– Что у вас? – спросил он.
– Нога, – ответил Егошин.
– Положите его на кушетку. Показывайте.
Егошин закатал штанину. Реакция врача была абсолютно неожиданной. Он поднял на нас глаза и спросил:
– Что это?
Наступила пауза, после которой Егошин нашёлся:
– Кажется, травма.
– Это понятно, – сказал врач. – Как это произошло?
– Вы всё равно не поверите, – сказал я.
– Я поверю. У меня много всякого было. Один раз из черепа извлёк гайку. Как она туда попала, больной не знал. Вы-то хоть знаете, как это случилось?
– Его дух схватил за ногу, – сказала Люся.
Врач развёл руками:
– Ну что ж. Дух так дух. Когда это было?
– Позавчера, – сказал Егошин.
– И как себя ведёт… травма?
– Растёт. Вначале была вот такая, а сейчас уже коленку переползла.
Врач нервно заходил по комнате туда-сюда.
– Честно говоря, – сказал он, – я никогда ничего подобного не видел. Бывают раны. Бывают гангрены. Бывают ожоги, в конце концов. А что это такое, я не знаю. Такого не бывает. Нога болит?
– Ходить не могу, – сказал Егошин. – И сгибается с трудом. А болит не сильно, раньше гораздо хуже было.
– Так… – врач помыл руки, подошёл к Егошину и стал щупать рану пальцами. – Пузырьков нет. Гноя нет. Что-то серое, но я не знаю, что это. Говорите, быстро растёт?
– Да.
– Что ж… Придётся ампутировать.
Все знали, что это будет. Ничего другого и быть не могло. Но реальность обрушилась на нас как топор, хороня все надежды. У Люси брызнули слезы. Сам Егошин обмяк и побледнел.
– А нельзя… – начал он. – Ну да, конечно…
– Ничего другого предложить не могу, – сказал врач. – Сами понимаете. Но ничего. Мы поможем вам протез хороший купить. Вы кто по профессии?
– Программист.
– Вы это не ногами делаете? Ну и прекрасно. Утром мы вас прооперируем. Минутку подождите. Я распоряжусь насчёт палаты.
Он вышел. Егошин поднял на нас взгляд:
– Идите домой. Всё в порядке.
Мы стояли.
– Уйдите! – сказал Егошин. – Пожалуйста.
Мы с Анной молча вышли. Люсю Егошин задержал.
– Люся, – услышал я, выходя в коридор. – Я хочу тебя спросить… Ты всё равно выйдешь за меня замуж?
Ответа мы уже не услышали, хотя он был очевиден. Что-то сломалось. Мир сломался. Всё стало совсем не так, как раньше. Мы с Анной брели по улице.
– Куда мы идём? – спросила она.
– Я тебя провожаю.
– Тогда мы не туда идём.
– А, да.
Мы свернули и ещё долго шли.
– Жаль его, – сказала она. – А ты не можешь ему помочь?
– Нет.
– А может…
– Нет, я же сказал.
– Понятно, – она вздохнула и взяла меня за руку.
Машин почти не было. На улице – густые сумерки. Редкие фонари выхватывали из темноты светлые конусы воздуха, в котором клубилась пыль, дым, капельки воды…
– Вот и всё, – сказала Анна. – Я пришла. Будем прощаться?
– Будем, – сказал я. – Хотя мне и не хочется.
– Я кое-что тебе должна, если помнишь.
– Ты ничего не должна. Я стал Лапидусом просто потому, что ты попросила.
– Как хочешь. Во всяком случае, ты всегда можешь взять то, что тебе причитается.
Я усмехнулся.
– Аня, не надо. Ты не такая. Или, во всяком случае, я так не хочу.
– Что ж… Тогда до завтра.
– До завтра.
Мы просто разошлись в разные стороны. Во мне осталась пустота. Все складывалось не так, как должно было. И что значило "до завтра"? Мы встретимся на работе? У Егошина? Или мне пригласить её куда-нибудь, плюнув на все?
И тут я замер и хлопнул себя по лбу:
– А, чёрт, – развернулся и побежал за Анной.
Она уже поднималась по лестнице.
– Ты что, передумал? – улыбнулась она.
– Нет, – сказал я. – Просто… Может быть, это глупо, но у тебя можно переночевать? Не в том смысле, что… а просто. У меня нет ключа от своей квартиры.
Анна вспомнила и засмеялась.
– Ну, пошли. Не выламывать же тебе дверь полдвенадцатого ночи.
Мы поднялись. Она отперла дверь.
– Заходи.
В коридоре было темно. Войдя, Анна протянула руку к выключателю.
– Ой! – вскрикнула она.
– Что такое?
– Я… обожглась.
Во мраке мелькнуло что-то серое, узкое, быстрое. За нами захлопнулась дверь.
– Здравствуйте, – донеслось из комнаты.
Это был голос Влада.
– Моя внешность, знаете ли, несколько изменилась, – продолжил он. – Так что я не хотел бы, чтобы вы включали свет. Испугаетесь. Проходите, не стесняйтесь.
Мы осторожно прошли в комнату. Я вгляделся в темноту. Всё пространство заполняли едва видимые толстые щупальца, которые двигались хаотично, медленно, словно обыскивая помещение. В дальнем углу, у телевизора, в воздухе покачивалась большая чёрная, почти непрозрачная, туша.
– Не пугай нас, Влад, – сказала Анна. – Уходи. Чего ты хочешь?
– Видите ли, – сказал Влад, и одно из щупальцев, словно змея, проскользило между мной и Анной, – даже обычным теням позволяется иногда спускаться сюда. А я – необычная тень, благодаря вашим стараниям. Я и спрашивать никого не обязан. Мне захотелось вас увидеть, и я пришёл.
– Зачем? – спросила Анна. – Нам и без тебя было неплохо.
– Да, я вижу, – вокруг меня образовалось двойное кольцо из упругого серого шланга. – Вы с Ёжиком здорово спелись. Ты стала почти совсем Ежихой. Может быть, побреешься наголо?
– Ну хватит! – сказала Анна. – Я не хочу тебя слушать. Уходи!
– Не беспокойся, скоро уйду, – сказал Влад и захохотал. – Только я не хочу идти один. Мне нужно взять с собой тебя. Это единственное, чего мне не хватает.
– Нет, – сказала Анна. – Не делай этого. Я не хочу.
– Я и не буду этого делать, – сказал Влад. – Я не могу. Ты сама должна захотеть. Этого достаточно.
– Ну уж нет, – сказала Анна. – Стать такой тварью, как ты? Ни за что.
– Посмотрим, – сказал Влад. – Обрати внимание на Ёжика.
Вокруг меня громоздились спиралью толстые, мясистые щупальца из прозрачной серой массы. Они двигались, закручивая спираль и всё ближе придвигаясь ко мне.
– Знаешь, что будет, если эти кольца сожмутся? – спросил он. – Ёжик погибнет в страшных муках. Он будет дёргаться, как под током. Его тело будет пронизано смертельным холодом, и он долго будет трястись, брызгая слюной, пока не издохнет совсем.
– Аня, не слушай его! – крикнул я, стараясь не касаться щупальцев, источавших струи холода. – Если ты уйдёшь, я все равно не буду жить. Пусть убивает, не соглашайся!
– Не дёргайся, Вовка, – сказала Анна. – Все будет нормально.
– Так ты пойдёшь со мной? – спросил Влад. – Смотри – ещё немного, и я схвачу его.
– Не пойду, – сказала Анна.
Вспыхнул свет, и по комнате пронёсся испуганный вопль Влада. Он раскатывался ещё долго, хотя его самого уже не было. Обычная комната. Довольно маленькая. Диван. Стенка. Журнальный столик.
– Как был кретином, так и остался, – сказала Анна. – Надо же – про выключатель забыл!
– Спасибо, – сказал я.
– Вот уж точно не за что, – она вздохнула. – Хочется покурить и помыться. Как бы это совместить? А, ладно. Пойду сполоснусь. Поставь пока чайник, если нетрудно.
Она закрылась в ванной. Я отправился на кухню. Поставил чайник. Через пару минут она вышла из ванны в белом махровом халате.
– Ох, – сказала Анна, – знаешь, как классно? Очень рекомендую тебе тоже душ принять. Как смыла эту гадость, намного легче стало.
Она взяла сигарету и закурила.
– Ладно, – сказал я. – Только мне переодеться не во что.
– Там висят какие-то халаты.
– Чайник выключить не забудь, – сказал я, взял из комнаты свою сумку и прошёл в ванную.
Всё с себя сбросил, включил душ. Сначала горячий, потом холодный, потом опять горячий. Грязь и кошмары стекали с меня струями. Надел зелёный тёплый халат, побрился. Причесался. Немного пожалел, что отныне придётся это делать.
На кухне Анна разливала по чашкам чай.
– Ну как? – спросила она.
– Неплохо.
– Я тоже так думаю. Бери бутерброд. Знаешь, я хотела у тебя спросить…
– Да?
– Ты… человек?
Я поперхнулся и взглянул на неё недоуменно.
– Да. А кто же ещё?
– Не знаю, кто. Но я слышала, как ты кричал в лесу, видела невредимую Люсю в окровавленном купальнике. И потом, ты вдруг смог переплыть на тот берег.
– Перелететь.
– Перелететь? Тем более.
– Хороший у тебя чай, – сказал я, опустив чашку. – Ну, я теперь могу кое-что, чего не мог раньше. Ну и что?
– Всё можешь?
– Нет, не всё. Ты и сама знаешь, что не всё.
– А можешь сказать, что будет дальше?
– Не знаю. Мне надо сосредоточиться.
Я закрыл глаза и вгляделся в сжатые веки. Поплыли на меня, словно кадры из фильма, расплывчатые образы будущего. Один клочок, второй, третий… Я открыл глаза, чтобы не узнать слишком много.
– Ну как? – спросила Анна.
– Всё будет хорошо.
– И всё?
– Хочешь подробнее? Ладно… Завтра мы с тобой не пойдём на работу, потому что проспим. Мы пойдём сначала ко мне, и я влезу домой через форточку. Потом мы пойдём в больницу, и окажется, что Егошин жив-здоров, потому что Влада больше нет, и колдовство Лапидуса перестало действовать.
– А дальше?
– В среду на работе будет скандал, так как мы прогуляли два дня. Но ты не обращай на это внимания – всё забудется. А на следующей неделе тебя назначат на место Влада, и ты станешь моим начальником.
– А потом?
– Ну, потом много всего будет. В августе я женюсь на тебе.
Анна опустила глаза и оправила влажные волосы.
– Ты всё ещё хочешь на мне жениться?
– Хочу. Очень хочу. И даже приготовил тебе свадебный подарок. Подожди минутку.
Я сходил за своей сумкой и достал из неё камень. Это был алмаз удивительной чистоты, размера и огранки. Он переливался, сверкал и притягивал взгляд. Хотелось погрузиться в него и ощутить его вечность. Я отдал его Анне.
– Здорово, – сказала она. – Это тот самый камень?
– Да. Я увидел его сквозь воду, когда вёз Люсю на остров. Потом нырнул и достал.
– Но Егошин говорил, что всё это выдумки.
– Наверно, так оно и есть. Наверно, мне просто очень захотелось тебе его подарить, и он появился на самом деле.
– Спасибо, – Анна положила камень перед собой. – Ты хочешь меня купить?
Я улыбнулся:
– Нет. Он твой. Можешь думать, сколько хочешь. Решать всё равно тебе.
– И тебя не пугает мой характер? Я порядочная стерва.
Я с улыбкой смотрел в её глаза. Серые-серые.
– Не пугает. Мне нравится твой характер.
– Я пью и много курю. Через пару лет, может быть, докурюсь до какой-нибудь болезни лёгких.
– У тебя не получится много курить.
– Почему?
– Твои губы будут заняты другим.
Я привлёк её к себе и поцеловал. Её губы были упругими, гладкими, нежными. Она ответила мне, и мы забыли обо всём на свете, проникая друг в друга желаниями и чувствами…
Свадьбу играли вместе с Егошиными, 22-го августа, в субботу.
июнь-июль 1998
(повесть)
Я встал ногами в жёлтый квадрат и потянул за верёвочку. Стены дружно захохотали, взлетая вверх и оставляя мне пустоту.
– Ничего здесь, кажется, нет? – спросил я. – Придётся чуть-чуть пофантазировать.
Я поймал летящую сверху бутылку и водрузил на пень рядом с собой.
– Ты будешь избушкой, – приказал я.
– На курьих ножках? – с издёвкой спросила бутылка.
– Как хочешь. Хоть небоскрёбом с ушами.
– Во что это вы играете? – вмешался в разговор тополь, царапающий ветвями по стеклу.
– Пока не знаем, – пожал я плечами. – Хочешь – присоединяйся. Будешь пропеллером.
– Почему пропеллером? – обиделся тополь. – Пилить будете?
– Не хочешь пропеллером? – удивился я и потрепал его за ворсистую холку. – Давай – станешь понарошку моей собачкой.
Тополь согласно завилял хвостиком и лизнул меня в руку. Я взглянул вверх:
– Так. Что там ещё падает?
Это были хлебные крошки.
– Мы – город! – завизжали они. – Большой, красивый город!
– Ой, как вас много! – испугался я. – Давайте скорее начинать. Если кто ещё подойдёт, сам разберётся.
Вокруг мелькали разноцветные улыбки, звуки таких непохожих голосов сталкивались, больно ударяясь головами, и сливались в ритмичную короткую считалку:
– Шла машина тёмным лесом
За каким-то интересом.
Инте-инте-интерес
Выбирай на букву "С".
Палец считающей крошки уставился на меня.
– Опять я вожу, – вздохнул я. – Ну ладно, я закрываю глаза и считаю до ста, а вы прячьтесь пока.
Наступил мрак, чуть окрашенный розовым светом, пробивающимся сквозь сжатые веки.
– Раз, два, три… – начал я и чуть не оглох от топота разбегающихся ног.
– Шли бы вы поспали, Владимир Сергеевич, – услышал я голос Нади и усилием воли раскрыл слипающиеся веки.
Надя стояла на стуле, пытаясь дотянуться до верхней полки шкафа. Произнесено было скорее раздражённо, чем сочувственно.
"Шли бы вы…", – повторил я про себя. Звучало пошло.
– Не упадите, – посоветовал я, потягиваясь. – У стула ножки качаются.
Звякнул телефон. Я схватился за плоскую трубку:
– Нет, не Володя. Не знаю, кто говорит.
Я бросил трубку на место и от нечего делать уставился на длинные белые ноги, торчащие из-под пренебрежимо малой плотной юбки. "Чем я тут целый день занимаюсь?"– подумал я. Однако этот вопрос заслуживал более тщательного анализа, чем тот, который позволяли мои дилетантские познания в философии и психологии. Чтобы не заниматься профанацией, я просто встал и отошёл к окну. Очень хотелось есть. Я начал шарить по карманам в поисках сигареты. Сзади раздался страшный треск и грохот посыпавшихся книг. Надя вскрикнула.
– Вы не ушиблись? – спросил я не оборачиваясь.
– Конечно, ушиблась, – ответила Надя обиженно. После небольшой паузы за моей спиной зашелестели подбираемые с пола бумаги. – Вон как коленку рассекла.
Я бросил короткий взгляд на повреждённую конечность и продолжил наблюдение за суетящимися внизу прохожими.
– Вам же завтра стометровку не бежать, – сигарета наконец нашлась и переместилась в уголок рта. – И потом – я предупреждал.
– Какой вы чёрствый, Владимир Сергеевич, – вздохнуло позади меня. – Можно было помочь женщине, хотя бы пожалеть.
Я зажёг сигарету.
– Как я могу помочь, если вы сами не знаете, чего хотите? А жалеете вы и сами себя прекрасно.
"Странно, – подумал я. – Я не помню, какого цвета камень в её кулоне. Красный или белый? Наверно, красный". Я обернулся. Надя пыталась состыковать обломки стула. Кулона на шее не было. Я мысленно обозвал себя склеротиком.
– Плотника надо позвать, – сказала она, вертя в руках никуда не подходящую щепку.
– Проще новый стул купить, – ответил я. – И вообще – не плотника, а столяра. Плотники дома строят.
– А старый куда девать?
Я выпустил струйку дыма.
– Выбросьте в окошко. Авось прибьёт какого-нибудь плохого человека.
– А если хорошего? – поинтересовалась Надя.
– Хороших не бывает.
– А если я действительно брошу его в окошко? – спросила она, со стуком распахивая раму возле меня.
– Пожалуйста, – пожал я плечами.
Она оперлась ладонями в подоконник и перегнулась через него, подставив лицо ветру.
– Я лучше не буду, – сказала Надя. – Такая погода хорошая… Вы знаете, я люблю, когда жарко и ветер. Когда я была маленькой, ну, ещё в третий класс ходила, меня мама возила в Киев… Или во второй? Нет, кажется, в третий…
Я прокрался к двери и выскользнул в коридор.
– Привет, Володь, – кивнул мне человек, идущий встречным курсом.
– Привет, – ответил я, хотя человека не опознал – их тут много шляется, и все считают себя совершенно незаменимыми.
"Куда бы пойти?"– подумал я. В ответ желудок тихо заурчал.
– Да, – улыбнулся я. – Про тебя-то я и забыл.
Я повернул попавшуюся под руку дверную ручку и вошёл.
Сидящие в два ряда машинистки прекратили стучать по клавишам и подняли глаза на меня.
– Работайте-работайте, – успокоил я их и пересёк зал по диагонали.
Распахнутая дверь полетела на пол. Я машинально отпрянул, почувствовав, как гудят от невообразимо громкого удара барабанные перепонки.
– З-заикой сделаешь, – молодой, но с животиком очкарик подпрыгнул в кресле. – Знаешь же, что дверь просто так стоит. Мог бы за неделю привыкнуть.
– Ты неправ, Чикин, – отозвался я, топая ногами по двери. – Во-первых, я думал, что вы давным-давно её починили, а во-вторых – зачем её в проём ставить, если петель нет?
– У меня от этого грохота из машбюро голова как чугунная. Даже с дверью… – Чикин собрал кожу на носу в гармошку. – Ты скажи лучше, что со стеклом будем делать?
– Боже, с каким ещё стеклом?! – взмолился я. – Чикин, я жрать хочу!
– Я не Чикин, а Анатолий Евгеньевич, – буркнул Чикин, – в крайнем случае Толик. И вообще – чем ты тут целый день занимаешься?
Я разинул рот:
– Как ты догадался?
– В смысле? – не понял Толик.
– Пять минут назад я задал себе точно такой же вопрос. Только с заменой второго лица на первое.
– Значит, у тебя совесть есть, – удивился Чикин. – Тем более должен дело делать, а не баклуши бить. Давай расхлёбывай кашу насчёт стекла.
– Так… – приложил я палец ко лбу. – А знаешь, я ничего не помню. Введи меня в курс дела.
– У тебя склероз? – Чикин сдвинул очки вперёд. – Ты приказал купить две тонны битого бутылочного стекла якобы для какой-то выгодной операции. Уже месяц эта ересь забивает склад, и девать её некуда.
"Откуда он знает про склероз?"– рассеянно думал я, набирая на сейфе код: 7-6-1.
– Чего молчишь? – вернул меня на Землю голос Чикина.
Я понюхал бутерброды и сообщил, что сосредоточен на идентификации пищи.
– Оболтус, – прошипел Чикин и отвлёкся от меня, продолжив перекладывание бумаг на столе.
– Вообще-то, – внезапно заговорил я, прикончив пару бутербродов, – я не могу вспомнить, что я собирался делать с этим стеклом. Но идея у меня есть. Можно продать его кому-нибудь, потребовав оплатить стоимость целых бутылок плюс затраты на их переработку в стеклобой.
– Ты дурак, Соболев, – произнёс сокрушённо Чикин, – и дети твои – уроды.
– Это точно, – сказал я, – поэтому рождаться они и не торопятся. А ты думаешь, я чушь предложил? У нас же много всяких идиотов. Попробуй кому-нибудь всучить этот бой – с руками оторвут.
Чикин хмыкнул и взглянул на часы.
– Ну да. Это в твоём стиле. Кстати, через пять минут кончается рабочий день.
– Значит, пора смываться.
Чикин кивнул, захлопнул свою папку и сунул в стол. Я долго ждал, пока он снимет с вешалки серый плащ и, кряхтя словно старик, напялит его на себя.
– Спортом, Чикин, надо заниматься, – посоветовал я. – Вон какое пузо отрастил.
– Сам больно много занимаешься, – огрызнулся он.
– А чё? – я бросил в зеркало гордый взгляд. – Я – спринтер.
Ответный взгляд Чикина напомнил мне несолёную картошку. "Интересная ассоциация", – подметил я и тут же вспомнил, поднимая с пола дверь:
– Слышь, Чикин, а ты за идею должен мне очередной шедевр.
– Ты помешаешься когда-нибудь на своих поговорках, – предупредил Толик. – А идея твоя ничего не стоит.
– По-моему, насчёт стоимости идей уговора не было, – парировал я. – Гони шедевр!
Чикин пропустил меня вперёд, сосредоточенно наморщив лоб. Я спустился на несколько ступеней лестницы и развернулся, встав в выжидательную позу.
– Ну, – замялся Чикин, – не знаю. Может, пословицу какую… Там, "не плюй в колодец" или что такое…
– Давай-давай, – поторопил его я, – на них, понимаешь, вкалываешь в Пол-Поте сил, а они жалеют слово хорошее сказать.
– Э-э, – замычал Чикин, – О! Придумал. Неча в зеркало плевать, коли рожа крива.
– Тьфу, – сказал я. – Мало того, что старо как мир – это у меня номер 78, так ещё и переврал. Думай дальше.
Чикин скорчил гримасу, выражающую полное презрение ко мне, но по медленному шевелению ушей я понял, что он продолжает перебирать варианты.
– Слушай, – наконец сказал он, – вот-те честное слово – завтра принесу. Ну не идёт мне сейчас в голову ничего нового.
Я вздохнул:
– Надо бы брать проценты. Ну да ладно – чтобы завтра была такая фраза, чтоб я всю жизнь её не смог забыть. Понял?
– Ёлки-палки, – облегчённо улыбнулся Чикин, – что тебе – зарплаты не хватает?
– Зарплату, Толик Евгеньевич, мне платят за то, что я тут сижу восемь часов в день, – поучительно произнёс я. – А считалки-прибаутки всякие – это от тебя. За то, что я исправляю недостатки твоего чересчур стереотипного мышления.
Чикин вдохнул тягучий вечерний воздух и придержал захлопывающуюся за нами входную дверь.
– Во загнул, – присвистнул он, – "чересчур стереотипного". Мне, между прочим, тоже надо к зарплате надбавку платить – за твою вредность.
– Стой, – сказал я, неожиданно подняв палец вверх. Давай в магазин зайдём.
– Какой магазин? – нахмурился Чикин. – Меня жена дома ждёт.
– Чем дольше разлука, тем радостней встреча, – успокоил я. – Вон какой магазин. Читать умеешь? "Электротовары" написано.
Мы зашли в зал. Чикин извлёк из кармана платок и принялся остервенело тереть линзы запотевших очков.
– На улице мороз, что ли? – удивился я.
– Нет, – мотнул головой Толик. – Я их какой-то адской смесью обработал – от запотевания. Теперь потеют при малейшем колебании температуры.
Я ухмыльнулся и тут заметил в дальнем углу зала белый высокий параллелепипед.
– Слышь, Чикин, – прошептал я заворожённо, – 12 тысяч за холодильник "Саратов" – это дорого?
– Как тебе сказать… – задумался Чикин. – Да, пожалуй, нет.
– Тогда я, наверно, куплю. У тебя нет 12-ти штук взаймы?
– Тебе повезло, – осклабился Чикин, раскрывая портфель. – Когда отдашь?
– Как только ты мне их выдашь в качестве зарплаты, – ответил я. – Ну уж больно холодильник хороший.
Я схватил предложенную пачку денег и крикнул:
– Продавец!
– Чего орёшь? – спросила размалёванная девица возле моего плеча. – Я продавец.
Она пересчитала деньги, с третьего раза получив правильный результат, и сказала, что холодильник можно забирать.
– Надо машину нанять, – забеспокоился Чикин. – Тоже за твой счёт.
Я посмотрел на него как на полного оболдуя.
– Ты что-й-то, Толик Евгеньевич, несёшь? Мне до дома – два шага. Неужели мы с тобой, Чикин, пара здоровых мужиков, не справимся с несчастным неодушевлённым ящиком?
Чикин скрипнул зубами и подставил плечи. Я опрокинул холодильник на него и взялся за низ.
– Э-э, стой, – заверещал он, – портфель-то, портфель куда девать?
Я подивился его беспомощности и, на мгновение опустив холодильник на пол, забросил портфель внутрь.
Он немного успокоился. Мы пробрались сквозь ряд болтающихся туда-сюда дверей и оказались на улице.
– Направо, – скомандовал я.
– Через пустырь, что ли? – переспросил на всякий случай Чикин.
– Так же короче, – заверил его я.
Мы зашагали по каким-то рытвинам и буграм. Я злорадно улыбался, слыша под холодильником тяжёлое дыхание Чикина.
– Так держать, – крикнул я, – треть пути уже пройдена!
– Надо было всё-таки машину поймать, – простонал Чикин. – Давай поменяемся.
– Не, – отозвался я, – у меня в спине хронический позвоночник. Мне нельзя сильно напрягаться. Я уж и так на пределе допустимых нагрузок.
– Я тебе это припомню, – задыхаясь, произнёс Чикин. – Я же практически один его тащу, а ты сзади вихляешься. И зачем тебе вообще холодильник? У тебя же дома "Бирюса" стоит уже.
– А ну-ка опусти, – приказал я.
Холодильник встал в центре огромного коричневого пустыря, утыканного редкими щетинками травы. Я посмотрел в небо.
– А знаешь, Чикин, – сказал я мечтательно, – ты, пожалуй, прав. Холодильник мне действительно не нужен. Я его тебе дарю.
Я похлопал холодильник по глянцевому боку и направился дальше, оставив растерянного Чикина наедине с "неодушевлённым ящиком".
– Эй! – кричал он. – Стой! Стой, кому говорят! Я тебя уволю! Завтра же!
"Ну да?"– усомнился я мысленно и отключил слух, принявшись внимательно разглядывать приближающийся жилой массив. Чикин долго ещё бесился позади, даже не пытаясь меня догнать. Он-то знал, что теперь никакими уговорами меня не заставить вернуться.
Я усмехнулся, представив хлипкого Чикина, который тащит холодильник обратно, в закрывшийся уже магазин, чтобы попросить вернуть деньги.
У подъезда мне встретилась тётя Галя.
– Ты что, с работы? – поинтересовалась она.
– Ага, – ответил я. – С неё самой.
– И что вы там делаете, на этой своей работе? – недоверчиво вопросила она, оглядев меня с головы до ног.
"Ну вот, – подумал я, – и эта тоже". Не ответив, я шагнул в подъезд.
– Всё шо-то работають, – услышал я позади.
Я поднимался к себе.