Сергей Донской
Живешь только трижды
Глава 2
Тайны Черного моря
Каждому школьнику известно, что после развала СССР Российский Черноморский флот, насчитывающий около трехсот боевых единиц, оказался запертым в Севастопольской бухте, принадлежащей Украине. При этом участки моря и суши, арендуемые нашими моряками, не превратились в аналог американских военно-морских баз в Японии или в Южной Корее, поскольку отношения между двумя государствами оставались скорее братскими, чем союзническими.
Правда, не раз и не два «братья» затевали дипломатические споры по поводу принадлежности флота, но всякий раз их разборки заканчивались примирениями, ведь они, несмотря на существующие разногласия, любили и уважали друг друга.
Так продолжалось до вмешательства очень дальнего родственничка, американского Дядюшки Сэма, который неожиданно выразил готовность прижать младшего украинского брата к своей могучей груди. Вступай в НАТО, нашептывал он, и ты станешь моим полноправным партнером. Пошли русского Ивана к чертовой бабушке, а если он станет упираться, то мы живо найдем на него управу. Всем миром. Вместе.
Украине ужасно хотелось стать членом НАТО, поскольку членом еще чего-нибудь сделаться никак не получалось. Кроме того, Дядюшка Сэм умело манипулировал то кнутом, то пряником, заставляя Киев лихо отплясывать гопак под свою заморскую дудку. Вскоре в воздухе запахло ультиматумом. Украинцы решили изгнать Российский Черноморский флот из Севастополя, заявив, что он препятствует их планам по вступлению в НАТО. Не случайно же альянс потребовал от Киева официальный документ, подтверждающий, что на территории страны не будут пребывать никакие чужие военные формирования.
Чужие – это значит российские.
Кто же тогда для Киева свои? Американцы? Натовцы?
Получалось, что так.
Следуя подсказке западных доброжелателей, Украина вознамерилась досрочно расторгнуть договор о базировании российского флота в Крыму, подписанный в 1997 году сроком на двадцать лет с правом продления. Выступив с подобной инициативой, украинские власти отлично знали, что Россия не успела и уже, конечно, не успеет создать альтернативной базы для своего флота. В самое ближайшее время три севастопольские бухты, где стояли российские корабли – Южная, Карантинная и Севастопольская, – планировалось передать украинским военным.
Еще негласно, но уже полным ходом шла подготовка к эвакуации кораблей.
В том числе и 138 подлодок, среди которых числилась многоцелевая атомная подводная лодка «Акула», как именовалась она по перенятой Киевом американской классификации.
Это была самая современная, самая грозная субмарина в составе Черноморского флота России. Обладая энергоустановкой мощностью 43 000 лошадиные силы, она была способна погружаться на глубину до 600 метров, делая при этом 35 узлов в час. На ее борту находилось 28 крылатых ракет с дальностью поражения 3000 километров плюс почти столько же самонаводящихся торпед. При этом стальная «Акула» являлась одной из самых малошумных субмарин в мире. Натовцы давно мечтали убрать эту опасную игрушку как можно дальше от Ближнего Востока, и вот, похоже, их чаяния начали сбываться.
Разумеется, ни Бондарь, ни Костя, ни целый полк таких ребят, как они, не могли существенно повлиять на этот процесс. Но пока где-то там, наверху, сшибались лбами и ломали копья лучшие представители дипломатической рати, сотрудникам спецслужб предстояло выполнить свою часть работы. Может быть, не самую важную на данный момент. Тем не менее весьма ответственную.
Дело в том, что «Акула» была оснащена современнейшими навигационными, гидроакустическими, спутниковыми и другими техническими комплексами. К примеру, средствами связи, позволяющими принимать радиосигналы с командного пункта, находясь на четыреста метров ниже уровня моря. А недавно ее снабдили последним чудом техники, носившим название гидроакустический маяк АЛП-440, или «Флексоном».
Это произошло не далее как месяц назад. Полторы недели назад прибор исчез с борта подводной лодки. Вместе с капитаном второго ранга Малютиным Геннадием Викторовичем, одним из семи старших помощников командира.
В последнее время старпом Малютин плохо соответствовал светлому образу морского офицера в незапятнанном кителе, белых перчатках и с кортиком на боку. Судя по отзывам сослуживцев и подчиненных, он стал регулярно закладывать за воротник и вести себя просто-таки по-свински. Форма его все чаще выглядела так, словно он не снимал ее на ночь. Кортик затупился от бесконечных метаний в дверь каюты. К сожалению, командир спохватился слишком поздно. Через несколько дней после того, как Малютин не возвратился на лодку из самовольной отлучки на берег.
Впрочем, его моральный облик – хоть в чистеньком парадном кителе, хоть в тельняшке, залитой водкой и шампанским, – волновал начальство Евгения Бондаря и Константина Кардаша меньше всего. В ФСБ и ГРУ даже не вспомнили бы о загульном старпоме, если бы пропажа суперсовременного маяка не обнаружилась именно после его ухода.
Это обстоятельство придавало происшествию совсем иную окраску. Те же Соединенные Штаты, с которыми так сдружилась Украина, заплатили бы за крошку «Флекси» не один десяток тысяч долларов… а может, даже миллион… или несколько миллионов… Обладание маяком позволяло противнику не только выведать секреты российской гидроакустики, но и взять под контроль те подлодки, на которых были установлены АЛП-440. Параметры гидроакустического маяка представляли собой ценность гораздо большую, чем он сам по себе вместе со своей хитроумной начинкой.
Исходя из этого, активные поиски Малютина велись на территории всей России и за ее пределами как силами ФСБ, так и силами ГРУ. Приказ о проведении совместной операции отдал лично Верховный главнокомандующий, так что руководству обеих конкурирующих спецслужб оставалось умерить амбиции и действовать сообща. Бондарь понятия не имел, насколько далеко простирались рамки этого вынужденного сотрудничества, поскольку перед ним стояла узкая и вполне конкретная задача.
Он и поступивший в его распоряжение Константин Кардаш были откомандированы в Севастополь на тот случай, если беглый капитан не успел покинуть город и до сих пор ошивался где-нибудь поблизости с целью продать прибор любой из вражеских разведок. Вероятность этого была невелика, однако она существовала. По всей видимости, Малютин был заинтересован в получении наличных, а иностранные резиденты не держат при себе чемоданы с долларами, так что подобная сделка могла затянуться на неопределенный срок. Если же дезертир успел получить деньги, то оставалось надеяться, что просаживать их он станет прямо в Севастополе, где у него имелись собутыльники и приятели. В этом случае его следовало задержать и возвратить на подлодку, где с ним будет особый разговор.
Разумеется, в Управлении контрразведывательных операций ФСБ и Главном разведывательном управлении Минобороны очень хотели верить, что похищенный «Флексоном» до сих пор находится при Малютине, трезвом или пьяном, живом или мертвом. В конце концов, этот сукин сын мог пьянствовать у своей любовницы, ресторанной певички Арианы с экзотической фамилией Патрича. Мог валяться где-нибудь под забором или на больничной койке.
Или на дне морском, с камнем на шее.
Другими словами, кабинетные аналитики исходили из того, что Малютин взялся торговать секретами Родины без предварительной подготовки, спонтанно, с пьяных глаз. Бондарю же представлялось, что исчезновение моряка было запланированным и шансы наткнуться на него близки к нулю. Верхи, как водится, прислушиваться к мнению низов не желали. Поступил приказ во что бы то ни стало отыскать прибор, желательно вместе с похитителем. Сделать это предстояло Бондарю с помощью спецназовца Кости Кардаша и… господа бога, да будет на то его воля.
«Флексоном» представлял собой компактную штуковину, размерами и формой напоминающую двадцатисантиметровый баллончик лака для волос или спрея для уничтожения насекомых. Упакованный в сверхпрочный корпус из алюминиевого сплава, он таил в себе настолько дорогостоящую электронную начинку, что ее можно было бы запросто обменять на приличную иномарку с нулевым пробегом. Весила эта драгоценная малютка всего полкило, а питалась от двух стандартных девятивольтовых батарей.
Хотелось надеяться, что подвыпивший Малютин прихватил ее по ошибке, например, вместо фонарика или припрятанной бутылки. И теперь мирно спит, подложив под щеку сверхсекретный прибор, исправно работающий на частотах от 25 до 40 килогерц. Обнаружив Малютина в такой ситуации, Бондарь даже не стал бы его сильно наказывать, честное слово. Врезал бы пару раз за доставленное беспокойство – и гуляй, Вася. Но Малютина звали не Васей, а Геннадием Викторовичем, а его самовольная отлучка очень уж смахивала на дезертирство…
* * *
Из задумчивости Бондаря вывел голос водителя, сообщившего, что они прибыли на место.
«Ауди» действительно стояла возле длинного трехэтажного здания, выкрашенного в желтый цвет и увенчанного надписью «Севастополь». Слева было помечено, что это гостиница, хотя приписка справа утверждала, что это никакая не гостиница, а ресторан. Судя по обилию колонн и лепнины, здание возвели в пятидесятые годы прошлого века. Можно было не сомневаться, что полы внутри невероятно скрипучие, а каменные ступени лестниц хранят отпечатки десятков тысяч прошедших по ним ног.
– Памятник архитектуры, – подтвердил догадку водитель.
– Очень уж древний, – проворчал Бондарь, выбираясь наружу.
– Зато в самом центре. До всех трех вокзалов каких-нибудь десять минут хода.
– В Севастополе целых три вокзала? – фальшиво восхитился Костя, доставая сумки из багажника.
– Ну да. – Водитель принялся загибать пальцы. – Морской. Железнодорожный. И потом этот… автовокзал.
– А как обстоят дела с бабами? – задал Костя следующий, гораздо более важный для себя вопрос.
– Когда есть горячая вода, то очень даже неплохо, – заверил его водитель и захлопнул дверцу так поспешно, как если бы нес личную ответственность за состояние жилищно-коммунального хозяйства города. – Желаю удачи, – донесся его голос из тут же тронувшейся с места машины.
Это не вызвало у Бондаря приступа оптимизма. Несмотря на наличие трех вокзалов, покинуть Севастополь в ближайшем будущем он не надеялся. Поиски беглого капитана могли затянуться надолго. «Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, – сказал себе Бондарь, входя в гостиницу. Но самое противное – заниматься этим без толку».
Регистрация прошла без осложнений. Правда, заполняя анкету, Костя доверительно сообщил девушке в окошке, что цель его приезда – жениться. На что она, покачав головой, задумчиво сказала:
– Не знаю, не знаю… У нас тут столько моряков, столько отдыхающих…
– А я не моряк и не отдыхающий. – Костя, улегшийся грудью на стойку, чуть ли не завилял поджарым задом.
– А кто же? – В устремленных на него глазах промелькнули первые искорки пробуждающегося интереса.
– Угадайте с трех раз.
– Тут написано: предприниматель, – сказала девушка, сверившись с Костиной анкетой.
Он загадочно усмехнулся:
– Мало ли что написано…
– Тогда кто вы?
Искоркам интереса в глазах девушки было не суждено обратиться в пламя, поскольку Бондарь счел необходимым вмешаться в происходящее, охарактеризовав своего спутника как неисправимого кобеля и многоженца.
– Напрасно ты так, – буркнул Костя, когда они вселились в свой номер на третьем этаже.
– Ты бы еще секретным агентом представился, – укорил его Бондарь. – Джеймсом Бондом с золотыми соверенами.
– За кого ты меня принимаешь? – обиделся Костя, после чего надолго умолк, приложившись к полуторалитровой бутылке минералки. Его кадык ходил ходуном, подобно неутомимому поршню.
– Обопьешься, – проворчал Бондарь, когда ему надоело слушать производимое напарником бульканье.
– Минералки жалко?
– Тебя. Потом ведь изойдешь.
– Не изойду, – возразил Костя и попытался вытереть лоснящееся лицо. Затем так же безуспешно попытался вытереть взмокшую ладонь об рубаху. Затем высказался в том духе, что ему нужно срочно принять душ.
– Обязательно, – кивнул Бондарь, направляясь в ванную. – Сразу после начальства.
Потоков воды, о которых мечталось всю дорогу, выжать из кранов не удалось, так что осталось довольствоваться лишь жалкой струйкой, которая иссякла раньше, чем Бондарь успел как следует освежиться. Вместо того чтобы громко возмутиться по этому поводу, он возвратился в номер, где, склонив голову набок, принялся любоваться Костей, успевшим раздеться до плавок.
– Наконец-то. – Напарник порывисто вскочил, весь взмокший и блестящий, словно атлет, закончивший изнурительную тренировку.
– Ты прихватил с собой дезодорант? – полюбопытствовал Бондарь.
– На кой он мне сдался? Я тебе барышня, что ли?
– Нет. Ты не барышня. Ты здоровенный мужик, от которого за версту разит потом.
– Дело поправимое, – отмахнулся Костя. – Сейчас ополоснусь и буду свежий, как огурчик.
– Нет. – Бондарь снова покачал головой. – Огурчика из тебя не получится. Во всяком случае, свежего. Придется тебе помариноваться.
– Ты мне запрещаешь принять душ? – Костины брови взметнулись вверх.
– Нет, – произнес Бондарь в третий раз. – Просто вода закончилась. – Он развел руками. – Но если ты хорошенько попросишь, я разрешу тебе воспользоваться своим дезодорантом. Даром. Потому что находиться рядом с тобой невыносимо.
Рявкнув на манер разъяренного пса, Костя ринулся в ванную комнату, где еще долго ругался, крутя бесполезные краны. Бондарь же достал из сумки дезодорант и улегся на кровать, заложив руки за голову. Выставленный на стол баллончик был лишь немногим меньше, чем гидроакустический маяк АЛП-440, который предстояло отыскать.
В городе, площадь которого составляет 19 000 гектаров.
С населением 400 000 человек и с миллионом приезжих.
Без всякой надежды получить в награду медаль «За оборону Севастополя». Потому что его давным-давно сдали, город-герой, перенесший две кровопролитные осады. Войска НАТО готовились занять его без боя, несмотря на грозную армаду российских кораблей, способных уничтожить целый континент. Сознавать это было чертовски обидно. Бондарь даже поймал себя на мысли, что ему не терпится обзавестись оружием и пустить его в ход.
«Лишь бы было против кого», – подумал он, прежде чем провалиться в короткий дневной сон.
Глава 3
Живые и мертвые
В Южную было решено отправиться пешком, чтобы осмотреться на местности. Карты и справочники содержали массу обстоятельной, но бесполезной информации. Например, что Севастополю чуть более двух веков и что его название в переводе с греческого означает «величественный, достойный поклонения, героический город». Но разве могло это помочь отыскать Малютина, затерявшегося в лабиринтах огромного порта?
Глубокие балки, горные отроги, бесчисленные бухты и бухточки, пирсы, причалы, доки… Не Гонконг или Сидней, но и не деревня Малая Кукуевка из двадцати дворов. Тем более что русский язык Малютина никак не мог выдать его в городе, где семьдесят пять жителей из ста изъяснялись на великом и могучем, и лишь двадцать процентов говорило по-украински. Остальные представляли собой человеческий винегрет, составленный из 26 национальностей: тут тебе и белорусы, и крымские татары, и евреи, и армяне, греки, немцы, болгары, молдаване, поляки, эстонцы, латыши, корейцы. Последнее обстоятельство утешало. Как бы Малютин ни старался, а прикинуться корейцем или молдаванином ему не удастся. Следовательно, шансы участников поисковой экспедиции чуточку возрастали.
Прежде чем двинуться через весь город, они покрутились на главной площади, названной в честь адмирала Нахимова. Посередине ее высился памятник, надпись на котором гласила:
Здесь 3(14) июня 1783 г. заложен город Севастополь – морская крепость юга России.
– России, здесь же ясно написано: РОССИИ! – Костя возбужденно толкнул Бондаря в бок. – Чего же они тогда выкобениваются, бисовы диты? Вцепились, как в свое, еще и зубы показывают…
Его глаза скользнули по публике, прогуливающейся по площади. Особенно недобрым Костин взгляд сделался в тот момент, когда он наткнулся на компанию молодежи, распивавшую пиво на скамейке. Наверняка ему не терпелось хлебнуть чего-нибудь такого же пенистого и освежающего.
– Уймись, – флегматично посоветовал Бондарь. – Не то какой-нибудь умник услышит тебя и накатает в Думу предложение заменить надпись.
– Как это? – возмутился Костя.
– А так. Был юг России, станет юг великой Украины.
– Ха, великой!
Костя уставился на железобетонную стену, возведенную в честь героической обороны Севастополя от фрицев. Центром композиции служило рельефное изображение воина, отражающего натиск врага. Его правая рука сжимала автомат, а левая решительно простиралась вперед, навстречу трем направленным ему в грудь штыкам.
– Эх, братишка, – пробормотал Костя. – Знал бы ты, как все обернется.
– Это ты мне? – осведомился Бондарь.
– Ему. – Костин подбородок выдвинулся в направлении каменного воина. – Тоже ведь русский, даю рубль за сто.
– Откуда такая уверенность?
– Кто, кроме русского, на штыки грудью попрет?
Возразить на это было нечего, да и не хотелось. Жара немного спала, но все равно было нестерпимо душно. Болтать языком попусту было лень. Почти весь путь до Южной гавани Бондарь и его спутник проделали в молчании, разглядывая местные достопримечательности и прохожих.
То и дело навстречу попадались моряки, чувствующие себя в Севастополе так же непринужденно, как на палубах своих кораблей. Девушек было мало, причем, судя по легкомысленным нарядам, все это были приезжие. Загорелые, белозубые, голопупые, они многозначительно лизали мороженое и вызывающе поглядывали на мужчин. Бравые морячки их почти не интересовали. Зато при виде дорогой иномарки эти куколки синхронно втягивали животы и выпячивали груди. Вот она – главная примета времени. Хоть бери и на каждой центральной улице красные фонари вывешивай, не ошибешься.
– Надо бы пообщаться с кем-нибудь из них, – озабоченно сказал Костя, передвигавшийся слегка враскорячку, словно джинсы вдруг сделались ему узкими. От него пахло парфюмерией и потом. Это была сногсшибательная, убийственная смесь. Ноздри всякой женщины, оказавшейся поблизости, тревожно трепетали. Костя, приписывавший такую реакцию своей неотразимой внешности, награждал их короткими полуулыбками.
– Даже не мечтай, – обронил Бондарь, ускоряя шаг. – Мы приехали сюда не с девками развлекаться.
– Так я не в том смысле! – воскликнул Костя голосом никудышного актера, озвучивающего еще более никудышный фильм.
– А в каком?
– Женщины легкого поведения всегда владеют любопытной информацией, факт. Не удивлюсь, если кто-то из здешних путан что-то знает про Малютина.
– Ты загнешься раньше, чем успеешь опросить хотя бы десяток.
– Плохо ты меня знаешь. У меня здоровье ого– го! – Костя алчно покосился на двух курортниц, продефилировавших мимо.
Бондарь невольно ухмыльнулся:
– Сомневаюсь, что твой могучий организм способен перебороть СПИД.
– Эй, ты забыл про безопасный секс.
– Безопасным бывает только кекс, – заметил Бондарь. Поразмыслив немного, добавил: – Да и то необязательно.
– Волков бояться… – начал было Костя.
– До них сначала добраться нужно, до волков. – Бондарь нахмурился. – А о Красных Шапочках думать после будем.
– Ловлю на слове, командир!
Костя мечтательно улыбнулся и даже зажмурился. Надо полагать, мысленно примерил эту самую Красную Шапочку на себя. Каким именно способом – догадаться было несложно.
* * *
Было около восьми часов вечера, когда они отыскали нужный причал.
– Ну и где наша «Афина»? – спросил Костя таким тоном, словно ожидал со стороны спутника какого-нибудь подвоха.
– «Афалина», – машинально поправил его Бондарь.
– Хрен редьки не слаще.
– Но и не горше.
Сделав это справедливое замечание, Бондарь двинулся вдоль причала, вглядываясь в названия выстроившихся в ряд суденышек. В основном это были до невозможности грязные катера, имевшие осадку растоптанных галош. Зато все, как на подбор, носили громкие имена: «Бесстрашный», «Посейдон», «Витязь». Безымянные моторные лодки смотрелись куда лучше. А просевшая до самых бортов яхта – та вообще выглядела в сумерках настоящей красавицей.
«Афалина» обнаружилась за насквозь проржавевшим суденышком, увешанным старыми автомобильными покрышками.
– Команда-то большая? – деловито спросил Костя.
– Капитан, – принялся перечислять Бондарь, – шкипер, механик, матрос, кок.
– И как это они там все помещаются? Карлики они, что ли? – Напарник недоверчиво посмотрел на «Афалину». В очертаниях катера угадывались быстроходность и отличная маневренность, но габаритами он не вышел.
Бондарь тоже разглядывал «Афалину». Ему не нравилось, что ни в одном из его окошек не было заметно даже проблеска света. А ведь согласно письму предоставленный в распоряжение гостей экипаж должен был дежурить на борту денно и нощно. Правда, в лице одного-единственного человека, носившего татарское имя Эльдар Сейдуллин. Он-то и заменял собой всю команду. И, что самое важное, должен был выдать москвичам необходимое снаряжение, которое они по понятным причинам не могли провезти в самолете.
Костя, которому Бондарь вкратце рассказал об этом, загарцевал на причале, как застоявшийся жеребец. Видимо, ему не терпелось ощутить в своей ладони рукоятку пистолета. Пришлось даже взять его за локоть, удерживая на месте.
Прежде чем перепрыгнуть на борт катера, Бондарь огляделся по сторонам. В густых сумерках, окутавших причал, не было ни души. Словно пришвартованные суденышки существовали сами по себе, давно позабыв, когда на них ступала нога человека. От хлюпающей между ними воды веяло сыростью и запахом гниющих водорослей. Она казалась черной и маслянистой, как нефть.
Наконец, деятельный Костя не выдержал. В его голосе прорезались хриплые нотки, когда он спросил, не в силах совладать с нетерпением:
– Ну что? Пора? Я пойду первым, командир, не возражаешь?
– Давай, – кивнул Бондарь. – Только осторожней.
– На нашем крейсере может быть засада?
– Там полно всяких хреновин, о которые можно запросто споткнуться в темноте.
Бондаря покоробил собственный беспечный тон, но трудно воспринимать всерьез опасность, которой не видишь воочию.
«И существует ли она, опасность? – спросил он себя. – В конце концов, мы собирались всего-навсего наведаться на прогулочный катер, принадлежащий туристической фирме…»
Правда, без оружия. И в качестве совсем не тех людей, за которых себя выдавали.
На территории не то чтобы враждебного, но уже и не дружественного государства с двумя чересчур любопытными русскими могло приключиться все, что угодно. А могло и ничего не приключиться. Выяснить это предстояло прямо сейчас.
– Давай, – повторил Бондарь, на всякий случай приготовившись к любым неожиданностям.
– Даю!
Еще до прыжка на палубу «Афалины» Костя совершенно преобразился, сделавшись собранным и настороженным, как хищник, вышедший на ночную охоту. Этот парень не был миниатюрным, вот уж нет, но катер даже не покачнулся под его тяжестью. Спецназ есть спецназ. Бондарь тоже не считал себя кабинетным работником, однако его прыжок оказался не столь выверенным.
«Афалина» слегка накренилась на правый борт.
Никто не высунулся наружу, чтобы поинтересоваться причиной этого обстоятельства. Было по-прежнему тихо. И это не могло не внушать тревогу.
В правой руке Кости появился моток тонкой рояльной струны. Бондарь понятия не имел, на какую ноту она настраивается, но прекрасно знал, что в руках спецназовца любой безобидный предмет превращается в смертоносное оружие. Например, нить из закаленной стали. Петлей из нее ничего не стоит нанести увечья, сравнимые с порезами опасной бритвы. Вооруженный обычной струной, Костя мог оказаться на голову выше любого потенциального противника.
В буквальном смысле.
Рука, сжимающая моток, сделала предупредительный жест: оставайся на месте. Указательный палец левой руки показал на единственную дверь, ведущую в нутро катера. Это означало, что Костя намеревается проникнуть туда первым.
Бондарь молча кивнул. Каждый должен заниматься своим делом. В рукопашном бою Костя не знал себе равных. С другой стороны, его навыки были сугубо партизанскими, тогда как Бондарь специализировался на планировании и проведении более деликатных операций. Таких, о которых потом не треплются в средствах массовой информации. Потому что трепаться, в общем-то, не о чем. Все остается шито-крыто.
Уподобившись бесшумной тени, Костя скользнул вперед и, расположившись таким образом, чтобы не подставиться под выстрел, распахнул дверь. Еще на протяжении нескольких мгновений он оставался на месте, а потом… исчез, слившись с темнотой дверного проема.
Не прыгнул, не шагнул, даже не кувыркнулся через голову. Именно исчез. Испарился. Просочился внутрь, подобно капле черной туши.
– Иди сюда, командир.
Бондарю показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он дождался этого призывного оклика. Спустившись по короткому трапу, он присоединился к Косте.
– Задерни занавеску, – распорядился тот.
Бондарь беспрекословно подчинился. В некоторых ситуациях лучше полагаться на опыт спецназовца ГРУ, чем на опыт оперативника ФСБ. И в некоторых ситуациях окна действительно должны быть зашторены, так уж повелось на невидимом фронте.
* * *
В тусклом свете зажегшегося фонаря каюта выглядела тесной, захламленной и неуютной, как чулан. Самыми крупными предметами мебели, помещавшимися тут, были стол и откидная койка. На столе стояла едва початая бутылка вина и коробка конфет с одной-единственной пустой ячейкой. На койке лежали два трупа, мужской и женский. Лежали так называемым «валетом», то есть головами к ногам друг друга. При этом оба были практически голыми, а раздеться их побудила отнюдь не жара, иначе они не стали бы сливаться в пылких объятиях.
В застывших объятиях, мысленно поправился Бондарь. В ледяных.
Мужчина не удосужился снять носки, хотя при духоте, царившей в каюте, это было бы вполне естественным побуждением. Что касается женщины, то она осталась в платье, хотя и задранном до самых ушей. В общем, прежде чем умереть, они испытали сильнейший приступ страсти, вряд ли завершившийся оргазмом.
Вместо порции сомнительного удовольствия оба получили по пуле в голову, так и не успев сообразить, что происходит. Стреляли в упор и сверху, иначе их вышибленные мозги засыхали бы теперь на стене. В данном случае кровью были замараны лишь матрац и живот мужчины, на котором покоилась женская голова.
– Достойная смерть для портовой шлюхи, – пробормотал Костя. – Погибла на боевом посту, можно сказать.
– Ошибаешься, – возразил Бондарь, склонившись над мертвецами. – Это не шлюха.
– Откуда такая уверенность?
– Эльдар не воспользовался презервативом, видишь?
Костя покосился туда, где, по идее, должно было находиться упомянутое изделие.
– Может, наклюкался до такого состояния, когда море по колено? – предположил он.
Бондарь щелкнул ногтем по почти полной бутылке «Муската белого» и покачал головой:
– Сомневаюсь. Ни один вменяемый мужик не станет развлекаться подобным образом с первой встречной бабой. Во всяком случае, не с проституткой.
Оценив живописную позу, в которой застыли оба трупа, Костя согласился:
– Да, пожалуй, ты прав. Голубки были знакомы. Не боялись подцепить друг от друга какую-нибудь заразу. – Сплюнув, он тщательно вытер губы и спросил: – Кстати, почему ты думаешь, что перед нами труп Эльдара, а не кого-нибудь другого? Разве вы были знакомы?
Не тратя лишних слов, Бондарь ткнул пальцем в снимок, висевший над кроватью. На нем красовался тот самый мужчина, который нашел свою смерть в каюте. Загорелый и довольный собой, он скалился в объектив, держась обеими руками за штурвал «Афалины». Но это было лишь фотографическое изображение Эльдара Сейдуллина. Сам он если и скалился, то отнюдь не весело. Для него все закончилось. Ни по морю с ветерком прокатиться. Ни с подружкой порезвиться. И уж конечно, покойник не имел возможности снабдить гостей из России оружием и аппаратурой, как это было условлено.
Придя к такому выводу, помрачневший Костя спросил:
– Обыскать катер? Вдруг обнаружится что-нибудь интересное?
Бондарь поскреб подбородок:
– А если нас решили подставить? И если на берегу притаились менты, которые только и ждут, когда мы появимся с пушками?
– Тогда нужно сматываться.
Голова Бондаря отрицательно качнулась из стороны в сторону:
– Несколько минут ничего не меняют. Либо засада есть, либо ее нет. Ну-ка пошарь в карманах нашего несостоявшегося капитана. В сумочку его подруги загляни тоже. Я пока осмотрю каюту.
Двигаясь быстро, но без суеты, они занялись поверхностным обыском, стараясь не оставлять отпечатков пальцев. Бондарь не обнаружил ничего более интересного, чем уйма грязного белья, хранившегося в картонных коробках. Гильз на полу не было, и это настораживало еще сильнее. Выходит, на катере орудовали профессионалы? Не прикончили ли они Сейдуллина специально для того, чтобы оставить московских гостей без оружия? Или была какая-то иная причина? Месть ревнивого мужа капитанской любовницы? Наркотики? Политика? Карточные долги?
Голос напарника вывел Бондаря из задумчивости:
– Вот. – Костя продемонстрировал на ладони ворох украинских гривен, среди которых затесалось несколько мелких долларовых купюр. – Документов нет ни у мужика, ни у бабы.
– Я так и предполагал, – процедил Бондарь.
– Что, дело плохо? Нас пасут?
– Очень может быть.
– Значит, вляпались?
– Поживем – увидим.
– Понятненько, – протянул Костя, крутнув на пальце моток струны.
Его лицо лоснилось все сильнее, но Бондарь знал, что повышенная потливость напарника вызвана не страхом. Просто воздух в каюте был очень уж спертым. Хотелось поскорее исчезнуть отсюда.
– Предлагаю вылезти через иллюминатор и выбираться вплавь, – заявил Костя. – Береженого бог бережет.
Бондарь с сомнением взглянул на его широкие плечи:
– Хочешь попробовать себя в роли верблюда, проходящего сквозь игольное ушко?
– У меня суставы особые, командир. В случае необходимости я становлюсь резиновым, веришь?
– Верю. Но лучше оставайся таким, какой есть. В конце концов, ничего страшного не произошло. – Бондарь похлопал себя по нагрудному карману, в котором хранилось письмо фирмы «Ахтиар». – Двое туристов явились на катер, любезно предоставленный в их распоряжение. Они обнаружили на борту два трупа с огнестрельными ранениями. Но оружия у туристов нет. – Бондарь развел руками. – Доказать их причастность к убийству невозможно.
Костя недоверчиво хмыкнул:
– Менты могут доказать что угодно, сам знаешь.
– Пусть попробуют. Пока что мы не преступили ни одного закона.
– Сейчас преступим, – буркнул Костя.
– Каким образом? – полюбопытствовал слегка нахмурившийся Бондарь.
