полная версия

Сергей Бушов
Раннее

Полная версия

– Судипал, Судипал, отпусти Лапидуса. Йендопсиерп, итсалв, то, юом, ушуд, тивабзи, гоб.

– Да это выговорить невозможно, – сказала Анна.

– Возможно, – сказал Егошин, – повторяйте.

– Судипал, Судипал, отпусти Лапидуса, – произнес я. – Как там дальше?

Люся повторила.

– Йендопсиерп, итсалв, то, юом, ушуд, тивабзи, гоб.

И все вместе со мной стали бубнить заклинание. Мясо стало обугливаться и темнеть снизу. Егошин поворачивал нож над пламенем, и я видел, как на поверхности мяса закипел сок. Слабый запах горелой плоти коснулся моего носа.

– Ушуд, тивабзи, гоб, – повторял я, стуча по крышке стола.

– Ушуд, тивабзи, гоб, – повторяла Анна.

Я смотрел на её губы. Они шевелились так изящно и сладостно, что в моих висках застучала кровь.

– Судипал, Судипал, отпусти Лапидуса, – говорила Люся.

Кусочек мяса подрумянился и слегка подсох.

– Йендопсиерп, итсалв, то, – повторял я.

Маленький, бледный кулачок Анны выстукивал ритм заклинания синхронно с моим. Она тоже смотрела на меня, и этот взгляд был необычен. Она проговаривала слова с нескрываемым азартом. В этот момент она была похожа на колдунью.

– Юом, ушуд, тивабзи, гоб, – эти слова упруго выскакивали из её губ и терялись в воздухе.

– Всё, – сказал вдруг Егошин. – Хватит. Уже семнадцать раз.

Наступила тишина. Все огляделись. Ничего особенного. Только яркое пламя свечей, полумрак за окном и запах горелого мяса.

– Я же говорил, что всё это ерунда, – сказал я немного неуверенно.

– Тихо, – Анна подняла вверх палец и прислушалась. – Что-то происходит.

Это был скрип. Похоже было, что дом ожил и решил немного размять половицы. Должно быть, на улице поднялся ветер и где-то слегка поскрипывает доска… Но тут к ритмичному скрипу добавился ещё один звук – неясный, напоминающий то ли храп, то ли рычание.

– Мама, – сказала Люся. – Мне страшно.

– Спокойно, – прошептала Анна. – Это где-то там.

Она показала на стену за спиной Егошина – ту, к которой был обращён своей внутренней стороной полукруг огней.

В тот же миг из центра этой стены стало выползать нечто похожее на дым. Нет, это был не дым. Постепенно сгусток проступал в воздухе всё яснее и увеличивался, превращаясь в тёмную, полупрозрачную фигуру.

Я чувствовал, как рядом со мной дрожит рука Люси. Я схватил её за запястье – просто потому, что сам нервничал. Фигура сделала шаг вперёд. Она была не вполне отчётливой, словно и вправду состояла из клубов дыма или чёрной пыли, но её рост был огромным – метра два или больше. Это был зверь, вставший на задние лапы. Тело и морду покрывала густая шерсть, скрывавшая даже глаза, если они у него были. Со своего места я ясно видел только выпуклый чёрный нос, на котором шевелились ноздри… Я чувствовал, что надо что-то делать, н не знал, что.

– Может, убежим? – прошептал я.

Лапидус, похоже, услышал шум и обратил морду ко мне.

– Лучше не шевелитесь, – прошипела Анна.

Она, пожалуй, была права. Если бы мы попробовали убежать, он настиг бы нас в два счёта. Кто-то, возможно, смог бы остаться цел, но что было у Лапидуса на уме? И был ли у него ум?

Лапидус раскрыл пасть и издал рычание. Он сделал ещё один шаг и стал шарить в воздухе лапой, точно искал что-то на ощупь.

Я заметил, что Егошин держит в руках фотоаппарат. Надо было остановить его, но оказалось поздно. Щелчок и яркая вспышка. Лапидус отшатнулся и взревел. После этого стал яростно махать левой лапой, правой прикрывая морду. Он приблизился и, внезапно наклонившись, вцепился Егошину в ногу. Константин вскрикнул и вскочил со стула. Опрокинулся один из подсвечников. Лапидус отпустил Егошина и опёрся правой лапой на стол, тяжело сопя.

– Что тебе надо?! – вдруг выкрикнула Люся. – Это? Это?! На, бери! Убирайся!

Она подтолкнула к Лапидусу обгоревшее мясо и тетрадь. Лапидус повернул к ней морду и прорычал, словно пытаясь ответить. Затем левой лапой провёл по столу и нащупал часы. Его когти сжались, стиснув браслет.

В ту же секунду Лапидус издал громкий рёв и стал медленно подниматься вверх, покачиваясь в воздухе. Он, словно дым, начал деформироваться и утекать сквозь щели потолка. Через пару секунд от него не осталось никакого следа.

– Теперь веришь? – спросил Егошин.

Я молчал.

– Чтоб я ещё согласилась духов вызывать… – пробормотала Анна. – Ни за что, – она повернулась к Егошину. – Ты зачем вылез со своим фотоаппаратом?

– Зато у нас снимок духа есть, – сказал он. – Сейчас проявится. А, чёрт, – он сел на стул и приподнял правую штанину. Нога ниже колена была изодрана когтями и словно обожжена. Чуть-чуть сочилась кровь.

– Надо перевязать, – сказала Люся. – Больно?

– Немножко, – ответил Егошин.

В это момент я взглянул на Анну. Она сидела спокойно, но вдруг лицо её вытянулось, изобразив испуг. Я не сразу понял причину. Анна вскочила и быстро пошла к кладовке. Действительно, было странно, что Владислав не подавал звука.

Мы поспешили за ней. Егошин схватил и взял с собой упавший подсвечник. Анна отпихнула в сторону тумбу, я открыл шпингалет и распахнул дверь.

Владислава внутри не было. На стенах поблёскивала разбрызганная кровь. На полу валялся побагровевший обрывок рубашки. До меня начал доходить смысл происшедшего. Владислав стал приманкой. Мы просто принесли его в жертву. Похоже, это понял не только я. Анна обернулась. В её глазах блестела ярость.

– Ну? – спросила она. – Кто из вас это придумал?

Она презрительно оглядела всех и пошла прочь, в центральный зал. Люся зарыдала. Егошин обнял её и повёл к столу. Я закрыл дверь кладовки и прислонился к стене. Я чувствовал, как кровь отливает от головы, и понял, что могу упасть в обморок. Поэтому я опустился на пол и задышал чаще. Происшедшее казалось настолько нереальным, что я никак не мог до конца осознать – Владислава больше нет. Нет больше его дурацких шуточек, нет его похоти, нет моей ненависти к нему и его громадной зарплаты. Меня пронзила тоска по всему этому, и я мог бы, пожалуй, заплакать, как это делала Люся, но услышал голос Егошина:

– Володь! Принеси, пожалуйста, бинт. И… водки, что ли. Где-то у меня.

Я, пошатываясь, встал и пошёл в зал. Завернул в комнату Егошина, порылся в ящике и нашёл бинт. Водка стояла возле кровати. Выйдя из комнаты, почувствовал, что хочу зайти к Анне, но не решился – знал, что она набросится на меня, упрекая в смерти Влада. Пусть лучше побудет одна.

По пути мне навстречу попалась все ещё всхлипывающая Люся. Я подошёл к Егошину и отдал ему бинт. Он закатал штанину:

– Полей.

Я открыл бутылку и плеснул немного водки на рану. Егошин стиснул зубы и потряс ногой, а потом начал забинтовывать её.

– Ну кто мог знать? – пробормотал он. – Кто?

– Успокойся, – сказал я. – Никто тебя ни в чём не обвиняет.

– Дай бутылку.

Он взял у меня водку и сделал несколько глотков из горлышка, потом вернул мне. Я тоже немного выпил. Обжигало рот и хотелось закусить. Он затянул узел на повязке и опустил штанину.

– Что же теперь делать? – спросил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Не пришьют ли нам убийство?

– Да нет… – усомнился я. – Тела же нет. Да и столько свидетелей.

– Да кто нам поверит про этого Лапидуса?

– А фотография? – вспомнил я.

Егошин взял со стола небольшой снимок, уже окончательно проявившийся. Лапидус был виден на нём, но, в общем-то, это могло быть что угодно – он выглядел как тёмное пятно.

– Очень похоже на дефект бумаги, – сказал Егошин.

Мне пришлось согласиться. Он отхлебнул из бутылки ещё.

– Слушай, – сказал он. – А что если нам его поймать?

– Кого?

– Лапидуса, – Егошин смотрел на меня в упор и молчал.

– Как?

– Вызвать ещё раз, а потом запереть где-нибудь или сетью накрыть…

– Какая сеть? – его наивность меня возмутила. – Он же дух. Он же сквозь стены проходит. Ты сам видел.

– Да, правда… – Егошин немного расстроился. – А с другой стороны – какой же он дух, если он меня поцарапал? Может быть, его можно убить?

– Убить духа? Да ты что, с ума сошёл?

– А что? Может быть, его можно пристрелить. Ну, хотя бы серебряной пулей. Или сжечь.

– Не думаю, – я выпил ещё. – Брось это. Ничего не выйдет. Он же дух. Нечистая сила. У него тела нет.

– Стоп. Ты говоришь – нечистая сила. Может быть, он боится креста, или святой воды, или молитв каких-нибудь?

С моей точки зрения, это была более здравая мысль.

– Ну… может быть, – сказал я. – Но где взять святую воду?

– У меня есть распятие. Вообще, крест можно из чего угодно сделать. Да хотя бы просто его перекрестить – а вдруг получится?

– А вдруг нет?

– Вовка, – примирительно сказал Егошин. – Ну давай попробуем.

Я согласился. Егошин в ту же секунду сбегал за распятием. Мы зажгли пару потухших свечей.

– А кто пойдёт в кладовку? – спросил я.

– Может, это не обязательно? – предположил Егошин. – Мы увидим, что он там появится. Просто откроем дверь.

– Ну давай, – это было для меня облегчением. После того, что случилось, я не хотел идти в тёмную кладовку. Тем более что она была залита ещё совсем свежей кровью Влада. Егошин снова поднёс мясо к пламени свечи, и мы начали читать заклинание.

– Судипал, Судипал, отпусти Лапидуса, – говорил я, постукивая по столу.

– Йендопсиерп, итсалв, то, – говорил Егошин.

– Юом, ушуд, тивабзи, гоб, – говорил я.

И так семнадцать раз.

– Не выходит, – подвёл итог Егошин. – Что-то не так. Наверно, нужна жертва.

– Я не пойду, – сказал я.

– Я и не предлагаю, – вздохнул Егошин.

– И что будем делать?

– Наверно, я пойду полежу. Нога болит.

И он ушёл. Я некоторое время сидел за столом, потом заглянул в кладовку. С удивлением обнаружил, что кровь со стен исчезла – штукатурка была чистой. То ли улетучилась, то ли впиталась. Странно.

Потушив свечи и прихватив остаток водки, я направился к себе. По дороге остановился у двери Анны. Немного помедлил, раздумывая. Потом постучал.

– Да, – ответила она.

Я вошёл и увидел её в той же позе, что и утром. Она, как всегда, курила.

– Ну как ты? – спросил я.

Она не ответила.

– Ты что, пил? – спросила она после некоторого молчания.

– Да.

– Дай мне.

Я дал бутылку. Она секунд на десять приложилась к горлышку.

– Спасибо.

Она помолчала ещё. Я сел на кровать. Анна отвернулась от окна, и её колени оказались рядом с моими.

– Представь себе такую ситуация, – сказала она. – Мужчина любит женщину, а она его – нет. Он из-за этого вешается. Разве это правильно?

– Неправильно, – ответил я. – Зачем вешаться?

– Да я не об этом. А если кого-то казнили за изнасилование, то это как?

– За изнасилование не казнят. Насколько я помню, в худшем случае 15 лет. Статья 131.

– Ну, чёрт с ним, пусть не казнят, я же не о том…

– А о чём? Я не понимаю.

– Ну как тебе сказать… если для мужчины это так важно, что дороже жизни, то имеет ли право женщина ему отказать?

– А почему нет? Она же не обязана делать то, что не хочет.

– При чём тут обязанность? Что не обязана, ясно. Правильно это или нет – из-за своего желания или нежелания у кого-то жизнь отнимать. Ну, или хотя бы сильно портить…

– Знаешь, – сказал я. – Я не большой специалист по этой части, но, по-моему, ты перегибаешь палку. Если кто-то повесился из-за женщины, это его личное дело. Конечно, пожалеть можно или ещё как-то помочь, но не замуж же за него выходить, если он такой псих.

– Нет, – сказала Анна. – Это всё как-то не совсем так. Видно, словами этого не объяснить. Мне кажется, у женщины есть сила, которой она не имеет права так жестоко пользоваться…

– Ерунда какая-то, – сказал я. – С чего ты вообще стала об этом думать?

Анна вздохнула.

– Как тебе сказать… Мне кажется, если бы я не поссорилась с Владом, он бы не погиб.

– Ты что? Никто не знал, что так выйдет. При чём тут ты?

– Я желала ему зла. Это как-то материализуется. Я не имела права желать ему зла.

– Успокойся, – сказал я.

– Нет, как всё раньше было просто, – продолжала Анна. – Мужчина брал женщину, и её не спрашивал. Или замуж выдавали по воле родителей. А из-за этой свободы выбора мужчины дохнут…

– Анна! – не выдержал я. – Ты что несёшь? Нет, ты себя со стороны послушай – это же чёрт знает что!

– Извини. Давай не будем на эту тему. Просто плакать не могу, и хоть словами хочется всё излить.

– Это понятно.

Мы долго молчали. Я смотрел на неё, а она – на меня.

– Анна, – сказал я вдруг. – Давай поженимся.

Она слабо улыбнулась:

– Хочешь воспользоваться случаем? Думаешь, я посчитаю, что тебе нельзя отказать?

– Нет. Просто захотелось сказать, и я сказал.

– Знаешь, я не хочу сейчас об этом думать. Слишком близко его смерть. А если б я сказала "нет", ты бы повесился?

– Нет. Я бы отравился.

– Серьёзно? – она нахмурилась.

– Шучу. Извини. Нет, не повесился бы. Я бы не оставил надежду. В конце концов, люди меняются. Я могу измениться, ты тоже. Сегодня "нет", а завтра, может быть, "да".

– Не сердишься? – спросила она.

– Нет. За что?

Она пожала плечами. Потом посмотрела за окно.

– Всё дождь, дождь. Вечный дождь. Кстати, вода поднимается. Заметил?

– Нет.

– Вон, уже мостки затопило.

– Странно, – сказал я. – Это же водохранилище. Обычно воду на плотине спускают.

– Может, не успели ещё. Ладно, Володь. Я побуду немного одна, о'кей?

– О'кей.

– Оставь, пожалуйста, бутылку. Может, всё-таки удастся немного поплакать.

– Желаю успехов.

Я вышел. Сходил на кухню. Нашёл в печке кастрюльку с остатками лапши и поел. Потом вышел на крыльцо. Сел на ступеньку под козырьком и долго смотрел на дождь. Я никогда не видел столько дождя. С неба лились непрерывные струи, и так густо, что сквозь них почти не было видно другого берега. Вода буквально бурлила. Всё вокруг превратилось в жидкую грязь. Всё выглядело промокшим, жалким и беспомощным перед этим дождём.

Я вошёл в дом и направился к Егошину. Они с Люсей сидели и снова изучали старую тетрадь.

– Мы поняли, что значит заклинание, – сказала Люся. – Это надо читать задом наперёд: "Бог избавит душу мою от преисподней".

– Только это неважно, – сказал Егошин. – Потому что больше тут про Лапидуса ничего нет. Как с ним справиться, неясно. Даже непонятно, кто он такой вообще.

– Да Бог с ним, – сказал я. – Оставьте его в покое. Главное, что это прошло. Влада жалко, конечно, но слава Богу, что все остальные целы.

– Не то чтобы целы… – сказал Егошин и снова обнажил свою правую ногу.

Рана увеличивалась – она теперь простиралась от колена до середины голени – и почернела, словно обуглившись. Собственно, это даже была не рана – скорее засохший шрам. Но он рос, углублялся и жил своей собственной жизнью.

– Болит? – спросил я.

– А то нет. С каждой минутой всё сильнее.

– Ходить можешь?

– Пока могу. Кто знает, что случится до завтра?

– А бинт зачем снял?

– А какой с него толк?

Люся глядела на него сострадающим взглядом. Я вздохнул и ушёл. Остаток дня я провёл в своей комнате, лёжа на кровати. Сначала думал о чём-то, потом ни о чём, а потом и вовсе заснул.

Ночью мне снился долгий и нудный сон, из которого я запомнил только одну картину – Влад целует Анну, а потом показывает мне язык. Проснувшись, я не мог понять, утро или вечер. Ничего не изменилось. За окном лил дождь. Тучи стали ещё гуще. И вода поднялась выше, уже подбираясь к месту нашего прошедшего шашлыка.

Сразу пошёл к Егошину. Люся была у него. Константин лежал в постели с закрытыми глазами, бледный, как подушка.

– Как он? – спросил я.

– Температура большая, – прошептала Люся.

Я осторожно потрогал его лоб. Горячий, как чайник.

– А нога?

Люся махнула рукой:

– Смотреть страшно.

Константин открыл глаза и пошевелился.

– Ты, Вовка? Сколько времени?

– Почти двенадцать.

– Скоро дед Василий приплывёт. Там дождь.

– Да.

– Плохо. Но ничего. Должен приплыть. Обещал. Вы это… – он перевёл дух, – посматривайте в окно.

– Конечно.

Он снова закрыл глаза и, казалось, отключился. Я взглянул на Люсю. Её глаза были красными.

– Не плачь, – сказал я. – Всё будет нормально. Скоро доберёмся до больницы.

Она кивнула, прикусив губу. Я направился к Анне. Анна стояла посреди комнаты и, едва увидев меня, выплеснула:

– Ну слава Богу, ты пришёл! Я курить хочу – умираю. Дай сигарету.

Я распечатал последнюю пачку и протянул ей, оставив себе две сигареты.

– Спасибо, – она закурила, выпустив огромное кольцо дыма. – Ты у Егошина был?

– Да.

– Я только сегодня узнала. Кошмар.

– Ты ела что-нибудь?

– Нет. Всем как-то не до этого. Кстати, у меня печенье есть. Совсем забыла. На.

Она вынула из рюкзака длинную пачку печенья, открыла и положила на кровать. Я взял одну штучку.

– Почти не спала, – сказала Анна. – Снилась всякая мерзость.

– О чём?

– О Лапидусе. Он за мной гонялся и хотел съесть. До сих пор в себя прийти не могу.

– Это понятно. Не каждому приходиться такое увидеть.

– Да, – сказала Анна. – В каком-то смысле, нам повезло. Ну, где твои шахматы? Тащи.

– Будешь играть?

– Я же обещала. И потом, отвлечься надо.

– Хорошо. Сейчас.

Я сходил за шахматами. Тем временем Анна собрала волосы в пушистый хвост.

– Кто белыми? – спросил я.

– Ты. В прошлый раз я была.

И мы начали играть, параллельно пожирая печенье. Со стороны можно было подумать, что у нас всё в порядке и ничего не произошло. Но это было не так.

– Тебе не приходила в голову мысль убить Лапидуса? – спросила Анна, съев мою пешку.

– Приходила. Но не мне, – ответил я, съев её пешку.

– А кому?

– Егошину. Мы пробовали вызвать его ещё раз. Не получилось.

– Почему?

– Нужна жертва.

Она подняла голову и посмотрела на меня холодным взглядом.

– Извини, – сказал я.

– За что?

– Мне показалось, я напомнил тебе о Владе.

– Тебе показалось. Я думала совсем не об этом.

– А о чём?

– Теперь уже не важно. Не тормози, твой ход.

– А, да.

Шло время. Печенье кончилось. Рядом с Анной я чувствовал себя хорошо. Я обычно очень долго схожусь с людьми, но сейчас Анна была для меня своей, как сестра или мать. Я мог сказать ей что угодно, и выслушать от неё любые слова. Я не стеснялся её, как стеснялся практически всех женщин. Я чувствовал, что она – мой друг. Это произошло как-то слишком быстро для меня.

– Мат, – сказал я.

– Ты делаешь успехи, – рассмеялась Анна. – Сколько времени?

– Полвторого.

– Тогда пора собираться.

– Ты говоришь так, будто есть что собирать.

– И то правда.

Мы сложили шахматы в коробочку, и я зашёл к себе. Побросал всё в сумку и выглянул в окно. Лодки пока не видно, по крайней мере с этой точки. Правда, дождь немного приутих. Не знаю, правда, уместно ли здесь это слово. Был ливень из ряда вон выходящий, а теперь просто ливень. Я взял сумку и вернулся в комнату Анны.

– Ты готова?

– Да. Кажется, весь этот кошмар скоро кончится.

– Анна, – сказал я. – Я хочу задать тебе один важный вопрос. Что мы скажем потом?

– Кому? О чём?

– О том, что случилось. С Владом.

– Может, не надо сейчас…

– Надо.

Она села, положила свой рюкзак рядом и долго смотрела на свои руки.

– Здесь следы какие-то остались?

– От него?

– Да.

– Только какие-то вещи в комнате.

– Их надо забрать. И никто ничего не узнает.

– Почему?

– Иначе у нас жизни не станет. Или запутаемся в показаниях, или в психушку попадём. Никто ведь не знает, что он был с нами. Даже пригласил его Егошин через меня. Скажу, что не позвала.

– Не жестоко ли это?

– Мне так не кажется. Пропал – какая разница, как? У него даже родственников близких нет. И потом – разве ты знаешь, что с ним случилось?

– Знаю. Лапидус его убил.

– Знаешь? А тело ты видел? Слушай, извини, я начинаю нервничать. Давай больше не будем. Если хочешь, посоветуйся с остальными.

– Это само собой. Может, пойдём к ним?

– Пошли. Наверно, уже почти два.

Мы спустились по лестнице и зашли к Егошину. Он полулежал на кровати одетый, но был по-прежнему бледен и явно плохо себя чувствовал. Рядом, как и прежде, сидела Люся. Мы поставили в угол свои сумки с вещами.

– Мы готовы, – сказала Анна.

– Мы тоже, – сказал Егошин. – Скорей бы он приплыл. Говорил, что может задержаться.

– Ты как? – спросил я.

– Лучше. Кажется, температура спала. Нога только ноет очень.

– Ладно. Мы тут говорили с Анной насчёт Влада.

– И что решили?

– Она предлагает сделать вид, что его с нами не было.

Егошин немного помолчал.

– Не выйдет. Дед его видел. Ну, ничего, что-нибудь придумаем. Сейчас мне всё равно.

Он откинулся на спину и закрыл глаза. Чувствовалось, что он тяжело переносит боль. "Ничего, ничего, – думали все. – Ещё немного, и всё это кончится". Я ощущал эту мысль во всех взглядах, лицах, словах. Лапидус всё ещё держал нас всех в страхе, который мы не хотели показать. У меня на руке пикнули часы – два.

– Может, пойдём опять ко мне? – предложила Анна. – Сыграем ещё.

– Сейчас лодка приплывёт. Не успеем.

– Ну хоть начнём. Тут-то что сидеть?

Я вытащил шахматы, и мы пошли к Анне. Расставили и стали играть. Анна сделала ход. Я сделал ход. Снова Анна. Опять я…

– Так конь не ходит, – усмехнулся я.

– Извини, – сказала Анна. – Я нервничаю.

Она закурила очередную сигарету. Я тоже. Мы продолжили игру. На этот раз играли рассеянно и по очереди зевали фигуры. В конце концов получилось, что у Анны король и ладья, а у меня только король.

– Ладно, – сказала Анна. – не хочу доигрывать. И так понятно, что тебе мат.

– Что значит "понятно"? Поставь.

– Ты что, не знаешь, как я играю?

– Знаю. Поставь.

Анна недовольно хмыкнула:

– Ну ладно.

Через три хода она поставила мне мат и показала язык. Точь-в-точь как Влад в моем сне, только язык другой.

– Сколько времени? – спросила Анна.

– Три двадцать, – ответил я и сам ужаснулся этому ответу. – Похоже, что-то случилось.

– Похоже, мы не успеем на автобус, – сказала Анна. – По меньшей мере.

Мы направились к Егошину. Он лежал на спине так же, как и полтора часа назад.

– Покажи ногу, – сказал я.

Он приподнялся и, морщась, закатал штанину. Всё от колена до щиколотки почернело. Шрам стал глубоким, сантиметров пять – до самой кости. Из него сочилась серая мутная слизь.

– Ждать нельзя, – сказал я. – Кто-нибудь умеет хорошо плавать? Просто я сам, пожалуй, и ста метров не проплыву.

– Я умею, – сказал Егошин и громко захохотал.

– Я не умею, – сказала Анна. – Совсем.

– Я была чемпионкой Молдавии среди юниоров, – сказала Люся.

Егошин прекратил смеяться:

– Ты не поплывёшь.

– Константин, – сказал я. – У нас нет времени.

– А я сказал, она не поплывёт! – закричал Егошин, после чего простонал и снова лёг на спину. – Вода… холодная… – пробормотал он. – Я её не пущу.

– Я смогу, – сказал Люся. – Здесь не очень далеко. И с судорогами я знаю, как бороться. Если что.

– Я тебя не пущу, -повторил Егошин. – Дед должен приплыть. Он обещал.

– Костя, – сказал я. – Уже полчетвёртого. Автобус в пять. Мы на него уже опоздали. Значит, что-то случилось. Люсе надо доплыть только в ту сторону, найти деда или хотя бы лодку и приплыть на ней сюда.

– Если ты такой умный, – сказал Егошин, – то сам и плыви.

– Костя, – сказала Анна, – Володя прав. Нужно что-то делать. Больше ничего не придумаешь.

Егошин закрыл глаза и, кажется, задумался. Потом сказал:

– Хорошо. Если до четырёх лодки не будет, я согласен. Он должен приплыть!

Наступило долгое молчание. Егошин тяжело дышал и почти не шевелился. Анна стояла, прислонившись к комоду, я – около окна. Люся сидела на стуле. Потом взяла свою сумку и вышла. Через пару минут вернулась в закрытом купальнике, босая. Поставила сумку у кровати.

– Костя, – сказала она. – Я поплыву. Уже почти четыре. Чего ждать?

Он открыл глаза.

– Наклонись ко мне.

Он поцеловал её в губы. Его глаза были влажными.

– Будь осторожна. Пожалуйста.

– Всё будет нормально, – Люся провела рукой по его волосам и вышла.

Я последовал за ней. Мы спустились. Вышли на улицу.

– Дождик вроде не сильный, – сказала она. – Я быстро доплыву. Часа не пройдёт, как вернусь.

– Ты молодец. Держись.

Мы вышли под дождь. Люся ступала по грязи опасливо и немного брезгливо. Она вошла по пояс в воду, обернулась и улыбнулась мне:

– Я быстро.

– Счастливого пути.

Она оттолкнулась ногами и быстро поплыла вперёд кролем. "Она действительно хорошо плавает", – подумал я. – "Всё будет в порядке". И всё-таки смотрел ей вслед до тех пор, пока среди волн и ряби можно было разглядеть красный купальник…

Я вернулся в дом. Егошин лежал на спине, глядя в потолок и стучал себя по лбу тыльной стороной запястья. Анна сидела на стуле.

– Может, ещё сыграем? – предложил я.

– Нет. Я больше не хочу, – Анна встала и подошла к окну.

– Дождь всё реже, – сказала она. – Похоже, завтра будет ясно. Что скажешь, Володя? Ты вроде это чувствуешь.

– Не могу сказать, – ответил я. – Пока не пойму.

Шло время. Ожидание было невыносимым. Я стал ходить взад-вперёд по комнате.

– Перестань, – сказала Анна. – Раздражаешь.

Тогда я вышел и отправился к себе. Лёг на кровать, сбросив ботинки. Хотелось есть. Я закрыл глаза и стал читать про себя стихи. Довольно быстро я впал в полусон, и мне стали мерещиться причудливые образы. Горящие дома, голые женщины с отвратительными лицами, лодки и Лапидус. Он шёл ко мне. Подходил всё ближе, протягивал ко мне лапу и рассыпался в воздухе. Проснулся я от того, что начал мёрзнуть. Окно было открыто. За окном тучи, но дождя нет. Я встал. На часах – семь! Я метнулся к Егошину. Тот лежал и не шевелился.

– Люся не вернулась? – испуганно спросил я.

Он открыл глаза и посмотрел на меня со злобой.

– Это ты! – крикнул он. – Это ты послал её туда! Ты убил её, понимаешь?

Он схватил с комода свои очки и швырнул в меня. Я поймал их. Тогда он метнул в мою сторону нож. Я отпрыгнул. Положил очки назад, на комод, и быстро вышел, стараясь не смотреть на Егошина.

– Боже мой, Боже мой, – бормотал я. – Что же это? Что творится?

В боковой комнате, где вызывали Лапидуса, я увидел Анну. Рядом с ней стояла последняя бутылка водки. Полупустая. Анна оторвала голову от стола:

– У тебя сигаретки нет?

– Нет. Кончились.

– Чёрт. Всё кончилось. И мы тоже скоро кончимся.

– О чём ты?

– Влад кончился, – она загнула палец. – Люся кончилась, – она загнула второй. – Егошин кончается, – она загнула третий. – А это, – она показала два оставшихся пальца, – мы с тобой. Тоже люди конченые.

– Ты много выпила, – сказал я. – Не надо больше.

– Я больше и не хочу. Какой смысл? Даже наоборот, протрезветь хочу. Я пойду в душ, а? Можно?

– Иди. Только осторожнее.

– Не боись. Я кончусь последней, – она засмеялась, и мне стало немного страшно.

Анна встала и, покачиваясь, пошла по коридору в душевую. Я отхлебнул глоток водки и вышел на улицу. Снова сел на крыльцо и стал смотреть на воду. Поверхность была гладкой, как зеркало, и блестела своим странным металлическим блеском.

Мне захотелось снова войти в воду, упасть лицом вниз и смотреть, как опускается на дно песок вокруг меня… Но я этого не сделал. Мне стало всё равно. Я зашёл в дом, поднялся к себе, разделся и лёг спать.

Внезапный стук заставил меня проснуться и вздрогнуть. Похоже, закрылась дверь.

– Кто здесь? – спросил я.

Мне не ответили. Было темно. Я приподнялся и вгляделся во мрак. Кто-то двигался по комнате в мою сторону. Я нащупал зажигалку и зажёг свечу возле изголовья. Это была Анна, совершенно обнажённая. Она часто дышала, и груди поднимались и опускались, подрагивая. Кожа в свете свечи казалась немного оранжевой, восковой.

– Я тебе нравлюсь? – спросила Анна.

– Да, – ответил я.

Она подсела ко мне на кровать. Я почувствовал пробежавшее по телу возбуждение.

– Хочешь меня? – спросила Анна.

– Да.

Я обхватил рукой её плечи и попытался наклонить к себе, чтобы поцеловать. В ту же секунду я почувствовал меж рёбер что-то твёрдое.

– Извини, пока нельзя, – сказала она. – Мне от тебя нужна одна услуга.

Я отодвинул рукой дуло револьвера.

– Не пугай, – сказал я. – Этого я не боюсь. Чего ты хочешь?

– Вызвать Лапидуса ещё раз. Мне нужно, чтобы кто-нибудь был в кладовке.

Я засмеялся:

– Анна! Это глупо? Ты хоть сама понимаешь?

– Понимаю.

– Ты что-то говорила о том, что я тебе нравлюсь.

– Нравишься. Я надеюсь, что с тобой ничего не случится.

– Ты действуешь, как продажная женщина.

– Уж какая есть.

– Нет, это просто глупость, – повторил я. – Если бы мне действительно так хотелось тебя поиметь, какая разница, если я погибну?

– А может, нет.

– Почему нельзя было просто прийти и попросить?

– А ты бы согласился?

– Да. Я тебя люблю.

– О Господи… Надо же – всё это зря. Откуда я знала, что ты такой лопух?

Она встала и направилась к двери:

– Я буду ждать внизу.

Я оделся. Сбегал в библиотеку, взяв на всякий случай Библию, и спустился вниз. Анна, в чёрных джинсах и футболке, сидела за столом. Свечи стояли полукругом и горели.

– Что это у тебя? – спросила она.

– Библия.

– Зачем?

– Может, прочитаю из неё что-нибудь, чтобы отпугнуть его.

– Нет.

– Почему?

– Мне нужно его увидеть. Я хочу уговорить его вернуть Влада.

– Что? – я взмахнул рукой, не в силах выразить возмущение. – Да это бред! Влад мёртв. А Лапидус – просто зверь, он слов не понимает.

– Если так, мы его убьём.

– Как?

– Из пистолета.

– Чушь какая-то, – я знал, что ничего не выйдет, но у меня уже не было сил возражать. – По-моему, ты просто хочешь меня убить.

– Какая разница? – сказала она. – Мы все умрём.

– Что за глупости? – сказал я. – У Егошина ещё есть консервы. Мы, даже если не сможем уплыть, можем протянуть месяц. А мы сможем. Есть тысяча способов. На худой конец, можно плот построить. Да и кто знает, что там с дедом Василием и с Люсей? Может, с лодкой что-то случилось.

– Нет, – сказала Анна. – Это место проклято. Он нас не отпускает. Мы все умрём.

Я махнул рукой:

– Делай, что хочешь.

– Злишься?

– Нет. Просто я не думал, что ты такая.

– Какая? Ты же сам говорил, что надо что-то делать! Сам говорил, что без жертвы не получается!

– То, что ты собираешься делать, не имеет смысла. Но я всё исполню, хотя ты и будешь потом жалеть.

– Ты думаешь, мне легко? – я вдруг заметил, что Анна плачет. – Я просто не знаю, что делать. Я… я не могу больше.

– Вижу, – я сел на стул рядом с ней и немного подумал. – Ну, хорошо. Давай сделаем так – закроешь дверь на шпингалет. Я её всё равно не смогу выбить, так что всё по правилам. Когда услышишь шум, сразу открывай. И дай мне пистолет. Если Лапидуса можно убить, я это сделаю.

Она кивнула и положила пистолет на стол.

– А где тетрадь? – спросил я.

– Я помню заклинание.

Я провёл рукой по её щеке, вытирая слезу.

– Прости меня, – сказала она.

– Ничего. Всё нормально.

Я взял пистолет и встал.

– Ты должен оставить какую-то вещь, – напомнила Анна. – Ценную.

Я на мгновение остановился. Потом достал из кармана ключ от своей квартиры и положил на стол.

– Всё?

– Всё.

Мы подошли к кладовке.

– Может быть, не надо этого делать? – сказала Анна. – ещё не поздно.

– Всё будет хорошо. Как только застучу, открывай.

Она мягко поцеловала меня в щёку:

– Спасибо.

– Закрывай.

Она закрыла дверь. Я оказался в полной темноте. Грохнул тяжёлый шпингалет.

– Я скажу, когда начать считать, – донеслось из-за двери.

Время тянулось медленно. Я присел на корточки. Из-под двери пробивался слабый свет. Я зажёг зажигалку и взглянул на часы. Полвторого ночи.