожиданно для меня отец Тимофей быстро отошёл к окну, пробормотал себе под нос какую-то молитву, перекрестился и непонятно откуда достал цилиндрический пенал с запечатанной сургучом и ниткой верхней крышкой. Он вскрыл печать, открыл пенал и достал из него свернутый в трубочку лист бумаги с какими-то записями. Прочитав его раза два, как мне показалось, отец Тимофей посмотрел на меня оценивающим взглядом – как будто он пытался разглядеть во мне то, что ранее упустил.
– Что помнишь, а что не помнишь – об этом я бы хотел поговорить с тобой отдельно, в другой день и не в стенах храма, – произнёс отец Тимофей, вкладывая лист бумаги обратно в пенал. – Как зовут тебя в миру, как твоё полное имя? И как найти мне тебя?
Я улыбнулся, предвкушая возможную реакцию на мой ответ, и тихо, но внятно произнёс:
– Заключённый Волков Николай Викторович, исправительно-трудовая колония Земля, российский филиал. Личный номер – восемь, девятьсот десять, триста восе…
– Погоди, – прервал меня отец Тимофей, нисколько не удивившись такому моему представлению. – На вот, запиши – позвоню, когда время придёт.
Он протянул мне маленький клочок бумаги и такой же маленький, короткий, карандаш. Я записал номер телефона, мы попрощались, и я побрёл «куда глаза глядят». Это был лучший способ обдумать произошедшее и наметить план действий.
Перво-наперво в «осознанке», а именно так я назвал то состояние, в котором я имею доступ к своему подсознанию, следовало выяснить всё про этот странный запечатанный пенал. Не зная его содержимого, поведение отца Тимофея немного не вписывалось в моё понимание. Для получения любой информации мне достаточно вызвать в «осознанке» именно того человека, который, по моему мнению, может иметь интересующие меня знания. После этого нужно просто спросить его о том, что хочешь узнать, и он даст тебе ответ. Вот только правдивый это будет ответ или нет, зависит от твоего безразличия, от твоей нейтральности к сказанному им. В противном случае, вместо правды приглашённый тобой «эксперт» даст тебе именно тот ответ, который ты подсознательно ожидал услышать. Тренировать свой разум на беспристрастность я отказался уже давно. Вместо этого я придумал нечто другое. Так как в «осознанке» я могу материализовать любой предмет, даже не существующий в реальности, то свои расспросы источников информации я вёл с применением придуманного мной Фильтратора лжи. Этот прибор имел на входе микрофон, в который говорил «эксперт». А я слушал ответ через наушники, подключенные к выходу этого прибора. Его замечательная функция заключалась в том, что он фильтровал ложь и выводил на динамики наушников только истинную правду. Вот такую «мечту спецслужб» придумал я в одном из своих погружений в «осознанку».
Только узнавать собственными силами про загадочный пенал мне возможности не представилось – отец Тимофей позвонил мне ещё до того, как я успел дойти до дома. Он назначил мне предварительную встречу.
Я шёл на эту встречу с пустой головой – я не мог и не хотел ни о чём думать. Почему-то всё, что было так или иначе связано с отцом Тимофеем, я с самой первой минуты стал воспринимать как должное, и он сразу стал моим «адвокатом небесной канцелярии». По крайней мере, я так хотел. Я хотел, чтобы именно он представлял мои интересы в суде перед Богом. Мне его не назначили. Я сам его выбрал. И посему – он не «бесплатный» адвокат, а защитник, услуги которого я должен оплатить. Какова будет плата, я пока не знаю. Но я готов…
Первый раз вне стен храма мы встретились на набережной, у парковой арки. Отец Тимофей раскрыл принесённый с собой фольгированный термопакет для заморозки, положил туда свой сотовый и протянул открытый пакет мне, предлагая сделать то же самое. «Похоже, у него за плечами боевое прошлое…», – отметил я и положил свой смартфон туда же.
– Вот что, Николай, – начал разговор отец Тимофей. – Не буду ходить вокруг да около… После твоих слов в храме, все данные о тебе я в двухдневный срок обязан сообщить в Московский Патриархат. А пока у меня есть эти два дня, я для себя хочу понять, откуда у этой, на мой взгляд, ереси, растут ноги. И я прошу тебя помочь мне в этом разобраться.
– Чем же я могу помочь? – спросил я, пытаясь остановиться.
Но отец Тимофей и не думал останавливаться – он шёл по набережной уверенным, неспешным шагом, постоянно кидая взгляд по сторонам, не поворачивая головы.
– Отцом Тимофеем я стал волею судьбы, и как того пожелал господь. И не было никогда для меня другого святого писания, кроме Библии. Ничего другого не знал и не признавал… И потому не было предела удивлению моему, когда после хиротонии поведали мне о так называемых «секретных заповедях», предназначенных лишь духовенству. Одна из этих заповедей гласит: «Не допускай разговоров пустых о грешных деяниях, совершённых на небесах. А коли кто упомянет о них, как о своих, – отвори печать на «Устах Божьих» и прочти, что повелевает сделать Господь». Никогда я не думал, что настанет тот день, когда я вскрою эту печать, но ты на исповеди упомянул про свои небесные грехи… Хочешь узнать, что поведали мне «Уста Божьи»? Знаешь, что, оказывается, хочет от меня Господь?
Я вопросительно посмотрел на своего собеседника, но он даже не повернул головы в мою сторону.
– А должен я аккуратно, чтобы ты не испугался, выведать у тебя полное твоё имя, адрес, номер телефона, и в двухдневный срок всё это сообщить в Патриархат. Только не для того я стал священником, чтобы играть в эти шпионские игры! Ничего такого, я думаю, ты против церковного уклада не имеешь, а про грехи небесные ляпнул, потому как не до конца ещё разобрался, где человек может согрешить, а где о грехах как таковых и смысла нет говорить.
Отец Тимофей, наверное, рассчитывал, что я соглашусь с его мнением, или хотя бы просто промолчу. Но я в этой непонятной для меня ситуации всё же возразил:
– Про грехи небесные ляпнул, потому что как раз сейчас и начал разбираться. Только вот самостоятельно память вернуть не получается пока. Потому и пришёл в церковь, чтобы через Вас меня Бог услышал и указал мне на грех мой, за который я сейчас на Земле.
Вот теперь отец Тимофей остановился. Я не ожидал, не сразу среагировал и ещё пару шагов прошёл один.
– Сегодня вечером нам нужно будет встретиться ещё раз, – задумчиво произнёс отец Тимофей и протянул мне записку с адресом. – Часам к семи подходи…
Осознанка
Отец Тимофей медленно поставил перед собой на стол гранёный двухсотграммовый стакан. Слева от него на стол лёг плавленый сырок. Затем он уверенным и привычным, как мне показалось, движением вскрыл бутылку вина и наполнил стакан почти до краёв.
– С чего начать? – спросил я.
– С самого начала, что первое помнишь, – промямлил отец Тимофей и залпом опрокинул в себя содержимое стакана.
– Первое воспоминание… Я на руках у матери, она меня кормит. Комната залита солнечным светом. Мне тепло и спокойно. Ничего не хочется.
– Думаешь, именно тогда память ушла? – уточнил отец Тимофей.
– Скорее всего, да. Ведь следующее воспоминание уже спустя несколько лет: вечер перед первым моим походом в детский сад. Я не хотел ложиться спать, волновался за следующий день.
– Тебе налить? – спросил отец Тимофей, поднимая бутылку вина.
– Нет, – отказался я. – Не трезвым гораздо тяжелее попадать в «осознанку».
«Осознанка»… Термин этот придумал я сам. До этого их и так существовало предостаточно: осознанные сновидения, вне телесные переживания, фаза и прочие вариации. Однако моя «осознанка» – это не просто еще одна формулировка. «Осознанкой» я её назвал потому, что именно в этом состоянии у меня получилось осознать суть всего происходящего со мной и с этим миром в целом. Состояние это очень напоминает «просоночное», когда ты уже не спишь, но глаза по-прежнему способны получать зрительные образы из мозга. При этом ты абсолютно чётко себя осознаёшь и можешь контролировать.
– Я шёл к этому долго. Очень долго… – продолжил я, помолчав. – Сейчас мне «сороковник», а первые мысли, что в этом мире что-то не так, посетили меня ещё в детсадовском возрасте.
– Именно тогда ты первый раз попал в «осознанку»? – уточнил для себя отец Тимофей.
– Нет. Сначала у меня стали случаться сны, в которых я точно знал, что сплю, и мог управлять там всем по своему желанию.
– Расскажи, как это случилось в самый первый раз.
– С определённого момента времени я не мог засыпать в полной темноте. Этот страх пришёл неожиданно, одним очень тёмным зимним вечером. Уличный фонарь, обычно освещавший мой потолок через не до конца прикрытые шторы, по какой-то причине потух. Быстро уснуть у меня никогда не получалось. Поэтому я, что называется «от скуки», вглядывался в темноту. Чем дольше я это делал, тем больше деталей мог увидеть. Это невинное развлечение перед сном в один момент превратилось в кошмар. Мои глаза уловили какие-то красные и жёлтые пятна. Сначала слабые, потом всё ярче и ярче. За несколько секунд они слились в некий расплывчатый образ, и этот образ стал приобретать четкие границы….
Это была голова лысого толстощёкого мужика, похожего на гномика из мультфильма, с носом очень неправильной формы. Он улыбался – именно поэтому я не сразу испугался. Куда бы я не повернул свой взгляд, этот образ перемещался за ним, как привязанный. Как будто эту лысую морду я сам своим взглядом проецировал в темноту. Испугало меня именно то, что я никак не мог отделаться от этой головы! Куда бы я не посмотрел, голова была перед моими глазами. Я хотел отвернуться или совсем убежать из комнаты, но вдруг понял, что не могу этого сделать – какая-то неведомая сила заставляла меня продолжать лежать и смотреть на этого «уродца».
Мне тогда показалось, что это продолжается целую вечность! Во рту пересохло, стало тяжелее дышать. Но вдруг фонарь на улице вновь засветился. Я быстро перевёл свой взгляд на светлую полосу от фонаря на потолке. Очень медленно, как будто сопротивляясь, голова полностью растворилась в этом свете. А я продолжал неподвижно лежать, боясь отвести взгляд от спасительной светлой полосы.
Отец Тимофей ослабил воротник. Его реакция на мой рассказ была мне не понятна, но я продолжил:
– Я не знаю, как долго я так пролежал, но в конечном итоге я стал проваливаться в сон. И даже засыпая, я смотрел на светлую полосу и не отводил взгляд. Я помню, что вначале мне снилось именно это: я лежу у себя в кровати и смотрю на свет на потолке. Это уже точно был сон, хотя я понял это позднее. Я продолжал лежать во сне, думая, что не сплю. И вот наступил переломный момент: я захотел в туалет. Но как мне туда попасть? Ведь я не могу встать! Я не могу туда пойти! Что делать? Мне пришло в голову самое простое решение, которое может придумать только ребёнок – не могу пойти, значит надо туда полететь!
Я медленно взлетел и завис над кроватью. Раньше мне уже приходилось летать во сне, и ощущения были вполне знакомыми и даже привычными. Поэтому про себя я машинально отметил это: «Здорово! Как во сне!». И вот тут-то я и понял, что сплю! В туалет лететь мне уже не хотелось, мне хотелось полетать над городом. Что я, собственно, в том сне и сделал…
С того дня в своих снах я периодически осознавал, что сплю. В таких случаях я пытался получить от сна всё, что мне хотелось на тот момент. И практически всё в таких снах мне удавалось.
Отец Тимофей налил себе ещё полстакана, но пить не торопился. Взгляд его очень выразительных карих глаз растворился в налитой жидкости, и мысли, по всей видимости, тоже куда-то утекли вслед за взглядом. Из-за густой растительности на его лице трудно было сделать предположение о его возрасте. Да и ряса немного вводила в заблуждение, добавляя ему солидности. «Полтинник» я бы ему точно дал, но не больше. Плотное телосложение, ни капли не похожее на устоявшийся образ священнослужителя, выдавало в нём может быть спортивное, а может и боевое прошлое.
– А что стало с «цветными монстрами»? – как будто очнувшись от чего-то, спросил отец Тимофей.
– Эти монстры, – продолжил я свой рассказ, – почему-то не казались мне злыми, хоть и выглядели уродливо. Очень часто они даже улыбались мне… После этого я их видел каждую ночь. Разных. Они то сменяли друг друга, то появлялись парами или тройками. Но каждый раз это были только головы. Они не пугали меня, так как я знал, что стоит мне перевести взгляд на светлую полосу на потолке, как они сразу растворятся в свете. Чувство, что я могу их контролировать, меня успокаивало.
Отец Тимофей усмехнулся и первый раз за всё время потянулся за сырком. А я тем временем продолжил:
– Однажды мама перед сном попыталась задёрнуть до конца шторы – в комнате сделали перестановку, и свет с улицы мешал ей засыпать. Я, конечно же, попросил её не делать этого. Но она всё равно задёрнула. Когда мы легли и выключили свет, то я не выдержал и минуты: я вскочил и вернул штору в первоначальное положение. После этого случился откровенный разговор с мамой. Я признался, зачем мне нужно, чтобы на потолке была полоска света. Я очень благодарен ей, что она ничего не рассказала папе и в конечном итоге не повела меня ни к психологу, ни к психиатру. Мы просто с ней договорились, что каждый день она будет по чуть-чуть прикрывать штору, и когда щёлки не будет хватать, чтобы растворить в этом свете монстров, то она снова немного шторы раздвинет.
– Это было мудро с её стороны… – похвалил отец Тимофей решение моей мамы.
– Я относился к этим светящимся головам, как к гостям, приходящим ко мне перед сном. Ведь они ничего плохого не делали, напугать меня не пытались – они просто были мне видны, до тех пор, пока я не переводил взгляд на свет на потолке. Ну и пусть, думал я, раз им так хочется. Так я думал некоторое время, пока случайно не оказался в полной темноте…
Как я и сказал, мама про наш секрет ничего не сказала папе. А он иногда смотрел поздние вечерние фильмы по телевизору, который тоже стоял у нас в комнате. Я заснул под монотонное гудение лампового теле-ящика (у папы были наушники, поэтому звука фильма я не слышал). Вероятно, свет из окна мешал ему смотреть фильм, и он, когда я уже спал, задёрнул шторы наглухо…
Я проснулся ночью и сразу понял, что что-то не так. Я стал присматриваться, чтобы понять, в чём же дело. Появились привычные уже мне головы, всё как обычно, но… Где же свет на потолке? Его нет! И опять непонятная сила, не дающая пошевелиться! Монстры уходили и приходили, сменяя друг друга и ни на миг не останавливались. От этой жуткой «карусели» стала болеть голова. Я не знал, как мне избавиться от этих голов. И тут я подумал, а что если я просто закрою глаза? Почему эта мысль никогда раньше не приходила мне на ум? Я обрадовался найденному решению и закрыл глаза…
Но – ничего! Ничего не изменилось! Вот почему при любом изменении направления взгляда я всё равно видел этих монстров – они были не снаружи, они были внутри меня! Свет, попадая через глаза, растворял их, делал их невидимыми. А теперь, находясь в полной темноте, я не мог от них избавиться. Они как будто почувствовали это – с каждой минутой их становилось всё больше и больше. Теперь они не уходили совсем, а только приходили и приходили новые…
В какой-то момент я смирился с их присутствием и стал просто наблюдать за нескончаемым потоком появляющихся голов. Света от них стало так много, что чёрных участков не осталось вовсе. Свечение, в котором преобладали красно-жёлтые тона, стало настолько ярким и неестественным, что меня стало подташнивать. Одновременно с этим головы, как будто не выдерживая собственного свечения, стали в нём растворяться и исчезать. Они растворялись, растекались, теряли форму и разлагались на отдельные цвета. За короткий срок они исчезли все.
Отец Тимофей выглядел немного расстроенным. Казалось, он ожидал какого-то другого завершения темы с монстрами.
– Ну ладно, допустим… – пробормотал он. – Но как же ты в итоге, практически в одиночку, дошёл до своей «осознанки»?
– С трудом дошёл, с большим трудом…
Когда я вырос, закончил школу, поступил в институт, у меня появились дела и заботы, которые почти полностью заполнили моё свободное время и личное пространство. Началась обычная взрослая жизнь. На это и сделан расчёт: львиную долю времени мы тратим на зарабатывание средств к существованию, оставшуюся – на соответствие различным нормам и правилам, навязанным нам. Будь то какие-то обычаи, моральные или правовые нормы, институт семьи… Религиозные нормы, в конце концов. Всё это обязано заполнять нашу жизнь и не давать нам и шанса остановиться. Чтобы не появилось и минуты свободного времени – времени на осмысление происходящего и на размышления на тему смысла жизни и существования этого мира в целом.
– Неувязочка, – перебил меня отец Тимофей. – А как быть с теми, кто не тратит много времени на зарабатывание денег? Теми, у кого их и так предостаточно?
– «Свято место пусто не бывает». У них появляются нематериальные проблемы, много проблем. И на их решение уходит гораздо больше времени, чем ушло бы на зарабатывание денег.
– Типа «богатые тоже плачут»?
– Что-то вроде того…
Я подождал, пока отец Тимофей доест плавленый сырок, и продолжил:
– Всё организовано и продумано до мелочей, чтобы мы как можно реже, а в идеале, никогда, не задавали себе вопрос о смысле бытия.
– А что плохого в том, чтобы люди задавали себе такой вопрос? Может так намного больше душ, ещё не до конца потерянных, пришли бы к Богу, – не сдавался отец Тимофей.
– А плохо это тем, – возразил я, – что процент людей, не увидевших в этой жизни смысла, был бы достаточно велик. И этот процент начал бы новые поиски этого смысла. Поиски в новых местах, предположив, что просто раньше не там искал. И вот тогда бы хорошо отлаженная система «поплыла» и дала сбой. А это в планы её создателя пока не входит.
– Ну, если у тебя всё так завертелось, так же, как и у других, то с чего вдруг ты всё же задался этим запретным вопросом?
– Толчком к тому послужил Голливуд. Вернее, некоторые его «шедевры». Фильмы, где наш мир сравнивается с симуляторами виртуальной реальности или крайний вариант – с хищной матрицей.
Получая сигналы в виде нервных импульсов, мы никогда не сможем определить, действительно ли этот импульс пришёл от рецептора извне, или он смоделирован кем-то. Как пример: во время сна наши глаза не передают информацию, но наш мозг сам генерирует зрительные образы и посылает их «куда надо», чтобы мы видели сновидения. И мы не замечаем подвоха, принимая всё это за реальность, пока не проснёмся. Если сравнить наш мир с компьютерной игрой, то у неё обязательно должны быть правила и ограничения – всё это мы имеем в виде физических, химических и других законов. А все действия персонажей компьютерной игры нужно заранее запрограммировать. Различные обычаи, нормы морали или права – это всё внешнее, видимое программирование. Но есть ещё и внутреннее – устройство нашего организма, физиологические и психические процессы.
– Ну, если голливудские страшилки не принимать во внимание, то ничего тут удивительного нет, – подключился к рассуждениям отец Тимофей. – Господь наш – ещё тот программист!
– Да, согласен. Бог, как создатель этого мира, действительно программист великий… Но есть к нему вопрос: зачем всё это, в чём смысл жизни? Ведь человечество из века в век лучше не становится. В древние времена камнем по голове били, а сейчас атомные бомбы друг на дружку скидываем. Родился, женился, нарожал себе подобных, состарился, умер… А зачем жил? Только лишь для продолжения этого вида на планете?
Отец Тимофей хотел было возразить, но я опередил его мысль:
– Христианская религия, как и большинство других, не даёт прямого ответа на этот вопрос. Скорее это не ответ, а просто инструкция к жизни. Инструкция, как гарантированно попасть в рай: делай так, и не делай вот так вот, думай об этом, и не помышляй вот об этом… И тогда душа твоя будет спасена. То есть христианство и не скрывает, что мы тут временно, как в тюрьме, отбываем наказание. И если будем нарушать тюремный распорядок, то не видать нам прощения грехов и спасения. А что же будет, если после смерти мы окажемся недостойны спасения? А вот тут «проговорились» буддисты, принеся в этот мир знания о перерождении. Провинился – давай с небес назад, но уже в новом обличье. И так – бесконечно…
– Да уж, – среагировал отец Тимофей, – мрачноватненько как-то… А у тебя что, есть варианты получше? Твой замысел поинтереснее замысла Божьего будет?
– Нет, я не собираюсь с ним соревноваться. Я всего лишь хотел понять, зачем всё это? Я нутром чуял, что моя догадка про получение мозгом во сне сигналов в обход основных схем и есть основа для объяснения всей нелепости нашего образа жизни на этой планете.
Для начала я попытался усилить все чувства в осознанном сновидении, но ничего не получалось. Я не сдавался. Я зависал в интернете на сайтах с соответствующей тематикой в поисках ответов на свои вопросы. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что за те годы, что я жил обычной жизнью рядового гражданина, появилось множество людей, занимающихся примерно тем же самым. Было написано множество книг, среди которых я нашел даже практическое руководство по погружению в состояние, в которое я сам попал случайно. Оказалось, что возможности в этом состоянии обратно пропорциональны глубине этого состояния. Чем больше ты в нём чувствуешь – лучше видишь, слышишь, ощущаешь предметы при прикосновении – тем труднее тебе что-либо изменить в нём по собственному желанию. Как будто начинают действовать обычные физические законы земного мира. Для изменения чего-либо там нужно пользоваться методом неопределённости. Суть метода заключается в том, что ты предполагаешь, что то, что тебе нужно, находится именно там, где ты пока не видишь, не слышишь, не ощущаешь. Например, коробок спичек не может просто так материализоваться на столе, на который ты смотришь. Но если предположить, что коробок лежит в ящике этого стола, содержимое которого ты сейчас не видишь, то, открыв ящик, ты обнаружишь там желанный коробок…
– Ну, с коробком понятно, – согласился отец Тимофей, – а с людьми, к примеру, как? Человека тоже из ящика доставать надо?
– Зачем же из ящика? Он может стоять за дверью, которую Вы хотите открыть, или просто у вас за спиной вне поля зрения. Вы откроете дверь или обернётесь, и тот, кто вам нужен, окажется у вас перед глазами. Так можно вызвать любого человека, который по вашему мнению, может знать ответ на интересующий вас вопрос. Расспросив его, вы получите некоторую информацию. И главная задача тут – определить, правда это, или это всего лишь проекция желаемого ответа. Ведь на самом деле эта система замкнутая, и мы общаемся со своим подсознанием. А люди, кого мы спрашиваем, – это просто привычный нам способ получения информации. Нам так проще.
– И кого же ты вызвал, чтобы получить ответ на свой «запретный вопрос»? – как-то осторожно, что ли, спросил отец Тимофей. – Что за человек такой, который может всё знать?
– Нет такого человека.
– Ну и? Не тяни…
– Ответить на мои вопросы я позвал Бога…
Отец Тимофей перекрестился и поинтересовался:
– И как же ты смог осмелиться? Действительно не побоялся?
– А чего бояться – система же замкнутая, поэтому на самом деле я разговаривал не с Богом, а с той частью своего подсознания, которая владеет примерно той же информацией, что и Бог. Образ Бога играл роль катализатора, чтобы активировать мои «чертоги разума», так сказать.
– То есть ты просто восстанавливал таким образом в своей памяти то, что и так знал до этого, просто по какой-то причине к этой памяти не было доступа? – подытожил для себя отец Тимофей.
– Да, – подтвердил я ход его мыслей. – В каждом из нас эти знания есть, но доступ к ним закрыт. Мне удалось взломать те двери, за которыми скрывалась правда.
– Правда?! – немного повысил голос отец Тимофей. Похоже, что вино всё же чуть-чуть на него подействовало. – А с чего вдруг ты решил, что именно это и есть правда? Ну привиделось тебе что-то там во сне… Почему ты принял всё это за чистую монету?
– Потому, что, во-первых, это уже не сон – я погружаюсь в это состояние уже после того, как проснусь. А во-вторых, все «эксперты», с кем я до этого разговаривал в «осознанке», дали мне стопроцентно верные ответы на все мои вопросы. Я специально спрашивал их о том, что я действительно смогу перепроверить. И они ни разу не ошиблись.
Отец Тимофей усмехнулся и протянул:
– Экспе-е-ерты…
Было заметно, что что-то в нашем разговоре его не устраивало, и я решил немного помолчать. Через минуту отец Тимофей прервал молчание:
– Прежде чем поведать мне о том, что ты в итоге узнал, ответь мне, а зачем ты сегодня приходил в церковь?
Я боялся спугнуть его настрой, и потому ответил максимально сдержанно:
– В отличии от меня, Вы, отец Тимофей, действительно говорите с Богом, а не со своим подсознанием. И Бог Вас слышит… Думаю, исповедь моя не осталась в стенах храма, а всё же дошла до небес. Для меня это сейчас очень важно…