Сергей Быльцов
Гераклея
61. Зевс предсказывает Гераклу бессмертие и ругает Геру
Олимпийский Блистатель не стал понапрасну ругаться с неуемно ревнивой супругой, но отыгрался на костлявой Апате. Схватив богиню обмана за узкие бедра своими мощными руками, он низвергнул ее с Олимпа на землю так, что та надолго милые сломала колени, и осталась жива лишь благодаря своему бессмертию. Апата навечно осталась калекой и уже больше никогда не смогла вознестись на заоблачные выси Олимпа, оставшись навсегда жить среди землеродных людей, смерти подвластных. Разделавшись с богиней обмана, Зевс Горкий (Хранитель клятв), опять изрек громогласно:
– Внемлите мне и боги необъятных небес, и богини бессмертные. Все будет так, как уже я возвестил, ибо не так-то легко ваш правитель свои изменяет решенья! Рожденный первым сегодня муж Эврисфей будет царем арголидским, но рожденный позже сын мой Геракл станет богом бессмертным и придет жить к нам, на Олимп нерушимый вовеки, сюда, где в наслажденьях все наши дни протекают. И пусть никто из богинь, и никто из богов не помыслит слово мое ниспровергнуть, ибо невозможно безнаказанно решенье мое богу другому нарушить, иль им пренебречь дерзновенно.
Как древнее божество воздуха Гера могла стать пронзительным вихрем воздушным, ибо была издавна связана с бурями и ураганами. Поэтому она так часто яростно гневается и бурно ссорится с супругом, уступая ему только под воздействием угрозы применения силы. Вот и сейчас Гера, не сдержавшись, так стукнула себя кулаком по гладко причесанной голове, что с ее светлых с золотистым отливом прекрасных волос упала изготовленная Гефестом бриллиантовая диадема в виде раскинувшей крылья пестрой кукушки. Богиня так буйно захохотала, что изумились боги небес и богини, а Гефест колченогий даже стал испуганным криком призывать к матери для леченья Пеана.
Когда же Гера, наконец, пришла в себя, то сразу призвала на помощь богиню справедливости Дике, которая была, как всегда, у зевсова трона. Кусая побледневшие губы, царица несколько раз судорожно воздух глотнула и сказала грудным очень низким голосом, словно у нее горло ранено было:
– Что за слова, жесточайший Кронид, ты к нам обращаешь? Ведь ты, вещая не справедливо, подрываешь нерушимые царской власти устои, которую сам же и устанавливал на земле и небесах.
Зевс с насмешливой улыбкой, проступившей между бородой и усами, с очами сияющими сохранял олимпийское спокойствие, и тогда Гера не выдержала и, не глядя на мужа, запричитала навзрыд:
– Опомнись же, грозный Кронид! Ну, какие слова ты, могучий, вещаешь? Одумайся! Ведь смертного мужа, издревле уже обреченного Року, ты освободить совершенно от смерти печальной желаешь. Разве допустимо такое?! Ведь и богам невозможно от смерти, для всех людей неизбежной, даже и любимого сына спасти. Выпряв смертному участь, три зловещих Сестры никогда не крутят вспять веретено матери своей жутколикой, и никому не дано их веленья избегнуть. И даже тебе нельзя нарушать заведенный Ананке Миропорядок, даруя бессмертие полубогу – младенцу. А если он станет злодеем и нечестивцем, как твой бывший любимец – сын от распутной фригийки Тантал? Ты забыл, как он разгласил тайны богов, а потом похитил у нас для сверстных себе нектар и амбросию, в которых нашего начало бессмертья? Вспомни как потом он и вовсе украл оружье Эфира и спрятал киклоповы стрелы с громами в глубинах темной пещеры. А я и тогда, как и сейчас, предупреждала тебя…
Зевс поднял мощную руку, давая знак жене замолчать. Крониду на этот раз не пришлось напрягаться и мыслей узду отрешать – ответ ему подсказала невидимая никому Мойра Лахесис. Ткачиха при необходимости могла являться в виде одного голоса, однообразно звучащего в голове. Царь богов внушительно помавал мощными своими бровями, так, что по пиршественному столу пронеслось благоуханное дыхание свежего ветерка. Выждав, пока сладостновеющая Аура, приносящая ласку и отдых, утихла, Зевс объявил громозвучно:
– Женщина, хватит воздух попусту сотрясать! Лучше в молчании внемли, что муж и царь говорит! Геракл заслужит свое бессмертие, вполне справедливо, совершив много подвигов трудных, находясь на службе у Эврисфея, рожденного сегодня, благодаря тебе, первым. И подвиги он совершит тоже благодаря тебе, Гера. Я вижу, что не все бессмертные здесь со мною согласны – некоторые считают, что для апофеоза моего смертного сына этого недостаточно. Хорошо я все ваши мысли читаю!? А за нашу будущую победу над Гигантами, которая не возможно без героя Геракла, можно его причислить к сонму бессмертных богов? Вы забыли, блаженные небожители, пророчество Мойр непреложных, что в бурной Гигантомахии мы, олимпийцы, сможем победить, только если к нам на помощь придет могучий герой, смерти подвластный?!
В конце своей речи Зевс опять бровями повел сверху вниз и тихонько кивнул головой, всем так знак подавая, что изрекать он закончил вполне, но потом спохватился и быстро добавил:
– Ты же, Гера, лучше безмолвно сиди и глаголам моим повинуйся! Или тебе не помогут все божества на Олимпе, если, терпенье мое вконец истощится и, восстав, наложу на тебя необорные руки, хоть ты мне сестра и супруга, и Старуха Лахесис против мужниного рукоприкладства.
Обомлевшая Гера вся побледнела, щеки ее всегда нежно розовые, как у младенца, стали почти белыми, как ее светло-золотистые волосы. Зевс же широко улыбнулся, обнажив крупные белые зубы, и кудри нетленные его на мощных плечах всколыхнулись, распространяя вокруг амбросии благовонный запах от его головы, чуждой смерти.
Никто из бессмертных богов и даже сам Зевс-Промыслитель не подозревал, что все происходит, как и всегда, согласно предначертаниям Мойр, непреложных дщерей великой богини необходимости Ананке.
62. Зевс поручает Афине опекать Алкида
После пышного пира, устроенного по случаю рождения милого сына, когда все разошлись, включая супругу, Зевс призвал свою дочь Афину, могучую и воинственную, как сам он и мудрую, как Метида, ведь богиня мудрости ее зачала, а он родил из собственной головы, и попросил ее:
– Дочь моя милая! Отныне поручаю тебе заботу о моем смертном сыне Алкиде, который скоро прославится, как Геракл. Пусть это чрезмерно тебя не заботит, ты лишь время от времени приглядывай за ним и только при особой нужде оказывай ему необходимую помощь, но делай это незаметно от всех и, особенно – от Геры. Впрочем, мудрой, тебе не надо подробно все объяснять, ты и сама в рассудке своем прекрасно все понимаешь.
И не была непослушной отцу сизоокая Афина-Паллада, ведь то, что сказал он, и самой ей по воле Мойры Лахесис желалось. Она неспешно погладила двумя крепкими пальцами горбинку на переносице своего большого носа и, лукаво сверкнув совиными глазами под сросшимися как у отца густыми бровями, так ответила царю и своему единственному родителю:
– О, отец мой Кронид, повелитель, меж всех высочайший! Хоть и безбрачная я, но превосходно все понимаю и желанье твое точно исполню, как должно. В безопасности жизнь будет Алкида, и ревнивица Гера ни о чем не узнает.
Дочери милой ответил, тепло улыбнувшись в косматую бороду, Зевс пространногремящий:
– Тритогенея, дитя мое милое! Ты всегда лучше всех меня понимаешь, и потому к тебе я вполне благосклонен. А теперь поспеши познакомиться с новым братом, ведь Алкид брат тебе, хоть и смертный.
Мощно оттолкнувшись копьем от каменной кручи, словно сокол, в скорости не имеющий себе равных, ринулась с неба богиня со свистом лучезарный эфир разрезая и с этого дня стала незримо опекать своего новорожденного брата, смерти причастного.
За будущим великим героем так же приглядывала и старая лишь выбранным обликом Мойра Лахесис. Богиня справедливой войны, незаметно побуждаемая никогда не дремлющей вещей Ткачихой, предложила своей приемной матери Гере прогуляться по травянистому полю – теменосу перед входом в долину Фив, куда отнесла своего первенца перепуганная Галантидой Алкмена:
– Гера, ты и сама знаешь, что отец меня породил воинственной в битвах и неутомимой в трудах, но ведь и богам надо иногда отдыхать, хоть я в этом и не нуждаюсь. Если тебе по душе мысль такая, то давай вместе просто походим по полю, что раскинулось вон у тех фиванских ворот. Скоро здесь запылает пожар первой фиванской войны, которая окончится поединком смертельным между братьями, сынами незадачливого рокоборца Эдипа. Ты будешь помогать Полинику, я – Этиоклу, но распря между мной и тобой не возникнет при этом.
Мощная дева в шлеме коринфском повернула голову к Гере и призывно на нее посмотрела своими большими светло-серыми глазами навыкате. Когда надо было куда-нибудь посмотреть Афина всегда поворачивала всю голову потому, что огромные зрачки у нее почти не двигались, что делало их похожими на совиные, за что она и получила прозвище «совоокая». Впрочем, некоторые говорили, что совоокой Афину называли за ее мудрость, ибо сова считалась самой мудрой птицей.
– Зевса мудрая дочь, я рада, что в фиванской войне распри, между нами, не будет. А предложенье твое мне по сердцу. Давай погуляем по тому полю совсем беззаботно.
Гера знала, что грядущий в следующем веке поход Семерых против Фив возглавит аргосец Адраст и ей придется помогать своему любимому городу Аргосу, где она была полноправной хозяйкой. Адрасту и Полинику она будет помощницей верной. Царица Олимпа в ссорах уступала только Зевсу, но втайне побаивалась из всех богов только Аполлона, а из богинь – только Афину. Она не знала почему Паллада будет помогать Этеоклу и Фивам в Фиванской войне, но ссорится с любимой дочерью Зевса, мощной богиней организованной войны ей никогда не хотелось.
Афина между тем оттолкнулась своим мощным копьем от ближайшего облака и ринулась к Фивам, оставляя за собой яркий блеск. Вслед за нею и Гера, прянув бурной стопою по белому облаку, понеслась словно белая птица, пурпуром окольцованная. На поле совоокая Дева остановилась и, поджидая Геру, задумчиво погладила свое мощное не по-девичьи бедро. Должно быть, она вспомнила, как только, что появившийся на Олимпе совсем еще юный Гефест, взволновавшись не в меру, когда она пришла к нему в кузницу поменять наконечник копья, неумело попытался ее изнасиловать.
Афина тогда мужественно приняла бой с богом-мужчиной. Издав победоносный воинственный клич, она больно ударила тупым концом копья пытавшегося сорвать с нее последнюю одежду Гефеста в ногу. Однако юный кузнец, еще не имевший дел с женщинами, был так возбужден, что уже не мог утерпеть и все-таки извергнул свое семя Афине на оголившееся бедро. Паллада сморщилась брезгливо и оттолкнула Гефеста так мощно, что тот не устоял на больных ногах и повалился, словно большой мех с вином. Поднявшись с помощью жилистых рук, юнец хромоногий был так смущен происшедшим, что не чувствовал даже боли в распухшей от удара ноге.
Чистоплотная девственница с бедра, не знавшего мужской ласки, с отвращением вытерла семя валявшейся старой шерстью и аккуратно закопала все в землю. Мать-земля приняла это семя, выносила ребенка и вскоре родила наполовину змеевидного сына Эрихтония.
Афина сходила к искусному в кузнечном деле отцу детки такого необычного вида, и тот изготовил священный ларец из актейской лозины, в котором маленький ребенок мог долгое время быть в безопасности и даже расти. Такие же ларцы Гефест изготовил для Илифии, и Афродиты, которая поместила в ларец Адониса – сына несчастной Смирны, влюбившейся в отца и превращенной в мирровое дерево.
Паллада передала ларец с необычным ребенком Аглавре, Герсе и Пандросе – дочерям второго афинского царя Кекропа, когда они танцевали на лугу перед ее храмом, приказав им хорошо охранять ларец, но запретила заглядывать в него. Сестры, сгорая от любопытства, нарушили запрет богини и заглянули в ее ларец и с ужасом увидели, что там, то ли ребенок необычный лежит, то ли некий дракон распростерся. Как завороженные они смотрели на двуобразного ребенка со сросшимися ногами, превратившимися в змеиное тело – им даже казалось, что у мальчика тело клубится. Сестер охватило буйное безумие, которое было вызвано либо страшным видом ребенка, либо наказанием Афины за нарушение ее запрета. Обезумевшие Кекропиды, взявшись за руки, дружно бросились с Акропольской скалы вниз и разбились.
Афина взяла ребенка в свой храм и там вскормила и воспитала его. Воспитание такой искусницы как Афина не прошло для Эрихтония бесследно, и он первым из людей изобрел квадригу – двухколесную колесницу с четырьмя запряженными конями, хотя среди богов четверкой коней давно уже пользовался Гелий. Состарившись, Эрихтоний умер и был похоронен своим сыном от наяды Праксифеи Пандионом в гробнице на священном участке храма Афины.
63. Обманутая Гера кормит Алкида грудью
Ожидая Геру, Афина вспоминала, как кормила Эрихтония амбросией, поила нектаром, давала ему капли крови Медусы-Горгоны и даже поила своим грудным молоком, которое вдруг ни с того, ни с сего, на короткое время у нее из алых сосцов заструилось. Она никогда не знала ложа мужчины и потому у нее больше никогда не капало из грудей молоко.
Сейчас же по воле Мойры Лахесис Афина захотела, чтобы появившаяся Гера покормила своим молоком Алкида. Вещей Ткачихе это было необходимо, чтобы более, чем через полвека Гера успешно усыновила Геракла.
– Гера, не зря ведь, конечно, сюда с тобой мы явились. Смотри, дорогая! Какой красивый ребенок-крепыш лежит в крепкой корзинке с детским приданым! Его мать, должно быть, совсем лишилась рассудка, оставив его одного на этом поле пустынном! Сдается мне, что он очень голоден: посмотри, как он рот широко разевает. Отец меня породил несведущей в делах материнства, хоть и вскормила, и воспитала я Эрихтония, но ты в них разбираешься лучше других. Тебе не хочется грудью его покормить, ведь, знаю я точно, что это женщине очень приятно?
Воскликнула умеющая быть и лукавой богиня мудрости, поднимая маленького Алкида на руки, чтобы передать его Гере. По воле все той же вещей Ткачихи у Геры, уж сотни лет не рожавшей, вдруг нестерпимо набухли обе груди, и из них стало сочиться густое и сладкое, как мед, божественное молоко.
Вещие дщери Ананке так выткали пряжу седую столетий, что через полвека Гера будет, пропуская под пурпурными своими одеждами, усыновлять Геракла, вознесенного на Олимп. Кроме того, согласно законам природы, кормление грудным молоком царицы Олимпа должно было придать еще больше силы отпрыску Зевса от прекраснолодыжной Алкмены, а, по мнению некоторых – через некоторое время сделать его бессмертным.
Сейчас же, чтобы усыновление прошло вполне успешно, мачеха должна была покормить будущего приемного сына своим грудным молоком. Гера, как покровительница брака, охраняющая мать во время и после родов, не раздумывая, взяла у Тритониды ребенка и, положив его на свои колени, раздвинула хитона белоснежного складки и обнажила прекрасную грудь. Голодный младенец как будто этого только и ждал, он сразу в розовый впился сосок и принялся неистово сосать.
Гера посмотрела вокруг и ей показалось, что солнце стало, как будто, ярче и веселее светить, и светло рассмеялись душистые травы, и цветы заиграли дивными яркими красками на зеленом лугу, давать начали кусты и деревья плодов без конца, свирепые звери, покинув свои берлоги и норы, вышли на солнце, дружелюбно друг другу махая хвостами.
Царица многоснежных отрогов Олимпа чувствовала острое материнское наслаждение, граничащее с вожделением сладострастным. Она, прикрыв свои прекрасные воловьи глаза и приоткрыв розовые губы, чуть дрожащей рукой нежно прижимала голову ребенка к полушарию правой груди.
Однако у Алкида, вкусившего уже немало божественного молока, на глазах прорезались зубы, и он сильно схватил ими набухший сосок богини. Гере показалось, что в ее правую грудь раскаленная вонзилась стрела. И действительно, именно эту ее грудь возмужавший герой дважды ранит стрелой. Первый раз это случится, когда она придет на помощь трехтелому великану Гериону, второй раз – в Пилосском сражении. Сейчас же богине стало так больно, что она отбросила ребенка от себя.
64. Млечный путь
Один поэтично настроенный муж, имя которого затерялось в веках, пел, как струя божественного молока Геры, кормящей Алкида, мощно взметнулась в небесную высь и растеклась по необъятному небу, превратившись в удивительные алмазно-лучистые звезды, впоследствии названные Млечным Путем. Астры, сияя и вечно горя, обтекают мир светоносными волнами. Они – сопричастницы Мойр непреложных, непререкаемые указатели человеческой доли; они направляют смертных людей по божественным тропам и черный пеплос Ночи совсем непроглядный делают взору смертных доступным.
Другие о происхождении Млечного пути рассказывают иначе: бог – проныра Гермес, как всегда исполненный всяческих каверз и хитрых уловок, так же наблюдавший по просьбе отца за своим новорожденным смертным братом, вознес оставленного матерью младенца Алкида на высокий Олимп. Там вездесущий вестник Зевеса, бесшумно скользя по воздушной дороге на крылатых талариях незаметно проник на женскую половину в пышном чертоге Владыки Олимпа. Приблизившись незаметно к Гере, он крепко усыпил ее крылатым своим кадуцеем и положил Алкида на ее обнаженную грудь. Голодный ребенок сразу стал жадно сосать, он стал как сын Геры, и она уже тогда стала его приемной матерью. Когда вездесущий бог крылоногий отнял Алкида от чудесной груди, так и не проснувшейся Геры, объевшийся малыш отрыгнул часть молока, из которого в небе возник Млечный Путь, а на земле – белые лилии – священные растения Геры, символизирующие ее женскую добродетельность и телесную чистоту.
Существует множество мнений о том, когда именно ребенка, названного при рождении Алкидом, стали звать Гераклом. Например, некоторые считают, что это произошло после кормления Герой Алкида, и Геракл означает «вскормленный Герой».
Согласно поэтической «Астрономии» Гигина, из-за чрезмерной жадности Геркулес высосал из груди Геры слишком много молока и не смог удержать его во рту; оно вытекло из его уст, и так появился Млечный круг.
Существует так же рассказ, что в те времена, когда Мать великих богов Рея подала первому коронованному правителю богов Крону для проглатывания камень вместо очередного младенца, жестокому и хитроумному супругу не понравился вкус камня, и он приказал накормить его грудным молоком. Богиня женского изобилия Рея, испугавшись, что Крон догадается о ее обмане, так крепко сжала свою набухшую грудь, что брызнувшее во все стороны божественное молоко образовало в небе Млечный Путь (Круг).
Как бы на самом деле не появился Млечным Путем, но он стал дорогой, заметной с земли своей сверкающей белизной в глубине черного неба. Это дорога для всевышних богов под кров Громовержца, из их атрий в его царский чертог.
65. Гера с помощью Гекаты посылает к Алкиду змей
Сладкоголосый лирик Пиндар поет, как Алкида, спящего в шафрановой пелене, белокурая Гера узрела с золотого трона и, преисполнившись праведным гневом, двух змей огромных мощно ринула на него.
Домочадцы Амфитриона рассказывают, как однажды вечером, когда Алкиду было всего восемь месяцев, Алкмена, сама искупав и накормив грудью близнецов, уложила их на щите, который был медью окован – взял его Амфитрион, как трофей во дворце царя Птерелая. Не забыла Электрионида подложить под близнецов и мягкие пуховые подушки, накрыв их одеялом из пушистой овечьей шерсти. Перед тем, как деток покинуть, Алкмена ласково молвила, нежно погладив ребячьи головки:
– Спите, младенцы мои, спите сладко, чудесные дети. Счастливо нынче засните и счастливо встаньте с зарею.
Она щит покачала немного, и крошки дружно заснули. В полночь по приказу Геры могучий Морфей, на мягких крыльях незримых по царскому чертогу рея бесшумно, с помощью отцовского усыпляющего жезла, маковой настойки и рога с другими снотворными соками быстро сковал своими сладостными, но крепкими, как путы объятьями, всех до единого, кто был во дворце Амфитриона.
Потом к чародейке и колдунье трехликой дочери Зевса Гекате, добровольно оставившей чистейшие выси эфира и снизошедшей в подземные пустоты вечного хаоса, Гера, спустилась в Эреб. Когда требовала необходимость Гера умела отбросить присущую ей властность и сейчас голосом искательным, обратилась к деве перекрестков, знающей магию, с просьбой такой:
– Не Гадес, брат мой ужасный и не супруга его суровая Персефонея, а именно ты Геката – истинная хозяйка всего загробного мира! Ведь только ты ведаешь зелья, которые смягчают пламя огня, путь перекрывают светил и бездомной луне закрывают на небо дорогу. Ты появляешься на земле в зловещие лунные ночи, с ярко пылающими факелами в руках, в сопровождении самых страшных существ подземного мира, среди которых две огромные пятнистых змеи с немигающими красными глазами и шесть черных собак, способных разорвать на части медведя и даже горного льва… Не исполнишь ли, Хтония, то, о чем попрошу я? Пусть твои две пятнистых змеи сегодня во дворец Амфитриона проникнут и там стиснут своими крепкими челюстями головы двух младенцев, рожденных Алкменой. Если жизни лишатся эти мальчишки, вечно я буду тебе благодарна, богиня высокой судьбы.
Змееволосая дева Геката воздела огненный светоч смолистый и улыбнулась зловеще в ответ, и от этой улыбки точеные белые плечи подняла супруга Кронида к самым ушам, как будто ей стало неуютно и зябко. Тут все собаки мерзко завыли, и Гера судорожно стала тереть лоб белой рукою, словно хотела стереть все, что сказала или обратить все в забавную шутку.
Геката меж тем дунула дважды в особый свисток и на ее свист, колышущий воздух, приползли, шелестя чешуей, две огромных пятнистых змеи с горящими как угли глазами и замерли у ее ног, с высоко поднятыми головами. Трехликая дева перекрестков наклонилась и что-то зашептала тем змеям, при этом быстро делая различные жесты руками. Она семь раз раздвинула руки, и Гера догадалась, что Геката показала ворота, потом ладонями Кратейя изобразила дворец и два маленьких шара – головы младенцев. Змеи грациозно головами кивнули в ответ и по знаку Гекаты, расправили свои пятнистые кольца и, словно гибельные две стрелы, ринулись по воздуху в Фивы.
