Сергей Быльцов
Эдип. Боги и герои Древней Греции
38. Дельфийский храм
Дельфийский храм был хорошо известен воспевшему славу Эллады Гомеру. Так, например, Ахилл быстроногий говорит хитроумному Одиссею:
– В храме Феба пророка в Пифосе, утесами грозном, можно все приобресть, и волов тихоходных, и овец среброрунных, можно стяжать и прекрасных коней, и златые треноги. Душу ж назад возвратить невозможно; души не стяжаешь, вновь не уловишь ее, как однажды из уст излетела.
Со всех концов Греции, и даже со всей обитаемой земли – Ойкумены люди стали приходить в Дельфы, к подножию горы Парнас, месту обитания Аполлона, чтобы узнать будущее. Склоны окрестных гор изобиловали источниками, наиболее известным из которых является Кастальский, окружённый лавровыми деревьями, посвящёнными Аполлону. Около этого источника, названного по имени возлюбленной богом, увенчанным лавром, дочери бога реки Ахелоя Касталии, Музы и наяды собирались для пения под аккомпанемент своего бессменного вождя Аполлона на лире или кифаре.
На фронтоне величественного храма были знаменитые изречения-притчи Аполлона: «Познай себя», «Соблюдай границы», «Ничего сверх меры», «Укрощай свой дух» а также загадочное изображение буквы «Ε» – приношения Семи мудрецов. Говорят, что «Е» означает вопросительную частицу «εἰ» и указывает, что к Аполлону обращаются с вопросами. Можно тут видеть и медное изображение Гомера на стеле.
Павсаний же утверждает, что в притворе храма в Дельфах полезные людям для поведения в жизни правила были написаны людьми, которых эллины считают семью (в действительности их было больше) мудрецами. Это были двое из Ионии: Фалес из Милета и из Приены Биант, один из эолийцев на Лесбосе – митиленец Питтак, из дорян в Азии – Клеобул из Линда, афинянин Солон и спартанец Хилон. Седьмым Платон, сын Аристона, вместо Периандра, сына Кипсела, обозначил Мисона из Хен; Хены – это поселок на горе Эте. Эти люди, придя в Дельфы, посвятили Аполлону свои знаменитые и всюду прославляемые изречения, вроде притч Феба. Они, по мнению Павсания, и написали здесь эти изречения. В действительности эти Семь мудрецов находились под особенным покровительством пифийского бога, притчеобразные оракулы которого легли в основу их мудрых кратких изречений.
Тот же Павсаний говорит, что в самом храме находится жертвенник Посейдону, так как прорицалище в незапамятные времена принадлежало и Посейдону; стоят в храме и статуи двух Мойр Клото и Атропы, вместо же третьей из них Лахесис стоят статуи Зевса Мойрагета (Водителя Мойр) и Аполлона Мойрагета.
Некоторые говорят, что старая Ткачиха один день в месяц присутствовала в храме в облике Пифии и ее девственными устами давала самые судьбоносные оракулы.
Можно видеть здесь и жертвенник, на котором жрец Аполлона убил нового воина Неоптолема, сына храбрейшего из греков Ахилла. Недалеко от жертвенника стоит седалище Пиндара; оно сделано из железа, и, говорят, на нем восседал Пиндар, когда он приходил в Дельфы и пел те свои гимны, которые написаны им в честь Аполлона. В самую же внутреннюю часть храма допускаются лишь очень немногие, и там стоит золотая статуя дельфийского бога.
Действительно, в самом недоступном для вопрошающих месте – адитоне (внутренней части храма) находился золотой кумир Аполлона. Здесь же были лавровое дерево, священный источник и Омфал из белого мрамора с двумя золотыми орлами, которых Зевс выпустил с западного и восточного пределов мира, а в точку их встречи метнул камень, ставший центром мироздания – Омфалом – Пупом Земли.
Под Омфалом находился саркофаг с тлеющим пеплом змея Пифона. Посреди амфитеатра была площадка с расселиной в скале, из которой, как говорят, поднимались испарения ядовитого источника. Здесь же стоял принесенный в дар грекам после Платейской битвы большой золотой треножник. Это была массивная золотая чаша на медной подставке, состоявшей из трех обвивающих друг друга змей, головы которых вверху были обращены в разные стороны. Часть этой подставки до сих пор сохранилась в Константинополе.
На этом треножнике восседала Пифия и вещала или изрекала оракулы в стихах, написанных гекзаметром. Про самого же Владыку, чье прорицалище в Дельфах, Гераклит сказал, что он не вещает, не скрывает, но знаменует.
По мнению большинства, Дельфийский храм, благодаря всегда сбывающимся предсказаниям оракула стал на века духовным средоточием всей Греции.
Однако некоторые считают, что пророчества Феба всегда сбываются из-за обычной двусмысленности его речений, порой темных и не понятных. Например, лидийский царь Крез, преподнеся Дельфийскому храму множество очень ценных и богатых посвятительных даров, вопросил:
– Выступать ли мне в поход на персов и искать ли для этого союзников.
Дельфийский оракул вполне понятно, на первый взгляд, изрек:
– Если царь перейдет реку Галис, то сокрушит великое царство.
Крез истолковал оракул, полученный в Дельфах, в свою пользу и пошел войной на персидские владения и в битве под Сардами потерпел такое сокрушительное поражение, что даже сам попал в плен. С разрешения персидского царя Кира Крез отправил лидийских послов в Дельфы с приказанием возложить его оковы на пороге святилища и спросить, не стыдно ли было Аполлону побуждать Креза ложными прорицаниями к войне с персами. Прибыв в Дельфы, лидийцы выполнили поручение, а Пифия, как передают, дала им такой ответ:
– Предопределенного Роком не может избежать даже бог.
Оказалось, что Крез своим поражением искупил преступление предка в пятом колене. И на данное ему предсказание Крез жалуется несправедливо. Ведь Аполлон Локсий предсказал: если Крез пойдет войной на персов, то разрушит великое царство, под которым бог подразумевал царство самого Креза.
39. Обращение к дельфийскому оракулу
Обращение к оракулу для большинства паломников начиналась с жертвоприношения, которое было не умилостивительным, а необходимым для того, чтоб по поведению жертвенного животного понять, расположен ли бог в этот день отвечать или давать советы этому паломнику.
Лукиан в сочинении «О пляске» говорит, что на Делосе даже обычные жертвоприношения не обходились без пляски, но сопровождались ею и совершались под музыку. Собранные в хоровод отроки под звуки чарующих переливов флейты или струн кифары мерно выступали по кругу, а самую пляску исполняли избранные из их числа лучшие плясуны. Поэтому и песни, написанные для этих хороводов, носили название «плясовых припевов», и вся лирическая поэзия полна ими.
Плутарх говорит, что оракул не может быть вопрошаем, если жертва (коза) не дрожит всем телом, от копыт до рогов, когда на нее совершают возлияния. Недостаточно, чтобы жертва двигала только головой, надо, чтобы все ее члены дрожали вместе, охваченные трепетом и судорогами. Что же касается быков и кабанов, то им дается ячневая мука или стручковый горох; если же они отказываются от этого угощения, то считается, что животные нездоровы и для жертвоприношения не подходят.
Ион в одноименной трагедии Еврипида говорит:
– Принесите жертву перед домом, и когда от Феба ждете слова, так сюда входите, – но без жертвы входа нет во храм.
Если бог готов был дать оракул, то вопрошающий совершал омовение водами священного Кастальского ключа, чтобы пройти телесное очищение.
Вопрошающе должны были внести соответствующую плату. Говорят, что в древнее время в качестве платы достаточно было внести жертвенную лепешку. Впоследствии размер платы определялся договорами Дельф с различными общинами.
Например, договор между Дельфами и ликийскими фаселитами, устанавливал для общины взнос в 7 дельфийских драхм и 2 обола, а для отдельного гражданина – в 4 обола (1 афинскую драхму).
Однажды храм посетил сын Деметры, ослепленный Зевсом бог богатства Плутос, и потому после этого прорицания стали доступны лишь гражданам с немалым достатком, однако вскоре и среди них образовывались очереди.
Очередь в допущении просителей, приносивших богатые дары, определялась жребием, при этом женщинам запрещалось вопрошать оракул без посредников. Граждане Дельф имели право вопрошать оракул вне очереди. Кроме того, некоторым лицам и государствам предоставлялось почетное право вопрошать без очереди. Например, как рассказывает Плутарх, такой привилегией пользовался последний лидийский царь Крез, богатство которого вошло в знаменитую поговорку, и некоторые лидийцы после богатых посвящений в Дельфы, а также Спарта и Афины в период Пелопоннесской войны.
Однако, несмотря на частое посещение храма Плутосом, Пифия сама могла отказаться давать прорицания даже богатому и знатному человеку, осквернённому преступлением. Даже могучему сыну Зевса Гераклу, уже свершившему все 12 великих подвигов, Пифия Ксеноклея отказала в оракуле после того, как он убил сына Эврита Ифита, сбросив его в гневе с высокой скалы. Для того, чтобы понять речь Ксеноклеи не потребовался и специальный жрец профет.
– Ты убил своего гостя, – гневно изрекла Ксеноклея. – У меня нет оракулов для таких, как ты!
После выполнения всех предписанных действий, вопрошающий допускался в храм, чтобы задать свой вопрос. В непростых дельфийских ритуалах вопрошающими руководили специальные жрецы, а сопровождали их дельфийские проксены.
40. Жрицы, а не жрецы
Жрецами Аполлона обычно были мужчины, поскольку мужчины были жрецами богов, а женщины – жрицами богинь. Использование женских уст не было типичным и для Фебовых прорицалищ.
В Дидимах и Кларосе, где находились известные оракулы Феба, пророками были мужчины. В Ликийских Патарах и египетских Фивах предсказательницей была женщина.
Как рассказывает Геродот, впервые употребивший для прорицательницы слово «пифия», сам бог иногда посещает эти храмы и проводит ночь на ложе. Жрицы, как говорят, не вступают в общение со смертными мужчинами. Когда является бог и изрекает оракул (что бывает не всегда, а лишь по временам) жрицу запирают с ним по ночам в храме.
Из других оракулов лишь в Аргосе Аполлон вещал женскими устами, но там прорицалище было устроено непосредственно по дельфийскому образцу.
Плутарх рассказывает, что Пирру явилось страшное знамение: когда в жертву приносили быков, их головы, уже отделенные от тел, на глазах у всех высунули языки и стали слизывать собственную кровь. В Аргосе Аполлонида, прорицательница Ликейского бога, выбежала, безумно крича, что ей привиделся город, полный убитых, и орел, который шел в сражение, а потом вдруг исчез.
Одно из объяснений, почему в Дельфах прорицательницей была женщина, видимо, заключается в истории этого святилища. Действительно, и сама первая владелица древнего прорицалища Гея и ее спутница горная нимфа Дафна, и титаниды Фемида и Феба – все были богинями, имевшими жриц. Поэтому и Аполлон, приняв прорицалище от бабки Фебы, решил, что по древней традиции будет продолжать вещать женскими устами.
Другие считают, что Аполлон выбрал для вещания жрицу, а не жреца потому, что, наряду с ним, в Дельфах почитался и Дионис. На Парнасе совершались общие оргии в честь Феба и Вакха и в течение трех зимних месяцев, когда Аполлон был в Гиперборее, Дионис занимал его место в качестве главного божества. Оракул в это время безмолвствовал, но оргии совершались.
Плутарх говорит, что Дионису знаменитые Дельфы принадлежат не меньше, чем Аполлону. Растерзанное на семь частей тело Загрея (старого Диониса) было восстановлено Аполлоном, и он отнес их на Парнас в Дельфы.
Главными служительницами Диониса были, как известно, женщины, и потому в Дельфийском храме главной была жрица, а не жрец. Дионисийское начало обусловило и экстатический характер дельфийских пророчеств, только вместо винных возлияний, Пифия использовала дурман, исходящий от жевания лавра и вдыхания испарения из расщелины, где гнил Пифон. При этом, еще древние различали буйный экстаз с вином, разгульными танцами и неистовой музыкой, внушаемый Дионисом, и пророческое почти поэтическое вдохновение, доставляемое Аполлоном, пусть и с помощью лавра.
Павсаний рассказывает, что первой жрицей – заместительницей бога была Фемоноя, которая тоже первой стала давать пророчества в гекзаметрах. Но местная поэтесса Бойо, написавшая гимн дельфийцам, говорит, что это прорицалище было основано в честь бога людьми, прибывшими от любимых Аполлоном гипербореев; в их числе был и Олен; и что он был первым пророком вещего бога и первый, который песни составил из древних напевов. Кроме него одного, ни о ком не сохранилось памяти как о дельфийском служителе бога, но всегда говорили только о женщинах-пророчицах.
41. Жрица – неопытная и несведущая дева
Оставивший немалое литературное наследие историк и библиограф Плутарх, немалое время служивший дельфийским жрецом, рассказывая о том, почему Пифия перестала пророчествовать стихами, говорит, что первая Пифия заняла свое место прекрасно и по праву, как никто другой. Жизнь она прожила добропорядочно; но выросла в бедном крестьянском доме и сошла она в это прорицалище, не принеся с собой никакого искусства, никакого опыта, никаких особых способностей.
Ксенофонт полагает, как невеста мужу должна предстать, почти еще ничего в своей жизни, не увидев и не услышав, так и эта фебова дева, будучи почти во всем неопытной и несведущей, поистине душой своей бессмертной сожительствовала с богом.
В древнейшие времена до принятия сана Пифия могла быть замужем, но от неё обязательно требовалось целомудрие и, конечно, беззаветная преданность Аполлону.
Для Пифии в Дельфах, существовало ритуальное предписание девственности. Вкушение бычьей крови, как испытание девственности, напоминает процедуру вкушения бараньей крови в Аргосе, в храме Аполлона, расположенном рядом с храмом Геры Акреи (Владычицы горных вершин). Там, по свидетельству Павсания, пророчицей является женщина, не знающая мужского ложа; каждый месяц она ночью приносит в жертву барана, и, вкусив его крови, становится одержимой богом.
Диодор Сицилийский говорит, что в старину девственницы предоставляли оракулы, поскольку девственницы имеют природную невинность нетронутой также как и Артемида; ибо, в самом деле, девы, как предполагается, хорошо подходят для охраны тайны оракулов. В позднее время, однако, люди говорят, что Эхекрат из Фессалии, придя в храм и увидев деву, произносившую оракул, был очарован так ее красотой, что похитил и познал ее. Дельфийцы из-за этого прискорбного случая приняли закон, что в будущем девы больше не пророчествуют, но, что пожилая женщина в пятьдесят лет должна объявлять оракулы, и, что она должна быть одета в костюм девы, как своего рода напоминание о девственных пророчицах старины. Позднее, однако, в Дельфах вновь был введен прежний обычай – все возвращается на круги своя.
Пифии помогали служительницы храма, которые должны были поддерживать священный огонь, как в храме Гестии. Хранить этот огонь должны были не девушки, а женщины, по летам уже не способные к браку.
Аристофан называет Пифию чревовещательной прорицательницей потому, что ее вещание шло как бы из живота (пупка).
В самое цветущее для оракула время, как сообщает Плутарх, в период наивысшей славы святилища, в служении при нем постоянно чередовались две Пифии, а третья в случае надобности заменяла их место. Законным временем для совещаний с оракулом первоначально считался только один день в году – седьмой день весеннего месяца (7 Бисия – день рождения Аполлона, в самом начале весны, около равноденствия), когда он с наступлением теплых погожих дней возвращался из любимой им Гипербореи. Затем прорицания стали проводиться ежемесячно по седьмым числам, за исключением зимы, когда Аполлон гостил у гипербореев, а ещё позже – ежедневно, кроме особых нечистых дней.
42. Пифия, сидящая над расселиной на треножнике
В лавровых венках с шерстяными повязками, вопрошающие приносили богу молитвы и жертвы. Когда по знамению жертвы день оказывался благоприятным для совещания, тогда Пифия, после предварительных омовений, в золотом головном уборе всходила на знаменитый золотой треножник.
О треножнике Диодор Сицилийский рассказывает такую древнюю историю. Говорят, что в старину козы однажды обнаружили святыню оракула, поэтому по сей день дельфийцы предпочитают использовать коз, когда они вопрошают Оракула. Открытие произошло следующим образом. Существует пропасть в том месте, где сейчас находится то, что известно как «запрещенное» святилище, и козы обыкновенно паслись там, потому что Дельфы еще не были заселены. Постоянно какой-нибудь козел приближался к пропасти, и заглядывал в нее, начиная скакать необычным способом и издавать звуки совсем иначе, чем это они делают обычно.
Пастух, наблюдающий за козами, удивился странным явлениям, и, подойдя к пропасти и заглянув вниз, обнаружил, что это было, получив такие же переживания, как и козы, которые начали вести себя как существа одержимые и пастух тоже начал предсказывать будущие события. После того, как разнеслись слухи среди окрестных жителей о переживаниях тех, кто подошел к пропасти, все большее число людей, побывало на месте и, все они испытывали его чудодейственные свойства и становились вдохновленным. По этим причинам оракул стал рассматриваться как чудо и считается пророчеством данным святыней Земли.
В течение некоторого времени все, кто хотел бы получить пророчества, подходил к пропасти и давал свои пророческие ответы другим. Однако позже, так как многие стали прыгать вниз в пропасть под влиянием безумия и все без следа исчезали, жителям этого района, показалось лучше, с целью устранения риска, оставить одну женщину, как единственную пророчицу для всех, и вопрошать оракулов через нее. И для нее мастерами было разработано специальное приспособление, которые она могла бы безопасно устанавливать, а затем подвернуться вдохновению и дать пророчества для тех, кто того пожелает. И это приспособление имеет три опоры и, следовательно, называется треножник, и все бронзовые треножники, делались и по сей день делаются в подражание этого изобретения.
Гигин в «Мифах» рассказывает, что на четвертый день после того, как родился Аполлон, он отомстил за мать: он пришел на Парнас, убил стрелами Пифона (отчего стал называться Пифийским), положил его кости в треножник, который поставил в своем храме.
Хор в «Ионе» Еврипида призывает блаженную Победу, из златых дворцов Олимпа в дом пифийский снизойти, где очаг средиземельный, где с треножника, который пляскою святой прославлен, слово вещее слетает. Сам Ион говорит, что на освященный треножник села дочь Дельфов и эллинам прорицанья поет, Фебовы, угадывая речи.
Перед пророчеством Пифия, омывшись в Кастальском источнике, надевала золототканную одежду, распускала волосы, надевала на голову венок из лавра и спускалась в адитон (святая святых). Там она пила из источника, жевала лавр, садилась на высокий треножник и, вдыхая дурманящие испарения, поднимавшиеся из расселины, принималась пророчествовать.
Павсаний говорит, что вода источника Кассотиды течет под землей и в святилище бога дает женщинам дар пророчества. Говорят, что та, которая дала водоему свое имя, была одною из нимф на Парнасе.
Напившись воды из Кастальского источника и нажевавшись лавра, Пифия окуривала себя лавром и ячменной мукой. При этом, Аполлонова дева от дурманящих лавра и испарений из расщелины впадала в особый экстаз, подобный наркотическому или очень сильному опьянению. Однако пифийский (аполлоновский) экстаз не был похож на истерическое безумство вакханок и менад (Дионисийский экстаз).
Платон сравнивает экстаз Пифии с поэтическим вдохновением, идущим от Муз, бессменным вождем которых был Аполлон, и с любовным экстазом Афродиты.
Согласно Плутарху, дельфийский бог довольствуется передачей Пифии лишь неясных видений в лучах света, освещающего будущее; в этом и заключается вдохновенное прорицание – аполлоновский экстаз. Одержимые Дионисом не были способным давать предсказания. Поэтому самым главным в пророческом экстазе были все-таки не лавр, не мука и не испарения, а вдохновение, происходящее от установления тесной духовной связи Пифии с богом. Поэтому известны случаи, когда, нажевавшись лавра и надышавшись окуриваний и испарений, Пифия, шатаясь, слезала с треножника, не проронив ни слова, ибо так и не дождалась вдохновения (или благоприятного знамения) от бога. Исступленная Пифия, сойдя с вдохновляющего ее треножника, обретает полное успокоение, ибо треножник – это атрибут Аполлона. Впрочем, пророческий экстаз Пифии, как уже было сказано, особый – не безумно – истерический, а поэтический или любовный. Поэтому на барельефах Пифия обычно выглядит спокойной, безмятежной, сосредоточенной – как бог, вдохновляющий ее.
