– Черт возьми, что случилось с оборудованием?!
Это был голос врача. Он был нервный и раздраженный.
Вместе с блестящими искорками у меня в глазах ко мне возвращалось сознание.
– А что случилось?
Это уже спрашивал лейтенант. На самом деле он не проявлял интереса, голос прозвучал обыденно.
Я начал ощущать свое тело, а не только звуки и голоса, открыл глаза. Передо мной была белая стена кабинета.
– Не знаю, – голос врача стал злым.
Вопрос лейтенанта окончательно разозлил врача.
– Нужно повторить, – как-то зловеще сказал врач.
– Если нужно, то повторяйте, – безразлично согласился лейтенант.
– Сразу нельзя. Нужно минут двадцать подождать.
Я молчал, в надежде, что мои мучители этого не заметят. Но я ошибался. В поле моего зрения появился врач.
– Как Вы себя чувствуете? – натянуто, но любезно спросил врач.
– Плохо! – резко ответил я, хотя, если честно, чувствовал себя на много лучше, чем в момент появления в этой комнате. Было такое ощущение, что за это время я выспался и отдохнул.
– Скажите, как Вам это удается? – от любезности в голосе врача не осталась и намека.
– Что именно? – искренне удивился я.
– Блокировать свой мозг от псилографа! – выпалил Врач.
Вот это да! Такого я не ожидал. Если честно, то я даже и не предполагал, что могу блокировать свое сознание от воздействия псилографа, но я ничего не сказал по этому поводу, а, сделав серьезное лицо, сообщил:
– Долгие годы упорных тренировок!
– Вот как?! – удивился мужчина в белом комбинезоне. – Но вы же говорили, что никогда не проходили операций на псилографе!
– Я пошутил!
Я не стал вдаваться в подробности, что на счет чего именно я пошутил. Врач по-видимому понял мой ответ по-своему.
– Черт бы побрал этих наемников! – выругался он и отправился к компьютеру.
Он, наверно, не знал, что я в прошлом офицер штурмового отряда.
– Если я могу быть свободным, может быть, вы освободите место на аппарате для кого-нибудь другого? – осторожно поинтересовался я.
В поле зрения появился молчавший до этого лейтенант.
– Нет! – категорически заявил он.
– Почему? – мне почему-то становилось весело. – Я же могу нечаянно сломать этот аппарат!
Лейтенант удивленно посмотрел на меня и вновь скрылся за моей спиной.
– Ничего не случится, – сразу же констатировал врач. – Он блефует!
Это означало, что они все-таки собираются провести операцию повторно! Это мне уже не нравилось.
– Эй, господа, хорошие! – завопил я. – Вы же знаете, что повторные операции такого рода запрещены!
– Я же говорил, что он блефует! – как-то радостно вскрикну врач. – А мы ни кому, ничего не скажем!
Это был не врач – это был палач! Врачи не могут так даже думать! Или у меня идеализированное мнение о врачах?
За спиной радостно засмеялись. И этот смех не предвещал ничего хорошего. Последняя фраза явно предназначалась мне. Я заорал еще громче:
– Вы не имеете права! Я буду жаловаться!!!
Естественно я не ожидал, что это поможет. Просто так принято – когда что-то не нравится кричать именно это. Да и жаловаться, если честно, было бессмысленно и не кому.
– А сдаваться в плен зельцам ты имел право?! – неожиданно злобно зарычал лейтенант у меня за спиной.
Я промолчал. Таким фанатикам ничего не докажешь – я в этом был уверен. Они же не знают что такое война! Они предназначены для тыла! Крысы тыловые!
– Говори, они тебя завербовали?! – теперь лейтенант стоял передо мной и злобно смотрел мне в лицо. – Какое задание они тебе дали? Ты должен совершить диверсию? Или им нужны разведданные? А ну, колись сволочь!!
– Ты что лейтенант с ума сошел? – спокойно спросил я.
Такой ярости я не ожидал.
– Я с ума сошел?! Да ты сейчас у меня сдохнешь на этой машине! А ну запускай псилограф! – лейтенант в бешенстве исчез у меня за спиной.
– Помогите!!! – заорал я, хотя и знал, что это ни к чему не приведет.
Но помощь пришла неожиданно.
Я слышал, как отворилась дверь, и в помещение кто-то вошел. Мощные крепления шлема не позволяли мне увидеть вошедшего, но я решил, что может быть, это и есть мое спасение и поэтому вновь заорал:
– Помогите!!
– Что здесь происходит, черт возьми?!
Я сразу же узнал голос военного адвоката полковника Шорла. Однажды нам приходилось пересекаться в ходе военных действий на Гримсе.
– Мы подвергаем процедуре пси-диагностики предателя! – отрапортовал лейтенант.
– Не правда я не предатель!! – завопил я. – Мне срочно нужен адвокат! Господин полковник помогите мне!
Вскоре лицо полковника появилось в поле моего зрения.
– Серж Дюрон?
Этот вопрос мог означать только одно – полковник тоже меня узнал.
– Так точно! – браво ответил я.
– И что же здесь происходит?! – в очередной раз спросил Шорла.
Только на этот раз он обращался ко мне. Без дополнительных объяснений было ясно – это мой шанс!
– Господин полковник, мы действуем по приказу генерала Виллиса! – вновь вступил в разговор лейтенант. Он был уверен, что волшебное слово «Виллис» подействует.
Генерал Виллис – это страх и ужас всех солдат. Услышав это имя, у многих по спине бежали мурашки. В подчинении этого «черного генерала» была вся разведка и контрразведка. Говаривали, что он руководит всеми секретными планами, и вхож в главное управление как в свой дом. А некоторые говорили, что он Царь и Бог всего человечества! Врали, наверное.
– Я не с вами разговариваю, – отрезал полковник.
Его не пугало столь страшное имя генерала, и меня это порадовало.
– Говорите, наемник, что здесь происходит?
– Было бы неплохо, если бы меня освободили от пут псилографа, – осторожно начал я.
– Освободите его! – тут же отреагировал полковник.
– Без особого разрешения генерала Виллиса я и не…
– Где голографон? – полковник не собирался выслушивать лейтенанта. Не чета он ему и все тут!
Лейтенант сразу смекнул, что лучше не сопротивляться старшему по звании, тем белее из военной прокуратуры.
– Прошу Вас, – в разговор вступил врач, указывая, где находится голографон.
Полковник последовал за ним, оставив меня на псилографе. Я не видел, что там происходило, но внимательно вслушивался – все-таки сейчас решалась моя судьба.
– Здравия желаю, господин генерал, – это был голос полковника.
– Здрасьте, – в голосе генерала была уверенность и наглость.
Голографон тем и хорош, что утаить от окружающих происходящее невозможно. Показывая голографическое изображение, аппарат воспроизводил не только звук, но и ту часть комнаты, где находился собеседник. Конечно, можно было затемнить экран, но это считается дурным тоном.
– Я хочу быть личным адвокатом Сержа Дюрона, – без лишних предисловий начал Шорла.
– Вот как? – по голосу генерала было понятно, что он искренне удивлен. – А вы знаете, что он является государственным преступником?
– Это не факт. Это еще доказать надо!
– Хорошо, подавайте официальное прошение, и мы его обязательно рассмотрим…
– Я обязательно оформлю все необходимые документы. А сейчас я бы просил перевести моего подзащитного в отдельную камеру, и без меня не подвергать ни каким допросам, тем более экзекуции на псилографе!
Наступила тишина. По-видимому, генерал обдумывал сказанное полковником. Было понятно – полковник Шерла неприятная неожиданность в их игре.
– Хорошо, – неожиданно спокойно сказал генерал Виллис. – Лейтенант, вы уже подвергли наемника исследованию на псилографе?
– Так точно! Но…
– С результатами ко мне! – тут же приказал генерал. – Дюрона перевести в камеру! И дайте ему возможность пообщаться с адвокатом.
– Я так же хотел ознакомиться с результатами исследований на псилографе, – начал, было, полковник, но Виллис прервал его:
– Обязательно ознакомитесь! Только после меня, – голос генерала стал уставшим. – Заметьте, полковник, я и так пошел на уступки, хотя мог бы этого не делать. И не просите от меня большего, чем я бы хотел сделать. Все, конец связи.
В комнате повисла тишина. Мое любопытство не имело границ – я очень хотел увидеть, как полковник и капитан смотрят друг другу в глаза, но крепежные приспособления псилографа надежно удерживали мою голову в неподвижности. Интересно, а что в это время делал врач?
– Выполняйте приказания, лейтенант! – в голосе полковника была слышна ирония.
Ответа не последовало. Вместо ответа передо мной появилось лицо капитана, и крепления шлема ослабли. Я смог пошевелить головой. Затем, не спеша, отстегнули мои запястья, и я оказался свободен. Освобождал меня от пут врач, лейтенант внимательно следил за каждым моим движением. Ожидает он от меня чего-то, что ли?
Я встал и не спеша, осмотрел комнату. По-видимому, в моем взгляде отчетливо была видна победа над сложившейся ситуацией, потому что врач смущенно и испугано, отвел взгляд в сторону, а лейтенант вызывающе начал:
– Прошу следовать в камеру!
Я посмотрел на полковника. Тот утвердительно кивнул. На самом деле он сделал все, что мог. И уже только за это я был ему благодарен.
– Я надеюсь это ненадолго? – на всякий случай уточнил я.
– Будет видно, – успокаивающе сказал Шорла.
– Ведите! – я вновь повернулся к лейтенанту.
– Прошу! – он указал на стоящих у двери охранников.
И вновь наша молчаливая церемония во главе с лейтенантом начала двигаться по узкому коридору. Очередная комната моего заключения находилась не далеко – всего в нескольких шагах от комнаты, где находился псилограф. На номер своей будущей камеры я не обратил никакого внимания. Да, собственно и не до номера было. Как только я вошел в эту комнату лейтенант мстительно сказал:
– Я надеюсь, мы очень скоро встретимся!
Я промолчал. Было и так понятно, что лейтенанту нравится играть роль палача, и ему все равно кто будет жертвой. Другое дело – меня не устраивала роль жертвы!
– Можете надеяться на все, что угодно, – спустя полминуты сухо ответил я, – но я, почему-то, уверен, что на этом наши пути расходятся.
Лейтенант фыркнул, но промолчал. Как только за ним закрылась дверь, я осмотрелся. Комната, в которой я находился, больше походила на одиночную камеру. В центре был металлический стол, закрепленный с таким расчетом, что бы его ни кто не смог сдвинуть. Стол был круглый с тупыми краями, наверное, чтобы исключить любую попытку само увечья. Сразу рядом со столом находился банальный лежак без постельного белья. Лежак был так же намертво прикручен к полу и стене. По-видимому, архитекторы этого заведения решили сэкономить на стульях, поэтому придвинули стол как можно ближе к лежаку.
Я сел на жесткую металлопластиковую поверхность лежака и задумался. Очень сильно не хотелось оставаться здесь ночевать. Но делать нечего – придется временно с этим смириться. Или все же перед сном принесут постель? Нет, такие заведения не расположены к гуманному отношению к человеку, поэтому прогнав ненужные мысли, я занялся анализом происходящего.
Если мной заинтересовался сам генерал Виллис – это означало только одно: ничего хорошего. Генерал мелочью не занимается, а значит я для него рыба крупная. Чем же я интересен Виллису? Единственное утешало, что на моей стороне полковник Шорла. Но получится ли ему мне помочь, было еще не известно. Значит надо самому позаботиться о себе!
О побеге не могло быть и речи – только мыследеятельность и хорошо взвешенные высказывания. Знать бы, что генералу от меня нужно…
За дверью послышался ели слышный шорох. Что-то рановато они за мной возвращаются.
Дверь моей камеры открылась. Вошел полковник Шорла.
– У меня мало времени, поэтому давайте без лишних прелюдий перейдем к делу, – по-деловому начал полковник. – Я уже вкратце ознакомился с делом и точно знаю, что пока Вас наказывать не за что. Но никто не знает, какое обвинение может выдвинуть генерал Виллис, поэтому постарайтесь без утаивания рассказать все, что произошло с вами на Келсе.
– Что мне инкриминируют?
– Пособничество зельцам!
О, как! Не ожидал, что меня могут в этом заподозрить.
– Подумайте и расскажите всё! Слышите? Все! – настаивал полковник.
Я на минуту задумался. Сколько себя помню – у меня всегда была проблема с чего начать и чем закончить. Но, тем не менее, я начал с приказов полковника Гленке. Вкратце остановился на том, как мы блуждали по землям Келсе. И более подробно сообщил о плене – конечно, только то, что я смог вспомнить. Ведь, как оказалось, помнил я далеко не все.
Когда я замолчал, полковник Шорла грустно сообщил:
– Да, не густо. К сожалению, полковник Гленке исчез бесследно и вряд ли кто-то сможет подтвердить твое назначение на выполнение этого задания…
– То есть, как это исчез, – искренне удивился я. – Но ведь остались какие-то документы, голограммы….
– Может быть, и остались. Это я проверю. Значит так, раньше, чем через два дня тебя все равно не выпустят, поэтому постарайся отдохнуть. Если тебя будут допрашивать – без меня никому ничего не рассказывай. Помни – все, что ты скажешь, всегда может обернуться против тебя! И если что-то вспомнишь, обязательно поставь меня в известность. Еще что-нибудь хочешь сказать?
– В принципе – нет, но, разве, что…
– Говори не стесняйся.
– Я проголодался, – это я поскромничал, потому что есть хотелось до спазмов в желудке. – Я не помню, что бы меня кормили в плену, но и после плена меня никто не кормил.
– Хорошо, я распоряжусь, чтобы тебя покормили. Это все?
На самом деле этот вопрос хотел задать я с интонацией: «И это все?!!!», но так как задали его мне, я ответил:
– Хотелось бы поменьше здесь находиться…
– Я постараюсь, – резко ответил полковник. – До свидания!
Полковник ушел, и мне сразу же стало грустно и скучно. Мне почему-то подумалось, что адвокаты иногда сотрудничают со следователями, чтобы выведать у подследственного как можно больше информации. Нет! Такие мысли нужно гнать поганой метлой – они расслабляют волю. Полковник Шорла не такой! Я вспомнил, как помог ему выбраться с планеты Фрис, когда там начались политические изменения в виде военного переворота. Тогда полковник выглядел честным человеком. Может быть, поэтому он решил мне помочь?
Я встал, прошелся из угла в угол, десяток раз отжался от пола, но мысли о тупиковом положении упорно продолжали лезть мне в голову.
От печальных мыслей меня отвлек какой-то шум. Это открылась транспорт-линия и мне выдали сосуды с едой. Это окончательно убедило меня в том, что Шорла на моей стороне. Душа и желудок возликовали!
После употребления искусственно синтезированной пищи настроение мое улучшилось. Правда, не настолько, чтобы я был этим удовлетворен, но тем не менее. Вместе с насыщением появилось чувство усталости. Я лег на лежак, прогнал остаток гнусных мыслей и уснул…
Лицо девушки улыбалось, но глаза были почему-то грустными. Точнее сказать я догадывался, что это лицо улыбается. Губы мне были пока не видны, но каким-то образом я понимал, что девушка улыбается, не смотря на ее грустные глаза.
В своей жизни я видел много разных грустных, печальных, испуганных глаз, ведь я был наемником, и мне приходилось смотреть в глаза своих жертв. И сейчас я видел эти грустные глаза, тонкие линии бровей и короткую стрижку, все это должно было напоминать мне о тех военных действиях, в которых я побывал. Так где-то далеко говорило сознание, но в действительности я не думал, и не вспоминал не о чем. Я просто утопал в этих глазах. Это были не обычные глаза, знакомые глаза…
Шел дождь. Я отчетливо видел капли стекающие с волос. Маленькие ручейки текли по переносице и щекам…
Но почему же я не вижу губ? Мне что-то мешает?
Я этого не знаю. Но узнаю, обязательно узнаю! Я такой!
– Кто ты?
Вопрос звучит отовсюду. Звук заполняет все пространство, окружающее эту девушку. Я не сразу понял, что этот вопрос задал я сам. Но понимание этого все-таки приходит ко мне. Хотя… как-то странно и долго приходит ко мне это понимание…
Девушка молчит. Ну, конечно же, она будет молчать, ведь у нее нет губ…
Точнее губы есть – я это знаю. Просто я их почему-то не вижу. Мне что-то мешает. Я не вижу этой преграды, но я знаю, что она существует…
А губы я видел в прошлый раз! Точно видел! И мне тогда ничего не мешало…
Сколько этих «прошлых разов» было?! Не помню…
– Кто ты?
Голос вновь отдается в ушах, охватывая при этом все мое тело. Теперь я точно знаю, что говорю я. Я пытаюсь сказать еще что-нибудь, но у меня это не получается… Я ощущаю себя рыбой, безмолвно открывающей рот…
Девушка улыбается одними глазами. Несмотря на то, что дождь мешает мне разглядеть все черты ее лица (оказывается – мне мешает дождь!) я понимаю, что девушка улыбается печальной улыбкой. Она моргает своими печальными глазами, которые еще что-то выражают, но этого я понять не могу. Она поворачивается ко мне спиной и начинает удаляться.
Я хочу ее остановить, но у меня это не получается. У меня не получалось даже двинуться с места, я как остолбенел!
Я вижу очертание фигуры девушки. Она обнажена, а фигура ее прекрасна… даже дождь не мешает мне рассмотреть столь прекрасную фигуру.
Девушка продолжает уходить от меня и с каждым мгновением она это делает все быстрее и быстрее. Создается впечатление кинематографа, когда часть движений вырезано во время монтажа. И вот меня полностью поглощает темнота. Вокруг нет ни звука не даже пресловутого дождя. Одна сплошная темнота…
Я понимаю, что эта темнота называется НИЧТО!
Я просыпаюсь в холодном поту. Ноги и руки ватные, где-то глубоко в груди нерешительно скребется чувство страха. Давненько у меня не возникало такого чувства.
Я попытался вспомнить, что же вызвало во мне такие ощущения, но не получается. Я давно привык спать без снов – они отвлекают во время военных действий. Во время войны голова должна быть свежа, а сны не способствуют такой свежести.
Неожиданно заболела голова. Давненько она у меня не болела. Я попытался вспомнить – когда она вообще у меня болела. Не получилось…
Настроение было отвратительное. По-видимому, тюремные камеры не располагают к хорошему душевному состоянию. В голову лезли отвратительные мысли, граничащие с суицидом. И это при том, что я человек подготовленный, и я представляю, как легко сходят с ума люди не готовые к тюрьме.
От всех этих печальных настроений меня отвлек шум в стене. Это прибыл синтезированный завтрак. Или обед? На этой металлической звезде всегда было сложно определить время. Может быть, именно поэтому в переходах висели огромные голографические часы. Я всегда здесь путался с определением времени суток. А здесь в камере ни тебе часов, ни тебе иллюминатора с видом на звезды… От этих мыслей неприятно заныло в груди.
Другое дело на планетах. Везде есть светило по привычному называемое солнцем, и как правило пара, тройка естественных спутников вроде земной Луны. Никогда не потеряешь чувства времени! И ничего страшного, что на каждой планете свое времяисчисление – люди давно уже создали общегалактическое время. И при желании всегда можно время любой планеты перевести в общегалактическое… Хотя многие продолжают пользоваться земным времяисчислением.
Настроение начало улучшаться. Толи – это синтетическая пища на меня так подействовала, то ли приятные размышления о других планетах. Да это и не важно. Главное я начал чувствовать себя намного лучше. Я встал, сделал разминку, но вскоре физические упражнения мне надоели, и я вновь лег на топчан.
Правда, приподнятое состояние духа держалось не долго. Вскоре мне стало скучно. «Было бы не плохо, если бы мне включили какую-нибудь развлекательную передачу» – подумал я, и тут же хмуро ухмыльнулся своей глупой мысли. Заключенных не развлекали голограф-новостями.
Если бы я еще немного побыл в полном одиночестве, то мое настроение вновь испортилось бы окончательно, но этого не произошло…
Входная дверь в мою камеру бесшумно открылась и ко мне в гости пришли полковник Шорла и сам генерал Виллис. Мне никогда не приходилось встречаться с генералом лично, но я хорошо знал его из хроник голограф-новостей и по существующим среди военнослужащих слухам. Он полностью соответствовал моему представлению о нем. Это был огромный хорошо физически сложенный мужчина со строгим выражением лица и проницательными глазами.
Генерал оценивающе посмотрел на меня сверху вниз и сказал:
– Я поздравляю Вас, Дюрон, мы почти разобрались с вашим делом и теперь не видим смысла держать Вас под стражей. Но нам все же придется задать Вам несколько вопросов. Заметьте, от ответов на них зависит дальнейшая ваша судьба.
– В чем же меня обвиняют? – тут же спросил я.
– Если вам интересно, я расскажу все подозрения и обвинения чуть позже, – Жестко сказал Виллис, – или вы поймете все сами…
Виллис оборвал предложение и вопросительно уставился на меня. Наверно, у него была такая манера ведения разговора.
Такого поворота событий я не ожидал, поэтому удивленно посмотрел вначале на генерала, а затем на полковника Шорла. Полковник лишь сдержанно махнул головой – по-видимому, это означало, что мне придется отвечать на все интересующие генерала вопросы.
– Конечно, я готов к сотрудничеству, – сообщил я.
– Вот и хорошо, – Виллис присел на лежак, это говорило о том, что разговор намечается не короткий.
Полковник Шорла облокотился о стену и внимательно слушал и наблюдал за генералом.
– Скажите, какую личную просьбу полковника Гленке вы должны были выполнить на Келсе? – начал генерал Виллис.
Вопрос был провокационным, чрезмерно прямым и даже не завуалированным. Соответственно от меня ожидали такого же ответа.
– Никаких личных просьб полковник Гленке не высказывал, – совершенно искренне признался я. – Наоборот мне показалось, что он чего-то боится и нервничает.
Виллис внимательно посмотрел на меня. Казалось, его глаза излучают рентгеновские лучи, которые просвечивают меня насквозь.
– Верю, – медленно сообщил он. – Полковник Шорла рассказал мне как ты оказался в плену и что там происходило… С твоих слов конечно. Ты ничего добавить не хочешь? Может быть в разговоре с ним ты что-нибудь упустил? Или, наоборот, что-то вспомнил?
Генерал Виллис начал говорить свойским тоном, и, как бы невзначай, перешел на «ты». Эти вопросы подтверждали мои догадки – меня подозревают в измене!
Я на время задумался и потом уверенно сообщил:
– Я могу повторить свой рассказ, но не думаю, что смогу сказать что-то новое, нежели сообщил полковнику.
Я был уверен, что полковник дословно передал ему мой рассказ о пленении. Но даже если полковник в чем-то и ошибся, подслушивающие и подсматривающие устройства камеры будут предельно точны. А в том, что всеми этими устройствами обильно напичкана камера, я не сомневался.
И вновь меня начали просвечивать рентгеновские лучи Виллисовских глаз.
– Ладно, верю. Скажи, а могли ли зельцы тебя каким-либо образом запрограммировать?
Ах, вот из-за чего такой сыр бор! Да откуда же я знаю, сам-то плен я очень плохо помню. Я, так и сказал:
– К сожалению, я вряд ли могу подтвердить или опровергнуть ваши подозрения – в плену я был большее время в беспамятстве…
– В этом-то вся и проблема, – Виллис посмотрел на полковника Шорла, как будто решая говорить ему очередное предложение или нет.
Затем, по-видимому, генерал решился и сказал:
– Мы предполагали, что ты вряд ли сможешь вспомнить о своем плене. Поэтому-то и был отдан приказ о немедленном осмотре на псилографе. Но как вы уже понимаете, этот осмотр ни к чему не привел…
Виллис многозначительно замолчал. Мы с полковником Шорлом удивленно смотрели на этого мужественного человека. Я никогда не слышал, что бы псилографы ошибались или отказывались показывать информацию. Да и не должен был я этого слышать. Подобная информация обычно засекречена.
– Кроме того тебе незаметно была введена инъекция СП (Сыворотка Правды – сильно действующий наркотик), но которую твой организм никак не отреагировал, – Виллис вновь многозначительно замолчал.
Вот как?! В меня впрыскивали какую-то дрянь, от которой отказались еще десятки лет назад?!
– Так вот, Дюрон, мы не сможем Вас выпустить из-под стражи пока не убедимся, что Вы совершенно безвредны для нашего общества, – генерал вновь перешел на официальное «Вы».
– Но как же, – начал, было, я, но тут же осекся.
Генерал, конечно же, прав – я могу быть опасным. Кто его знает, что зельцы сделали с моим сознанием? Может быть, они запрограммировали его на какой-нибудь террористический акт, или… Да, черт возьми, я даже могу взорваться в неподходящем месте.
– Есть еще одно обстоятельство, которое не позволяет нам вас выпустить, – оборвал Виллис мои никому не нужные размышления.
Я удивленно посмотрел на него.
– Нам почти ничего не известно о Вас, Серж.
Он смотрел на меня в упор. Его глаза стали маленькими буравчиками, которые пытались проникнуть в мое сознание, но у них это не получалось…
– Я думаю, что в моем личном деле все освещено, – нерешительно сказал я.
– Мы то же так думали, но, увы.
– Что значит «увы»?! – искренне удивился полковник Шорла.
Он впервые за это время заговорил. И удивление его было не столько профессиональным, сколько человеческим. Я тоже был удивлен не меньше его. Ведь не для кого не было секретом то, что существуют специальные службы, которые собирают информацию о каждом человеке, тем более, если этот человек военнослужащий. А я все-таки военнослужащий, хоть и наемник.
– К сожалению, у нас не вся информация о Вас, – поправился генерал. – Нам известно все, что происходило с Вами с момента Вашего прихода в компанию «Человек в розницу», а до этого нам ничего не известно. Может быть, Вы мне расскажите всю свою историю?
– «Человек в розницу»?! – только и всего, что я смог прошептать.
Я был ошарашен. Более того – я был подавлен! Я никогда не подозревал, что моя судьба проходила через компанию, которая торгует людьми! Когда-то я слышал об этой компании, и даже знал некоторых людей – выходцев из нее, но что бы я сам был ее продуктом – это уже слишком!
Компания «Человек в розницу» начала существовать в те времена, когда появились первые псилографы. Бедные люди, у которых не было средств для существования семьи, сами приходили в эту компанию и продавали свое тело. Да именно тело, потому что сознание проходило специальную обработку на псилографе и человек уже не мог вспомнить кем он был до этого. При этой сложной операции происходила активация тех частей мозга, которые отвечали за навыки и способности. То, что человек умел делать кое-как – начинал делать отлично. Он становился профессионалом своего дела, чем и был ценен для других компаний, которые в последствии и выкупали его… Зато семья за проданное тело могла какое-то время жить безбедно.
Я был одним из таких искусственных профессионалов?! Что же меня или мою семью толкнуло сделать это?!
По-видимому, мое выражение лица было на много красноречивее меня самого, потому что за меня ответил генерал Виллис:
– Все ясно, Вы то же ни чем не сможете себе помочь.
Это была грустная констатация факта. Потому что я понял, что на самом деле ничего не могу вспомнить с момента учебы в военно-космическом училище.
Я сидел, и смотрел себе под ноги, упорно перебирая в голове все, что вмещала моя память. Но так ничего и не вспомнил ни о своем детстве не о своей юности. Я хорошо помнил, как учился в училище, как воевал на разных планетах, отстаивая честь и право человечества занимать главенствующее место во Вселенной. Но что было до этого, я ничего не помнил. А еще меня удивляло, почему до сих пор я об этом никогда не задумывался? А собственно, почему я должен был об этом задумываться – ребята из компании «человек в розницу» потрудились, как следует!
– А что в показаниях псилографа? – спросил полковник Шорла, и это вывело меня из ненужной задумчивости.
Точно! Псилограф! Ведь при помощи этой машины можно не только стирать личность человека или считывать все с его мозга, но и восстанавливать память. Я с нескрываемым любопытством посмотрел на Виллиса.
– В том – то и дело, что почти ничего, – нехотя ответил генерал.
– Ваше «почти», говорит о том, что что-то все-таки есть, – продолжал настаивать полковник.
– На самом деле это очередная загадка, которую, опять же, возможно, сможет раскрыть Дюрон.
Я смотрел на генерала в ожидании очередного вопроса, касающегося загадок моей личности.
– Псилограф ничего не показал – даже того, что с Вами происходило после того, когда вас выкупили из компании «Человек в розницу». Вы можете это как-нибудь пояснить?
– Нет, – я устало махнул головой.
– Но из памяти или закромов сознания всплыла одна картинка, которая и перекрыла, возможно, заблокировала, Ваше сознание для псилографа, – жестко продолжал Виллис.
– Какая картинка? – тут же оживился Шорла, давая мне знак рукой, что бы я ничего не говорил.
– Картина девушки, – генерал говорил, спокойно просвечивая меня своими глазами-рентгенами и при этом же буравя меня насквозь. – Кто эта девушка?
– Какая девушка? – удивленно спросил я, не смотря на то, что Шорла продолжал отчаянно показывать мне, чтобы я молчал.
– Красивая девушка, – продолжал Виллис. – Обнаженная. У Вас были когда-нибудь сексуальные проблемы?
– Этот вопрос не относится к теме нашей беседы, – вмешался в разговор полковник Шорла. – Дюрон не отвечайте на вопросы такого рода!
Я и не собирался отвечать. Я сидел, глупо смотря на Виллиса. То о чем он говорил, мне что-то напоминало, но я никак не мог вспомнить и понять что именно.
– Может быть, эта девушка сможет нам разъяснить секреты вашего происхождения и самое главное секреты вашей памяти?
Я молча пожал плечами, потому что, если честно, то никогда не подозревал о существовании какой-то девушки. У меня никогда не было любимой девушки! По крайней мере я так всегда думал до сегодняшнего времени. Раньше я всегда решал свои сексуальные вопросы в борделях, прикрепленных к воинским частям. Но что-то я не помнил, что бы когда-либо влюблялся. Честно говоря, сейчас я понял, что многого не помнил…
Поэтому на вопрос Виллиса я лишь пожал плечами.
– Скверно, – только и сказал генерал.
Это я понимал и сам, чем и был поражен.
– А еще эта девушка (картинка) блокирует все каналы, по которым лучи псилографа проникают в мозг, – продолжал Виллис. – Как вы думаете, что бы это могло быть?
Я только пожал плечами.
– Генерал, мне кажется, пришло время поговорить с глазу на глаз, – сказал Шорла, и я воспринял его слова как во сне, – без Дюрона естественно.
– Вы так думаете?
Полковник кивнул, но об этом я только догадался, потому что глупо смотрел себе под ноги. Я так был увлечен рассматриванием серого пола, что даже не заметил, что ответил генерал Виллис. Оторвать меня от созерцания пола смог легкий шум закрывающейся двери.
Ничего невидящим взглядом я окинул свою камеру. Неужели мне придется провести здесь всю оставшуюся жизнь? Военное командование вряд ли пойдет на то, что бы выпустить меня на свободу с таким количеством вопросов к моей биографии. Карьера загублена, работы – нет! А значит, мне необходимо постараться самому во всем разобраться. А в чем я могу разобраться, находясь в камере? Ни в чем! Значит, мне нужно бежать…