Чистым, почти экспериментальным случаем можно считать политику меньшевиков, которые пришли к власти в Грузии. Руководил ими марксист Жордания, в прошлом член ЦК РСДРП (кстати, как и Сталин, исключенный из духовной семинарии). В отличие от меньшевиков в Петрограде, Жордания в Грузии убедил партию не идти на коалицию с буржуазией, а взять власть самим. Сразу была образована Красная гвардия из рабочих, которая разоружила солдатские Советы, поддерживавшие большевиков (в этих Советах русские были в большинстве).
В феврале 1918 г. эта Красная гвардия подавила демонстрацию большевиков в Тифлисе. Внутренняя политика правительства Жордании была социалистической. На выборах Учредительного собрания (в начале 1919 г.) с большим преимуществом победили социал-демократы. Было создано однопартийное (социал-демократическое) правительство.
В Грузии была проведена аграрная реформа – земли рода Романовых конфисковали, часть земли из государственных фондов передали в частную собственность, предполагалась также передача бывших надельных и других земель в собственность для фермерских хозяйств. Из конфискованных помещичьих земель крестьянам в кредит было передано 340 тыс. десятин. Затем были национализированы рудники и почти вся промышленность (по найму у частных собственников к 1920 г. в Грузии работало всего 19 % занятых). Была введена монополия на внешнюю торговлю.
Таким образом, возникло социалистическое правительство под руководством марксистской партии, которое было непримиримым врагом Октябрьской революции. И это правительство вело войну против большевиков. Как это объясняется? Жордания объяснил это в своей речи 16 января 1920 г.: «Наша дорога ведет к Европе, дорога России – к Азии. Я знаю, наши враги скажут, что мы на стороне империализма. Поэтому я должен сказать со всей решительностью: я предпочту империализм Запада фанатикам Востока!»[3]
К моменту Октябрьской революции партия меньшевиков потеряла популярность, во многом из-за своего широкого участия во Временном правительстве. На выборах в Учредительное собрание она набрала всего 2–3 % голосов.
Рассмотрим намерения и векторы русских либералов – кадетов.
Это политическое и культурное сообщество сыграло важную роль в Февральской революции, затем в Гражданской войне. Проект, предложенный этим сообществом, стал частью доктрины реформы СССР и постсоветской России в конце XX века.
Единственной большой либерально-демократической партией в России в начале XX века была Конституционно-демократическая партия (в обиходе – кадеты). Кадеты были носителями «европеизированного» сознания и мечтали о преобразовании России парламентским путем по западному образцу. С точки зрения современных мыслителей (например, Явлинского), кадеты были идеальной партией. Они были приверженцами западной демократии и рыночной экономики, не запятнали себя ни терроризмом, ни крутыми административными или революционными мерами. Как говорили, кадеты были интеллектуальной «партией мнения». Они имели в своих рядах многих видных философов и экономистов, ученых и публицистов. Склонные к рефлексии, кадеты оставили множество ярких выступлений, которые в совокупности служат для нас важным свидетельством эпохи.
Становление их партии началось с издания с июля 1902 г. в Штутгарте нелегального журнала «Освобождение», редактором которого был известный философ, «легальный марксист» Б. П. Струве. В 1903 г. возникли две организации – «Союз освобождения» и «Союз земцев-конституционалистов». Они и образовали партию на съезде в октябре 1905 г. в Москве, на волне революции и с целью подготовки к выборам в Государственную думу. Кадеты считали себя партией «внеклассовой» и отвергали идею социальной революции, хотя и признавали возможность, в крайнем случае, революции политической. На втором съезде, в январе 1906 г., к названию партии было прибавлено: Партия народной свободы.
Надо добавить, что 12 июня 1906 г. была учреждена другая либеральная партия – Прогрессивная партия мирного обновления. В ее фракцию в Думе входили 25–29 депутатов и до 40 «сочувствующих»{20}.
Кадеты получили большую поддержку со стороны еврейской буржуазии, которая приняла активное участие в революционном процессе в России. «Краткая еврейская энциклопедия» приводит такие слова С. Ю. Витте: «Почти все еврейские интеллигенты, кончившие высшие учебные заведения, пристали к партии “Народной свободы”, которая сулила им немедленное равноправие. Партия эта в значительной степени обязана своим влиянием еврейству, которое питало ее как своим интеллектуальным трудом, так и материальным».
Самое активное участие принимали кадеты в деятельности масонства, которое вновь начало свою деятельность в России в 1905 году. Так, А. М. Колюбакин, левый кадет, один из основателей партии кадетов (Партии народной свободы), с 1905-го член ЦК партии, член III Государственной думы, был в 1907 г. членом-основателем ложи «Полярная звезда» в Петербурге. В 1910 г. он был в числе основателей Верховного совета Великого востока народов России (ВВНР) – политической организации, которую учредили масонские ложи на съезде в 1912 г. В 1913–1914 гг. он был Генеральным секретарём ВВНР, а также членом ложи «Роз», объединявшей масонов – членов Государственной думы[4].
К весне 1906 г. по всей России возникло более 360 комитетов разного уровня партии кадетов, в ней насчитывалось около 70 тыс. членов. Они создали обширную прессу – до 70 центральных и местных газет и журналов, много партийных клубов и кружков. По интенсивности пропаганды и качеству ораторов им не было равных – кадеты распространяли бесплатные брошюры, расклеивали плакаты, снимали для избирательных собраний хорошие помещения, куда стекались по нескольку тысяч человек.
В ходе революции 1905 г. даже правые кадеты не выступали против революции как принципа, они лишь призывали «не делать из революции кумира». В их среде было ясно понимание того, что они как политическая сила были созданы демократическим движением масс и, по словам Ленина, рассчитывали «на массы, как на пьедестал своих успехов». Лидер кадетов П. Н. Милюков напоминал, что 17 октября 1905 г. (издание царского Манифеста о первой либеральной реформе) «наступило не одними усилиями партии народной свободы, – а усилиями, гораздо более решительными, партий, стоящих левее».
Милюков так определил границы пространства их партии: справа – это аграрии и промышленники, слева – сторонники вооруженного восстания и демократической республики. В буржуазной среде и в поместном дворянстве кадетов поначалу даже считали «красной» партией.
Кадеты были инициаторами создания в мае 1905 г. Союза Союзов – объединения профсоюзов служащих из «среднего класса». Но эта организация отказалась идти в русле либерального движения. Милюков, которого уже в июле сместили с поста ее председателя, сравнивал кадетов с курицей, которая высидела утят[5]. Он жаловался в воспоминаниях: «Я не предвидел, что очень скоро мне самому придется отойти от Союза Союзов, когда он послушно пойдет за ленинской линией».
Вне союза с «красными» кадеты не имели бы связи с массами и в то же время не представляли бы серьезного партнера для власти. Говоря о роли кадетов в революции 1905–1907 гг., Милюков обращался к противникам справа в Думе: «Мы оказались слабыми не потому, что вы были против нас. Вы пришли позднее, тогда вы сидели по домам. Мы оказались одни потому, что отошла от нас та самая левая сторона, в руководительстве которой вы нас обвиняете. Нас звали в министры тогда, когда считали, что мы – сила и опираемся на такую же красную силу, на какую опираются теперь с правой стороны, – на черную силу. Вот почему нас уважали, пока нас считали революционерами. Но когда оказалось, что мы только строго конституционная партия, тогда надобность в нас прошла».
Витте считал, что либеральная позиция кадетов изначально была обречена на неудачу и что им надо было сдвинуться вправо. Он писал: «Если бы кадеты были со мной, они не оказались бы там, где находятся сейчас. …Нужно было удержать то, что давали; нужно было стать октябристами».
Но и сдвиг вправо, по мнению Витте, вряд ли бы помог, потому что кадеты вызывали недоверие, ибо после разгрома революции «стали монархистами в силу обстоятельств, а не по убеждению».
Милюков объяснял, что партия кадетов «была “надклассовой” партией, не исключавшей даже тех надклассовых элементов, которые имелись в социализме. …Ее взгляды поневоле разделялись всей той умеренной частью социализма, которая вместе с нею делала “буржуазную” революцию».
Позиция интеллектуальной партии очень сложная. Кадеты в своих либерально-буржуазных устремлениях вошли в конфликт со всеми классами и сословиями, не вбирая в себя силу никакого класса. Например, во время Столыпинской реформы кадеты постепенно утрачивали свою позицию и искали компромисса с правительством, удаляясь, таким образом, от крестьянства. На заседании ЦК 31 января 1907 г. правый кадет А. С. Изгоев так определил стратегию партии: «Необходим компромисс. Мы будем соглашаться с теми группами, которые признают оппортунизм. Если левые против этого, мы будем заключать союзы с правыми».
В I Государственную думу от кадетов прошло 179 депутатов, член ЦК их партии С. А. Муромцев стал председателем Госдумы, все его заместители и председатели 22 комиссий также были кадетами. Но Дума была разогнана через 72 дня ее работы, 8 июля 1906 г. Перед разгоном I Думы лидер правой партии октябристов А. И. Гучков писал о двух вариантах – смене правого правительства или роспуске Думы: «В первом случае получим анархию, которая приведет нас к диктатуре; во втором случае – диктатуру, которая приведет к анархии. Как видите, положение, на мой взгляд, совершенно безвыходное. В кружках, в которых приходится вращаться, такая преступная апатия, что иногда действительно думаешь, да уж не созрели ли мы для того, чтобы нас поглотил пролетариат?»
Половина депутатов собралась в Выборге и приняла знаменитое Выборгское воззвание (причем предложений левых – социал-демократов и трудовиков, – кадеты не приняли, что отдалило их и от рабочих, и от крестьян).
Стоит нам это воззвание сегодня прочитать:
«НАРОДУ ОТ НАРОДНЫХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ
Граждане всей России!
Указом 8 июля Государственная дума распущена. Когда вы избрали нас своими представителями, вы поручили нам добиваться земли и воли. Исполняя ваше поручение и наш долг, мы составили законы для обеспечения народу свободы, мы требовали удаления безответственных министров, которые безнаказанно нарушали законы, подавляли свободу; но прежде всего мы желали издать закон о наделении землею трудящегося крестьянства путем обращения на этот предмет земель казенных, удельных, кабинетских, монастырских, церковных и принудительного отчуждения земель частновладельческих. Правительство признало такой закон недопустимым. А когда Дума еще раз настойчиво подтвердила свое решение о принудительном отчуждении, был объявлен роспуск народных представителей. Вместо нынешней Думы правительство обещает созвать другую через 7 месяцев…
Граждане! Стойте крепко за попранные права народного представительства, стойте за Государственную думу. Ни одного дня Россия не должна оставаться без народного представительства. У вас есть способ добиваться этого.
Правительство не имеет права без согласия народного представительства ни собирать налоги с народа, ни призывать народ на военную службу. А потому теперь, когда правительство распустило Государственную думу, вы вправе ему не давать ни солдат, ни денег. Если же правительство, чтобы добыть себе средства, станет делать займы, то такие займы, заключенные без согласия народного представительства, отныне недействительны, русский народ никогда их не признает и платить по ним не будет. Итак, до созыва народного представительства не давайте ни копейки в казну, ни одного солдата в армию. Будьте тверды в своем отказе, стойте за свое право все, как один человек. Перед единой и непреклонной волей народа никакая сила устоять не может. Граждане! В этой вынужденной и неизбежной борьбе ваши выборные будут с вами».
И разгон Думы, и выпущенное ею «Выборгское воззвание», и суд над подписавшими воззвание 167 депутатами (из которых 100 были кадетами), и заключение в крепость депутатов во главе с председателем Думы С. А. Муромцевым – все это углубляло раскол и восстанавливало против государства даже тех, кто был его опорой. Ведь среди осужденных был «цвет нации», представители старинных дворянских и даже княжеских родов[6].
В сентябре 1906 г. кадеты отказались от требований Выборгского воззвания и пошли на выборы во II Государственную думу под очень умеренными лозунгами. Они получили 98 депутатских мандатов (вместо 179 в I Госдуме), но председателем Госдумы опять был выбран член ЦК кадетов (Ф. А. Головин). В III Думу кадеты провели только 54 депутата, а в следующую Думу – 59.
Партия народной свободы была реформистской и стремилась предотвратить революцию. Член ЦК партии кадетов Н. А. Гредескул писал 5 июня 1906 г.: «Наша цель – исчерпать все мирные средства, во-первых, потому, что если мирный исход возможен, то мы не должны его упустить, а во-вторых, если он невозможен, то в этом надо вполне и до конца убедить народ до самого последнего мужика».
Эта партия поначалу была «антибуржуазной» и, как говорили в 1905 г. сами кадеты, «не имела противников слева» (а слева от нее были и эсеры, и большевики). Правда, напуганные декабрем 1905 г., кадеты отмежевались от революционного подхода и ограничили себя «конституционализмом».
Идея конституционализма была изложена уже в первых программных документах Союза освобождения. В декларации его конференции сказано: «Считая политическую свободу даже в самых ее минимальных пределах совершенно несовместимой с абсолютным характером русской монархии, Союз будет добиваться прежде всего уничтожения самодержавия и установления в России конституционного режима».
Кадеты разрабатывали два проекта конституции – «проект Струве» и «проект Муромцева», которые обсуждались с виднейшими западными правоведами, включая М. Вебера. Более умеренный, напоминающий германскую конституционную систему, проект Муромцева был «в принципе» принят земским съездом в июле 1905 г. и опубликован в газете «Русские ведомости» вместе с проектом избирательного закона.
Какой была модель государственности России в представлении кадетов? Установки их историк Т. Н. Грановский выразил так: «Запад кровавым потом выработал свою историю, плод ее нам достается почти даром, какое же право не любить его?»
Лидер партии кадетов П. Н. Милюков в 1906 г. дал С. Ю. Витте совет: не пытаться принять «русскую конституцию», а перевести бельгийскую или болгарскую и сделать «основным законом Российской империи». Он же высоко ценил империалистическую политику Англии: «Завидно становится, когда читаешь о культурных методах английской колониальной политики, умеющей добиваться скрепления частей цивилизованными, современными средствами». Эту же позицию в отношении национально-государственного устройства России занимал П. Б. Струве: «Идеалом, к которому должна стремиться в России русская национальность, по моему глубокому убеждению, может быть лишь такая органическая гегемония, какую утвердил за собой англосаксонский элемент в Соединенных Штатах Северной Америки и в Британской империи»{21}.
Либеральный проект расколол российское общество на непримиримые части. В начале XX века «опыт превращения России в Англию» не удался – помешали монархия и консерваторы, а затем Октябрьская революция.
Кратко отметим одну сторону конституционализма кадетов, которая выяснилась сразу после обнародования их программы, – несовместимость их конституционализма со сложившимся в России типом сосуществования народов. Беря за идеал государственного и общественного устройства Запад, либералы заведомо принимали перспективу разрушения России как многонациональной евразийской державы. Таким образом, в случае их успеха (как это и случилось в феврале 1917 г.) их программа обрекала Россию на катастрофу, за которой должен был последовать неминуемый откат, реставрация, уничтожающая тогдашних носителей западнического либерализма. Тот факт, что кадеты этого не предвидели, говорил о серьезном дефекте структуры их социального знания.
Но главное – социальная программа кадетов. Ядром ее была аграрная программа. Вокруг нее в партии шли острые дебаты (о них оставил воспоминания В. И. Вернадский). По аграрному вопросу в среде кадетов шло размежевание на «правых» и «левых». В начале 1906 г. на 2-м съезде партии была образована Аграрная комиссия, в состав которой вошел и Вернадский (в «левую» группу). И в этой комиссии, став в июне 1917 г. председателем Сельскохозяйственного ученого комитета Министерства земледелия, Вернадский отстаивал как первый принцип аграрной политики идею социальной справедливости – «как она претворилась в народное сознание или создана вековой народной идеологией»{22}. Однако левые кадеты, разумеется, не определяли общую линию партии.
В I Думе кадеты предлагали отчуждение и продажу крестьянам сравнительно небольшой части помещичьих земель – тех, которые обрабатывались без привлечения наемного труда и имели урожайность ниже, чем у окрестных крестьян. Целью было постепенное создание слоя фермеров. Во II Думе кадеты, не изменяя целей своей программы, выдвинули «проект 42-х», согласно которому отчуждаемые у помещиков земли поступали в государственный фонд и отдавались крестьянам не в собственность, а в пользование. То есть они предлагали частичную национализацию земли.
Именно трагическая несовместимость этой программы с чаяниями и культурой российского общества стала объектом важного исследования Вебера и много дала ему для понимания современного капитализма и традиционного общества. Кадеты как носители идеалов либерального капитализма вошли в неразрешимое противоречие с традиционным обществом России – и по ходу событий все отчетливее это сознавали. Но уже не могли вырваться из своего «коридора».
Видный правый либеральный деятель Е. Трубецкой писал в 1911 г. в газете «Русская мысль»{23}: «В других странах наиболее утопическими справедливо признаются наиболее крайние проекты преобразований общественных и политических. У нас наоборот: чем проект умереннее, тем он утопичнее, неосуществимее. При данных исторических условиях, например, у нас легче, возможнее осуществить “неограниченное народное самодержавие”, чем манифест 17 октября. Уродливый по существу проект “передачи всей земли народу” безо всякого вознаграждения землевладельцев менее утопичен, т. е. легче осуществим, нежели умеренно-радикальный проект “принудительного отчуждения за справедливое вознаграждение”».
Кадеты считали, что политическая реформа позволит провести и главную социальную реформу – аграрную. И как будто политические требования кадетов совпадали с крестьянскими – и те, и другие поддерживали идею всеобщего избирательного права. Но Вебер считал, что эти взгляды кадетов ошибочны, потому что крестьяне исходят из совсем иного основания: в их глазах всякие ограничения избирательного права противоречат традиции русской общины, в которой каждый землепользователь имел право голоса. Но, как пишет Вебер, «ни из чего не видно, что крестьянство симпатизирует идеалу личной свободы в западноевропейском духе. Гораздо больше шансов, что случится прямо противоположное. Потому что весь образ жизни в сельской России определяется институтом полевой общины».
Признавая, что кадеты являются истинными западниками (из чего и вытекают их ошибочные надежды), Вебер вскользь отмечает, что сам идеал свободы кадетов в глубине своей отличен от либерального западного идеала. У кадетов он вытекает из идеала справедливости, который имеет у них абсолютный приоритет и вдохновлен верой в этически-религиозную оригинальность политической миссии русского народа. Это, по словам Вебера, есть «этически ориентированная демократия», которая отрицает «этику успеха» и не признает ценность чего бы то ни было этически нейтрального. Иными словами, и кадеты в глубине своей исходили из идеала традиционного, а не западного общества.
Изложим здесь рассуждения Вебера, как их представил видный исследователь его трудов – философ и социолог Ю.Н. Давыдов. Он пишет: «Анализ сознания и практических устремлений всех общественно-политических сил, так или иначе вовлеченных в революционные события 1905–1906 гг. – интеллигенции, инициировавшей революцию и игравшей в ней наиболее активную роль, крестьянства, тонкого слоя собственно “буржуазии”, малочисленного рабочего класса и аморфной городской “мелкой буржуазии” – привел Вебера к заключению, что “массы”, которым всеобщее избирательное право “всучило” бы власть, не будут действовать в духе либеральной буржуазно-демократической программы…
Более того, согласно веберовскому убеждению, есть все основания полагать, что “массам” будут импонировать требования, в основе которых лежат интересы, диаметрально противоположные главной идее конституционных демократов, “по поводу” которой, собственно, и образовалась эта партия, – идее “прав человека”»{24}.
Таким образом, парадоксальность положения кадетов в России была в том, что хотя они имели успех на выборах и, казалось бы, нашли своего избирателя, это был, по выражению Вебера, «чужой избиратель», а вовсе не реальная социальная база кадетов. Он, по словам Вебера, чужд им культурно и в дальнейшем политическом развитии постарается от них избавиться, с тем чтобы преследовать собственные интересы и идеалы, которые не имеют ничего общего с основными буржуазно-демократическими концепциями субъективной свободы, индивидуальной собственности и индивидуальных прав человека.
И это поняли все в России. В 1911 г., когда Столыпин провел один законопроект в обход Основных законов, Марков (лидер правых в Думе) издевался над кадетами: «Вы, гг. конституционалисты, вы не должны забывать, что вы опираетесь только на бумажный закон, и за вами нет никакой силы».
Причем силы не было ни для того, чтобы выступить против реакции справа, ни против революции слева. Е. Трубецкой посвятил этому статью под названием «Над разбитым корытом». Он писал: «Нас губит слабое, зачаточное пока развитие тех средних слоев общества, которые могли бы послужить проводниками правовых идей в жизнь».
Сегодня это покажется странным, но либеральные интеллигенты-кадеты, даже из марксистов, обвиняли социализм (тогда представленный социал-демократами), именно в «буржуазности». Показательна позиция С. Н. Булгакова. Он, которого ранее Плеханов назвал «надеждой русского марксизма», к 1907 г. вобрал в своей философии главные и, казалось бы, взаимоисключающие части мышления русской интеллигенции – либерализм, консерватизм и прогрессизм. Позже, в 1917 г., в своей работе «Христианство и социализм» Булгаков посвятил целый раздел именно критике «буржуазности» социализма: «Он сам с головы до ног пропитан ядом того самого капитализма, с которым борется духовно, он есть капитализм навыворот». Впрочем, далее он пишет о социализме: «Если он грешит, то, конечно, не тем, что он отрицает капитализм, а тем, что он отрицает его недостаточно радикально, сам духовно пребывая еще в капитализме».
Кадеты активно участвовали в дебатах о политике в области образования. Эта политика стала регрессивной. Даже то, что шло с Запада, в силу несоответствия русской культуре приобретало черты архаизации. Николай II был одержим идеей учредить в России типичную школу «двух коридоров», что позволит сократить прием в университеты (подробнее об этом – в главе 7). Это стало одной из причин неприязни к нему со стороны интеллигенции.
Этот конфликт с интеллигенцией после 1906 г. стал быстро углубляться. Во время студенческих волнений в 1910 г. Столыпин попытался обязать профессуру сотрудничать с полицией, чем нанес тяжелый удар по «кадетскому» университету. Со своих постов подали в отставку ректор и проректор Московского университета, и их вообще уволили с должности профессора. В знак солидарности в отставку подали 130 профессоров и преподавателей, включая К. А. Тимирязева, В.И. Вернадского, П. Н. Лебедева и С. А. Чаплыгина.
Надо еще вспомнить важную мысль Г. Флоровского: именно марксизм пробудил в России начала XX века тягу к религиозной философии. Ибо как Флоровский писал: «Именно марксизм повлиял на поворот религиозных исканий у нас в сторону православия. Из марксизма вышли Булгаков, Бердяев, Франк, Струве. …Все это были симптомы какого-то сдвига в глубинах». В свое время марксистами были не только религиозные искатели, но даже и такие правые лидеры кадетов, как П. Струве и А. Изгоев.
Важным элементом политической системы было духовенство. С. Н. Булгаков, в то время уже видный религиозный философ, так пишет в 1907 г. о состоянии духовного сословия: «Совершенно новым в этих выборах было принудительное участие в них духовенства, причем оно было заранее пристегнуто властью к “правому” блоку и все время находилось под надзором и под воздействием архиерея…И пусть ответственность за грех, который совершен был у избирательных урн рукой духовенства, падет на инспираторов этого низкого замысла, этого вопиющего насилия…Последствия этого сатанинского замысла – сделать духовенство орудием выборов правительственных кандидатов – будут неисчислимы, ибо духовенству предстоит еще отчитываться пред своей паствой за то, что по их спинам прошли в Государственную думу “губернатор” и иные ставленники своеобразных правых».
Для кадетов были важны связи с дворянством – сами они в основном вышли из этого сословия и земской среды. Но вызревание революции вызвало важные изменения в позициях дворянства – это очень влиятельное сословие России стало после 1905 г. антибуржуазным, но «справа». Его неприятие либерально-капиталистического строя стало фундаментальным. Правый кадет А. С. Изгоев писал в конце 1907 г.: «Среди двух правящих наших классов, бюрократии и поместного дворянства, мы напрасно стали бы искать конституционных сил. Интересы этих классов не могут быть ограждены при господстве в стране правового строя. Эти классы неспособны осуществить конституции даже в формальном ее смысле».
Кадеты оказались перед сложной дилеммой. Газета «Утро России», которая вновь стала издаваться с ноября 1909 г. на деньги крупного капитала, писала 19 мая 1910 г.: «Дворянину и буржуа нельзя уже стало вместе оставаться на плечах народа: одному из них приходится уходить».
Разрыв дворянства с буржуазией означал также крах октябристов – партии справа от кадетов. Этот разрыв был вполне четко осознан обеими сторонами. Газета «Утро России» писала, в частности: «Союз аграриев с торгово-промышленным классом был бы противоестественным». Или более красочно: «Жизнь перешагнет труп тормозившего ее сословия с тем же равнодушием, с каким вешняя вода переливает через плотину, размывая ее и прокладывая новое русло».
В этой ситуации, после поражения революции 1905–1907 г. и утраты веры в успех Столыпинской реформы, партия кадетов стала уповать на буржуазию («русских Круппов» и «крепкое мещанство»). Она предприняла большую пропагандистскую кампанию, направленную на преодоление враждебного отношения интеллигенции к буржуазии. Вели ее бывшие марксисты (авторы книги «Вехи» Струве, Бердяев, Изгоев). При этом им неизбежно пришлось отвергнуть сам идеал равенства.
Струве писал, что основанием прогрессивного общества «является всегда человеческая личность, отмеченная более высокой степенью годности». Это был сдвиг к «рыночному» и социал-дарвинистскому представлению о человеке, а значит, к разрыву с той антропологией, на которой стояло общинное мировоззрение крестьян. Струве пытался даже взывать к патриотическим чувствам интеллигенции, призывая считать поддержку развития капитализма как «национальный идеал и национальное служение», но этот рыночный патриотизм отклика не получил (да и вообще это «поле» было прочно занято правыми).
Этот поворот Струве был очень радикальным, и в поддержку ему сразу выступил Бердяев: «Скажут, Струве хочет обуржуазить Россию, привить русской интеллигенции буржуазные добродетели. И Россию необходимо “обуржуазить”, если под этим понимать призыв к социальному творчеству, переход к высшим формам хозяйства и отрицание домогательств равенства».
Предприниматели же пытались привлечь на свою сторону интеллигенцию и даже леворадикальные партии. Контакты с либералами помогали политически воспитывать торгово-промышленные круги и рассказывать им про западный либерализм. В прессе их «беседы» вызвали большой интерес в обществе, что было враждебно принято в правительственных кругах.
Но интеллигенция не видела в буржуазности импульса к «социальному творчеству», зато слишком бросалось в глаза «отрицание равенства». И заметного успеха кампания по смычке интеллигенции с буржуазией не имела. Изгоев вынужден был даже бросить интеллигенции упрек в том, что «западноевропейская буржуазия своими знаниями, энергией, честностью, трудоспособностью во много и много раз превосходит русскую, даже социалистическую интеллигенцию». Упрек интеллигенция проглотила, но в массе своей осваивать главные ценности энергичной западной буржуазии не стала.
После крестьянских волнений 1902–1907 гг. и революции либеральная элита качнулась от «народопоклонства» к «народоненавистничеству». Например, академик Веселовский, либерал и почти социалист, «один из ведущих исследователей Московского периода истории России XIV – XVII веков», так пишет в дневнике: «Еще в 1904–1906 гг. я удивлялся, как и на чем держится такое историческое недоразумение, как Российская империя. Теперь мои предсказания более чем оправдались, но мнение о народе не изменилось, т. е. не ухудшилось. Быдло осталось быдлом… Последние ветви славянской расы оказались столь же неспособными усвоить и развивать дальше европейскую культуру и выработать прочное государство, как и другие ветви, раньше впавшие в рабство. Великоросс построил Российскую империю под командой главным образом иностранных, особенно немецких, инструкторов…
Годами, мало-помалу, у меня складывалось убеждение, что русские не только культурно отсталая, но и низшая раса. …Повседневное наблюдение постоянно приводило к выводу, что иностранцы и русские смешанного происхождения даровитее, культурнее и значительно выше, как материал, для культуры»{25}.
Во время войны кадеты поначалу отказались от оппозиционной борьбы ради единства правительства и общества. Но уже летом 1915 г. по их инициативе был создан оппозиционный Прогрессивный блок, фактическим руководителем которого стал Милюков. В этот блок вошли 236 из 422 депутатов.