Сергей Самаров
Святые окопы
Он своим ножом разрезал мешок, не вскрывая шов, и выпрямился, застыв в недоумении. Выбрался из норы и ефрейтор Жулудков и тоже замер в той же самой позе. Но он быстрее пришел в себя и позвал:
– Товарищ старший лейтенант, посмотрите, что здесь за медикаменты.
– Что там?
– Сами посмотрите…
Пришлось раненому старлею встать и подойти.
Внешне он ничем не показал своего удивления, но приказал:
– Проверьте остальные сумки. Может, все же медикаменты там найдутся.
Первая сумка была битком набита пачками с долларовыми купюрами…
Все же одна из сумок оказалась с настоящими медикаментами, что можно было определить на ощупь. Там были шприц-тюбики с промедолом, хирургические изогнутые иглы и нити для операционных швов, было множество различных ампул и шприцов к ним, множественное количество перевязочного материала. Покопавшись во всем этом богатстве, ефрейтор Сапожников выбрал одну ампулу, обломил конец, набрал содержимое в шприц и сделал укол старшему лейтенанту. Владислав Григорьевич сразу почувствовал, как «блокируется» участок ранения, становится бесчувственным. После этого Сапожников повел себя, как настоящий хирург, выбрал нити, заправил их в иглы и наложил на выходное отверстие от пули крест-накрест два шва. Обработав рану антисептиком, вздохнул:
– Сейчас бы только чайную ложку настоящего меда, и рана затянулась бы уже завтра к вечеру. Мы проверяли на раненом. Через сорок часов рана с медом затягивается. Не зря в старину ратники в поход с собой брали баклажку с медом. Лучшее лекарство. Еще лучше мед с пергой. Перга еще и любое воспаление убирает.
– Я в этом ущелье ни одного улья не видел, – вздохнул Старицын. – Заклеивай, Андрюша…
– Клей тут есть, но он, кажется, послеоперационный, для лежачих больных. Вам, товарищ старший лейтенант, не поможет.
– А мне и простого пластыря хватит.
Санинструктор наложил бактерицидный тампон и приклеил его к спине пластырем. Старший лейтенант воспользовался тем, что местная блокада раны еще не прошла, и самостоятельно начал одеваться. Сапожников хотел было помочь командиру взвода, но тот кивнул головой в сторону «схрона», из которого Желудков вытащил все сумки с красными крестами и вскрывал уже третью:
– Помоги Саньку. Пересчитайте деньги, если получится. Хотя бы пачками, не вскрывая.
– Бежит кто-то, – кивнул в сторону входа в ущелье Жулудков. – Опять, наверное, бандиты пожаловали…
– Пересчитайте, – распорядился Владислав Григорьевич. – Я вам в помощь посыльного оставлю. Потом снова заминируете «схрон». А сумки с «баксами» перенесите на выход, к нам поближе. Там их спрячем. Работайте, я пошел.
Старший лейтенант встретил посыльного недалеко от обеденного костра.
– Товарищ старший лейтенант. С двух сторон по банде подходит. В каждой человек по тридцать. Идут быстро, – доложил тот.
– И хорошо, что идут. Если бы убегали, было бы хуже. Ждать и догонять – хуже ничего не бывает. Иди, помоги двум ефрейторам. А я туда двинулся…
А на месте, где взвод занял оборону, царили деловитое спокойствие и ожидание. Старший сержант Ломаченко невозмутимо ждал вместе с другими, когда пожалуют бандиты, но троих бойцов выслал на двадцать метров вперед, туда, откуда можно было наблюдать за бандитами и контролировать их передвижение. Один смотрел в одну сторону, второй в другую. Третий посматривал и туда, и сюда, но нужен был для исполнения обязанностей посыльного, чтобы без крика и жестов донести весть до командира.
Старший лейтенант Старицын после перевязки чувствовал себя неплохо. Он на всякий случай приготовил для себя еще два шприц-тюбика промедола, хотя знал, что ставить себе сразу два укола этого наркотического препарата рискованно, но если по одному, то можно будет блокировать боль. Может быть, и стрелять будет возможность не с пояса, а прицельно, от плеча. Тем более, при численном превосходстве противника каждый ствол и каждая выпущенная пуля имеют значение. Как раз, когда командир взвода дошел до позиции своего заместителя, от разведчиков отделился посыльный и бегом устремился к командиру.
– Что там? – шагнул старший лейтенант к солдату, едва тот взобрался на огораживающие тропу камни и выпрямился в полный рост.
– Еще одна банда справа. Такой же примерно численности. Догоняет первую бегом.
– Получается, три на одного… Классика![2] Но проход узкий, можно выстоять. Я вообще сомневаюсь, что они штурмом пойдут. Нам бы их здесь задержать, а я подкрепление вызову. Звена вертолетов хватило бы, чтобы их всех поджарить НУРСами.
Старицын отошел в сторону, вытащил трубку, посмотрел на индикатор заряда батареи. Заряд подходил к концу, хотя позвонить еще можно было, и он сразу набрал номер начальника штаба отряда подполковника Кириллова, но даже гудков не услышал. Решив, что при недостаточном заряде аккумулятора связь затруднена, старший лейтенант громко спросил:
– У кого в трубке хороший аккумулятор? Позвонить нужно срочно.
Вообще-то солдатам в армии настоятельно не рекомендуется иметь трубки, но в спецназе ГРУ обычно не слишком внимательно за этим следят.
– У меня в смартфоне мощный, – шагнул к командиру взвода младший сержант Вацземниекс и протянул свою трубку. – Три тысячи триста ампер-часов. Попробуйте…
Старицын легко справился с сенсорным экраном, но результат был тот же самый. Владислав Григорьевич для проверки набрал номер оперативного штаба Антитеррористического комитета, и опять та же картина.
– Почему-то дозвониться не получается…
– Нет сигнала, – сказал Вацземниекс, посмотрев в монитор. – Надо пробовать. Бывает, на три шага отойдешь, сигнал появляется. – Он сделал пять шагов в сторону, попробовал повторить выбор по уже набранным старшим лейтенантом номерам, и снова безрезультатно. – Попозже попробуем, – со вздохом пообещал он.
Со стороны костра показались два ефрейтора и рядовой. Каждый нес по четыре сумки с красными крестами.
– Сколько? – спросил Старицын.
– Ровно пять с половиной миллионов, товарищ старший лейтенант, – сообщил ефрейтор Сапожников. – Куда ставить?
– Леха! – позвал командир взвода своего заместителя.
– Я! – тут же отозвался старший сержант Ломаченко.
– Бандиты идут сюда вот за этим… – Владислав Григорьевич показал на медицинские сумки. – Там пять с половиной миллионов долларов. Надо все это перепрятать так, чтобы ни одна живая душа не видела и не знала. И чтобы никто не нашел. Работай!
– Товарищ старший лейтенант, здесь не деньги, – поставил одну сумку перед командиром взвода Жулудков. – Посмотрите сами, там по комплектам разложено. Возьмите один комплект, а остальное тоже спрячем.
Старший лейтенант раскрыл сумку. Комплекты были разложены в светло-зеленые пластиковые файлы. Если там все одинаковое, то вполне хватит и одного комплекта, хотя бы для ознакомления.
– Ты смотрел? Что там?
– Карты и планы мест, куда должны были разнести полтонны взрывчатки. С описанием точек заложения, с подробными характеристиками и даже со временем взрыва.
– Понятно…
– И расписание всех соревнований на Олимпиаде в Сочи… – добавил ефрейтор.
Старший лейтенант даже встал от такого сообщения:
– Планы? Сочи?!
– Спортивных объектов Олимпиады.
– Миленькое дельце! – хмыкнул Старицын. – Все слышали? Эти бандиты должны были работать на Олимпиаде в Сочи. И деньги, и взрывчатка, и оружие – все предназначено для одной цели. Наша цель – не допустить их до «норы». Мы уже спасли множество жизней, уничтожив пять звеньев этой банды. Я думаю, что все они разбиты на звенья и у каждого свое задание. Значит, уже на пять взрывов будет меньше. Работаем…
Глава первая
Эмир Аслан аль-Мурари никогда не думал, что зима может был такой холодной. Он даже представить себе не мог, что можно так постоянно мерзнуть и при этом оставаться в живых. Аслан аль-Мурари, конечно, был человеком грамотным и когда-то даже географию изучал, хотя все выученное давным-давно позабыл. Тем не менее знания о том, что где-то существуют страны, в которых жители даже летом ходят в меховых одеждах, ему запомнились. На Кавказе в меховых одеждах не ходили даже зимой, тем не менее такого холода, как здесь, он в своей жизни еще не встречал. Даже в пакистанских горах, где Аслан аль-Мурари провел последние несколько лет, перед тем как поехать в Сирию. Про Сирию и разговора не было, там климат был близкий к родному. Да и горячие дела не давали замерзнуть даже в период холодных дождей. Правда, дело там по вине союзников, которые обещали поддержку, а на деле ее тормозили, не пошло, и пришлось возвращаться в Пакистан. Кроме того, западные союзники поставляли оружие оппозиции, не стесняясь, а вот отрядам, подобным отряду Аслана аль-Мурари, не выделялось ничего. Он посчитал это несправедливым и сам напал на склад, чтобы довооружить свой отряд. Это вызвало скандал, и отряд отозвали в Пакистан, чтобы не возбуждать определенные слои тех, кто боролся с Асадом. После событий в Египте, когда запретили «Братьев-мусульман», идеологи «Аль-Каиды» решили на время притихнуть и не обострять и без того острую ситуацию. Аслан аль-Мурари думал, что из Пакистана ему вместе с отрядом придется совершать регулярные рейды в Афганистан, тоже холодный, но не настолько, как Кавказ, однако кто-то сверху, думающий за эмира, решил по-другому, и вот весь отряд уже на Кавказе.
Еще там, в Пакистане, аль-Мурари наблюдал издали вершины гор, на которых и летом лежит снежная шапка. А внизу снежный холод совсем не ощущался, там даже снега не было. И это радовало эмира. Он всегда любил солнце и тепло, как человек, родившийся и выросший среди обширных аравийских пустынь.
До аль-Мурари пройти через границу и углубиться в российскую территорию пытались два других отряда. Но оба «засветились» еще на той стороне границы, и их встречали пулеметами и гранатометами. Аслан аль-Мурари оказался умнее. Он свой отряд разбил на шестерки, то есть на звенья, которые потом и должны будут автономно работать там, в России, и переход границы осуществлялся в течение трех суток. Он осуществлялся из двух сопредельных стран, из Грузии и Азербайджана. Но все маршруты передвижения были составлены заранее, и каждое звено имело собственный график передвижения.
При переходе границы эмиру аль-Мурари помогал Камаль Суфатан, умный, хотя и беззастенчивый египтянин, который в своей жизни был в Египте только однажды – он там родился. Впрочем, он и жил там до трех месяцев от роду, а потом его родители перебрались в Америку, где Камаль окончил и школу, и колледж, и университет, и даже, после университета, специальный курс учебного центра ЦРУ в Харвей-Понте, штат Северная Каролина. Суфатан даже обещал как-то аль-Мурари устроить его учиться туда же. Впрочем, дальше обещания дело пока не пошло. Может быть, сам Камаль запамятовал, может быть, оставил дело до лучших времен, а эмир не напоминал ему об обещании. Тот же Суфатан, кстати, посоветовал напасть на склады, чтобы довооружить отряд и сделать его более боеспособным, даже предоставил план складов с указанием того, на каком складе что хранится. А перед отправлением отряда на Кавказ внезапно появился в Пакистане. Конечно, Аслан аль-Мурари информировал свое командование, что Суфатан является офицером ЦРУ, но это, кажется, и без того было известно. А потом Камаль приехал и в Грузию, а затем и в Азербайджан. Он там имел среди пограничников обширные связи и помогал составлять график перехода. И вообще для аль-Мурари стало неожиданностью, что египтянин слишком много знает. И о «схроне» в отдаленном ущелье, и об олимпийских планах отряда, и даже о сумме оплаты за проведение операции. А на прямой недоверчивый вопрос эмира Камаль улыбнулся:
– А как мне не знать твои планы, если я сам их разрабатывал. Как мне не знать сумму, если я сам «выбивал» ее в Лэнгли[3]. Не дали бы, если бы не помог сенатор Файнстайн[4]. Он «продавил» приказ…
А аль-Мурари по наивности думал, что это деньги «Аль-Каиды». Хотя о том, что «Аль-Каида» финансируется из-за океана, поговаривали давно. Эмир помнил, как несколько лет назад, когда в США был финансовый кризис, в горах Западного Пакистана остро чувствовалась нехватка в деньгах, и тогда все ругали США за их кризис, который аукнулся так далеко.
Перед тем как Аслану аль-Мурари перейти границу, Суфатан сказал напрямую:
– Четверть всей суммы отводится на твою долю. Иди, забери и выполни, что тебе приказано выполнить. После выполнения получишь еще столько же. И твои люди получат столько же. Только при условии, что они все сделают и Олимпиада будет сорвана. Повредить следует основные объекты, причем повредить сразу все, что указаны в плане. Тридцать взрывов должны прозвучать одновременно. Это в лучшем случае, как говорят, в идеале. Я допускаю, что спецслужбы России тоже не всегда спят. Но минимальная норма – пятнадцать взрывов. И произвести их следует за две недели до начала, чтобы и мысли не возникло о возможности восстановления. А мы уже постараемся поднять такой шум, после которого ни одна команда не захочет поехать в Сочи. Все национальные олимпийские комитеты желают сохранить свои команды живыми и потому поостерегутся. А для России это будет хорошим уроком…
– Уроком чего? – переспросил аль-Мурари.
– Уроком уважительного отношения к исламу. Или ты не знаешь, что основные соревнования Олимпиады должны проходить в местах, где покоятся кости воинов ислама, на полях сражений, в которых Россия захватывала Северный Кавказ еще в девятнадцатом веке?
– Слышал что-то об этом, – согласился эмир.
– А для нас и для тебя это будет хорошей репетицией похода в северные области России.
– Когда это начнется?
– Когда подойдет время. Пока еще рано. Мусульмане в России еще не горят, а только разогреваются. Но пламя вспыхнет, и Россия перестанет существовать в своем современном виде.
– Халифат?
– Да, халифат разрежет Россию пополам. Когда-то существовало Сибирское ханство. Сейчас русские считают Сибирь своей землей. Но мы восстановим историческую справедливость.
– А зачем Америке нужен халифат? – спросил аль-Мурари, понимая, что историческую справедливость собирается восстанавливать не «Аль-Каида», а США. «Аль-Каида» намеревается только воспользоваться американской помощью, без которой не может существовать.
– Америке нет дела до халифата. Все проще… Америке не нужна Россия… – улыбнулся в ответ офицер ЦРУ.
Аслан аль-Мурари был младшим сыном в большой и богатой семье торговца дорогими автомобилями. И, хотя он ни в чем не нуждался, его тяготило свое место. Весь отцовский бизнес достался старшему брату. Еще два брата были большими правительственными чиновниками королевства, а один занимал хороший пост в армии. Но все старшие братья много и долго учились, получили образование в престижных университетах Европы, тогда как самый младший если и учился, то плохо. Он рос избалованным ребенком и, когда пришло время выбирать жизненный путь, ничего для себя подходящего найти не сумел. Думал было получить религиозное образование, но не хватило усидчивости и сосредоточенного спокойствия. Из медресе его просто отчислили за неуспеваемость. Но там, во время учебы, он нашел нескольких друзей, которые впоследствии и привели его сначала в Афганистан к талибам, в потом вместе с талибами увели в Пакистан. Там Аслан аль-Мурари и нашел свое призвание. Сначала, когда был простым моджахедом, он ничем себя не проявил. Участвовал в нескольких рейдах в Афганистан и благополучно возвращался назад в приграничную пуштунскую деревню. А потом написал письмо старшему брату, у которого, судя по слухам, дела шли очень хорошо, и брат прислал Аслану крупную сумму, на которую можно было бы вооружить даже свой собственный джамаат, что аль-Мурари сразу же и сделал. Так он стал эмиром, и вдруг оказалось, что у него внезапно открылся организаторский талант. Джамаат аль-Мурари провел несколько стремительных и болезненных для натовских войск операций, что создало эмиру славу и принесло дополнительные деньги. Его действия хорошо оплачивались, как он узнал позже, из американского же кармана. Американским военным было необходимо, чтобы убивали их солдат. И чем больше, тем лучше. Тогда Сенат выделял на военные нужды солидные средства. Если бы солдат не убивали, то и средства были бы значительно меньшими.
Со временем джамаат разрастался и превратился в целый отряд. А потом его отправили в Сирию, включив в него дополнительно несколько более мелких отрядов.
Сначала, в первый день пути, Аслану аль-Мурари не казалось, что на Кавказе ужасно холодно. Конечно, после дня, проведенного в сложном и стремительном переходе, когда пришлось потрудиться, переставляя ноги, перепрыгивая с камня на камень, перебираясь через скалы, холод еще не ощущался. Он начал ощущаться только ночью. Но и в пустыне ночи даже летом не отличаются теплотой. Песок, прогретый солнцем, к середине ночи остывает и уже не дает привычного тепла. И потому думалось, что и здесь будет то же самое. Однако, не согревшись за ночь, группа, которую возглавлял эмир, а это была самая большая группа, состоящая из двадцати четырех бойцов, с трудом включилась в прохождение дальнейшего маршрута, но и когда включилась, не сразу согрелась. У самого эмира постукивали зубы до тех пор, пока он не начал потеть от трудного пути. К вечеру опять промокла одежда. Хорошо, что из гор каменных вышли в горы, поросшие лесом, и смогли развести костры, чтобы просушить одежду. Просушили, переоделись в сухое. Так ночь далась легче. Осталось совершить два последних перехода.
Несмотря на то что эмир всю ночь спал, повернувшись спиной к костру, он все же замерз так, что снова стучали зубы.
– Я вспомнил, мне рассказывали… – заговорил Субхи, давний помощник из окружения аль-Мурари, бывший борец и вообще физически очень сильный человек. А главное, всегда, при любых обстоятельствах верный своему эмиру. – Завтра утром мы не будем мерзнуть.
– Что тебе рассказывали? – спросил аль-Мурари.
– Не в дорогу вспоминать нечистых, но мне рассказывали, как русские охотники проводят ночь в сибирской тайге. Так у них в Сибири лес называется. Они прожигают большой костер, потом разбрасывают угли по большой площади, прогревают землю, а на эту землю, когда угли потухнут, укладывают еловые ветви и на них спят. И любые морозы им нипочем.
– Хорошая у тебя память. Только вспомнил бы раньше, – поморщился эмир и показал свернутую карту: – Мы через пару часов уже выйдем из лесной зоны и снова будем идти по каменным горам. Там не наберется дров на хороший костер…
– Поищем… – пообещал Субхи. – Хотя бы для своего эмира мы сумеем землю прогреть. А сами потерпим…
В этой фразе был весь Субхи. Он готов был всегда и собой, и своими удобствами, и даже, был уверен Аслан аль-Мурари, жизнью за своего эмира пожертвовать. Про здоровье уже и говорить не приходилось. Впрочем, на здоровье Субхи раньше никогда не жаловался.
Сам Субхи по рождению был иорданцем и в отличие от большинства своих сограждан необычайно мощным человеком, настоящим пехлеваном[5]. Уже на следующую ночь, когда сумели собрать сучья хотя бы для одного большого костра, у которого все сушили свою одежду, разложили потом угли так, чтобы согреть землю, на которой только один человек и мог спать, и все знали, кто будет спать на теплой земле. И командовал всем этим именно Субхи. Однако утром, выйдя на последний участок маршрута, Аслан аль-Мурари, случайно взглянув на своего верного собрата, увидел, что у того горит все лицо и сам он идет, тяжело передвигая ноги и тяжело дыша. Притронувшись ко лбу Субхи, аль-Мурари понял, что у бывшего борца поднялась высокая температура. Иорданцу, как и саудовцу, трудно было привыкнуть к кавказскому холоду, и Субхи простыл. Но он как телом, так и характером был человеком крепким и не подавал вида, что идти ему тяжело. А в середине дня, когда эмиру позвонили и сообщили, что в ущелье, в котором находится «схрон» со взрывчаткой, дополнительным оружием и деньгами, стоит засада российских спецназовцев, уже уничтожившая группы, прибывшие раньше, и эмир объявил всем об этом, Субхи от такого сообщения сразу выздоровел.
Руководители «Аль-Каиды» не зря полагались на эмира аль-Мурари. В него природой были заложены организаторские способности, что он уже доказал в Сирии, когда его отряд значительно, чуть не втрое, вырос в сравнении с тем отрядом, что совершал рейды из Пакистана в Афганистан. Аслан аль-Мурари быстро среагировал на сообщение спасшегося из засады моджахеда и сразу обзвонил все отдельные звенья, идущие к этому ущелью каждое своим маршрутом. Те звенья, что шли из Азербайджана, должны были соединиться с эмиром. А через Грузию шла меньшая часть, потому что со сменой власти в Грузии стало труднее договариваться с пограничниками, да и цену они теперь назначали втрое большую против прежней. А цена всегда зависела от количества человек, которым обеспечивался переход через границу. И потому через Грузию шла только одна треть всего отряда. Две трети шли через более сговорчивый в этом вопросе Азербайджан, который вполне устраивали не только реальные деньги, но и обещание поддержки исламского сообщества в будущей обязательной войне с Арменией за Карабах.
Аль-Мурари дал команду всем звеньям объединяться в отряд. Вернее, в два отряда, потому что та часть, что шла через Грузию, по условиям горных маршрутов, ограниченным сквозными ущельями, могла выйти к нужному ущелью только с другой стороны. Но это было даже лучше. Три стороны контролировались, а четвертой стороны не было, потому что ущелье на карте значилось тупиковым. И спецназ, если вздумает уйти, разграбив и взорвав «схрон», уйти бы не сумел. И только после объединения звеньев эмир всеми силами решительно двинулся вперед. Тех, с которыми удалось соединиться, он погнал быстрым маршем, несмотря на то что моджахедам приходилось нести не только автоматы, но и тяжелое оружие, гранатометы и даже миномет российского производства, добытый в Сирии с армейских складов.
Но минометчикам и гранатометчикам помогали те, что шли рядом. Сам гранатомет нести, понятно, несложно и одному человеку, а вот запасы тяжелых гранат пришлось разделить между бойцами. Но никто не жаловался. У закаленных войной моджахедов жалоба и вообще жалость хоть к себе, хоть к противнику считались позором. На выходе из ущелья отряд встретил тот самый боец, что позвонил с предупреждением. Он шел безоружным, надеясь вооружиться тем, что есть в «схроне», и не мог оказывать сопротивления вооруженным федералам. Но рассказал, как его звено попало в засаду. Причем они видели, как вошло в ущелье другое звено. И никакой стрельбы слышно не было, ничто не предвещало беду, потому и двинулись сразу за первым без разведки и без сомнения. И только войдя в ущелье и оказавшись в тесном пространстве между скал, один из моджахедов увидел на мерзлой земле лужу крови. А рядом вторую. Лужи были большими, кровь свежая, еще не успела свернуться, и это говорило о том, что здесь только что кого-то убили. Убить могли только тех, кто вошел в ущелье первыми. Убили без звука. Звено сразу по приказу командира повернуло в обратную сторону. Но выйти из ущелья они не успели. Спецназовцы стреляли, видимо, из автоматов с глушителями. Такая стрельба была особенно жуткой. Выбраться смогли только двое – командир звена и тот, что позвонил. Но у командира звена остался там сын. Он хотел хотя бы проверить, может быть, тот ранен и удастся его вытащить, чтобы оказать помощь, и послал своего моджахеда навстречу эмиру, а сам вернулся за сыном. Больше моджахед своего командира звена не видел. Из ущелья он не вышел. Хотя одна короткая автоматная очередь была слышна. Моджахед подозревал, что командир нашел сына убитым и, решив отомстить, застрелил кого-то из спецназовцев.
Аслан аль-Мурари был не просто хорошим организатором, он был еще от природы хитрым человеком и понимал, что соваться в ущелье без разведки, не зная количества противостоящих бойцов и их вооружения, – глупо. Конечно, предполагать, что там базируется какое-то большое российское подразделение, тоже было наивно, много людей там просто не поместится. И потому следует сначала провести разведку.
– Хамид! – позвал эмир одного из своих людей.
Хамид аль-Таки протиснулся между другими моджахедами, извиваясь змеей, и оказался рядом. Выглядел он седобородым добродушным старичком с посохом в руках, и только те, кто был хорошо знаком с Хамидом, знали, что посох этот имеет особенность разрываться пополам, и тогда в руке Хамида оказывался узкий и острый клинок длиной в локоть. Помимо всего прочего, Хамид был опытным инженером-электронщиком, что вообще было трудно предположить тем, кто принимал его за старика, шаркающего ногами. Но Аслан аль-Мурари знал, что тело инженера-электронщика жилистое и сильное, состоящее, казалось, из одних переплетенных в тугие узлы сухожилий. И вообще, несмотря на седую бороду, Хамиду аль-Таки только недавно исполнилось сорок лет. Этого моджахеда в отряд прислали из «Аль-Каиды», когда отряд уже вел бои в Сирии.
– Я здесь, эмир.
– Хамид, прежде, чем мы покажемся русским федералам, установи свою «глушилку». Иначе они сразу сообщат, сколько нас здесь, и вызовут, если есть необходимость, подкрепление или авиацию, чтобы нас разбомбили. У русских есть хорошие вертолеты, которые невозможно сбить с земли без зенитной пушки. Да и пушкой, говорят, тоже не всегда собьешь. А «стингеры» этим вертолетам не страшны, они их легко сбивают с курса. И ракеты сбивают своими противоракетами, даже простой старенькой «зениткой» их сбивают. Нам хватило бы одного такого вертолета, чтобы всех сразу уничтожили. Так что не дай им установить связь. Это много времени займет?
– Пять минут, эмир.
– Хорошо. Через пять минут приготовь белый флаг и иди на переговоры со спецназом. Я сейчас придумаю, что ты должен будешь сказать.
Вообще-то аль-Мурари уже все придумал, но хотел еще раз проверить себя – нельзя ли еще что-то добавить к задаче Хамида. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что спецназовцы переговорщика в свое ущелье не запустят, значит, ничего усложнять не нужно. Сложное всегда плохо понимается, а хорошо понимается и принимается только самое простое и очевидное. Например, приверженность к традициям. На этом аль-Мурари и хотел сыграть.
Хамид аль-Таки вернулся уже через четыре минуты.
– Я все сделал, эмир. И послал двоих на отрог хребта. Они установят «глушилку» на точку, которую я указал, и присоединят клеммы к аккумулятору. На пару километров в округе не будет работать ни один сотовый телефон. – Хамид вытащил из кармана свой смартфон, посмотрел на монитор и сообщил. – Они еще не дошли. Связь пока есть. Вот… Все… Подключили…
Аслан аль-Мурари проверил свою трубку. Горел сигнал об отсутствии сети. Но эмира беспокоило другое, и этот вопрос требовал прояснения:
– А если у солдат есть рация?
– Сейчас, эмир, даже в армии дураков мало. Никто не хочет с собой тяжесть таскать. Я слышал, в России вообще рации выводят из обихода. Зачем они нужны, если у всех есть сотовые телефоны и смартфоны? Есть даже такие, что шифруют разговоры. То же самое и с «планшетниками». Русские еще летом начали внедрять в своей армии планшетные компьютеры. Через них и связь поддерживают, и еще кучу всяких вещей делают. И даже высокоточные ракеты наводят в нужную точку. А с рацией я ничего не могу поделать. Мне нужно точно знать диапазон. Если он выходит из частот сотовой связи, как, скорее всего, и должно быть, я не смогу их сигнал заглушить.
– Ладно, передадим решение нашего вопроса в руки Аллаха, – сказал эмир, как обычно обретая в трудной ситуации высокую веру. – Теперь ты пойдешь с белым флагом к русским солдатам. Будешь вести от моего имени переговоры. Если тебя заведут в ущелье, присмотрись. Не заведут, как, я думаю, и будет, не расстраивайся, а передай им мою религиозную просьбу. Честно говоря, я не знаю, кто там у нас уже погиб в ущелье, не помню, какие звенья должны были прийти первыми. Но погибшие достойны уважения всегда. Особенно такие погибшие, которые пользуются общим авторитетом. Ты, Хамид, должен договориться с командиром русских, чтобы нам позволили забрать тело всеми уважаемого человека аз-Мазанхири и мы могли похоронить его в соответствии с нашими обычаями. Если русские согласятся, я пошлю носильщиков. Ты готов идти?
– Как прикажешь, эмир. – Хамид смиренно приложил руку к груди и поклонился. – Я готов. А кто такой аз-Мазанхири?
– Мы с ним вместе в медресе учились. Он и познакомил меня с людьми из «Аль-Каиды», он и привел к ним. Аз-Мазанхири в прошлом году погиб в Сирии. Так пусть же имя его еще послужит правому делу. Бери флаг, Хамид. Пойдем. Мы все вместе проводим тебя до половины дороги. Я сейчас позвоню, чтобы и с другой стороны подошли. При виде таких сил русские будут, я надеюсь, сговорчивее…
