Сергей Маркович Вейгман
Весы. Семейные легенды об экономической географии СССР
Военкомат
В 1975 году мой отец Марк Вейгман послал куда подальше осточертевшего ему главного инженера Винницкого трамвайно-троллейбусного управления и ушел работать на завод «Прибор». И хотя папа страстно любил трамваи и троллейбусы, на тот момент работа на «Приборе» была отличным вариантом. К тому же трамвайно-троллейбусное управление в городе одно, к конкурентам не уйдешь. Ну а метрополитена в Виннице тогда не было, да и вряд ли он появится в этом небольшом городе в течение ближайших 100 лет.
В те времена папа был молодым полным сил инженером с хорошим образованием, впечатляющим послужным списком и умением договариваться с людьми. Возможно, именно поэтому он и приглянулся Маргулису – не у каждого есть такой помощник, который и в технике разбирается, и нужные запчасти достанет. В общем, через два года отца перевели в цех Михаила Лазаревича и сделали инженером-технологом по ремонту новых видов измерений – то есть правой рукой начальника. Отец не возражал: ему определенно нравилось то, что его новый босс не был антисемитом, а заводская контора находится в 20 минутах неспешной ходьбы от дома.
В общем, жил отец у Маргулиса и не тужил – на работе все тихо и спокойно, дача, шашлыки и всякое такое. Но тут про папу вспомнила доблестная советская армия и прислала ему повестку. Мол, здравия желаем, ефрейтор Вейгман, welcome на курсы переподготовки железнодорожных войск, ждем вас такого-то числа в военкомате.
Отец всегда был человеком веселым, но тут несколько загрустил. Он отслужил в армии после окончания института и немного самонадеянно считал, что ему уже не придется кормить комаров в лесах Хабаровского края. В любом случае выбирать не приходилось – в те времена от повесток не бегали. Оставалось лишь сообщить об этой новости начальству и собирать вещмешок.
Михаилу Лазаревичу повестка определенно не понравилась – военкомат на несколько месяцев лишал забирал у него одного из самых ценных сотрудников. Впрочем, это был хороший повод показать растолстевшим полковникам, как нужно себя вести в городе, где многое зависит от его, Маргулиса, воли. И хотя отец ожидал услышать что-то среднее между добрым напутствием и отборной руганью в адрес военкома, Михаил Лазаревич лишь усадил папу в машину и велел шоферу ехать в военкомат, расположенный на Ленинградской улице.
Расположение военкомата было исключительно удачным – в одном здании с этой конторой находилась офицерская столовая Винницкого гарнизона. Таким образом, офицерам военкомата не приходилось далеко ходить за едой, и они справедливо считали такое положение вещей важным стратегическим преимуществом – в 1970-х ассортимент винницких продуктовых магазинов воображения не поражал, а огромные очереди за хлебом можно было увидеть даже на главной улице города. Однако, как справедливо заметил Наполеон, на войне ситуация меняется каждое мгновение: преимущество сотрудников военкомата стало залогом их молниеносного поражения.
Маргулис попросил отца подождать на улице и зашел в кабинет начальника офицерской столовой. Помимо всего прочего, этот могущественный человек занимался распределением пайков, которые были весьма существенным дополнением к офицерской зарплате. Если начальник офицерских столовых недолюбливал того или иного офицера, ему доставались самые худшие продукты, какие только находились на складе – мясные консервы 1946 года выпуска, ячменный кофе и давно испорченное печенье, от которого пахло мышиными экскрементами. Хорошая хозяйка такие продукты просто выбрасывала, после чего начинала пилить своего супруга со звездами на плечах, не умевшего поддерживать хорошие отношения с нужными людьми. Таким образом, некоммуникабельный офицер мучился не только из-за нехватки витаминов, но и по причине семейных неурядиц.
Беседа Маргулиса с начальником офицерской столовой длилась недолго – в конце концов, у него на балансе тоже были весы и эти весы время от времени ломались. Через несколько минут Маргулис и начальник столовой вышли, позвали отца и вместе с ним направились в кабинет начальника строевой части военкомата.
Поздоровавшись с коллегой, начальник офицерской столовой объяснил причину своего визита и попросил принести личное дело ефрейтора Вейгмана. Разумеется, коллега отказался выполнить эту просьбу – служба, чувство долга, моральный облик советского офицера, есть такая профессия – Родину защищать, и так далее, и тому подобное.
Начальник офицерской столовой молча выслушал этот поток сознания, а потом ласково спросил коллегу:
– Скажи, разве ты не хочешь посещать офицерскую столовую?
Начальник строевой части быстро вспомнил о повседневных ужасах добычи пропитания в советской провинции, позвонил секретарше и через 5 минут папка с документами отца была у него на столе. После этого двери кабинета были заперты, папино дело быстро сожгли в служебной пепельнице размером с рыбное блюдо, а отец
забыл о курсах переподготовки как о кошмарном сне.
Много лет спустя сотрудники военкомата разыскали отца с помощью городского справочного бюро. Они позвонили к нам домой и начали укорять отца в том, что за 20 лет с копейками он ни разу не был на курсах переподготовки рядового состава.
– А еще ваше личное дело куда-то запропастилось, – добавили сотрудники военкомата в припадке откровенности. – Никак найти не можем.
– Личное дело потеряли? – вежливо переспросил папа. – Ай, как жало, как нехорошо. Ну что ж, перезвоните мне, когда найдете.
Томск
Вообще-то отец не собирался лететь в Западную Сибирь – завод «Прибор» командировал его в Одессу и уже в там папа узнал, что Михаил Лазаревич Маргулис просит его сделать все возможное и невозможное для того, чтобы достать запчасти к манометрам. Вроде бы простая вещь, но в промышленных масштабах их выпускал один-единственный на весь СССР завод, который находился в городе Томске. Хочешь не хочешь, нужно садиться в самолет и лететь навстречу судьбе.
В Томск папа летел через Москву. В самолете он познакомился с другими коммивояжерами, они немного выпили, рассказали друг другу несколько тысяч анекдотов и прилетели в Томск в отличном расположении духа. Однако, когда самолет приземлился в аэропорту, отец внезапно для себя осознал, что его костюм плохо адаптирован к местным погодным реалиям. Если в декабрьской Одессе было сравнительно тепло, то за окном самолета их ожидали суровые -30 по Цельсию – не лучшая температура для прогулок в куртке на искусственном меху и кепке с накладками, которые едва прикрывали уши.
Для начала папе и его друзьям пришлось установить мировой рекорд в беге по заснеженной территории аэропорта – разумеется, во второй половине 1970-х там не было никаких «рукавов» и даже автобусов. К счастью, аэропорт в Томске небольшой и отец с приятелями добежали до здания аэровокзала без потерь. Увиденное им определенно не понравилось: маленькое здание было наполнено суровыми людьми в тулупах, валенках и ушанках, которые сидели на скамьях и чемоданах, спали на полу вповалку, жевали взятые из дому харчи, разговаривали, матерно ругались, курили и ждали неизвестно чего. В общем, жизнерадостным европейцам захотелось немедленно покинуть этот заведение, однако идти им было некуда – номера в гостиницах для них никто не забронировал. Более того: никто из них раньше не бывал в Томске и не знал, как устроена жизнь в этом городе, а расспрашивать прохожих при температуре -30 по Цельсию не очень приятно. Они сели на чемоданы и принялись думать о нелегкой судьбе, которая занесла их неведомо куда без какой-либо полезной информации.
– Пошли в милицию!
На первый взгляд, эта мысль отца выглядела не очень здраво, но сам Роберт Фишер ни разу не имел столь плодотворной дебютной идеи. Единственный мент, охранявший Томский аэропорт от пьяниц, хулиганов и террористов, откровенно скучал и очень обрадовался предложению выпить водки (плох тот командировочный, который едет на задание с пустыми руками) и поговорить о сибирских реалиях. От него отец и компания узнали все, о чем в наше время пишут в отзывах на Booking.com и Google Maps.
– Вы, ребята, в гостиницу даже и не суйтесь, – рассказывал новый знакомый. – Все места лыжниками заняты, из сборной СССР. Сборы у них тут. А другой гостиницы в городе нет.
– Как нет? – спросил кто-то из москвичей. – А где же ночевать?
– Ночевать будете на вокзале, в Комнате матери и ребенка.
– И там есть места?
– Есть. Когда Транссибирскую магистраль строили, Томск в стороне остался. С Транссибом нас железнодорожная ветка соединяет, однопутка. Один поезд в сутки на вокзал приходит – еще заскучать успеете.
С местами в Комнате матери и ребенка действительно не было проблем – особенно после того, как отец деликатно вручил женщине из регистратуры упаковку сливочного масла. Сейчас в этот трудно поверить, но в конце 1970-х масло в Томске было жутким дефицитом и появлялось в местных магазинах только перед большими праздниками. Расположившись в номере, который напоминал нечто среднее между спальней пионерского лагеря и больничной палатой, папа привел себя в порядок, уточнил адрес Томского манометрового завода и уснул сном странника, обретшего пристанище.
Ранним утром следующего дня он прибыл в приемную начальника отдела сбыта, готовый к борьбе за получение запчастей для манометров на сумму 2 500 рублей. Увиденное не слишком его обрадовало: в приемной томились десятки командировочных со всего бывшего СССР и всем были нужны дефицитные запчасти. Договориться или хотя бы поговорить с начальником отдела не было никакой возможности: он приходил на работу точно в назначенное время, брезгливо смотрел на посетителей и никого не принимал, отговариваясь срочными делами. Информацией о том, как добыть запчасти, никто делиться не желал – каждый боялся, что товар достанется не ему, а соседу. И хотя в Советском Союзе шла эпоха развитого социализма, охотники за манометрами жили в промышленных джунглях и руководствовались знаменитым капиталистическим принципом «человек человеку волк».
Тем не менее папа прилетел в Томск не для того, чтобы ждать милостей от сибирской природы. Изучив содержимое своего «дипломата», отец направился в отдел сбыта. Там он разговорился с сотрудницами, много шутил, а затем предложил выпить чаю с бутербродами. Чай в отделе сбыта имелся, а для бутербродов пришлось пожертвовать палку «Московской» колбасы, которую не завозили в Томск уже несколько лет, а также ультрамодные конфеты «Стрела». Благодарные за такой экзотический досуг женщины рассказали папе все, что им было известно о жизни и привычках своего начальника. Этот человек был холост, не имел порочных страстей и увлекательных хобби, был рьяным службистом, жил с мамой и каждый день ездил к ней обедать к 13.00.
Уточнив адрес и телефон начальника отдела сбыта, отец попросил у разомлевших сотрудниц отдела сбыта небольшой фанерный ящик и старательно упаковал в него следующие деликатесы:
– две палки сырокопченой колбасы;
– три упаковки сливочного масла;
– бутылку «Української з перцем», которая только-только появилась в Виннице и считалась хитом продаж.
Затем папа вложил в ящик письмо, в котором кратко рассказывал о цели своего приезда в Томск и просил посодействовать в скорейшем получении необходимых заводу «Прибор» манометров. Также отец сообщал главному инженеру, что будет ждать его ответа в приемной, после обеда.
Оставалась мелочь – доставить посылку адресату. По просьбе отца одна из женщин, дегустировавших чай с конфетами и колбасой, позвонила матери своего шефа и сказала, что в течение часа ей привезут посылку для сына. И хотя старушка отнеслась к этому сообщению недоверчиво (да как же это, да откуда, сын не предупреждал), папа отдал ей ящик ровно в одиннадцать часов утра.
Три часа спустя многострадальные посетители манометрового завода увидели чудо, о котором еще долго рассказывали впервые приехавшим в Томск салагам. Ровно в 14.00 двери приемной распахнулись и командировочные, представлявшие все пятнадцать республик Советского Союза и не поддающееся учету количество автономных областей, узрели начальника отдела сбыта. Всегда высокомерный и смотревший на посетителей как на замерзшую грязь, этот человек не вошел, а почти вбежал в комнату, сжимая в руках какой-то листок. Выглядел он растерянным, как будто ему предложили подготовить доклад об истории коммунистической партии Индонезии.
– Кто здесь товарищ из Винницы?
Отец поднялся и сделал шаг вперед. Начальник пожал ему руку, указал на дверь своего кабинета и обращаясь к застывшей от изумления аудитории произнес:
– Прошу меня извинить – товарищ приехал издалека и явно не готов к нашим морозам. Сейчас я его быстренько отпущу и начнем принимать остальных.
