И был еще третий – сторож Матвей. Пришел он лет десять назад пешком из губернского города, в лаптях, в солдатской фуражке и поступил на железную дорогу сначала путевым сторожем, затем был стрелочником, наконец, занял настоящее место.
Было ему лет сорок, имел он широкое, рябое лицо, на котором росли щетинистые, как зубная щетка, усы. Из почтения всегда молчал, но когда говорил, то был у него такой вид, будто он стоит на плацу.
В долгие зимние вечера, когда в тундре свистела вьюга и снежные комья залепляли окна маленького здания, – все трое собирались в маленькой комнатке начальника разъезда. Вспоминал, обыкновенно, Валентин Петрович свою прежнюю службу, рассказывая ее Елпидифору, а Матвей становился в почтительной позе у двери и слушал.
– Бывало, подходит курьерский… – рассказывал начальник разъезда. – Ну, понятно, публика на нем только избранная. Выходят на платформу все больше графы и князья… А барыни – с лорнетками!.. А то, выйдет, примерно, какой-нибудь генерал-адъютант… пальто расстегнуто, на шее Владимир… а на погонах вензеля…
Елпидифор качал в такт головой. Будто говорили ему о том, что он уже давно знает.
– И… аксельбанты!.. – вставлял он свое замечание.
Затем жмурил глаза, и в его воображении вставал залитый огнями дворцовый зал, где, среди генерал-адъютантов, шествует он, Елпидифор, в золотом мундире и с каскою в руке…
И словно во сне слышал он голос Валентина Петровича:
– Аксельбанты?.. А это что же такое?..
Выручал в этих случаях Матвей:
– Осмелюсь доложить: это – те, что идут от погонов к пуговицам… На манер станционного жандарма!..
– Знаю… знаю!.. – кивал Елпидифор. – Видел!..
И устало спрашивал:
– Почему у нас нет жандарма?.. А?..
– Да потому, что «Ухватовка» – не станция, а разъезд, – объяснял Валентин Петрович и продолжал. – Так вот… этот генерал-адъютант выйдет, бывало, на платформу… прищурится… «Вы, спросит, начальник станции?» И подает руку… А эта рука-то… может быть… недавно царскую руку держала! – Начальник разъезда наливал рюмку, сокрушенно вздыхал и выпивал. А затем выдерживал долгую паузу, смотря в потолок унылым взглядом.
А то вспоминал другое:
– Подойдет переполненный пассажирский… выскочит это на платформу какая-нибудь дамочка… этакая канареечка!.. И прямо ко мне… «Ради Бога, господин начальник станции… устройте меня в купе!.. Моченьки, мол, нет в вагоне… умаялась!..» А сама глазенками так и стреляет…
– Ну?.. И что же?.. – пренебрежительно спрашивал Елпидифор, думавший только что о «Марине Мнишек»…
Валентин Петрович ерзал на стуле и лукаво подмигивал…
– Конечно, устраивал!.. Грешен: всегда был дамским кавалером!..
После каждой такой беседы, Елпидифор долго не мог уснуть. Ложился на койку, стоявшую около телеграфного аппарата, закрывал глаза и думал о нарядном экспрессе, в котором когда-нибудь поедет он, Елпидифор, о генерал-адъютантах, его сопровождающих… и о «ней», у которой обязательно будет лорнетка…