Сергей Лукьяненко
Три дня Индиго
– Точно?
– Ну конечно. Голову-то включи!
Наська утерла слезы, оглядела поле боя. Сунула мне пистолет:
– На…
Пошла и подняла валявшееся в стороне кепи, слетевшее в самом начале схватки. Отряхнула и водрузила на голову. Потом спросила:
– У тебя последний патрон был обычным?
– Да, – признался я. – Как поняла?
– Ты на этого… так смотрел. Если бы мог убить – застрелил бы. Хорошо, что он не понял.
Я кивнул.
Да, тут мне повезло.
Несмотря ни на что, этот офисный планктон в пиджачке мог бы укатать нас обоих. Мне, наверное, хватило бы одного удара. А потом бы он справился и с моей малолетней охранницей.
– Ну почему я не стража, – грустно сказала Наська. – Я бы их на кусочки порвала… ай!
Она отдернула руку от щеки.
– Очень хорошо, что ты не стража, – сказал я. – Пойдем-ка отсюда. Хотя постой, надо выкинуть одежду в реку.
Что мы и сделали. Никаких документов или другого оружия не нашли. Непонятную здоровенную пушку я засунул обратно в сумку и повесил сумку на плечо.
А потом мы продолжили путь.
Словно ничего и не случилось.
И скажу сразу – никаких переживаний я не испытывал. Сами напросились, переговорщики…
В старые времена мы бы далеко не ушли. Даже если бы рядом не оказалось прохожих, люди звонили бы в полицию из проезжающих машин, нас заметили бы видеокамеры с системами искусственного интеллекта, которых в центре было как грязи. К месту перестрелки кинулись бы полицейские патрули, сработал бы какой-нибудь план «Перехват», наши фотографии через минуту были бы в каждом смартфоне.
А сейчас, если даже нас и сняли камеры, – информация доберется до участка не раньше дежурной машины, из которой выйдет офицер и, позевывая, сменит в камере флешку. Водители (все-таки в центре движение и сейчас активное) лишь прибавляли газа. Если кто-то из них и решит сообщить в полицию, ему придется искать ближайший таксофон. Разве что из окон высотки перестрелку мог заметить какой-нибудь скучающий жилец – и броситься звонить правоохранителям.
Ну а дальше-то что? Без мобильной связи, с одними рациями и голосовой связью это лишние минут пять-десять задержки.
А мы через десять минут уже были среди людей, гуляющих по парку Зарядье.
Когда тут в свое время неожиданно соорудили парк (говорят, таким образом президент наказал какого-то олигарха, пытавшегося оттяпать кусок земли в центре и построить там жилой комплекс с видом на Кремль), то главной заботой сотрудников было вырастить хоть что-то интересное в нашем суровом климате. Это где-нибудь в Европе, согретой Гольфстримом, даже зимой тепло и зелено.
Перемена всё изменила.
Теперь навевающий тоску газон «Северные ландшафты» сменился маленькой рощей кокосовых пальм и банановых деревьев под названием «Краснодарские сады», а на месте березок вырос «Крымский муссонный лес».
Бананы, впрочем, толком не вызревали – как ни штрафуй, а все равно посетители их обрывали еще зелеными.
Наська успокоилась, кепи лихо сдвинула набок, и кровоподтек стал почти не заметен. Я в горячке драки, выхватывая пистолет, выдрал с мясом пуговицу на рубашке, но чем хороши гавайки – они яркие и такие мелочи на них не видны. С плащом ничего не случилось, а если бы он и порвался, то через полчаса зарос бы.
Куда больше опасений у меня вызывала сумка с оружием. Рамок металлоискателей не было видно, но на такую груду металла могли сработать и какие-нибудь совсем незаметные детекторы.
Пробираясь сквозь толпу – здесь всегда было многолюдно, даже ночью тусили туристы и гуляки, – я купил Наське мороженого, а себе банку лимонада. Выпил в два глотка. Нервы никак не желали расслабляться.
Если бы не перестрелка, я бы обязательно постоял с куколкой на парящем мосту, вынесенном из парка над рекой. А потом мы бы пошли мимо Кремля и Исторического музея. Мне хотелось поболтать с Наськой и понять, что она вообще знает о современном мире. Интересна наша жизнь Измененным или так, Земля лишь временное пристанище. Наверное, мне бы удалось ее разговорить.
Но теперь времени на прогулку не осталось. Я был уверен, что на месте перестрелки уже работает полиция – и вряд ли это люди Лихачева, скорее всего, какое-нибудь спецподразделение, охраняющее центр. Чихать они хотели на заступничество полковника и на мою корочку «консультанта».
– Возьмем такси, тут рядом стоянка, – сказал я Наське. – Ты в Гнездо, а я вначале к Продавцу.
– Но ты придешь? – уточнила куколка.
– Надеюсь, – ответил я. – Я ведь призванный. Пусть и в отставке.
Глава седьмая
Я проследил, чтобы Наська вошла в бывшее министерство. Потом позвал Гнездо.
Каким бы странным ни был разум Гнезда (а может, это и не совсем разум, а какая-нибудь нематериальная нейросеть на основе личностей всех Измененных), но мой настрой он уловил. Гнездо отозвалось не сразу и с явным смущением.
«Никогда не используй Наську как моего защитника, – подумал я. – Никогда. Ясно? И не смей мне больше врать!»
Нас с Гнездом связывали странные отношения. Я был и с ним, и вне его одновременно. Я очень многое сделал, и Гнездо это понимало. И пусть призванные не спорили с Гнездом – я уже не был в Призыве.
Я стал добровольцем.
Гнездо сказало – своим странным языком образов и чувств, – что оно не врало. Ему действительно нужно было понять, что случилось у Продавцов. И Наську оно отправило наблюдать, ну а моя охрана – это так, на всякий случай… никто не ждал… и ведь она помогла!
В общем, мы друг друга поняли.
Частично.
Гнездо осталось убежденным в своей правоте. Я тоже понимал, что без Наськи меня, скорее всего, схватили бы, и неизвестно, что там случилось бы дальше – разговор по душам или быстрый путь в реку с переломанной шеей.
Но куколок в качестве охраны Гнездо пообещало больше не направлять.
Я пошел к Комку, придерживая тяжелую сумку с непонятным оружием и внимательно поглядывая на редких прохожих. Главная беда с этими Слугами в том, что они неотличимы от людей, пока не начинают действовать.
Но засады не было. Я честно выждал очередь из шести покупателей, все – незнакомые и явно случайные, а не серчеры. Выходили они быстро, с сумками, набитыми продуктовыми излишествами. Пожилые люди тащили черную икру, какие-то коньяки в немыслимо помпезных бутылках, банки фуа-гра. У стариков это обычное дело: попробовать то, что в обычных магазинах не продается или стоит немыслимых денег, то, о чем могли лишь мечтать в юности. Они словно не понимают, что кристаллики тоже деньги, лишь выглядят иначе, и покупать на них всякую ерунду глупо.
Вышедший предпоследним мужчина был возбужден и восторжен, ему явно хотелось с кем-нибудь поделиться радостью от покупки. Но стоявшая передо мной женщина уже вошла в Комок, а две девчонки-школьницы у меня за спиной для этого явно не годились.
– Альбом «Битлов» добыл, – сказал мужчина в пространство, но глядя на меня. Был он старенький, подслеповато щурящийся, но бодрый. – Редчайший!
– Найс, – ответил я из вежливости.
– Гляди, – мужчина бережно развернул плоский бумажный пакет. Внутри оказалась пластинка, древняя, виниловая. «Битлов» я, конечно, слышал, да и на ярком конверте узнал. Но вообще-то обложка выглядела гадко. Леннон, Маккартни и как там еще двоих звали, вечно забываю, радостно лыбились в объектив. Одеты они были в белые медицинские халаты, а в руках держали разобранных на куски пластиковых кукол. У одного музыканта на коленях лежала лысая целлулоидная голова, а к плечам прижимались обезглавленные тела. Дополняли картину куски кровавого мяса и кости, которыми обложились музыканты. Называлась пластинка «Вчера и сегодня».
– Какая гадость, – сказал я искренне. Может, в какой-то другой момент я бы отнесся к экстравагантной обложке спокойнее, но сейчас у меня из головы не шел труп Прежней, который сейчас вскрывали, и недавний погром в Гнезде, где на части покромсали совсем не кукол, а куколок.
– Вы не понимаете, – возмутился мужчина. – Редчайший диск! Общественность не приняла обложку, почти весь тираж переделали!
Я подумал, что общественность порой бывает умнее, чем ее передовые представители.
– Вы же понимаете, что это не оригинал? – спросил я. – Это молекулярная копия. Продавец мог вам скрипку Паганини выдать, а мог шапку Мономаха.
– Я не люблю Паганини, я люблю «Битлз»! – ответил мужчина, запаковывая свой диск. Энтузиазм у него не пропал, но дополнился раздражением.
– Бывает, – согласился я.
Мужчина всё не уходил, видимо, собирался поспорить, что-нибудь сказать о молодежи, не понимающей классическое искусство, и прочие положенные глупости. Но тут, к счастью, вышла покупательница, женщина с очень строгим, даже чопорным лицом и тяжелой сумкой, полной каких-то лекарств. Я нырнул в Комок, искренне надеясь, что мужчина попробует похвастаться своей покупкой перед ней и, скорее всего, тоже не найдет понимания.
Продавец ждал меня за стойкой. Невозмутимый и доброжелательный.
– Рад вас видеть, Максим. С нетерпением жду новостей.
Я смотрел на укутанное в слои ткани тело и не мог избавиться от мысли о том, что под одеждой – металлический цилиндр с синей жижей, а голова и руки насажены на штыри.
– Вы даже не закрыли торговлю, – сказал я.
– Осуждаете? – Продавец шумно вздохнул. – Гибель одного из нас – редкое и печальное событие. Но это не повод огорчать клиентов и терпеть убытки. Знаете такой анекдот: «Кто же в лавке остался?»
– Знаю, – кивнул я. – Не осуждаю. Ваш товарищ действительно мертв.
– Это я и так знал, – согласился Продавец. – Что с ним случилось?
– У него пробит цилиндр корпуса, – сказал я. – Вот здесь…
– На себе не показывайте, примета плохая! – Продавец никак не отреагировал на слова про «цилиндр». Конечно, он понимал, что их природа для меня уже не секрет. – Гель закрыл пробоину?
– Частично вытек.
– Плохо, – Продавец снова вздохнул. – А органические части? Голова, кисти рук?
Он ткнул себя пальцем в нос.
Издевается, что ли?
Нет, ну правда?
– Скорее живы, – сказал я. – Во всяком случае, не разлагаются.
– Если гель подтек, то это ненадолго, – Продавец покачал головой. – Что из себя представляет рана? Вы сделали фото?
Фотографировал Лихачев, я не догадался.
– Чуть позже будут, – пообещал я. – Рана… ну, широкая довольно дыра, сантиметров пятнадцать длиной, сантиметра два шириной. Рядом валяется топор.
– Топор? – Вот сейчас мне удалось его поразить.
– Ага, – сказал я. – Обычный, хозяйственный. Лезвие вымазано этим гелем. Но у дыры края выгнуты наружу.
Продавец молчал, почесывая подбородок. Потом сказал:
– Это как-то странно. Верно?
– Не то слово, – согласился я. – А внутри, за занавеской, между койкой и стеклянным кубом, лежит мертвая женщина.
– Господи! – воскликнул Продавец. – Ну это-то ему зачем? Вы же осмотрели моего товарища, зачем ему могла потребоваться женщина? У нас нет органов, которые могли бы ее заинтересовать!
Я оставил этот крик души без внимания. Продолжил:
– Мы начали вскрытие. Пытались понять, почему женщина умерла, на ней ран не было. Оказалось, что у нее шестикамерное сердце, всякие дополнительные вены и артерии, а мышцы имеют нечеловеческую структуру.
Теперь Продавец безмолвствовал. И я пересказал ему всё: и как позвал Лихачева, и как мы нашли «экспертов», и как явился Иван и предложил свою помощь. Закончил соболезнованиями, которые передал Прежний, и его предложением разбираться в случившемся вместе.
Единственное, про что я предпочел не говорить, так это про нападение Слуг.
Продавец молчал так долго, что я всерьез подумал, не завис ли его мыслительный аппарат. Киборг все-таки.
Я даже подошел ближе и помахал ладонью у него перед глазами.
– Очень странно, – сказал Продавец. – Одно никак не сходится с другим. Прежние не могут войти в Комок, защита этого не допустит. Если бы женщина лежала у дверей…
Он снова замолчал.
– Может, вошла, умерла, а ваш товарищ ее затащил за штору? – предположил я.
– Зачем? – спросил Продавец. – Ну и самое странное, как ему пробили корпус?
– Изнутри, – напомнил я.
– Гель под большим давлением, – вяло ответил Продавец. – Если пробить корпус, то гель выплеснется и выгнет металл наружу. Но топором? Невозможно. И почему не сработала защита? Знаете, что будет, если вы попытаетесь меня убить?
– Не получится? – предположил я.
– Нет, – подтвердил Продавец. – А вот с вами всё будет плохо. В Комке мы защищены.
Он опять замолчал.
– Ну так что нам делать? – спросил я. – Иван просит расследовать гибель этой женщины. Оборудование всякое готов подогнать. Но это вроде как ваша территория, если вы против…
– Я не против, – сказал Продавец. – У нас нет постоянных врагов, бывают лишь временные недопонимания. Мы очень доброжелательны. Но… но…
– Что ему сказать?
– Максим, это всё может оказаться гораздо опаснее, чем я думал, – сказал Продавец. – Вы вправе отказаться от моего задания.
– А мутаген?
– Нет задания, нет оплаты, – Продавец покачал головой.
– Ну тогда чего спрашиваете? Я не откажусь. Командуйте.
– Расследуйте дальше, – решил Продавец. – Передайте Ивану, что мы принимаем его сочувствие и готовы к временному сотрудничеству, с надеждой, что оно перерастет в постоянное.
Произнес он это так, что стало ясно – решение принято, и далось оно нелегко.
– Тогда я попрошу вас дать мне боеприпасы, – сказал я.
– Что так? – заинтересовался Продавец.
– Раз всё «может оказаться гораздо опаснее», – выкрутился я.
Продавец шумно втянул носом воздух. Сказал с укором:
– А вы недавно стреляли, да?
– Это не касается расследования.
Продавец погрозил мне пальцем. Заметил:
– Вы становитесь мудрее, Максим. Вы начали понимать, что информация – это самый дорогой товар.
Я кивнул.
– Магазины для макарова? – спросил Продавец.
– Да, разные. И дробь на всякий случай. Ту самую, петрификационную.
Продавец кивнул:
– Хорошо. Это логичная просьба, и я ее исполню. Но постарайтесь не начать новую галактическую войну, юноша… Что-нибудь еще?
– Если можете дать какой-то совет – приму с благодарностью, – ответил я.
– О, я все время даю вам советы, но вы не всегда их замечаете, – поддел Продавец. Пошел к шторе, отодвигая ее остановился, обернулся ко мне: – С вас рэдка за патроны, Максим.
– Я же веду для вас расследование! – удивился я.
– Никогда не надо путать ситуативный союз, в котором каждая сторона преследует личные интересы, и долговременную поведенческую стратегию, – ответил Продавец.
Дарина встретила меня сразу за дверью Гнезда.
Вряд ли она тут ждала, конечно. Может, о моем приближении сообщило Гнездо, а может быть, стража.
Обо всем случившемся она, конечно, знала от Наськи.
И вид жницы ничего хорошего не предвещал.
– Зачем вы пошли пешком? – выпалила она, едва я вошел в фойе. – Это опасно!
– Москва, центр, день! – парировал я. – Дарина, я не могу по родному городу ездить в броневике. У меня его и нет, кстати.
– Давай купим тебе машину? – предложила Дарина, с тревогой глядя на меня. – Бронированную!
– Чего? – поразился я. – У Гнезда так много денег?
Жница смутилась.
– Нет. У меня даже доступа к счету нет, он был у матери. Но можно что-то придумать. Что-то продать.
Она говорила на полном серьезе. Я вздохнул, обнял Дарину, она дернула плечами, словно собиралась вырваться, но осталась.
– Дарина, ну что за ерунда. Я не могу ездить в броневике, это дорого, это глупо, это все равно не спасет от нападения. Я буду осторожен, обещаю.
Дарина чуть не плакала.
– Почему ты запретил Гнезду посылать с тобой Наську?
– Потому что она ребенок, а не боец!
– Давай я с тобой пойду? Я сильнее.
– Ты нужна тут. Когда следующих куколок привозят?
– Сегодня вечером, – Дарина беспомощно оглянулась. – И эта… прыгалка… все еще в Изменении… Да, точно не смогу уйти. Максим, я боюсь за тебя!
Ох уж эти женские переживания! Всю жизнь за тебя волнуется мать, а как только появляется девушка – начинает тревожиться она.
Вообще какой-то день женских тревог сегодня! Разве что Наська лучится оптимизмом, но это в силу возраста.
– Всё будет хорошо, – упрямо сказал я. Подмигнул страже: – Верно ведь?
– У тебя хороший боевой опыт, – согласилась стража.
– Же понимает, – обрадовался я.
– Но я думаю, это случайные успехи, – продолжила стража. – Без Призыва твои боевые качества не слишком выдающиеся.
Предательница!
– Дарина, ты меня покормишь? – спросил я. – Зря утром не поел.
Сработало!
Это и с мамой всегда прекрасно работало, и с Даринкой не подвело.
– Ой, пошли! Что ты сразу не сказал…
Мы двинулись в кафе. На прощание я окинул стражу хмурым взглядом, но, похоже, она не смутилась.
– Зря я согласилась, – озабоченно говорила Дарина по пути. – Ну что нам, плохо? Я на самом деле не очень хочу становиться обратно человеком! Вдруг не смогу ходить?
– Продавец сказал, что вылеченное остается вылеченным.
– А вдруг?
– Буду тебя носить на руках, – сказал я. – В чем-то даже удобно – не убежишь и не догонишь.
– Дурак ты, Максим… – вздохнула она. И тут же, без перерыва, спросила: – А как там Милана? Наська сказала, она приехала.
– Норм, – ответил я. – Дарина…
– Ну?
– Мы с ней друзья.
– Угу, – буркнула Дарина и опять сменила тему: – Что у тебя в сумке? Наська говорила про пушку какую-то.
– Да сам не пойму…
Мы сели за первый попавшийся столик в пустом кафе. Я окинул взглядом зал. Подумал, а как тут всё было при полном Гнезде? Измененные питались по какому-то графику? Куколки, жницы, стражи… За отдельным столиком ест мать и хранитель? Толстые здоровяки монахи обедают в своей компании?
Или, как это обычно бывает у Измененных, всё с виду безалаберно, хаос и анархия, на самом деле управляемые Гнездом? Захотел есть – пришел… Странный у них все-таки социум.
– Я сейчас, – сказала Дарина. – Ты будешь рыбу или мясо?
– Все равно.
– Я быстро…
Я слышал, как она возилась на кухне. Звякала посуда. Насколько я знал, государство выделяет Измененным продуктовые наборы, ну, как безработным, пенсионерам, детям. Так еще со времен первой ковидной пандемии повелось. Наверное, это оформлено какими-то указами? А может быть, и не потребовалось специально оформлять, Измененные ведь в большинстве своем еще не вышли из детского возраста. К тому же выделяются пайки на всех, кто попадает в Гнездо… а живет их тут куда меньше.
Ну да. Наверное, именно так. С голода не умрешь, но и разносолов не наешься. Что там в наборах – макароны, крупы, сахар, растительное масло?.. Когда-то клали еще шоколад, но плантации какао-бобов сильно пострадали, так что нынче в пайках карамельки и соевые плитки.
Я подумал, что надо сходить на рынок и купить хорошего мяса. Или прямо в Комке заказать, кристаллики пока есть. Понятно, что полное Гнездо я не накормлю, но нынешний-то состав – легко. Можно сделать плов, у меня получалось – если знать главный принцип, то из любого риса и мяса получится вкусно. Плов – это ведь универсальная пища, для бедняков и богачей.
Или нажарить стейков на гриле. Надо узнать у Дарины, что тут с грилем.
И что вообще Измененные больше любят.
Кофе они хлещут как не в себя, это факт!
Дарина вернулась с подносом в руках. Поставила передо мной тарелку с супом – судя по виду и запаху рыбным, во второй была гречка с мясом. На блюдце лежали два кусочка белого хлеба и два кусочка черного. И кусок масла.
– Масло-то зачем? – удивился я.
Дарина смутилась.
– Ну… жиры в питании нужны… верно? Мы утром едим масло или сало. Раз ты утром не ел…
Она так смешно выглядела, что я взял ее за руку. Сказал:
– Спасибо. Я люблю масло. Только знаешь… можно ложку?
Дарина вспыхнула и унеслась на кухню. Вернулась со столовыми приборами, солонкой и перечницей. Призналась:
– У меня бардак в голове. Так испугалась, когда Наська рассказала про этих бандитов.
– Оставшийся в живых утверждал, что они хотели только поговорить, – сказал я.
– Ничего себе разговорчики…
Я попробовал суп. Да, это был типичный супчик из рыбных консервов: жиденький, с разваренной рыбой и макаронами. Будь там картошка, получилось бы вкуснее. Но с картошкой в мире плохо, изменение климата как-то сильно на нее повлияло. Из всей Европы ее теперь выращивают только в Белоруссии и очень неплохо на этом зарабатывают.
Наверное, Измененные понимают, что это не самая вкусная еда. Но как сказала бы Дарина: «Йод и прочие микроэлементы нужны в питании, верно?»
Так что они едят рыбу.
– Вкусно, – сказал я.
– Правда? – просияла Дарина. – Я сама готовила. Это работа жниц, но я раньше редко дежурила по кухне…
– Даринка, глянь в сумке – что это за оружие? Сильно страшная штука?
Дарина легко поставила сумку на стол, раскрыла. Извлекла ствол. Хмыкнула.
– Ничего особенного. Это сеткомет. Американский. Его иногда использует полиция, но еще чаще – зоологи. Кассета на три заряда, сеть вылетает на расстояние двадцать метров, площадь поражения – шестнадцать квадратных.
– Порвать трудно?
– Даже мне было бы трудно. Стража смогла бы. Но тут… – она легко и умело откинула от раздутого ствола казенную часть, где обнаружился барабан на три широкие цилиндрические гильзы, – тут сеть с разрядником. Опутывает и бьет током. Она, кстати, еще и липкая на воздухе становится. Вот здесь переключатель, просто стрелять или с разрядом…
– Откуда ты это знаешь?
– Я на кухне редко бываю, – Дарина улыбнулась. Со щелчком захлопнула ствольную коробку. – А вот оружие – моя ответственность. Обучаю куколок. У нас очень большой выбор земного оружия!
– А неземного? – спросил я. Отодвинул пустую тарелку (да, я героически всё съел) и взял гречку с мясом. Это, конечно, была свиная тушенка. На свиней разрушение Луны не повлияло, они плодились так же, как и раньше.
Дарина замялась.
Я ел и терпеливо ждал. Гречка с мясом – это вкусно, ее трудно испортить. Я даже намазал маслом кусок черного хлеба и подобрал подливку.
– И неземного, – решилась наконец Дарина. – Но его нельзя использовать на Земле. И доступ к оружейному сейфу есть только у матери.
– Да я вовсе не собирался просить у тебя бластер! – возразил я.
Соврал, если честно.
Я бы от какого-нибудь супероружия не отказался.
Впрочем, у меня снова есть особые патроны, а они убивают всех.
– Извини, – виновато сказала Дарина. – Но мы и так с тобой все правила нарушаем. Инсеки этого не любят.
– Инсек, – поправил я. – Он вроде ничего так оказался. Может, поговорить с ним?
– Хочешь совсем уж всё усложнить? – Дарина улыбнулась. – Продавцы, Прежние, Слуги – и еще Инсек?
Я подумал, подтирая корочкой хлеба подливку. Сказал:
– Ну, знаешь, в нашем положении чем больше неразберихи – тем может быть и лучше. Пусть они все смотрят друг на друга с подозрением, а?
Дарина задумалась. Потом встрепенулась:
– Ой, я забыла… Что тебе попить принести? Кофе, чай? Есть сок яблочный. Есть молоко.
– Можно просто воды?
Дарина нахмурилась, сказала:
– Максим, у нас много еды, ты не волнуйся. Сок неплохой, даже куколки пьют.
– Давай сок, – согласился я.
Пока она бегала на кухню, я убрал сеткомет обратно в сумку. Что ж, мечту о чудо-оружии пришлось оставить. Но, с другой стороны, веры в слова Слуги стало больше.
Получается, зря я двоих убил?
Но тут я вспомнил, как Наську колотили о стальную опору моста, и покачал головой.
Нет уж.
Так переговоры не ведут.
И вдруг я почувствовал, как Гнездо тянется ко мне – тревожно и быстро, будто набегающая волна. Я даже отстранился на миг, попытался закрыться. Это не очень приятно, когда с тобой начинают говорить внутри головы.
Но Гнездо звало меня, и я открылся.
Воспринял сумбурный поток образов.
Встал, достал из сумки один из купленных у Продавца магазинов и перезарядил пистолет.
Подбежала Дарина, ухитрившаяся принести стакан сока и, кажется, даже его не расплескать. Глянула на меня и ничего не сказала. Поняла, что я уже в курсе.
– Спасибо, – я взял стакан и выпил сок.
Он был вкусный.
– Иван пришел один, – выдохнула Дарина.
– Мне казалось, что он больше не рискнет приближаться к Гнезду, – сказал я. – Тем более к этому.
Дарина кивнула:
– Я тоже так думала. Но он не вошел, он у дверей ждет.
– Поговорим, – я пожал плечами. – Есть что обсудить в нашем неожиданном сотрудничестве.
И засунул пистолет за ремень со спины.
