Сергей Лукьяненко
Три дня Индиго
Глава пятая
Я принес и передал через порог стул.
Иван покачал головой, забирая его, сказал:
– Ты зря боишься.
Я лишь пожал плечами. «Бояться» – слишком сильное слово. Но я предпочел бы оставаться там, куда Иван войти не может.
Набережная была удивительно пустынной, ни одной машины, ни одного пешехода. Похоже, ее перекрыли? С другой стороны, через Водоотводный канал то и дело мелькали автомобили.
– Я попросил остановить здесь движение, – сказал Прежний, садясь перед дверью. – Чем обязан удовольствию встретить здесь вашу компанию?
Лихачев молчал, я тоже с ответами не лез. Ивана это не смущало.
– Остальные люди тоже здесь? А миленькая жница?
Я подумал, что «миленькая» он добавил специально для меня. Чтобы вывести из равновесия.
Это значило, что мое появление ошеломило и разозлило его.
Не буду я заводиться, не дождется.
– Что вам здесь нужно, Иван Егорович? – спросил Лихачев сдержанно.
Значит, он все-таки Иван? Мне стало неприятно, что у него на самом деле такие обыденные русские имя и отчество. Я не стал расспрашивать Лихачева, но был уверен, что Прежнего на самом деле зовут совсем иначе.
Хотя, если подумать серьезно, – имен у него должно быть много.
– Куда интереснее, что нужно вам, – ответил Иван. – Да, поздравляю с награждением, полковник! Вам хотели дать «За отличие в службе» первой степени, но я настоял на «За заслуги в службе в особых условиях». Интереснее звучит, верно? А «за отличие» первой степени вы еще получите, я прослежу.
Лихачев молчал.
– Ладно, – Иван посерьезнел. – Татьяна здесь?
– Здесь, – сказал Лихачев.
Иван нахмурился. Видимо, почувствовал тон. Еще раз глянул внутрь Комка.
– Она за ширмой?
– Да.
– А где Продавец?
– За прилавком.
– Он что, там лежит? – уточнил Иван. Пожевал губами, потом сказал: – Так. Вы хотите сказать, что Продавец мертв?
– Я не думаю, что мы вправе делиться этой информацией, – быстро сказал я.
– Да? – удивился Иван. – Так… А что с Татьяной?
– Ваша соплеменница тоже мертва, – ответил Лихачев.
– Хм, – Иван подался вперед, вглядываясь в Лихачева. – Так, значит… Ага. На основании чего вы сделали вывод, что Татьяна Юрьевна Воробьева – моя соплеменница?
– На основании вскрытия, – сказал Лихачев.
– Мертва… – задумчиво сказал Иван.
Он замолчал, глядя то на Лихачева, то на меня. Ни Милана, ни Наська, стоявшие дальше, его явно сейчас не интересовали.
– Крайне любопытная ситуация, – сказал он наконец. – В какой-то мере тревожащая… Слушайте, давайте поговорим как разумные люди?
– Люди? – сказал Лихачев с иронией.
Иван глянул на меня. Я никому не передавал его слова про то, что Земля – родная планета Прежних. Сейчас он это понял… и мне показалось, что во взгляде Прежнего мелькнуло одобрение.
– Оставьте, полковник! Если я пересплю с человеческой женщиной – у нас родятся дети. Если выпью водки – то опьянею. Если порежусь – потечет красная кровь. Что из себя представляют Инсеки – вы знаете. Продавец, полагаю, тоже не столь человекообразен, как вы раньше думали?
Мы молчали.
– Поговорим как разумные люди, как гуманоиды, если угодно, – продолжал Иван. – Вам неприятно, что мы жили среди вас, не открываясь? На то были причины.
– Нам неприятно другое, – сказал Лихачев.
– Ну да, да, конечно, – Иван вздохнул. – Исчезающие дети… Ну так Инсеки забирают ваших детей легально, можно сказать. И никто не против. Или платить дань больными и калеками не так обидно? Но при нас человечество росло, умнело, прогрессировало. Интернет, космические полеты, успехи медицины… Мы развивали Землю. Инсеки ее превратили в унылый питомник. Казуистика, случайность, неожиданное вмешательство третьей силы… и вот вы всем человечеством приняли новых хозяев, а нас люто возненавидели! Космодромы зарастают бурьяном, Луну разрушили, климат с ума сошел… вы хотя бы знаете, сколько видов растений и животных вымерло?
– О чем вы хотите говорить? – спросил Лихачев. Иван, похоже, готов был часами доказывать нам, как плохи Инсеки.
– О произошедшем. Я правильно понял, что Продавец данного Комка мертв? И мертва Татьяна?
– Да.
– Это очень странно, – сказал Иван. – Татьяна не должна была сюда входить. Система безопасности Комка уничтожает и нас, и Слуг. Собственно говоря, она должна была бы уничтожить и человека, попытавшегося причинить вред Продавцу.
– Вы уверены? – спросил Лихачев.
– Мы проверяли, – обиженно сказал Иван. – Так вот, у Татьяны не было никаких оснований сюда приходить. Но она сегодня не вышла на работу, что очень нехарактерно для нее. Я решил проверить, где она, и обнаружил, что след обрывается возле этого Комка.
– Какой след? – насторожился Лихачев.
– Это наши методы, вам они не помогут. Мобильные, – Иван усмехнулся, – и у нас не работают. Но способы наблюдения бывают разные. Я приехал сюда и оп – обнаруживаю вас. А почему пришли вы?
– Меня попросил об этом Продавец, – сказал я. Похоже, все-таки придется делиться информацией. – Сегодня ночью сообщил, что Продавец этого Комка убит. Утром я приехал, Продавец действительно мертв. Деталей не скажу. А еще мы нашли мертвую женщину.
– И чего хотел уважаемый Продавец? – спросил Иван.
– Чтобы я… чтобы мы узнали, кто убийца.
– Понятное желание. Ну про Танечку-то нашу мне скажете? – Иван усмехнулся. – Как ее убили? Это не очень легко сделать, знаете ли.
– Мы пока не поняли, – неохотно сказал Лихачев. – Никаких внешних следов нет. Начали вскрытие…
– И поняли, что она не совсем человек, – кивнул Иван. – И схватились за голову – «да мы ведь режем труп Прежнего!» И перепугались, и решили сообщить мне.
Мы молчали.
– У меня нет никаких претензий, – сказал Иван. – Режьте дальше.
– Да? – не выдержала Милана.
– Вы же биолог, детка, – Прежний одобрительно кивнул. – Вам должно быть интересно. Очень удачно Максим подбирает себе девушек.
– Такое бывает только с хорошими людьми, – неожиданно сказала Милана. – На вас бы я и не глянула. Вы вроде обаятельный, но если приглядеться – гнилой человек.
Прежний расхохотался:
– Это уже оценка задним числом! Поверьте, Милана, я мог бы очаровать вас так, что вы бы за мной без трусов по улице бегали!
Он вдруг посерьезнел:
– Я даже сейчас могу это сделать. Несмотря на ваше сильное предубеждение. И мне не придется вмешиваться в вашу психику или осыпать дорогими подарками. Обычное общение, разговоры. У меня большой опыт, поверьте… минусы очень долгой жизни…
Последнюю фразу Прежний сказал как-то по-особенному. Вроде просто слова, но я вдруг представил себе человека, живущего сотни лет. Он одинок, люди проносятся мимо, словно мотыльки перед лампой, вспыхивают и умирают. Умирают враги, умирают друзья. Умирают любимые. Умирают дети и внуки. Он человек, но одновременно нечто куда большее. Одинокий, несущий груз немыслимой ответственности, неспособный позволить себе подлинные чувства – они все равно угаснут. Есть такие же, как он, но их очень мало, и они все давно опротивели друг другу. Но где-то в душе у него остается робкая надежда – встретить ту, что его поймет и примет таким, какой он есть…
Я вздрогнул. Нет, Прежний не забрался мне в голову. Не воздействовал на меня какими-то невидимыми волнами и излучениями. Но он сделал так, что я ему посочувствовал. Буквально несколькими словами, сказанными с нужной интонацией!
Милана поежилась и отступила на шаг. Я увидел, что в ее взгляде промелькнул ужас. Наверное, она почувствовала то же самое, только острее… применительно к себе.
– Больше не стану так делать, – сказал Иван нормальным тоном. – Не беспокойтесь. Я предлагаю честное сотрудничество. Временный союз.
– У нас уже есть временный союз… – ответил я.
– Понимаю. С Продавцами. И вы дружите с Гнездом, а это подопечные Инсеков. Всё завязано. Но дело в том, – Иван встал, подошел к самому порогу, не пересекая, однако, невидимой линии, – что сейчас наши интересы не противоречат друг другу.
– Поясните, – сказал Лихачев.
– Полковник, мы же раньше были на «ты»? Поясняю: я не знаю, зачем Татьяна Воробьева пришла к Продавцу. Это запрещено и смертельно опасно. При всей моей нелюбви к Продавцам, открытая война с их культурой нам не нужна. Сегодня враги, завтра друзья – так бывает. Так что работайте на своего нанимателя, выясняйте, кто пришил его соплеменника. Мне очень интересно, особенно – как это было сделано, но я не стану спрашивать. Зато я прошу выяснить, кто и как убил Татьяну Воробьеву.
– А если возникнет конфликт интересов? – спросил Лихачев.
– Допускаете, что они убили друг друга? Сомневаюсь! Но тогда это была инициатива Татьяны, и она уже понесла кару. Вы работаете на Продавца, поработайте и на меня. Поверьте, я найду чем отплатить за службу.
Мы с Лихачевым переглянулись.
– Я окажу вам поддержку, – сказал Иван. – По человеческой линии, в первую очередь. Ваше маленькое частное расследование, полковник, станет официальным, но докладывать вы будете только мне и только то, что касается Татьяны. Зато – вся возможная поддержка, ресурсы, информация. А?
– Что скажешь, Максим? – спросил Лихачев.
– Я должен поговорить со своим нанимателем, – ответил я.
– Это разумно, – кивнул Иван. – Поговорите. Потом сообщите, принял ли он мое предложение. Но еще одна война никому не нужна, поэтому уверен – примет. Да! Передайте ему мои соболезнования.
– Если Продавец согласится… – Я глянул на Лихачева. Тот едва заметно кивнул. – То мы примем ваше предложение.
– Прекрасно, – сказал Иван. – Вы, полагаю, не впустите экспертов?
– Не имею права, – ответил я. – Позвал тех, кого разрешили впустить.
– Тогда не станем посылать ученых мужей на убой, – усмехнулся Иван. – Поставьте пост, полковник, чтобы отгонять серчеров. Я вам пришлю оборудование… что вам потребуется, Милана?
– Микроскоп, – сухо сказала она. – Хороший.
– Вам привезут хороший люминесцентный микроскоп, низковольтный электронный. Протянут кабель питания, тут ведь розеток нет, я полагаю? Если потребуется конфокальный лазерный или высоковольтный электронный – дадут доступ, но образцы вам придется выносить наружу, это штуки нежные и громоздкие. Лабораторные столы, спектрометр… вы список напишите, я плоховато разбираюсь, – он улыбнулся. – Какие-нибудь раскладные кровати? Думаю, лишними не будут. Кресла… вместо этого хлама. Питание? Знаете, вам пробросят еще телефонный провод, спасибо добрым Инсекам, что оставили нам проводные телефоны… еду заказывайте из ресторанов, у вас будет открытый счет… Что еще? Ах, да! Нормальный туалет тут есть?
– Нет, – неохотно сказал Лихачев.
– Привезут, поставят рядом. Район временно оцепим, повод найдем. Ну, подумайте, что еще, я пока распоряжусь. Главное – электричество и туалет, – он улыбнулся. – О! Понял! Вода! Шланг кинут. Если нужен душ, организуем. Знаете, у вояк есть такие машины, там внутри и банька, и постирочная, и душевая. Подумаем! Всё, я побежал… Да, это всё будет у вас вне зависимости от того, примете ли вы предложение о сотрудничестве. Считайте жестом доброй воли.
Я закрыл дверь, когда Иван бодрой походкой пошел прочь от Комка. Посмотрел на Лихачева.
– Да, государственная машина может быть очень эффективной… – кивнул Лихачев и поморщился.
– Я подвоха не вижу, – признался я. – Вроде всё честно.
– На первый взгляд – да, – согласился Лихачев. Поглядел на Елену, та наконец-то вышла из-за занавеса. Похоже было, что она всё слушала, но предпочла не показываться. – Как считаешь?
– Стол для вскрытия нужен, – сказала наш доктор. – Я напишу сейчас список. Да, звучало убедительно.
– Почему же у меня ощущение, что мы в говно залезли? – спросил я.
– О, взрослеешь, – усмехнулся Лихачев. – Ну так я тебя огорчу, мы пока только залезли, а дальше придется нырять.
Я кивнул. Я тоже считал, что бесплатный сыр либо в мышеловке, либо в клюве у самоуверенной вороны.
Наська, притихшая и явно расстроенная, стояла в стороне. А Милана была вообще сама не своя. Я подошел к ней, глянул вопросительно.
– Можно, я к тебе прислонюсь? – спросила она.
– Можно, – пробормотал я.
Милана прислонилась. Буквально. Уперлась лбом в лоб, закрыла глаза и тихонько заныла.
– Ты чего? – растерялся я.
– Мне страшно! – на миг перестав ныть, сказала она. – Этот гад на меня посмотрел, что-то сказал, и я вдруг подумала, что он славный! Что его надо пожалеть! Обнять!
– Это он просто так говорит, – мрачно сказала Наська. – Убедительно. На Измененных не действует. И люди некоторые так умеют, он просто очень долго тренировался.
– Наська, можно, Максим меня обнимет? – попросила Милана. – Ну просто так, как друга?
– Мне-то что, – буркнула Наська. – Я Дарине не скажу, если ты об этом, обнимайтесь…
Она вдруг сорвалась с места, в своей реактивной манере перемахнула через прилавок и уткнулась в живот Елене. Та обняла куколку, потом укоризненно посмотрела на меня.
Я вздохнул и обнял Милану.
Очень деликатно.
Даже деликатнее, чем хотелось бы.
– А меня и обнять некому, – сказал Лихачев. Сел на стул, достал сигареты, закурил. – Придется переживать в одиночестве.
– Я сейчас приду и обниму, – пообещала Наська. – Только докурите свою гадость сначала.
Обнимая Милану, я думал, что у нас, в общем-то, славная команда. Хоть и странная, и пока не вся в сборе.
Но мы друг друга понимали.
– На твоего гостя больше рассчитывать не стоит? – спросил Лихачев. – Я о Высшем.
– Нет, – я покачал головой. – Нет. Мне кажется, он насовсем ушел. Что-то они еще с этим… Ваней… обсудили, и он ушел. Надеюсь, велел нас не трогать.
Милана осторожно высвободилась из моих рук. Подошла к Лихачеву, тот молча дал ей сигарету.
– Он ведь во мне тоже был, – сказала она. – Я потом уже поняла, когда вспоминала.
– И что делал? – заинтересовался Лихачев.
После финальной схватки в Гнезде я всё им рассказал. Ну, то, что запомнил. Как во мне вдруг пробудилась чужая, безмерная сила. Пришел бог из машины – и всё исправил.
Я каждый день это вспоминаю, если честно. Как мир застыл, а я шел к Прежнему, по пути приказав умереть чистильщику и погасив огонь, как выдернул Ивана из той странной неуязвимости, в которой он находился…
И ведь никаких эмоций не было. Так, легкое раздражение от того, что нарушаются правила.
– Он как бы ничего не делал, – сказала Милана. – Ну, почти. Только я временами словно по-другому начинала смотреть на мир. Очень спокойно, как на мультик. Он не добрый, нет.
– Высший был правильным, – кивнул я. – В компьютерных играх таких называют «законопослушные нейтральные». Это куда лучше, чем многие другие варианты… Но он не вернется. Мне показалось… – я замялся, – что он смущен. Что он вмешался чуть раньше и чуть больше, чем собирался.
– Очеловечился? – заинтересовался Лихачев. – Ты не говорил.
Я поморщился.
– Да как очеловечился… А trancas y barrancas[2]. Стал чуть добрее нейтрального. Потом я еще несколько случаев припомнил, когда начинал на мир смотреть… ну, Милана верно сказала. Как на мультик. Но Высший только смотрел. Один раз вроде как разозлился немного, два ушлепка ночью встретились, и я вдруг стал размышлять, как их убить. Они почувствовали. Испугались. Но он ничего не делал. Я лишь стал резче.
– А я бы и не заметил, – мрачно сказал Лихачев. – Всегда такой.
– У меня тоже так было, – призналась Милана. – Я занималась в библиотеке. И поссорилась со своим парнем. Он начал с одной девчонкой флиртовать. Обычно я не обращала внимания, а тут поругалась и ушла. Сидела на остановке и познакомилась с Максимом.
Честно говоря, чего-то подобного ожидал…
– Но на тебя я сама посмотрела! – добавила Милана и улыбнулась. – Тут он не вмешивался, зуб даю. Ты был не мультяшный герой. Ты был такой… хаотичный добрый.
Вот уж не знал, что она любит компьютерные игры!
– Ладно, молодые люди, – резко сказала Елена. – Это очень любопытно и даже где-то трогательно. И я этому Высшему тоже признательна. Но раз надеяться на его помощь не приходится… мы принимаем предложение Ивана?
– Да уже приняли, считай, – вздохнул Лихачев. – Что ж… Елена, у вас есть уникальный шанс продолжить вскрытие. Справитесь?
Елена кивнула.
– А вы в клинике не с такими дрались? – мимоходом спросил Лихачев.
– Нет, – ответила Елена. – Те очень гибкие. Мышцы у них, наверное, тоже странные. Уверена, и эта женщина была сильнее обычного человека. Но суставы у нее совершенно человеческие, так выворачиваться не способны.
– Вы что, проверили? – поразился Лихачев.
– Долго ли вскрыть суставную сумку? Нет, так гнуться она не смогла бы.
Видимо, на моем лице что-то отразилось, потому что Елена сказала:
– Максим, ты сейчас точно тут не нужен. Оставь эту работу мне и полковнику.
– Я справлюсь, – сказала Милана.
– И Милане. А вы с Наськой идите, поговорите с Продавцом. Да-да, тебе тоже нечего тут делать.
Наська хмыкнула. Но спорить не стала, только сказала:
– Мы к вечеру придем. Я только расскажу Гнезду, что тут и как.
– Обязательно, – мягко сказала Елена. – Вернетесь, мы всё расскажем. Посмотрите на ситуацию свежим взглядом.
Я ободряюще кивнул Милане, та улыбнулась в ответ: «Справлюсь».
Мы с Наськой пошли к выходу.
И я поймал себя на мысли: а помирилась Милана со своим бывшим?
Или нет?
Как будто для меня это имеет значение.
Глава шестая
Мы пошли пешком – это предложила Наська, я не стал спорить. Может быть, ее равнодушие к вскрытию было показным. А может быть, ей просто хотелось пройтись по Москве – куколки нечасто выходят из Гнезда.
От Павелецкой до Тверской только на метро быстро. Пешком хода не меньше часа, к тому же я сразу свернул на Большой Краснохолмский мост, чтобы пройти по Котельнической набережной, мимо Зарядья и Кремля. Уж если гулять, то с пользой. Развивать ребенка.
Нормально идти Наська, конечно, не могла. То вышагивала рядом, то забегала вперед. Энергии в ней было столько, что прохожие начинали улыбаться. В какой-то момент куколка задумалась, искоса поглядывая на меня, и сказала:
– Если бы я была постарше, все бы думали, что ты мой парень!
– Да, не свезло тебе, – согласился я.
– А если бы ты был старше, все бы думали, что я твоя дочь. Это тебе не повезло!
– Вопрос спорный, но допустим, – усмехнулся я.
– Так что выбора нет, ты мой старший брат, – решила Наська.
Мы, не сговариваясь, стукнулись кулаками в знак согласия. Вышло красиво, но безрассудно. Я потряс руку.
– Ушибла? – смутилась Наська.
– Есть немного. Откуда в твоих макаронинах столько силы?
– Мышцы особенные… как у той. – Наська нахмурилась и призналась: – Правильно мы ушли. Не хочу смотреть.
– Я тоже, сестренка, – согласился я, за что заслужил ослепительную улыбку. – Пусть такими вещами занимаются специально обученные люди.
– А вот если что сломать или кого побить – это мы! – Наська с грозным рычанием понеслась вперед, размахивая руками и начисто выходя из образа хорошей девочки.
Я улыбнулся. Наверное, со стороны мы и впрямь выглядим братом и сестрой.
Интересно, а у Прежних есть родственные отношения?
Иван притворялся собственным внуком. Это значит, они стареют как люди, но умеют омолаживаться? Обязательно им стареть, или это маскировка, для окружающих? А был кто-то в промежутке? Жена, наверное, была. Дети у них с прежним Иваном были? А настоящие внуки? Чье место он занял, омолодившись? Пустое, наверное, что ему документы…
Чувства, подлинные, человеческие, он испытывает?
Или в целом равнодушен, как Высший, лишь маскируется?
Не знаю.
Но даже похожий на гигантского муравья Инсек или киборг Продавец казались мне куда более человечными, чем такой обычный с виду Прежний.
Мы уже почти дошагали до высотки на Котельнической и устья Яузы. В этом старом небоскребе жил один мой одноклассник, говорил, что ему дом не нравится, а родители считают его крутым и «с историей». Не знаю, как там внутри насчет истории, а снаружи дом выглядит внушительно.
Сегодня, в солнечный и теплый день, Москва была красивой и даже праздничной. Хотя что отмечать-то – День дурака? По Москве-реке проплывали прогулочные теплоходы, на палубе одного что-то праздновали, доносились радостные голоса, люди в яркой одежде прогуливались с бокалами, махали руками прохожим. Я помахал в ответ с привычной с детства готовностью. Вы уезжаете, мы остаемся, уедем мы – вы помашете нам вслед. Это жизнь, вся жизнь – лишь встречи и расставания…
Наська запрыгнула на низенький гранитный парапет, стала махать теплоходу обеими руками, потом выделывать какие-то балетные па и заслужила свою минуту славы. Некоторые, впрочем, кричали что-то неодобрительное – то ли в ее адрес, то ли, скорее, в мой. Я не реагировал. Наська не свалится, если сама не захочет, это уж точно.
Так что я стоял и терпеливо ждал, пока куколка угомонится.
Наконец Наська раскланялась, спрыгнула, взяла меня за руку и деловито потащила вперед.
– Концерт окончен? – спросил я.
– Ага, – ответила Наська, и я насторожился. Голос у нее был слишком серьезный. – Значит, так. Сзади идут двое, парень и девушка. Впереди тоже двое, парень и еще один парень. От моста так идут.
– Тут все идут, – пробормотал я, борясь с желанием обернуться. Перед нами, метрах в двадцати, и впрямь топали двое ребят моего возраста.
– Они останавливаются вместе с нами, – пояснила Наська. – Парень с девушкой начинают целоваться, а те двое на реку смотрят.
– Иван приставил наблюдателей? – предположил я.
– Может, да, а может, нет, – ответила Наська. – Давай свернем?
Я подумал секунду.
– Лучше идем дальше. Скоро Зарядье, там всегда много людей. И вообще, чем ближе к Кремлю, тем безопаснее.
– Ну да… – с сомнением сказала Наська. – Хорошо.
Теперь я шел, не отрывая взгляда от парней впереди. Те приближались к Большому Устьинскому мосту, нависающему над набережной. Интересно, что они станут делать, если мы остановимся? Место не то, чтобы глазеть на реку, сыро и неуютно, над тротуаром металлические фермы… Целоваться, конечно, там можно. Поставить, что ли, наблюдателей в неудобное положение?
Хотя кто их знает, вдруг они порадуются остановке…
Но парни остановились сами, пройдя под мостом половину расстояния. Один похлопал себя по карманам, как-то очень картинно, достал пачку сигарет. Что-то спросил у второго, тот покачал головой. Парень с сигаретами закрутил во все стороны головой, тоже несколько наигранно. На вид – парень как парень, в джинсах и футболке, мускулистый, черные волосы коротко стрижены, загорелый, в солярий ходит, наверное. Из богатеньких. Второй бледный, волосы каштановые, тоже короткая стрижка, одет как-то официально – в пиджаке, с галстуком. Клерк, офисный работник? Вышел на обед? Но у него не должно быть свободного времени на прогулку. И если каждый парень по отдельности выглядел нормально, то вместе они как-то… не гармонировали.
Да и кто из молодежи сейчас курит табак? Такие вот ухоженные, на хороших постах, если и станут курить, то траву.
Кажется, Наська была права.
Парень с сигаретами медленно двинулся нам навстречу.
А вот это совсем плохо!
Наблюдатели не должны приближаться к объекту слежки. А этот, судя по всему, собирался попросить огонька.
– Не курю, – громко сказал я, когда между нами оставалось еще метров пять. И замедлил шаг. Мы как раз вступали под мост.
Нормальной реакцией для парня было бы пожать плечами, улыбнуться, вернуться к товарищу.
Но он продолжал идти, медленно разводя руки.
– Твои позади, – сказала Наська негромко.
И ее ладонь выскользнула из моей.
Нет, это была не та скорость, что у меня во время Призыва. И, наверное, даже не такая, как у Дарины в бою.
Но люди так быстро двигаться не умеют.
Маленькая фигурка мгновенно оказалась у подошедшего курильщика. Я едва успел заметить серию ударов. Наська била абсолютно безжалостно: в пах, в живот, в сердце, в горло, потом отпрыгнула – и метнулась к парню в костюме. А тот уже доставал из-под полы пиджака пистолет!
Вопреки кричащим «помоги ей!» инстинктам, я развернулся, запустил руку под рубашку, выдернул свой макаров из кобуры.
Вовремя.
Парочка за нашей спиной не собиралась стоять и целоваться. Девушка бежала впереди, прижимая локти к бокам и как-то собравшись при этом. Только длинные волосы развевались от бега. Очень быстрая и неудобная цель… Увидев у меня пистолет, девушка резко вильнула, уходя с линии огня.
Парень бежал следом, в руках у него была спортивная сумка, и он то ли что-то с ней делал, то ли что-то из нее доставал.
Если вы думаете, что я колебался, стрелять ли в женщину, то вы считаете меня лучше, чем я есть.
Я сразу же начал стрелять.
Первые две пули прошли мимо, она двигалась слишком быстро.
Как Измененные.
Третий выстрел я сделал с упреждением – и пуля ударила девушку в грудь. Она была в темном джинсовом комбинезоне, тоже не самая подходящая одежда для теплого солнечного дня, зато куда удобнее для боя, чем платье. Пятно крови под правой грудью расплылось почти незаметно, но вот удар ее остановил, почти сбил с ног. Девушка взмахнула руками, восстанавливая равновесие, – и я всадил ей в живот еще две пули. Она плюхнулась на попу, стала отползать, быстро перебирая руками, – вывернувшимися совершенно неестественным образом.
Слуги!
Я держал ее под прицелом, но не стрелял. Мне очень не хотелось тратить следующие три патрона.
Парень наконец-то отбросил сумку. В руках у него осталось что-то здоровенное, странное, похожее на короткий гранатомет с широченным стволом.
Вот тут я сомневаться перестал. Очень уж мне не понравилась эта штуковина.
Я рухнул на одно колено, перехватил кисть правой руки левой ладонью – и всадил шестую пулю прямо в лицо парню, чуть ниже правого глаза.
В общем-то тут точность не требовалась, но я попал идеально.
Мне показалось, что я даже вижу в рваной ране, среди крови и белых осколков кости, багровое свечение особой пули.
От точки вхождения пошла серая волна. Лицо парня превращалось в камень и рассыпалось песком. Оружие выпало, гулко стукнув о тротуарную плитку, голова развалилась вся, а тело, словно у обезглавленной курицы, дергающимися шагами попыталось идти вперед.
Но волна превращения уже опускалась вниз, крошились плечи, с отвратительным шмяканьем упали руки – еще человеческие, но уже каменеющие.
Проезжающая мимо машина взревела двигателем, водитель дал по газам, стремясь убраться подальше.
Не осуждаю.
Раненая девушка посмотрела на своего спутника, потом на меня. В глазах у нее стоял страх. Извернувшись уже знакомым мне нечеловеческим движением, она в два прыжка достигла парапета и перемахнула через него в Москву-реку.
Я бы на ее месте подумал хорошенько, городская водичка может добить и надежнее, чем инопланетные технологии.
Оставив мертвого Слугу каменеть и рассыпаться в песок, я повернулся к Наське и ее противникам.
Тут всё было куда хуже.
Избитый ею курильщик вовсе не валялся в отключке на тротуаре (а я был уверен, что любого, даже тренированного, человека такая серия ударов надолго отвлечет от боя). Он бодро, хоть и согнувшись, ковылял, норовя зайти к Наське сзади.
А куколка боролась с парнем в костюме. Повиснув на нем, словно мелкий злобный питбуль, она одной рукой выкручивала его кисть с зажатым в ней пистолетом, второй била в корпус. Опять же, у обычного человека шансов тут никаких. Но парень тоже был Слугой, судя по тому, как ловко он выворачивался из Наськиного захвата. К тому же ей не хватало массы. Куколка была как ежик из анекдота – сильная, но легкая. Всё, что она могла, – это словно клещ цепляться за парня и колотить его. Тот, в свою очередь, удерживал Наську свободной рукой на максимальном удалении и время от времени, подлавливая момент, бил куколкой по стальной опоре моста. Сколько там она весила – килограммов тридцать? Слуге этот вес явно был нипочем.
К сожалению, он держался слишком близко к Наське, чтобы стрелять в него.
Поэтому я всадил седьмую пулю в спину курильщика. Сигареты вредят здоровью.
Пробежав мимо каменеющего и хрипящего тела, я нацелился парню в костюме в живот. Тот попытался заслониться Наськой, но сейчас это было затруднительно, куколка, игнорируя удары, выворачивалась в сторону.
Так что я приставил пистолет к животу «клерка» и сказал:
– Отпусти.
Секунду тот колебался, потом отпустил Наську. Она повисла у него на поднятой вверх руке, заламывая кисть.
– Пистолет тоже, – сказал я.
Он явно размышлял, и поводов для обдумывания у него было ровно два.
– Не успеешь, – сообщил я. – А стрелял я семь раз.
Парень разжал руку, пистолет упал, Наська отцепилась, по-кошачьи ловко рухнула на тротуар, схватила пистолет и отступила на несколько шагов. Судя по тому, как щелкнул не то взводимый курок, не то предохранитель, стрелять она умела.
– Не надо, – сказал парень, глядя на меня. Лицо у него оставалось спокойным, но в голосе слышался испуг. – Поговорим.
– Ты зачем обижал мою сестренку, скотина? – спросил я.
Мне очень хотелось выстрелить. Но делать этого было нельзя.
– Мы хотели поговорить, – сказал парень. – Только поговорить. Пистолет – чтобы напугать.
– Давай я проверю, – с ненавистью сказала Наська.
– Не надо, – ответил парень. – Мне будет больно, но я не умру.
– Это хорошо, что больно, – сказала Наська и выстрелила.
Вот я не рискнул стрелять, когда она была так близко к противнику!
Пистолет негромко чпокнул – глушитель там, что ли? Макаров бил куда громче. Парень пошатнулся. В поле пиджаке появилась дыра, ткань стала стремительно намокать.
– Не надо, – повторил парень. – Мы не враги. Это недоразумение.
– И что, попросишь отпустить? – спросил я.
– Попрошу, – он облизнул губы. – Ты убил двоих наших. Мы не знали, что у тебя есть петрификационные патроны. Это наша вина, мы лишь хотели поговорить. Сейчас уже не время, отпусти… мы свяжемся.
– Что скажешь, Наська? – спросил я.
Куколка молчала. На щеке у нее проступал здоровенный кровоподтек от заклепки на опоре моста, и это меня очень злило… Представляю, как ей было больно.
– Отпусти, – решила Наська. И кровожадно добавила: – Убить всегда успеем.
– Вас послал Иван? – спросил я.
Парень покачал головой:
– Иван? Какой именно Иван?
Поскольку я молчал, он продолжил:
– Мы сами. Это наша инициатива.
Я толкнул парня, тот отскочил на несколько шагов. Сразу же зажал рукой рану. Посмотрел на Наську, на меня. Неожиданно сказал:
– Мы действительно не хотели такого развития событий. Мы приносим свои извинения.
Развернувшись, он рванул через дорогу. Очередная проезжающая машина возмущенно загудела.
Осмотревшись, я обнаружил две кучки песка и смятую одежду. Что ж, два-ноль в нашу пользу, если девушка-Слуга выживет.
– Ты как? – спросил я Наську.
Она поморщилась, опустила руку с трофейным пистолетом. Из глаз у нее покатились слезы.
– Больно? – Я подошел, присел рядом. Осторожно потрогал щеку. – Ничего не сломала?
– Заживет… у нас быстро заживает… – Наська всхлипнула. – Я не справилась! Я должна была тебя защищать!
– Так Гнездо тебя послало как телохранителя? – сообразил я.
– Угу…
– Глупая Наська, – я обнял куколку. – Да ты прекрасно справилась. Ты отвлекла двух уродов. В одиночку я бы ничего не смог!
