Сергей Гуриев
Мифы экономики. Заблуждения и стереотипы, которые распространяют СМИ и политики

Полная версия

Издано с разрешения автора

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Гуриев С., 2012

© ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2022

Очевидное всегда враг правильного^[1].

Бертран Расселл

Кате, Саше и Андрюше

Экономист, читатель и писатель

Книга Сергея Гуриева – это запись дискуссии между экономистом и обществом. Есть распространенные вопросы и недоразумения, кочующие из разговора в разговор. Есть разъяснения и мнения профессионала. Но дело не только в этом. Эта книга – еще и реплика в защиту дискуссии как таковой. Причем не любой, а той, которая ведется на высоком уровне качества.

Казалось бы, что тут защищать? Джон Мейнард Кейнс, Фридрих Хайек, Джон Гэлбрейт и другие экономисты первой величины, не жалея времени на написание газетных статей, в свое время создали стандарт такого рода выступлений. Ныне здравствующие Амартия Сен, Пол Кругман и Стивен Левитт продолжают традицию.

Но иностранные светила у нас мало известны, а их мнения далеко не всегда актуальны в России.

Нужны свои авторитеты, своя интеллектуальная среда. Но в российском публичном пространстве все еще мало фигур, обладающих качествами, необходимыми для хорошего обмена мнениями. Этих качеств как минимум три: компетентность, умение ясно излагать мысли и независимость.

Людей с образованием и экономической эрудицией в России теперь немало. За постсоветские годы открыты новые школы, изданы книги и получены степени в лучших университетах мира. Но многие из компетентных специалистов предпочитают не ввязываться в публичные дискуссии или существуют в блогосфере под псевдонимами. Одним мешают корпоративные правила, другим – конфликты интересов. В результате на поверхности оказываются люди, чьи профессиональные качества и мотивы, побуждающие к высказыванию, неясны.

Стандарты, на которые можно сослаться, существуют. Экономические факультеты мира принято ранжировать по количеству публикаций их профессоров в международных реферируемых журналах. С этой точки зрения Российская экономическая школа, возглавляемая Гуриевым, не имеет равных в России. Но очень немногие слышали об этих рейтингах, и не для всех они значимы. Большинство российских вузов существует вообще вне всяких мировых стандартов – и ничего, скажут их руководители, живут же как-то. Решение американской стороны выбрать РЭШ местом выступления президента Барака Обамы во время его визита в Москву в июле 2009 года можно считать косвенным «знаком качества» вуза, но, подозреваю, не все в России такой знак качества примут.

Не менее сложно дело обстоит и с независимостью. Проблема в основаниях, позволяющих считать того или иного эксперта независимым. Она создана верой во всесилие пиара и пропаганды, укрепившейся в последние лет десять. Распространенное убеждение, что за любой «авторитетной» позицией стоит частный или государственный заказ, подрывает доверие и к критике, и к похвале.

В дискуссии, завязавшейся в таких условиях, за каждым высказыванием ищешь заказчика, видишь поединок пиарщиков вместо идейного спора, в котором можно было бы сопоставить разные мнения. Расцветают теории заговоров, потому что далеко не всегда ясно, насколько искренен тот или иной эксперт и чьи интересы в данный момент он представляет.

И вот еще проблема: размыты критерии формирования авторитета, в том числе и морального. Какими качествами должен обладать признанный авторитет? Должен быть лауреатом премий, человеком высоких моральных качеств, фигурой, часто мелькающей в медийном пространстве? Проблемы с признанием подлинности этих «знаков качества» неизбежны в стране, где ученую степень и членство в научных сообществах можно купить, где уважение коллег для многих не является ценностью, а выход к массовой аудитории, например через телевидение, регулируется не спросом, а решениями узкой группы людей.

Положение это изменится не скоро. А книга уже написана. Жанр – развенчание мифов. Попытка ответить на вопросы, которые не заданы кем-то напрямую, а ставятся самой жизнью, точнее сложившимися представлениями о ее хозяйственном устройстве. Сложность здесь в том, что формулирование сложившихся мифов – на совести автора. Так что судить о результате следует не только по ясности ответов, но и по адекватности вопросов, которые автор задавал себе.

Перед нами разговор экономиста с публикой, в том числе и непосвященной. Но автор не пытается представить экономиста носителем непреложной истины. В советские времена это была наука, конструировавшая догмы. Гуриев стремится представить экономику наукой, призванной как раз догмы ставить под вопрос и развиваться поверх идеологических и национальных границ.

Экономика, считающаяся самой точной из общественных дисциплин, далеко не так точна, как «настоящие» естественные науки, – вероятно, в силу своей относительной молодости и необъятности предмета изучения. Экономист не пророк и не оракул, в чем все мы могли убедиться по ходу развития экономического кризиса. Гуриев сравнивает коллег с метеорологами и напоминает о случаях серьезнейших ошибок в прогнозировании.

Хуже того, экономисты еще и постоянно спорят («Где два экономиста, там три мнения»), так что у политиков может возникать ощущение, что им никогда не добиться от этих визирей однозначных советов по важнейшим вопросам. Но и без них нельзя: иначе не составишь антикризисные планы и не вернешь доверие рынков.

Именно поэтому экономисты часто бывают советниками и министрами, но редко становятся главами государств. Экономисты понимают многозначность и динамику рынков, а руководителям нужна однозначность и статика. А это стихия юристов. Вот и представители нового поколения лидеров – Барак Обама, Николя Саркози, Дмитрий Медведев – юристы. Но посмотрим, как покажут себя лидеры, родившиеся в 1970-е. Это поколение, к которому принадлежит и автор книги, скоро должно выйти на первый план в политике и экономике.

Максим Трудолюбов,

редактор отдела «Комментарии» газеты «Ведомости»

От автора

Величайший враг правды зачастую не ложь – преднамеренная, запутанная и бесчестная, – а миф – настойчивый, убедительный и нереалистичный^[2].

Джон Кеннеди

История этой книги началась в январе 2003 г. в Давосе. Заместитель главного редактора газеты «Ведомости» Марк Уайтхауз предложил мне написать серию статей в стиле Schools’ Briefs, подобную той, что печаталась в еженедельнике The Economist в 1990-е. Раньше я уже публиковался и в журнале «Эксперт», и в «Ведомостях», но именно с этого предложения Марка начался мой опыт сотрудничества с газетой на регулярной основе. Придумать название и формат для цикла статей мне помог Андрей Николаевич Илларионов, предложив сосредоточиться на развенчании распространенных мифов об экономике. С тех пор я написал тридцать статей для «Ведомостей» (с перерывом на 2003–2004 учебный год, когда я преподавал в Принстонском университете). Они и легли в основу этой книги вместе со статьями, опубликованными в «Эксперте», The Moscow Times, New York Times, «Русском фокусе» и «Огоньке».

Цель «Мифов» – показать читателю на конкретных примерах, что передовые достижения экономической науки имеют прямое отношение к происходящему сейчас в России. Это позволит ему справляться с потоком экономических мифов и предубеждений, которые обрушиваются на него.

Это, безусловно, не первая попытка ученого-экономиста донести до читателя последние достижения науки. Только за последние несколько лет на русском языке вышли «Голая экономика» Чарльза Уилэна^[3], «Секс, наркотики и экономика» Дианы Койл^[4], «Великая ложь»^[5] Пола Кругмана, «Фрикономика»^[6] Стефана Дабнера и Стивена Левитта. Зачем же нужна еще одна книга? Мне, конечно, трудно тягаться с Кругманом и Левиттом – нобелевским лауреатом и обладателем медали Кларка (и, следовательно, претендентом на Нобелевскую премию) соответственно. Но у меня есть важное преимущество: я стараюсь рассматривать российские проблемы, которые не знакомы американцам, и, естественно, я лучше представляю себе доминирующие в сознании россиян экономические мифы.

Я благодарен моим редакторам в «Ведомостях» и «Эксперте» – Марку Уайтхаузу, Максиму Трудолюбову и Александру Ивантеру, – которые помогли мне написать эти серии статей.

Большинство идей для них родилось в беседах с Андреем Илларионовым, Владимиром Преображенским, Кристофом Рюлем и коллегами из Российской экономической школы (РЭШ) и Центра экономических и финансовых исследований и разработок (ЦЭФИР). Несколько статей написаны по мотивам совместных научных работ с моими соавторами Юрием Андриенко, Судипто Бхаттачария, Марией Горбань, Барри Икесом, Ольгой Лазаревой, Расселлом Питтманом, Андреем Рачинским, Константином Сониным, Гидо Фрибелем, Сергеем Цухло, Елизаветой Шевяховой и Ксенией Юдаевой.

Эта книга стала возможной благодаря замечательной работе коллектива издательства, особенно Алексея Ильина, Ольги Осадчей, Полины Суворовой и Сергея Турко.

И, конечно же, главный вклад в эту книгу внесли мои родители и моя семья – Катя, Саша и Андрюша, – они не только терпеливо относились к моей работе, но и каждый раз напоминали мне о смысле жизни, вселенной и всего остального.

Сергей Гуриев, Москва, 2006 г.

Предисловие

Книга «Мифы экономики» выросла из моих колонок «Мифы экономики» и «Уроки экономики», которые выходили в 2003–2005 гг. в газете «Ведомости». В начале 2009 года я дополнил книгу главой (второй по счету) о разворачивавшемся тогда глобальном кризисе, тоже написанной на основе колонок цикла Ratio economica в «Ведомостях».

С тех пор многое изменилось. Закончился финансовый кризис, миновал экономический кризис, но начался кризис суверенных долгов, который в лучшем случае приведет к замедлению роста глобальной экономики, а в худшем – к рецессии в отдельных странах и острому финансовому кризису во всем мире. Тем не менее я не стал переписывать вторую главу, потому что мне кажется важным вспомнить, как воспринимались события 2008–2009 гг. в разгар кризиса. Многие аналитики тогда предрекали Великую депрессию, спад американской экономики на 10 % и крах капитализма. Ничего этого не произошло, и не должно было произойти. Это был обычный кризис (от которых мы, впрочем, давно отвыкли), и преодолеть его удалось достаточно быстро и традиционными методами.

Нынешняя ситуация совсем другая. Впервые кризис суверенного долга разразился в развитых странах. Когда я пишу эти строки, суверенный долг США составляет примерно 100 % годового ВВП (больше, чем когда-либо в истории этой страны в мирное время). В странах еврозоны долги приближаются к 90 % ВВП – притом, что так называемые маастрихтские критерии предусматривают ограничение 60 % ВВП. В Греции, Италии, Испании, Португалии и Ирландии долги превышают 100 % ВВП. Уже сейчас понижены кредитные рейтинги большинства европейских стран и понятно, что дефолта Греции не избежать. Почему же в нынешнем издании «Мифов экономики» нет главы о долговом кризисе? С 2009 года мы с Олегом Цывинским в серии Ratio economica написали почти сто колонок, в том числе о происходящих сейчас событиях, однако я решил не включать этот материал в книгу. Дело как раз в том, что крайне трудно предсказать, как будет развиваться долговой кризис – в том числе и потому, что американские и европейские политики совершают много ошибок. И сегодня не поздно спасти еврозону при помощи вполне очевидных реформ, можно снизить и американский долг за счет реорганизации налоговой системы и сокращения расходов. Но сделают ли это американские и европейские политики, пока непонятно.

Поэтому я не стал менять ни буквы в издании 2009 года. Я старался писать книгу так, чтобы ее содержание не зависело от текущих событий, и сегодня, спустя несколько лет после предыдущего издания, считаю, что каждая глава в ней по-прежнему актуальна.

Сергей Гуриев, Москва, февраль 2012 г.

Мифы экономики

Сколько стоит человеческая жизнь? Почему одни страны бедны, а другие богаты? Какая модель борьбы с бедностью лучше – американская или европейская? Что делать с олигархами? Как построение вертикали власти сказывается на конкурентоспособности российской экономики? Нужны ли нам импортные пошлины, миграция, Стабилизационный фонд, независимый Центральный банк, развитые финансовые рынки? Какова точность экономических прогнозов? Как реформировать и регулировать естественные монополии? Как готовить и проводить реформы, чтобы избежать последствий, которые наблюдались, к примеру, при монетизации льгот? Как бороться с коррупцией? Есть ли для России место в глобальной экономике и чьи интересы защищают антиглобалисты? Можно ли использовать экономические стимулы для реформирования образования и науки?

Вопреки распространенной точке зрения современная экономическая наука дает ответы на большинство этих вопросов. Книга, которую вы держите в руках, это как раз попытка рассказать о достижениях мировой экономической науки, актуальных для России.

Отношение к ученым-экономистам, мягко говоря, неоднозначное. Их высмеивают за двусмысленность выводов, неадекватность прогнозов и моделей. Но за последние десятилетия экономическая наука добилась огромного прогресса, и знать о ее последних достижениях, по крайней мере, полезно. Как говорил Кейнс, «идеи экономистов и политических философов – правильные они или нет – обладают куда большей силой, чем принято считать. На самом деле именно они управляют миром. Практики, которые полагают себя свободными от влияния таких идей, на самом деле являются рабами какого-нибудь давно забытого экономиста»^[7].

Социальная психология подтверждает: люди часто принимают решения, опираясь на стереотипы, сформировавшиеся из повседневного опыта и информации, которая получена из разных, необязательно надежных, источников. В том числе из устаревших учебников. Преимущество научного подхода в том, что он позволяет четко сформулировать структуру этих стереотипов и сопоставить их с имеющимися данными. Зачастую экономические стереотипы, прижившиеся в обществе, не выдерживают такой проверки, поскольку либо не являются внутренне логически согласованными, либо не совпадают с результатами эмпирических исследований. Такие стереотипы – назовем их экономическими мифами – бытуют не только в России. Но именно у нас они особенно многочисленны и влиятельны. К сожалению, мифы экономики распространены даже среди высших руководителей государства, лидеров бизнеса и, как это ни странно, экспертного сообщества. У этого феномена есть несколько объективных причин.

В конце 1980-х гг. большие надежды россиян были связаны с западной экономической наукой. Тогда казалось, что стоит только заменить марксистскую политэкономию на «Экономикс», как в стране сразу наступит всеобщее благоденствие. Однако завышенные ожидания обернулись жестоким разочарованием, и после неудач 1990-х большая часть населения убедилась, что западная экономическая наука просто неприменима к России.

Если взять одноименные учебники «Экономикс» Макконнелла и Брю или Самуэльсона и Нордхауза для первого курса университета, то они по определению излагают простейшие принципы, которые относятся в первую очередь к идеальной рыночной экономике с конкурентными рынками и бескорыстным эффективным правительством. Понятно, что даже экономики США и Западной Европы не идеальны, а уж к России эта базовая теория неприменима вовсе.

Однако экономическая наука не ограничивается теориями столетней давности, изложенными в учебниках для первого курса университета и пятидесятилетней – для третьего курса. Для нас важны именно новейшие достижения экономической теории, появившиеся благодаря исследованиям ситуаций, связанных с несовершенством рынков, коррумпированностью и неэффективностью властей. К сожалению, эти исследования как раз мало известны в России. Они или не переведены на русский язык, или излагаются только в учебниках магистерского и аспирантского уровня, недоступных широкому кругу читателей. К тому же соответствующей терминологией владеют лишь некоторые российские экономисты, а учебные заведения, где преподаются подобные курсы, можно пересчитать по пальцам. Тем не менее наметились и положительные тенденции: выпускники таких учебных заведений играют все более важную роль в обществе, а в Россию начинают возвращаться выпускники лучших американских и европейских докторантур. Поэтому борьба с мифами – дело совсем не безнадежное.

Глава 1. Цена жизни

Когда читаешь статьи и книги экономистов, трудно избавиться от ощущения, что главные цели этой науки – абстрактные понятия вроде роста ВВП, снижения инфляции, коэффициента Джини, индекса Херфиндаля – Хиршмана и проч. Тем не менее за этими показателями стоит благосостояние каждого из нас. Экономика необходима лишь постольку, поскольку она дает возможность конкретному человеку избежать материальных лишений, решить проблемы бедности, голода и болезней.

Многочисленные исследования показывают, что с этими трудностями можно справиться лишь за счет экономического роста. Экономическое благосостояние – измеренное в ВВП на душу населения – ценно не само по себе, а потому, что именно в богатых странах удается справиться с голодом и болезнями, добиться развития науки, образования и культуры. Сейчас даже самые бедные граждане США живут лучше средних американцев начала ХХ в. и намного лучше жителей развивающихся стран. Ценность человеческой жизни как таковая – один из индикаторов экономического развития, и ее, вопреки распространенному мнению, вполне можно измерить. На мой взгляд, ценность жизни – это как раз самый главный критерий успеха экономического развития.

Миф 1. Человеческая жизнь бесценна

Любые попытки определить ее стоимость и использовать эти оценки при разработке экономической политики – аморальны и опасны

Человеческая жизнь бесценна. Так ли это? Попытки определить стоимость человеческой жизни в долларах на первый взгляд кажутся аморальными. Однако отсутствие таких оценок приводит к еще большим социальным и нравственным проблемам. Сколько нужно платить родственникам погибших в боевых действиях или в результате террористических актов? Сколько не жалко потратить, чтобы сократить смертность в дорожно-транспортных происшествиях, на пожарах и в результате несчастных случаев? Представление о бесценности человеческой жизни часто оборачивается ее бесплатностью: родственники погибших не получают почти ничего, а проекты, которые могли бы снизить уровень смертности, считаются слишком дорогостоящими. Государство и общество предпочитают тратить деньги на другие важные цели. Но что в конечном счете важнее нашей собственной жизни?

Как оценить, сколько стоит жизнь? Можно предположить, что стоимость жизни равна величине «человеческого капитала», равного, в свою очередь, добавленной стоимости, которую человек производит за всю свою жизнь. Используя этот подход, можно прийти к выводу, что стоимость жизни среднего россиянина – всего лишь около $100 тыс. Кроме того, из этой теории следует, что жизнь одного миллиардера стоит столько же, сколько жизнь всех жителей небольшого города, вместе взятых.

Однако такой подход может показаться не только оскорбительным, но и поверхностным с точки зрения экономической науки. Человек – это не только то, что он производит. Мы живем не для того, чтобы работать, а работаем для того, чтобы жить. Профессиональная деятельность – это лишь небольшая составляющая жизни, поэтому и стоимость жизни должна быть намного выше «человеческого капитала».

Чтобы выяснить, насколько мы сами ценим свою жизнь, была разработана другая, более обоснованная методология. В последние 20–30 лет экономисты разных стран провели десятки исследований, пытаясь оценить так называемую стоимость среднестатистической жизни. В основе этой методологии лежит анализ реальных решений, при принятии которых люди взвешивают стоимость своей жизни. Цену жизни можно вычислить, зная, например, насколько дороже стоят более безопасные автомобили в сравнении с обычными или насколько выше заработная плата у тех, кто работает на опасном производстве.

Для оценки стоимости среднестатистической жизни необходимы очень хорошие микроэкономические данные, поэтому неудивительно, что подавляющее большинство работ проведено в США. Результаты исследований американского рынка труда показывают относительно небольшой разброс оценок: от $4 млн до $9 млн (в ценах 2000 г.) за одну жизнь^[8]. Аналогичные оценки получаются и при анализе решений о покупке автомобилей, установке противопожарного оборудования, покупке недвижимости с учетом экологической ситуации и т. д. Надежность этих оценок настолько высока, что правительство США использует методологию определения стоимости жизни при принятии решений об инвестиционных проектах в важных сферах – охране окружающей среды, здравоохранении, безопасности на транспорте.

Проведение подобных исследований в России пока не реально. Однако можно попробовать оценить стоимость жизни россиянина, используя американские данные. Анализ стоимости среднестатистической жизни для различных выборок американцев (см. вышеупомянутую работу Кипа Вискузи и Джозефа Альди) показывает, что эластичность стоимости жизни по доходу составляет всего лишь ½, а не единицу (как можно было бы ожидать согласно теории «человеческого капитала»). В переводе на повседневный язык это значит, что цена жизни тех, кто зарабатывает на 1 % больше, выше только на 0,5 %, а при увеличении дохода в 4 раза стоимость жизни лишь удваивается (надо возвести 4 в степень 0,5, то есть взять квадратный корень из 4). Выходит, стоимость жизни россиянина примерно в 3 раза ниже аналогичного показателя для американца (3 – квадратный корень из соотношения ВВП на душу населения в России и США в 2004 г.). То есть составляет от $1,3 млн до $3 млн^[9]. Следовательно, требования родственников людей, погибших в Театральном центре на Дубровке, никак нельзя считать чрезмерными. А размер страховых выплат родным военнослужащих, участвующих в боевых действиях, оказывается на порядок или два ниже справедливой суммы.

Можно, конечно, возразить, что Россия – не США и экстраполяция американских данных не вполне правомерна. Тогда попробуем сопоставить полученные оценки с исследованиями, касающимися менее развитых стран? По понятным причинам вычислить стоимость среднестатистической жизни для развивающихся стран очень трудно. Заслуживающие доверия оценки получены только для Индии. Самая нижняя оценка стоимости жизни индийца составляет $1 млн. Если учесть, что Индия отстает от России по ВВП на душу населения в четыре раза, то экстраполяция индийских данных позволяет оценить жизнь россиянина на уровне $2 млн и выше. Эта цифра, как мы видим, укладывается в полученный нами ранее диапазон $1,3–3 млн.

Почему так трудно сравнивать Россию с развитыми странами? Возьмем для примера статистику дорожно-транспортных происшествий (ДТП). В России ежегодно на дорогах погибает более 30 тыс. человек, а в Швеции – менее 600 человек. При этом автомобилей в Швеции всего лишь в три раза меньше, чем в России. Для снижения смертности в ДТП нужны не такие уж большие расходы. Даже в очень благополучной с точки зрения дорожной безопасности Британии все еще есть возможность сократить уровень смертности, потратив около $150 тыс. на каждую спасенную жизнь. В России сокращение смертности обошлось бы гораздо дешевле.

Главное, впрочем, не то, что нашу жизнь крайне низко ценит государство, а то, что свою жизнь часто не ценим мы сами. Об этом свидетельствуют будничные привычки наших водителей: они не любят пристегивать ремни безопасности, садятся за руль пьяными, выезжают на встречную полосу. Когда не ценишь свою жизнь, так же пренебрежительно относишься и к чужой: средний российский водитель не считает своим долгом уступить дорогу пешеходам и спешащим на вызов машинам скорой помощи.

Список доказательств того, что мы не ценим свою жизнь, можно продолжать до бесконечности: курение, чрезмерное употребление алкоголя, пренебрежение правилами противопожарной безопасности.

Люди второго сорта

Стоимость человеческой жизни – по существу главный показатель социально-экономического развития, гораздо более точный, чем ВВП на душу населения. Как и на любом другом рынке, бросовая цена жизни гражданина означает ее неудовлетворительное качество. Используя терминологию правительственных программ, можно сказать, что страна как место жизни граждан по-прежнему неконкурентоспособна. Таковой она и останется, пока мы сами не перестанем считать себя людьми второго сорта.