По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
М. Ю. Лермонтов, 1831 г. «Ангел»
А через неделю в Петербурге выпал снег. Он шел весь вечер и всю ночь. Его было так много, что все автомобили встали в пробках, а тротуары превратились в непреодолимую преграду для пешеходов. Снег не понравился дворникам, и только детям он доставил много радости.
Со снегом в городе стало немного светлее, а малиновые грозди рябины оделись в теплые белые шапки. Даша подняла голову и увидела на ветке неподвижного голубя. Он был светло-серого цвета и от этого казался ледяным. Голубь смотрел куда-то вдаль своими стеклянными глазами-бусинами. В это утро они с дедушкой даже успели сделать в школьном дворе маленького снеговика.
Даша оглянулась, выбирая для себя чистый нетронутый снег.
– Тебе показать «снежного ангела?»
Дедушка пожал плечами. Он не понимал, что это такое. Просто знал, что у каждого человека должен быть свой небесный и земной ангел. Даша тоже про это узнает, когда станет немного старше…
– Ладно, попробуй…
Даша аккуратно сняла рюкзак и с удовольствием растянулась на спине, уставившись взглядом в низкое пасмурное небо. Потом стала двигать в снегу руками и ногами, раздвигая воображаемыми крыльями снежные облака. Когда Даша поднялась, на снегу остался след, похожий одновременно на ангела в юбочке и елочку.
– Здесь был мой снежный ангел, теперь он улетел. Красиво? – она задумчиво смотрела на свою снежную печать.
Ничего подобного дедушка не ожидал.
– Не то слово, красота неземная. Петербург – это город ангелов. Теперь у него будет еще один, твой…
Даша была довольна произведенным впечатлением.
– Самое интересное – это просто лежать на снегу. Здесь можно будет еще что-нибудь нарисовать: солнце, облака или домик, где живут ангелы.
– Ты загадала ему желание?
– Нет, теперь уже в следующий раз…
– Кажется, я сейчас вижу новых снежных ангелов, – улыбнулся дедушка.
Действительно, в самом центре школьного двора в ленивых пляжных позах на снегу расположилась целая группа «медитирующих» девочек.
Даша обрадовано захлопала в ладоши.
– Ой, да я их всех хорошо знаю. Это Полина, Алиса и София Федорова. А рядом с ними на снегу сидит Софья Малек.
Все это означало, что в город окончательно пришла настоящая зима. Уже очень скоро Даша станет старше на целый год, и вообще, для нее начнется совсем другая, взрослая жизнь. Какой она будет? Мы знаем точно, что завтра Даша снова придет сюда, и школьный двор заполнится детскими голосами…
Девочки в полосатых тигриных костюмах – комбинезонах осторожно спускались по лестнице. Они бережно держали в руках свои длинные полосатые хвосты. Внизу на ступеньках сидел седобородый мужчина и что-то записывал в своем блокноте. Некоторые девочки улыбались ему и здоровались. Наверное, раньше уже видели его на школьном дворе. Он вежливо отвечал им и продолжал спокойно работать. Одна из девочек громко сказала:
– Какой странный человек! Неужели не понимает, что так сидеть неприлично?
– Наверное, он здесь кого-то ждет, – осторожно предположила другая девочка.
В это время Даша тоже спускалась по лестнице. В сидящем мужчине она узнала своего дедушку. После слов одноклассницы она густо покраснела. Расстроенная Даша прошла мимо, сделав вид, что не заметила его. Хвост у тигренка быстро и раздраженно двигался: туда-сюда.
Между тем он не видел в своем поведении ничего предосудительного. Оно показалось кому-то странным? Лишь бы это не мешало другим. Для своих занятий он старался использовать каждую свободную минуту. Даже научился приспосабливаться к любым условиям. Иногда ему нужно было положить на бумагу то, что через мгновение исчезало в голове.
О, эти бесцветные краски Петербурга! Кто увидит их – переживет свое время. Сегодня ничего не получалось. Пока рисовал и записывал, что-то видел, а закончил – захотелось начать все с чистого листа. Вечная неудовлетворенность и самоедство. Только здесь «хищность» автора безопасна и обращена внутрь себя. Нарисованный им однажды «петербургский дворовый кот» был независим, самостоятелен и дружелюбен.
У внучки стали хорошо получаться хищники на сценических занятиях. Мягко ступают сильные лапы, след в след. Движения у полосатого зверя отточены и изящны, в них грация и величие. Со стороны, кажется, что хищник скользит по поверхности земли. Вот он вытянулся и замер перед своим последним прыжком. Его наклоненный к земле хвост едва движется и указывает на скрытое сильное напряжение. Этот мир был лишен добра. Люди толкали друг друга локтями, разучились нормально разговаривать. Кому-то после этого хотелось сделать страшное лицо и прорычать знакомые с детства слова:
Эй, не стойте слишком близко –
Я тигренок, а не киска!
Не забыть бы еще, что тигр – животное своенравное и строптивое. С ним следует держать ухо востро. Он любознателен, обожает интересоваться новым и практически не чувствует страха. И все же поведение Даши дедушку огорчило:
– Стыдно должно быть за себя, за свои дурные поступки. Кто смолоду не уважает своих родных, вряд ли вырастет хорошим человеком.
Даша растерянно захлопала ресницами и опустила голову.
– Прости меня, пожалуйста!
Мир в джунглях был быстро восстановлен. Даша облегченно вздохнула и улыбнулась. Хвост у тигренка успокоился и занял привычное положение, напоминавшее вопросительный знак. В таких случаях тигры для окончательного примирения еще прикасались мордами.
«Хрум-хрум» – аппетитно хрустел снег под ногами. Совсем как поджаренный сухарик. Тигриный костюм для выступления лежал в сумке с рисунком Эйфелевой башни. Полосатый тигренок спал или затаился и ожидал назначенного часа. Если честно, без Даши костюм совсем не похож на настоящего тигренка. Они были нужны друг другу. Надев его, Даша превращалась в маленького полосатого зверя и получала его силу и ловкость.
В этот раз Даше и ее подругам по хореографической студии предстояла запись на телеканале «Санкт-Петербург». В эфир она должна была пойти вечером 31 декабря, в последние минуты уходящего года. Следом за ней транслировалось новогоднее поздравление президента. Кому-то это показалось символичным – наступающий год по восточному календарю объявлен годом тигра.
Как тогда сказал Антон – папа ее одноклассницы Полины, «они скооперировались» и поехали на запись вместе, «по-семейному». Нужно было поспеть к назначенному сроку в Певческую капеллу на Набережную Мойки, 20. Антон был располагающим к себе человеком, чрезвычайно активным. Он успевал работать сразу в нескольких местах и помогать жене вести дела в детском центре интеллектуального развития. Кроме всего этого в их квартире с некоторого времени жили дети знакомых, попавших в трудную жизненную ситуацию. Сидя за рулем, Антон успевал оживленно разговаривать и одновременно вести какие-то деловые переговоры по телефону.
Набережная Мойки с чугунными решетками, по которой они едут, повторяет все ее изгибы. Оттого дома на берегах кажутся толпящимися людьми, одетыми в старомодные шубы и шинели. Крыши их оборачиваются высокими цилиндрами и форменными треуголками, загорающийся свет в окнах – золотым шитьем на воротниках и обшлагах чиновничьих мундиров. Да и сам хмурый Петербург, присыпанный снегом, становится строже в своих линиях и фасадах. Словно тоже натягивает на себя мундир какого-то неведомого государственного ведомства. На обочине тротуаров и дорог – выросшие за неделю снежные кучи. Пешеходы без шума и суеты привычно берут их штурмом.
Они останавливаются у Певческого моста и выходят из машины. Слева открывается вид на Дворцовую площадь с Александровской колонной. За ней тускло поблескивает куполом Исаакиевский собор. «Золотой треугольник» Петербурга: что ни дом, то исторический памятник и произведение искусства. В нескольких десятках шагов отсюда – последний адрес Александра Сергеевича Пушкина на Набережной Мойки, 12. Все невольно задерживают свой шаг…
– Глади, дедушка, опять хлопьями повалил снег.
– Это снежинки вместе взялись за руки и прыгнули к нам с небесного облака. Вот, смотри!
Еще мгновение крохотные снежинки кружком танцуют у него на ладони, а потом быстро тают. Даша пытается ловить их на ходу губами. Очень скоро на ее ресницах и куртке из снежинок образуется серебряное ожерелье.
– Ура, мы сегодня будем тиграми! У меня будут маленькие круглые ушки и длинный хвост. А еще мне нравится тигриный белый животик.
– Да, есть такие тигры, которые сейчас ходят по снегу. Они живут на Дальнем Востоке. Это амурские тигры.
– Значит, мы тоже сегодня будем амурскими тиграми!
Ближе к зданию Капеллы выстроилась целая очередь из пузатых автобусов со знакомой символикой телевизионных каналов. У ажурной решетки ворот стоит руководитель их студии Янина Игоревна и дует на свои замершие пальцы, что-то записывает. Она собирает подошедших детей и ведет их вместе с родителями через двор Капеллы. В глаза бьет в глаза яркий свет ламп, все спотыкаются и прыгают через кабели и провода, обходят стойки со съемочной аппаратурой и суетящихся рядом людей. Идут мимо сверкающей огнями сцены, ныряют под каменную арку, за которой, как в сказке, вырастают бутафорские снеговики и искусственная новогодняя елка. Настоящий здесь только снег и трескучий мороз. Внутри необычного клинообразного двора Капеллы постепенно открывается царство звука. Шаги и даже дыхание слышатся по-особому, создается эффект сокращенного расстояния. Можно немного вспомнить историю Певческой капеллы…
Строительство этого комплекса, включая внутреннюю отделку, завершили за два года. 27 февраля 1889 года Придворную певческую капеллу посетили Александр III и императрица Мария Федоровна. Убедившись в прекрасной акустике концертного зала, императорская чета осмотрела все остальные помещения. Бенуа вспоминал: «Перед выходом Государь подал мне руку и благодарил за прекрасное устройство. Граф И. И. Воронцов-Дашков поздравил меня с успехом. Когда я доложил о том Н. С. Петрову, он сказал, что очень рад за меня. Тем дело и кончилось…»
Янина Игоревна находит нужную дверь и все с радостью вваливаются в теплое помещение. У нее хватает времени, чтобы нарисовать «тигренка» каждому участнику танца и объявить всем дальнейшую программу. Через несколько минут Даша находит своего дедушку и радостно объявляет, что она тигренок. На лице у нее усы, симпатичный темный «носик» и блестящие золотом тени возле глаз.
В помещении костюмерной происходят и другие фантастические события. В какой-то момент туда вошли на ходулях четыре молодые женщины, одетые в темное трико. В этом необычном положении они принялись натягивать на себя длинные юбки, надевать на руки и плечи украшения из больших острых кристаллов. Потом вся эта странная процессия медленно двинулась к выходу. Самым любопытным было наблюдать, как на ходулях проходили через низкий дверной проем. Следом за ними на улицу выпорхнули две черные бабочки с отливающими серебром большими проволочными крыльями.
После первой репетиции во дворе Капеллы, растирания окоченевших ног и чаепития детей переодели в тигриные костюмы. По счастью костюм у Даши оказался большим, и его можно было надеть поверх зимней куртки и теплых штанов.
В оранжево-полосатых костюмах следующая репетиция идет живее, и дети забывают о холоде. Азарта добавляют съемочные камеры и важные дяди, вальяжно прогуливающиеся в фирменных куртках известных телеканалов. По микрофону объявляют, что следующее выступление тигрят будет записываться. Кто-то из операторов говорит, что «снимать нужно непременно с первого раза, детям здесь холодно». Родителей просят удалиться со съемочной площадки. Они послушно «удаляются» и скапливаются в помещении костюмерной возле больших окон, выходящих во двор. Съемка начинается и снова прерывается. Сделать запись с первого раза не получается, вносятся какие-то поправки. Дети прыгают возле елки и греют ноги. Хвосты теперь уже никто не держит. Вместо них в руках у детей блестящие бутафорские коробки с подарками.
В сумрачном дворе Капеллы становится светло, как в солнечный день. Запускаются все съемочные камеры – здесь их не меньше десятка. Одна из камер укреплена на взлетевшем квадрокоптере. Возле рослых кукольных снеговиков начинается фейерверк. Полосатые тигрята отчаянно танцуют на снегу. Они стараются изо всех сил, красиво и синхронно выполняют серию движений, выстраиваются в разные фигуры. Непосвященный в эти события человек увидит на телевизионном экране веселых, беспечно резвящихся детей, «полосатых зверушек». Так оно и должно быть. За кадром остается и Янина Игоревна, которая тоже «изо всех» делает танцевальные «па» вместе со своими учениками чуть позади снимающих камер. Это даже не подсказка. Так иногда тренер эмоционально добавляет сил своему спортсмену на последних метрах беговой дистанции.
Наконец съемка закончилась, и все ее участники с облегчением поздравили друг друга. Когда радостные и разгоряченные дети вернулись в костюмерную, родители устроили им овацию, их встречали как самых настоящих героев. Кто знает, может быть, в таких испытаниях тоже воспитывается настоящий характер? Теперь тигриные костюмы лежали вокруг полосатыми грудами, как брошенное после боя оружие. Поле сражения осталось за маленькими победительницами из первого класса.
Перед сном, когда все страсти улеглись, Даша спросила:
– Скажи, дедушка, а ты бы хотел иметь своего маленького питомца в коробочке?
– Зачем? У меня уже есть ты, – улыбнулся он.
– Ну, это же только такая детская игра. Знаешь, а я снова захотела стать маленьким кроликом или хомячком…
История с тиграми теперь окончательно закончилась…
Это была последняя история о первокласснице Даше, маленькой девочке из Петербурга. В ее жизни было еще много интересного, не попавшего на страницы этой книги. Мир глазами детей, запомнившиеся интересные события, впечатления и даже сны. Кто знает, может Даша сама когда-нибудь захочет об этом написать? Тогда не стоит опережать время – наши дети очень быстро растут.
Посвящая эти рассказы своей внучке Амелии, автор сознательно изменил в них многие имена, поскольку похожие события могли произойти с детьми в любом другом городе или школе. Самое главное, чтобы все они тоже были счастливы и выросли добрыми и умными людьми…
Просыпаться Ивану не хотелось. Сон походил на сериал с запутанным сюжетом и временем. Ему хотелось дождаться развязки, потому что сам был в нем главным героем, а все происходившее, являлось давними нереализованными желаниями. Реальные события получали во сне самое невероятное, фантастическое продолжение. С пробуждением все прерывалось на самом интересном месте.
За окном кто-то настойчиво и монотонно стучал по кровельному железу. Не открывая глаз можно было представить гулявшее по карнизу и крыше необычное существо. Непременно с крыльями, потому что здесь высоко и опасно. Конечно, это не птица – так бы все выглядело слишком буднично. Наконец назойливое «оно» постучалось ему прямо в оконное стекло. Кто-то звал его. Любопытство будило Ивана лучше заведенного будильника, и он открыл глаза. За окном шел дождь, хаотично менявший свое направление под порывами ветра. Уже совсем рассвело, наступило хмурое серое утро.
Иван, лежа на диване, вяло перебирал в памяти события вчерашнего дня. Все самое интересное в нем было связано с началом ежегодной акции «Ночь музеев». Каждый раз он с наслаждением погружался в эту среду, сотканную из улыбок и блеска счастливых глаз, сумрака переулков и нежных красок белых ночей. Какое-то свободное и легкое восприятие Петербурга, который на время утрачивал свой привычный строгий облик. Город становился похожим на беззаботного повесу, отправившегося на веселый карнавал. Иван, конечно же, шел не один. Рядом с ним была Марья. Значит, все в этот вечер у них получится, будет настоящий праздник.
Иван не относил себя к уверенным людям, он всегда в чем-то сомневался, мучительно копался в себе. Любой написанный им рассказ, сделанный рисунок – это каждый раз, как жизнь заново. Он был убежден, что к серьезному творчеству не приходят от скуки или ради денег. Непременно должно что-то случиться, нужно пережить какие-то непростые события и утраты. Только тогда талант, способности дадут осторожный росток, и однажды произойдет то самое, «божье прикосновение». Из всего этого следовало, что Иван «имел несчастье» быть «сочинителем», вдобавок еще и недурно рисовал.
Теперь теплые мягкие пальцы любимой женщины рождали у него ощущение продолжения их близости. Оно соединялось с запахом ее волос, вкусом помады на губах. Иван слушал Марью, что-то говорил в ответ, спорил, а сам украдкой следил за меняющимся выражением ее лица. Он, как бы, постоянно с любовью рисовал его в своей голове. Тончайшие перемены настроения легко угадывались в нем, легкая улыбка трогала уголки губ и освещала его, словно пойманный оконным стеклом солнечный луч. Оба чувствительные и взрывные, они часто доказывали друг другу вечные истины, прекрасно понимая, что им давно нравилось одно и то же. Окружающий мир у них был одним, общим.
Им было удивительно хорошо вместе в этот «музейный вечер». Они давно не помышляли себе жизнь друг без друга и всюду приходили вместе. Такими их принимали, часто называя одним общим именем, – «Иван-да-Марья», как скромный полевой цветок, соединявший непохожее в неразлучное единое целое.
Они отправились на Васильевский остров, в Академию художеств. Вместо привычной строгой охраны в форменной одежде на входе у тяжелых дверей дежурили волонтеры, юноши и девушки. Их лица наглухо скрывали черные медицинские маски, но все равно было видно, что все находились в добром расположении духа. Одеты были волонтеры тоже во все черное. Впечатление о ночном городском карнавале от этого только усиливалось.
Уже через полчаса Ивану предстояло рассказывать о Рафаэле Санти на академической музейной выставке, приуроченной к 500-летию со дня его смерти. Ее собрание представляли копии гения эпохи Возрождения, созданные выпускниками Академии художеств, которым посчастливилось побывать в Италии.
Великого итальянского художника из Урбино уже при жизни называли не иначе как «божественным». Все видели в нем одного из величайших гениев, «отмеченного небом» творца. Спустя столетия слава великого мастера продолжала расти, превратившись в своеобразный эквивалент самого прекрасного, что только могло быть на свете.
Обращение к творчеству Рафаэля со времени правления Екатерины II стало частью обязательной учебной программы в Петербургской академии художеств. По традиции лучших выпускников отправляли за границу для совершенствования их мастерства. Им присуждали большую золотую медаль за успехи в учебе и оплачивали поездку на несколько лет в Италию. Там они по заказу академического совета делали копии работ великих мастеров и присылали их сюда. Пик копирования живописи, рисунков Рафаэля выпускниками Академии пришелся на 1820–1830 годы.
У Ивана полчаса времени на проведение экскурсии с группой из десяти человек. В выставочных залах музея царил полумрак, и лишь освещенные лица и фигуры на живописных полотнах выступали яркими цветовыми пятнами. Из-под длинных бархатных ресниц «рафаэлевы Мадонны» следили за ним своим рассеянным взглядом. Что можно ожидать от этого незнакомого человека? В их глазах читалось женское любопытство и немой вопрос. Мадонна – символ вечности мира, а у великого мастера – это еще и радость матери, державшей на руках своего малого ребенка. Они у Рафаэля не бестелесные святые, а живые, теплые и осязаемые. Можно ли тронуть своим простым человеческим словом такую божественную красоту, не оскорбив при этом их великого создателя?
Свой рассказ Иван начал с того, что выставка позволяет представить творчество Рафаэля во всей полноте – от ранних маленьких картин в духе его учителя Перуджино до огромных фресок Ватикана и самой последней работы мастера «Преображение». Все они выполнены копиистами в свою натуральную величину. Такая копия – совсем не подделка. Все зависело от цели, с которой она делалась. С их появлением творчество великого Рафаэля становилось доступнее. В общем, значение таких работ выходило далеко за рамки учебных задач и позволяло познакомиться с шедеврами живописи в стенах Академии, не выезжая в Италию. Это выглядело особенно актуально сейчас, когда большинство музеев мира оказались закрытыми.
Они медленно, от картины к картине, двигались по залам выставки, а он все не мог преодолеть своего «стартового» волнения, пока собственный рассказ не дал ему привычного эмоционального возбуждения. Почувствовал, что слушать его стало интересно. Теперь Мадонны и бородатые святые смотрели на него с картин ободряюще и заряжали своей энергией.
Иван поглядел на Марью, она тоже слушала внимательно и слегка кивнула ему головой. Значит, пока все хорошо. Нужно не увлечься, успеть изложить весь материал и пройти с группой до конца второго зала. Потом у всех останется время для свободного просмотра выставки.
Наверное, желание современного художника скопировать работу старого итальянского мастера показалось бы сейчас любопытным шагом, а тогда – это была почетная возможность проверить свои способности во Флоренции и Ватикане. Работа копииста требовала от художника исключительного мастерства, умения раскрыть, приблизиться и повторить особенности техники оригинала.
Представьте себе облик Рафаэля – этого полубога, великого итальянского живописца и архитектора эпохи Высокого Возрождения. Многие современники говорили о его красивой, ангелоподобной внешности. В отличие от своих великих современников, Леонардо да Винчи и Микеланджело, одиноких гениев по природе, он был приветлив и всегда окружен учениками, друзьями и поклонниками. На улицах его как князя сопровождала целая свита. По славе Рафаэль превзошел всех своих знаменитых современников. Всеобщий любимец, сам папа римский обещал ему красную шапку кардинала, не зная, как его еще отличить. По историческим описаниям Рафаэль чем-то напоминал Ивану Моцарта из «маленькой трагедии» Александра Пушкина. Он творил свои гениальные картины легко и свободно, непринужденно, можно сказать, «как Бог на душу положит», отзываясь на все впечатления земного бытия. Его ноги еще ступали по земле, а воображение уже уносилось в другую высшую область, куда не мог заглянуть взгляд простого смертного. Там Рафаэль однажды увидел грацию, сидевшую на троне. Она дала ему кисть, краски и «открыла глаза», сказала: «Иди и твори»…
Грация – это красота, и именно ей он теперь служит. Для него она ниспосланная небесная благодать, изящество, привлекательность. Она «абсолютная» и «неизъяснимая». Это еще и античная пластика, которая вновь оживает у Рафаэля и способствует возрождению великого христианского Рима. Божественное всегда должно быть прекрасным, прекрасным становится все, к чему он прикасается. Кажется, что роль придворного художника совсем не тяготит его, он человек своего времени, эпохи Великого Возрождения. Ему нет никакого дела до войны, политики и философских проблем. У него просто нет на это времени: он полностью погружен в свое рисование, краски, картоны и холсты. Для всех Рафаэль выглядит общительным человеком, которому не чуждо ничего земного. Но кто из смертных знает, что происходит в душе «божественного» Мастера? Он умер 6 апреля 1520 года в день своего рождения. Ему было всего 37 лет.
Иногда кажется, что таким гениям намеренно отпускают мало земного времени. Небеса их торопят, зовут к себе и спешат сами насладиться их ярким умом и талантом. Рассказ Ивана о титане эпохи Возрождения все больше переходил в плоскость освещения русской культуры, авторов представленных здесь копий художников-академистов: профессора исторической живописи Антона Лысенко, Федора Бруни, по эскизам которого расписывали знаменитый Исаакиевский собор и, конечно, Карла Брюллова. Последних двух, вообще часто путали в русских музеях. У них находили довольно много общего, например, рафаэлевскую s-образную схему построения композиции.
Если бы Карл Брюллов по заданию Общества поощрения художников не поехал в Ватикан копировать фреску «Афинская школа» Рафаэля, то наше отечественное искусство могло бы остаться без «Последнего дня Помпеи».
Широко известна фраза самого художника, в которой он откровенно признавался, что для «Помпеи» ему было мало таланта, нужно было пристально вглядеться в великих мастеров. Копируя сложные, многофигурные композиции Рафаэля, он находил решения практических живописных задач. «Брюллов, усыпляя нарочно свою творческую силу, с пламенным и благородным подобострастием списывал Афинскую школу Рафаэля. А между тем в голове его уже шаталась поколебленная Помпея, кумиры падали…», – так писал Александр Пушкин. «Наши спутницы с первого же взгляда уловили оттенки в выражении действующих лиц этой картины благодаря копии в размере подлинника, которую пишет какой-то русский художник… Яркие краски русской копии послужили нам прекрасным комментарием, отлично поясняющим текст старинного автора», – написал об этом Мари-Анри, более известный миру под псевдонимом – Стендаль. Теперь эти русские копии были навечно вмонтированы в один из залов, где проходила выставка – Рафаэлевский.
Иван немного задержался возле копии картины Рафаэля «Положение во гроб». Здесь тоже имелась своя история. Сделал ее Иван Эггинк, больше известный любителям русской живописи своим портретом Ивана Крылова в халате. Картина «Положение во гроб» была невероятно популярна в эпоху романтизма, да и потом тоже. В 1841 году Николай Гоголь заказал художнику Ивану Шаповалову сделать с нее копию головы Спасителя. Известно, что Гоголь, родившийся в Полтавской губернии, так и не сумев привыкнуть к суровому петербургскому климату, долгое время жил в Италии и тесно общался с русской художественной колонией в Риме. Поддавшись всеобщей творческой атмосфере, царившей в городе, писатель сам взялся за кисть и принялся рисовать картины. До нашего времени не сохранилось ни одной из них. Возможно, Николай Васильевич сам не желал этого.
Иван принялся рассказывать своим слушателям необыкновенную историю о поэте Александре Пушкине. Летом 1830 года светское общество сразу двух столиц бурлило: обсуждалась помолвка и предстоящая свадьба «первого романтического поэта нашего времени на первой романтической красавице». Пушкин ожидал невесту в Петербурге с нетерпением. Однажды, гуляя по Невскому, поэт увидел в книжном магазине картину с белокурой мадонной, «как две капли воды» похожей на его невесту, Наталью Гончарову. Это была старинная копия картины Рафаэля, которую здесь выдавали за подлинник. Влюбленный поэт простаивал у картины часами и охотно купил бы ее, если бы она не стоила сорока тысяч рублей. Зато, благодаря этой картине у него появился сонет «Мадонна», посвященный Наталье Николаевне:
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель…
Это еще один пример в пользу добротно сделанных копий картин великих мастеров. У оригинала этой картины была долгая история странствований, пока ее не купил герцог Бриджуотер. С тех пор она получила название по имени владельца – «Мадонна Бриджуотерская». Многие картины Рафаэля, разбросанные теперь по всему миру, обретали так свои новые имена.
Он вспомнил слова филолога, итальяниста Руфа Хлодовского: «Живопись Рафаэля в такой же мере больше, чем только живопись, в какой поэзия Пушкина больше, чем только поэзия». В общем, в обоих случаях мы имели дело с духовной жизнью нации в ее высочайших, абсолютных проявлениях.
Заговорили и о копии знаменитой «Сикстинской мадонны». Она сейчас находилась в Третьяковской галерее. Ее все хорошо знали. Казалось бы, на этой картине было найдено необычное решение – Мадонна поднята с земли на небо, но мы не видели на картине, ни того, ни другого. Мы только видели высоту, с которой она была готова спуститься к людям, с тревогой за сына, который совершенно по-взрослому сердито глядел перед собой. У Мадонны необыкновенно нежное, как у юной девушки лицо. В этом она вся та же, слегка испуганная рафаэлевская грация. Внизу изображены святой Сикст, святая Варвара и ангелочки. Библейский сюжет кажется театральным действием в античном театре, где разыгрывались мифы Древней Греции. Живописное полотно на глазах превращалось в поэтическое сказание.
В своих письмах из Дрездена литературный критик Белинский, восхищаясь этой картиной Рафаэля, вспоминал поэзию Пушкина: «то же благородство, та же грация выражения, при той же строгости очертаний!» Сравнивая их по близости стиля, ему следовало еще добавить, что они оба – величайшее явление национальной и мировой культуры.
Не обошел своим вниманием «Сикстинскую мадонну» и Федор Михайлович Достоевский, использовавший этот образ в трех своих романах – «Преступление и наказание», «Бесы» и «Подросток».
Экскурсия закончилась, и Марья сказала Ивану, что все получилось очень славно. Только о литературе и Пушкине рассказывал много. Даже о Рафаэле Санти у него получилось меньше. Иван согласился, но заметил, что в этих залах подлинных картин Рафаэля нет. Даже в Эрмитаже их только две. Выставка состоит из прекрасных копий, сделанных русскими художниками. Вот и получается, что здесь лучше всего говорить о ренессансе в русской культуре. Одинаковых экскурсий, как и людей, не бывает. Каждый вкладывает в нее что-то свое.
К ним подошла молодая женщина-волонтер и стала делиться своими впечатлениями от поездки в Италию, посещения Рима и Ватикана. Все это теперь выглядело бесконечно далеким из-за закрытых границ. Ей почти ничего тогда не запомнилось. Вокруг италийских красот собирались огромные толпы людей, а времени для их осмотра отпускалось совсем мало. Знакомиться с творчеством Рафаэля в Академии было даже удобнее. Иван кивал ей, с чем-то соглашался, а сам ломал голову, как бы поскорее отделаться. Собеседница явно старалась обратить на себя внимание. Присутствие скромно стоявшей рядом с ним Марьи ее совершенно не смущало. Иван поспешил поблагодарить женщину за интересный рассказ и откланяться.
Залы музея погружали своих гостей в другую эпоху. Освещенные лампами старинные картины – иконы на красных, как мантия кардинала, стенах рождали мысли о вечности. Мимо них по паркету скользила странная группа тонированных белой пудрой женщин в римских античных одеждах. Они двигались медленно и синхронно, поминутно останавливаясь и создавая красивые «скульптурные композиции». По всей видимости, театральное действие представляло собой ожившие мраморные статуи. У окна сидел бородатый музыкант в накидке с капюшоном, игравший на старинной арфе. Музыка менестрелей растекалась теплыми потоками и постепенно заполняла залы расслабленным покоем, словно один большой сосуд…