Сергей Николаевич Прокопьев
От Гудзона до Иртыша крыша едет не спеша
Мани-мани у Билла и Вани
Вечером, запершись в ванной, Миша звонил в Казань Тане.
В США быстро понял – Тонька, в объятия которой мужа Афанасия на своих плечах привёз, на переговоры с Омском, когда ему названивала, жутко не тратилась. Полчаса пять долларов стоят. Можно и в два раза дешевле, только связь чуть похуже. Не даром, конечно, но Миша не реже одного раза в неделю Тане звонил. Бывало и чаще.
– Здравствуй, солнышко далёкое, – запел в трубку, – здравствуй, моя радость!
Разговор быстро вышел на основное события истекшего дня – двухколёсное приобретение…
– …Главное, будто у меня на затылке клеймо «русский» или на спине «СССР» с гербом!
– Миша, помнишь Боровое Матюшино? В воде ты брал меня на руки и кружил-кружил-кружил…
Как не помнить. День солнечный, Волга тёплая… Они выбегали из воды и падали на горячий песок головами к бору… Из прохлады подлеска сосны восходили к небесному зною и убаюкивающе шумели в вышине… Танина кожа пахла солнцем…
– С проходящего теплохода, как сейчас помню, доносилось: «Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях встретишься со мною?»
– Песню не помню.
– Мне было так хорошо!..
Вечером от соснового леса, солнца, ласковой Волги возвращались в Казань на открытой палубе неторопливого кораблика.
– Ты обгорел и спал, положив голову мне на колени.
– Видела бы, как здесь однажды до волдырей пережарился! На океан приехал, все вокруг в футболках купаются и загорают. Думаю, что они закрываются, дефективные что ли? Я практически не сидел на пляже. Как забрался в воду, так часа три проторчал безвылазно. Вода тёплая-тёплая… А когда вышел, на своей шкуре раскумекал – зачем футболки… Через воду обгорел…
Таня слушала, а перед глазами был тот давний вечер, закат, упавший на воду от берега до берега. Волга несла навстречу кораблику золотистый пурпур, он ходил пластами от проходящих встречным курсом барж и теплоходов. Позади наших героев сидела громкая компания. Парень с высоким голосом смешил друзей анекдотами, лихо напевал арии из рок-оперы «Иисус Христос супер звезда». Причём, воспроизводил точно. Таня боялась пошевелиться и разбудить Мишу…
– Ты так сладко спал! – рассказывала в трубку. – Шея красная, как у варёного рака… Расстались мы на площади Куйбышева…
– Я, наверное, не в общагу, а к Юре Сорокину в Борисково поехал…
– Мне так хотелось позвать к себе и дома объявить: «Мама, папа, это мой Миша». А ты бы сказал: «Это моя Таня».
– Скажи сейчас матери.
– Сам скажи!
– Давай!
– Да ну тебя.
– Заработаю деньги, приеду и без телефона скажу.
– Деньги, деньги… Как я устала от этой зависимости…
– Ты бы знала, как в США поголовно мозги свихнуты на долларах! Просит у тебя закурить. С кем из мужиков не бывает. Уши пухнут, так захотелось. Мой принцип – не отказывать. Здесь – даёшь сигарету, он вместо «спасибо» суёт 25 центов. Или даже просит и сразу деньги протягивает. Когда первый раз столкнулся – обалдел. Но ты бы видела его с отпавшей челюстью на моё «ноу» от центов. Что за невидаль – не брать деньги за своё?! У бедняжки башню клинить начало. Заикаясь, испуганно сунул мне в карман мелочь и порысил галопом. Или контрактор при расчёте. Заработал я 498 долларов. Он протягивает пятьсот и обязательно скажет, что с меня два доллара сдачи! И доволен, получив эту мелочёвку! А сам при этом ломает кисточки, шпатели, валики, что выдал в начале работ. Себе не забирает, но и я не моги использовать в другом месте. Сколько раз вспоминал здесь историю, как у нас в общаге дипломники деньги делили. Для американцев это дикость. А была симфония!..
На третьем курсе Миша не подсуетился вовремя с общагой и – вот те на и война: оказался не с одногруппниками, а в сбродной комнате с тремя дипломниками.
В начале октября сидит на кровати и вдруг с возгласом:
– Кто над нами кверх ногами? – заваливают три дипломника плюс ещё один.
Миша на кровати сидел.
– Так кто над нами кверх ногами? – обращаются к нему.
Откуда ему знать.
– Муха! – захохотали разом.
Возбуждённые, весёлые… На то имелись веские причины – с шабашки, где-то под Мамадышем в колхозе работали, вернулись в городскую жизнь. С сумкой денег. Какой там кейс! Тряпочная нищенка цвета картофельного мешка. До краёв набитая купюрами, того гляди лопнет…
Бригада дипломников-шабашников была ярко интернациональная: татарин Ахмет, чуваш Коля, мордвин Саша и русский Роберт.
Роберт здорово играл на гитаре и балалайке. Саша знал наизусть бессчётное множество стихов Есенина. Подвыпив, мог читать часами на кухне. Слушатели заходят, выходят, а он читает.
Ахмет был парашютистом. О нём даже писала институтская газета. Зимой Миша с ним чуть не попал в историю с траурной рамкой.
– Хочешь полетать, как бумажный змей? – предложил Ахмет.
Конечно, «хочешь»! Тем более – сессия идёт, значит, в голове заноза сидит: какой бы предлог найти от конспектов оторваться?
А здесь оторваться в сторону неба!
Стартовая площадка на льду Казанки. Рядом с кремлём, который когда-то Иван Грозный у татар брал.
Чуть дальше по льду – дамба и мост. Иван Грозный к ним никакого отношения не имеет. Да не в этом суть.
Технология полёта от конспектов проста. Парашют-крыло раскрыт уже. За кольцо дёргать не надо. Но всю упряжь на себя надеваешь, как положено по инструкции. Через лямку на груди пропускается верёвка, метров сорок длиной. Её концы привязываются к большой палке. Человек по весу не бумажный змей, одному запускающему трудно обеспечить управление полётом – четверо палку держат. Ветер надо льдом со стороны Волги (Казанка в неё неподалёку впадает) тянет, навстречу ему парашют ставится.
Внимание! На старт. Один запускающий сзади улетающего парашют держит в парусном состоянии. Марш! Все побежали. Парашют воздух набрал, и… подъёмная сила ноги летуна ото льда отрывает… Счастливчик пошёл-пошёл воспарять.
Здóрово!!
Здóрово-о-о-о!!!
Не выше башни Сююмбеки пик подъёма, а всё равно – как птица на кремль смотришь. Вон пролом, который с времён Ивана Грозного заделать не могут! А дальше за кремлём – диск цирка, стадион. За дамбой – памятник в честь воинов Ивана Грозного…
Ребята внизу за палку держат, взмыть выше башен не пускают!
И вдруг они закричали.
Один конец капроновой верёвки отвязался от палки и со страшной силой устремился вверх к летуну. Миша оказался на свободе – можно лететь в небо выше башен. Можно, да нельзя. Верёвка тоже одним концом на свободе, а другой к палке по-прежнему привязан, которую ребята держат. Миша летит, капроновая верёвка, бешено скользит по лямке. И перетёрла её.
Мишу бросило назад. И, Боже, он увидел складывающийся парашют.
«Наигрался хер на скрипке – видно музыку любил!» – вспомнил грубое, но меткое выражение коменданта общежития и полетел на встречу со льдом.
Не птицей…
– Я думал, кости не собрать, – признался потом Ахмет, переиначив крылатое русское выражение.
Кости собирать не пришлось. Ушибами Миша отделался, хромл с полмесяца.
Коля-дипломник тоже был с изюминкой. Об этом фрукте чуть позже.
На тот момент ни прыгать с парашютом, ни петь, ни читать «Хороша была Танюша, краше не было в селе…» не значилось в повестке вечера, стояла задача поделить содержимое нищенки на четыре части. С разгона хотели на стол вывалить сумму. Но Саша закричал:
– Стоп! Вы что?
Столешница в безобразных кругах от чайника и сковородки, рытвинах и порезах по всей площади.
Неуважение к напряжённому труду на такую поверхность его итог высыпать. Дипломники пошарили глазами по комнате, Ахмет узрел на шкафу лист ватмана. Чем не скатерть! Чертежом книзу постелили и на белоснежность высыпали заработок!
Деньги в банковских пачках, но мелкого достоинства. Рубли, трёшки, десятки. В сумме гора, в ней высилось более четырёх тысяч. По тем временам автомобиль «Москвич» лежал на столе. Богатство! Делить его собирались без всяких коэффициентов участия – каждому по тысяче. Остатки – на общее пользование. В комнату что-то прикупить, погулять-расслабиться, само собой. Кассу совместных трат организовать на чай, хлеб и другие мелочи. Щедро спросили Мишу, не надо ли денег, раз вместе жить будем. В трудную финансовую минуту, мол, ты в беде не бросишь старших товарищей. Миша гордо отказался, сам только из стройотряда.
Принялись делить на четыре кучки. Но вдруг Коля говорит:
– Мужики, бывают ухари, ловкостью рук, не надрывая упаковки, вытаскивают бумажки. Давайте проверим пачки. Вдруг обдурили – не полное содержимое.
Все загорелись: давайте! Мы должны честно друг с другом разойтись. Вдруг кому-то достанется неполноценная пачка.
Бросились пересчитывать. А куда учтённое девать? В углу фанерный ящик посылочный с мусором. В самый раз банковская ёмкость. Мусор выбросили, газетку на дно постелили.
Купюры мелкие, процесс пересчёта – нуднее не придумаешь. Только рублёвых пачек штук десять.
– Нет! – первым сломался Роберт от тупой работы, – без гастронома не разберёшься, пора за пивом сгонять.
Противников предложению не нашлось, вскоре две трёхлитровых банки с «Жигулёвским» украсили стол.
После утоления первой жажды Ахмета осенило:
– Ерунда какая! На столе чистый лист, а мы ерундой маемся – надо «пулю» расписать!.. После неё разделим!
Непересчитанные деньги полетели в ящик к пересчитанным.
Преферанс не та игра, щелбаны на кон ставить. Каждый взял по пачке рублей. Но опять загвоздка, пиво кончилось. Да и вообще его забраковали за разбулдыженность. В магазине, что рядом с общагой, продавалось яблочное вино в трёхлитровых банках. Многократно проверенный напиток. Чтобы два раза не отвлекаться – купили четыре банки. Вот когда понадобилась Колина изюминка. Он артистично раскупоривал вино в данной ёмкости. Без ножей и открывашек.
Короткий замах, острый локоть резким выверенным движением (вниз вверх) бьёт в металл, от удара крышка вминается, отрываясь от горла сразу по всей окружности, и доступ к вину обеспечен. Пейте, други, веселите душу!
Пошла игра на фоне яблочной поддержки. Дым коромыслом, вино рекой. То и дело двери открывались, приходили друзья дипломников и немели от пиратской картины. Вино, карты и денег полный ящик. Обретая дар речи, сходу просили в долг. Нормальная человеческая реакция. Шабашники не отказывали. Одалживали в разумных пределах и даже поначалу записывали кредиторов.
Потом случилась путаница, Роберт устал от бухгалтерии, передал обязанности учётчика Саше, тот к порученному делу отнёсся из рук вон халатно. Вышла путаница, после чего постановили: деньги спрятать, лавочку по беспроцентному кредитованию закрыть.
Засунули ящик под Мишину кровать. Раз трезвый – охраняй. Миша «Яблочное» не употреблял. Точнее – его организм. Именно на это вино была резкая аллергия. Желудок воспринимал «Яблочное» как молниеносное слабительное.
Стоял ящик под кроватью дней пять. Несколько раз дипломники порывались заняться делёжкой денег, но каждую попытку прерывали помехи. Или терпения не хватало, и снова начинали играть в преферанс, или кто-то из их группы приезжал, горячая встреча перебивала финансовые задумки.
То и дело поступала команда:
– Коля, огонь!
Коля выполнял просьбу без проволочек. Причём, как истинный профессионал своего дела, одинаково артистично открывал банки с обеих рук. Стоило правому локтю устать от перегрузок, переключался на левый. И наоборот. Ни разу не подвёл товарищей…
В институт дипломники не ходили. Куда дипломная работа денется – до защиты полгода.
Был один нюанс описываемой ситуации: в комнате замка на двери не было. Его высадили ещё по весне, потеряв ключи. Дверь с тех самых пор стояла с дырой. И вот однажды, проснувшись среди ночи, Ахмет, возвращаясь из туалета, заметил отсутствие запора и решил деньги перепрятать в более надёжное место.
Задумано – сделано. И лёг опять спать.
«Яблочное» вкупе со сном подействовали на память паталогическим образом. Информация о манипуляции с ящиком к утру исчезла из головы Ахмета напрочь. Когда Коля хватился денег, Ахмет запаниковал вместе со всеми.
– Какой такой морда украл? – заговорил с неприсущим для себя чудовищным акцентом.
Не сказать, что у него был литературно чистый русский язык. Случались огрехи, как тогда на полётах у кремля, но не до такой же степени.
Волнение сказалось. Да и как не волноваться. Стоял ящик с деньгами под кроватью и нет его. Дипломники принялись трясти остальных жителей комнаты частным расследованием. Кто заходил? Если бес попутал и взяли, лучше вернуть по-хорошему.
– Деньги матери на ремонт дома намечал! – рвал рубаху на груди специалист по локтевому открытию трёхлитровых банок Коля.
– Гитару концертную хотел купить! – трагически хватался за голову Роберт.
– Не брали мы! – чуть не плакали меньшекурсники из соседних комнат.
В поисках пропажи дипломники бросились переворачивать комнату кверху донышком. Саша балкон, заваленный пустыми банками и бутылками, сломанными стульями и всяким хламом, накопившимся за многие годы, очистил. В старом, без душки, ведре под строительным мусором отыскал запечатанную чекушку водки начала 70-х годов выпуска. Неизвестно кем, когда и от кого заначенную. Можно сказать, раритет, но никто не проявил восторга.
Зато какой рёв раздался из встроенного шкафа, а потом был подхвачен всей комнатой, когда на свет божий вывалился Ахмет в паутине и с драгоценным ящиком. Под старыми башмаками, рваными куртками отыскал деньги.
– Какой раздолбай туда засунул? – возмутился. – Какой идиот?
Поносил себя любимого последними словами.
Пережив нервное потрясение, дипломники сходу, не отвлекаясь на вино и карты, без перекуров пересчитали содержимое. И страшно удивились. Но не тому, что бесследно исчезла целая тысяча, хотя за неделю на такие деньги надо было пропустить через себя банок триста «Яблочного». Были поражены факту: как много осталось! Целых три тысячи с копейками!
Одним махом поделили данную сумму и разъехались по домам отдыхать после шабашки.
– Расскажи это американцам, – смеялся в трубку Миша, – у них шарики за ролики зайдут от такого варварского изврата к самому святому – к деньгам!
– У Ахмета с моей двоюродной сестрой дачи рядом. По сей день прыгает. Недавно стал чемпионом Татарстана. Больше четырёх тысяч прыжков. Каких только передряг не было. Однажды, рассказывал, парашют толком не раскрылся, но повезло – в болото упал. Сверху гора снега, внизу жижа, даже не поломался… И жизнерадостный всегда…
– Хранит судьба…
– Никогда по головам не шёл, об деньги не измазался, никого не кинул…
