Сергей Леонидович Скурихин
Тетрадь из автомобильного бардачка
Бывший комсорг начал издалека. Он долго и пространно вещал про падение железного занавеса, про открытый мир и сказочные перспективы, появляющиеся в этом открытом для всех мире. Потом наигранно стал хвалить меня и расписывать мой вклад в развитие направления. Наконец, директор посерьёзнел и торжественно, как на вручении почетных грамот, сообщил, что мне предлагается работа за океаном. Тема та же, а вот деньги и статус уже совсем другие. Ещё для начала мне предоставят вид на жительство, но в перспективе не исключено оформление гражданства.
Я достал ручку из кармана и написал на салфетке заявление по собственному, надорвав стержнем тонкую бумагу в нескольких местах. Конечно, жест получился театральным, но больно уж противен мне был этот деляга от науки. Разгорячённый, я вышел на улицу и бесцельно побрёл по главной институтской дороге. Когда я вернулся в лабораторию, на персональную аудиенцию с директором уже сходили Сеня, Хрумин и Оля, и все трое ответили начальству отказом. Валентин же как раз был на приёме. Он пришёл спустя четверть часа и, глядя на нас, отрицательно помотал головой.
06.05.92. Заявление мне пришлось-таки переписать на нормальной бумаге. С кадрами договорились на недельную отработку. Оля тоже написала по собственному. Она полагает, что своим знанием немецкого языка сможет зарабатывать на репетиторстве и переводах. Я же решил, что подамся в ремонтную контору, буду пока чинить телевизоры и радиоприёмники.
Трое наших коллег раньше срока увольняться не стали. Валентин объяснил это необходимостью довести начатое дело до конца. И действительно, журналы опытов были обработаны от силы на четверть, а работы там оставалось ещё на месяц.
13.05.92. Расставание с лабораторными стенами прошло довольно буднично, но Оля, конечно же, не смогла сдержать слёз. Даже у Хрумина, чего я никак не ожидал, глаза были на мокром месте. На прощание мы обнялись и всей пятёркой условились, что в последнюю субботу каждого месяца будем собираться у меня.
17.05.92. Второй день торчу в гараже. Машина нуждается в профилактике. Делаю по мере сил, возможностей и наличия запчастей и расходных материалов.
А что если устройство подключить к бортовой электросети автомобиля и запускать с ключа, так же как двигатель?
19.05.92. Вечером звонил Валентин и просил с ним встретиться. До условленной субботы ждать он не может и хочет повидаться со мной с глазу на глаз. Хоть говорил коллега ровно и по-деловому, но в его просьбе о безотлагательной встрече нет-нет да проступали извиняющиеся нотки. Договорились с ним на завтра в сквере, в обеденный час.
После звонка Валентина меня (как написали бы в романе прошлого века) охватило дурное предчувствие. На ночь глядя я собрался и пошёл в гараж. Там я от руки перенёс основную схему и рабочие параметры устройства в тетрадь, а потом сжёг вывезенную из НИИ документацию в старой железной бочке. За этим занятием меня застала Оля, что пустилась на поиски, так как я не отвечал по домашнему телефону. Увидев догорающие листы с таблицами и чертежами, она приняла это за проявление депрессии, якобы начавшейся у меня после увольнения. Пришлось ей рассказать про свои опасения.
20.05.92. К скверу я поехал на «копейке». Перед выездом, повинуясь какому-то десятому чувству, я переложил устройство в багажник автомобиля, где закрыл его всё тем же пледом и ветошью.
Наш разговор на лавочке начал Валентин. Он говорил от лица всей тройки, говорил с вызовом. Оказывается, они передумали и приняли вчера предложение руководства на загранку.
Я промолчал. Не увидев моей реакции, Валентин стушевался и стал сбивчиво объяснять мотивы этого рядового житейского предательства. Он оправдывался тем, что болезнь у отца прогрессирует, а импортное лекарство стоит как годовая зарплата. Так же он призвал меня подумать о будущем Сени и Хрумина – молодых и толковых ребят, которые разом лишились бы всех перспектив.
Я по-прежнему молчал. Валентин расценил это уже как слабость и решил надавить, добавив в голос металла. Теперь он уже не объяснялся, а требовал. Бывший коллега заявил свои права на устройство и документацию к нему. На добровольную передачу мне отпускалось два дня. В противном случае, последует заявление в милицию или куда повыше.
Отмалчиваться дальше было невозможно, но я не стал ни стыдить Валентина, ни взывать к его совести. Я тихо ответил, что при обращении в органы они всей троицей пойдут как соучастники, а самое главное – у меня больше нет того, что им нужно. Я рассказал про сожжённую документацию, что было чистой правдой, и солгал про уничтоженное вместе с ней устройство. После чего я встал и направился к машине. Валентин бросил мне в спину какую-то фразу, кажется, что-то угрожающее, но я не разобрал его слов.
Я поехал сразу к Оле. Она, выслушав мой короткий пересказ о встрече в сквере, всё порывалась звонить Хрумину и Сене. Думала, что беседой по душам сможет вразумить ребят и вытащить их из-под влияния начальника. Я возразил ей, что это не имеет ни малейшего смысла. Даже вчетвером нам нечего будет противопоставить Валентину, за которым теперь стоят люди и с деньгами, и с возможностями. Пока эти новые хозяева жизни не получат желаемое, они не отступятся.
Ни до гаража, ни до дома я так и не добрался: за разговорами мы с Олей просидели полночи. Я остался у неё. Сашка уже крепко спал.
21.05.92. Идея интеграции устройства с автомобилем не отпускает меня… От Оли сразу поехал в гараж. Там меня ждал неприятный сюрприз. Входная дверца, врезанная в широкую гаражную створку, болталась на петлях! Внутри же царил полный беспорядок: побитые банки, разбросанный инструмент, даже слесарный верстачок был сломан. Не ожидал, что события начнут развиваться так стремительно!
Конечно, я далёк от мысли, что это бывшие сослуживцы по лаборатории организовали ночной погром. Думаю, они просто указали на нужный гараж, а всю грязную работу сделали нанятые умельцы. Но от чего на душе было особенно мерзко, так это от осознания того, что кто-то из наших коллег всё же находился здесь ночью и так или иначе руководил преступным обыском. Ведь только сведущий человек знал, что именно нужно искать!
Я по-быстрому прибрался в гараже и загнал туда машину. Потом закрылся изнутри на засов и приступил к делу, благо ночные гости только разбросали, но не поломали инструмент. Имевшийся алюминиевый уголок я распилил под снятые размеры. Потом собрал из отрезов рамку и вставил в неё устройство. Полученную конструкцию я прикрепил под капот к рёбрам жесткости и закрыл слоем теплоизоляции.
Машину здесь оставлять было нельзя. Сначала я заехал к Оле, где отправил её писать заявление в милицию по поводу взлома, а потом вернулся к себе домой. Квартирная дверь, слава богу, оказалась цела, и признаков проникновения в жилище не наблюдалось. Впрочем, то ли ещё будет?!
Как гласит древняя мудрость: хочешь что-то спрятать, держи на виду. Вот и я решил «копейку» теперь ставить только во дворе под своими окнами.
23.05.92. Эту войну нужно было прекращать в зародыше, и Валентина набрал я сам. Перед звонком я, образно выражаясь, взвесил сухой остаток. Во-первых, коллеги-конкуренты не получили единственный экземпляр действующего устройства, и по легенде, на которой я буду стоять насмерть, тот уничтожен. Во-вторых, им неизвестен рабочий диапазон для возвратной схемы. На эти частотно-волновые характеристики мы вышли в период раздельной работы лаборатории, и в журнальные записи именно тех опытов Оля в первую очередь внесла изменения. С другой стороны, все мои техзадания, как и промежуточные образцы модулей, остались в НИИ. В сочетании с большим опытом коллег этого вполне достаточно для создания стабильной модификации устройства, предшествующей финальному варианту. Конечно, тут нашу троицу можно понять, что продаться потенциальным хозяевам вместе с лошадью и телегой вышло бы дороже, чем просто с одной телегой. Но даже сейчас у них на руках имеется солидный научно-практический капитал, который можно многократно приумножить, если двигаться в верном направлении. Именно такие акценты я расставил в разговоре с Валентином.
На этот раз мой визави был немногословен. Видимо, недавняя гаражная история повисла вторым камнем на его душе. С моими доводами Валентин согласился, но явно не хотел расходиться как есть, ведь сила была на его стороне. Пришлось сдать ему нижнюю границу частотно-волнового диапазона в обмен на гарантии личной и имущественной неприкосновенности для Ольги, Саши и себя самого.
29.05.92. Неделю мы жили с оглядкой, а это очень неприятные ощущения, но никаких несчастий с нами не стряслось. От институтских знакомых мы узнали, что нашей троице с какой-то космической скоростью сделали документы на выезд. Радует, что хотя бы за океаном понимают важность того, чем мы занимались. Ещё говорят, что с ними уезжают несколько человек из закрытых в НИИ лабораторий. Когда назвали их фамилии, то мне впервые захотелось напиться.
В прошедшие дни я много ездил: Олю возил по ученикам, а Сашку до школы и обратно. Сказалась мания преследования, да и «копейка» стала мне дорога, как никогда раньше. Всерьёз думаю о включении устройства в электрическую цепь машины.
Со следующего месяца выхожу на работу в Рембыттехнике.
05.06.92. Я подключил устройство к бортовой электросети «копейки» и намерен выполнить его запуск из салона, прямо с водительского кресла. Оля ревёт в три ручья и заклинает, чтобы я этого не делал. На примере кирпича убеждаю её, что раз тот вернулся целый, без механических повреждений, следов радиации и признаков воздействия иных агрессивных сред, то мне и машине тоже ничего не угрожает. А в случае чего я успею повернуть ключ снова.
Оля продолжает реветь и напоминает про высокую температуру возвратившихся кирпичей. Возражаю ей, что в хорошей русской парной бывает и пожарче, а люди там часами сидят. И вообще разогрев объекта может быть вызван не температурой в точке выхода, а неизвестной нам физикой процесса возврата.
Оля не сдаётся и пугает асфиксией. Терпеливо отвечаю, что воздуха в салоне, даже с поправкой на негерметичность последнего, должно хватить на несколько минут полноценного дыхания, а значит, моментальное удушье невозможно в принципе.
