Сергей Семенович Монастырский
Идёт дождь
…Ни чего об этом не знали Ираклий и Нино, скрывшиеся в Кахетию, за сотню километров от своих гор. Приютились они в маленьком лесничестве, где у лесника был летний незашитый ни чем домик.
В большом городе, который был да десять километров от этого места поселиться они не решались – вдруг случайно их увидит какой-нибудь земляк! Грузия – страна маленькая.
Это был счастливый месяц. Единственный счастливый месяц в жизни Нино.
Они не могли налюбоваться друг другом, не могли находиться по тропинкам ореховых рощ, не могли налюбоваться цветами в полях, ночными звездами в южном небе!
Так и должна длиться жизнь! За этим на эту землю пришли Ираклий и Нино.
… Как – то днем лесник, вернувшийся из города, задумчиво посмотрел на Ираклия.
– Там на базаре знакомых сватов встретил. Говорят, что если парень не найдется, отец жены будет убивать его братьев. Одного за другим.
… Это была последняя ночь Нино и Ираклия.
– Но мы же сбежали чтобы быть счастливыми, плакала Нино на плече Ираклия.
– Я тоже так хотел. Но не твой отец. Мы, может, еще куда–нибудь убежим. Но погибнут все мои братья. Я не могу так поступить. Я мужчина, Нино.
– Ты мой любимый! Мы поедем вместе!
– Нет, Нино. Отец убьет тебя. Так велят наши законы. Ты же опозорила свой род, я свой…
И еще, Нино. Ты должна жить. Ведь ты уже носишь нашего ребенка
… Через два дня Ираклий вошел в свой дом. Встал на колени, склонил голову. Все молчали. Что можно было сказать?! Мать тихо подошла к Ираклию, обняла его голову, поцеловала.
Отец поднялся со скамьи. Пошли. Выйдя на улицу – и подойдя к дому Нино, Ираклий громко крикнул:
– Я здесь!
Отец Нино вышел из дома с двумя ружьями. Один из них кинул Ираклию.
– Я не могу стрелять, вы отец Нино! – сказал Ираклий.
– А я не могу стрелять в безоружного – сказал отец Нино. И выстрелил.
***
– Нино – это моя бабушка, – закончила Настя свой рассказ.
– А дальше что было? – спросил Вадим.
– Дальше она родила мою маму, жила в Кахетии.
Маму нашел брат Ираклия, которому он дал слово позаботиться о ребенке Нино. Он увез маму в Москву, где уже тогда работал. Бабушка осталась в Кахетии, хотя была еще очень молодая. Но уезжать не хотела. Через год она вернулась в свой дом в Сванетию, сразу заболела и умерла.
Мама жила в семье дяди в Москве, вышла замуж. Потом родилась я.
– И никто из вас ни разу не ездил на могилу Нино? – спросил Вадим.
– Нет, никто. Вот я еду. Но это так. Я же автостопщица. В каждом путешествии должна быть своя цель.
– Слушай, – спросил Вадим, – а что, автостопщица – это твоя профессия?
– Нет такой профессии. Есть хобби. Два года назад я окончила институт. И пока меня не засосала работа, карьера, семья, муж, дети, хочу поездить. Быть свободной птицей! Тебе что-нибудь не нравиться?
– Мне это очень нравится, – честно признался Вадим, – Жаль, мне уже поздно.
… За разговорами доехали до развязки.
– Ну, пока, – попрощалась Настя, неожиданно поцеловав Вадима в щеку.
– Хорошая ты девка, Настя, – с огорчением сказал Вадим.
– Бери замуж, – с готовностью отозвалась Настя.
– Так ты же лесбиянка?!
– Я пошутила! – засмеялась Настя, выходя из машины.
И неизвестно, к чему это относилось: то ли к тому, что замуж, то ли к тому, что лесбиянка.
… Решив на разъезде ехать по прямой, Вадим доехал до заправки. И расплачиваясь у кассы, он впервые подумал, что ехать безмятежно дальше не сможет. После оплаты в кошельке осталось семнадцать тысяч и пять неприкосновенных тысяч на карточке.
Нужно было где–то подзаработать. Танцевать как Настя, он же не умел, да и не было в нем Настенного безрассудства, когда она могла подать себя любым способом, получая за это деньги. Деньги Вадим мог получать только конкретным трудом. Причем, мужским.
В стриптизеры он не годился. Да и с трудом представлял себя расхаживающим в плавках по заправке, да так чтобы девушки из окон автомобилей совали ему за резинку плавок деньги.
– Привет! – подсел он за столик к дядьке, обложенному амбарными книжками и разбиравшегося с какими-то счетами, угадав в нем, по-видимому, хозяина заправки.
– Нельзя ли где подзаработать?
Дяденька оторвался он бумаг и без удивления взглянул на Вадима.
– А что умеешь?
– Ну, вы скажите, что за работа, а я отвечу, смогу ли!
Дяденька почесал рукой лысину. – Забор из профлиста ставить умеешь? –
– Приходилось, – ответил Вадим, вспомнил свою практику в студенческом стройотряде.
– Сто двадцать метров забора, – уже заинтересованно сказал дядька. – позавчера привезли материал, а эти суки, с которыми я договорился, запили.
– Один не смогу, – правдиво ответил Вадим. Нужны хотя бы двое. И инструмент.
– Инструмент не вопрос, – дяденька уже воодушевился. – А человека дам, – показал он на незнакомого мужичка, заправлявшего машину.
– А он умеет? – Спросил Вадим
– Не хрена он не умеет, – ответил дяденька, иначе чтобы я с тобой разговаривал. Но поможет.
– И что за это? – с интересом спросил Вадим.
– Ну …, – дяденька задумался, хотя цену вопроса, конечно знал, ведь оговаривал он с предыдущими, -
– Так и быть, десять тысяч!
– На двоих?
– На одного. Мой работник бесплатно.
– Ты дядя, – расстроился Вадим, – меня за дурака держишь? Десять тысяч за сто двадцать метров? Какая стопроцентная цена – Вадим это помнил, хотя это было больше десяти лет назад – пятьсот рублей за метр?
И встал из –за стола.
– Стой, парень! – дядя видимо сообразил, что Вадим действительно знает эту работу.
– Какая твоя цена?
– Пятьдесят тысяч!
– Даю двадцать и по рукам!
– Тридцать, или ухожу!
– Пойдет! …
… Дядя повел Вадима на территорию своего будущего коттеджа. Пока же здесь стояли одни разбитые геодезистами столбики и лежали профлисты с необходимой арматурой для забора.
– Жить будешь здесь, – вздохнул дядя, заодно и сторожить, а то упрут.
– А где здесь? – удивился Вадим. Кроме голого поля, да деревенских домов вокруг ничего не было.
– Ну, в своей машине, – пояснил дядя. –
Ты же за два дня сделаешь?
– Как пойдет, – вздохнул Вадим.
Договорились так: дядя дает десять тысяч аванса и по мере строительства оплачивает каждые тридцать метров. И привозит еду – завтрак, обед и ужин.
Письмо Светлане
Знаешь, я тебя сейчас люблю больше, чем в начале нашей истории. Хотя не знаю, можно ли любить больше или меньше. Наверное, или любишь или не любишь.
Но правда, тогда, когда все у нас было гораздо ярче, взрывнее, чем сейчас, когда это был просто каждый день, не прекращающийся праздник, безумие какое–то, тогда, как мне сейчас кажется, это была просто страсть! Мы жили хлещущим через край сексом, новизной ощущений, еще черт знает чем, только не любовью.
А сейчас, когда прошел почти год, когда у нас все улеглось, когда уже праздник кончился – ведь не может быть вечного праздника, да многое еще, когда, я умираю без тебя. Я без тебя не могу, мне без тебя ничего не хочется, я без тебя жить просто не могу! – это, наверное, и есть любовь!
Наверное, потому что никто не знает, что такое любовь. Нет такой линейки – измерил, да вот это любовь, а здесь не дотянул два сантиметра – это еще не любовь!
Знаешь, о чем я подумал на счет этой линейки? Вот пройдет много лет с тех пор, как мы расстались, и если я, как и сейчас буду мучиться, потому что не могу без тебя, – вот тут это будет точно любовь!
Но это вряд ли. Все проходит. Прости.
***
… Дяденька не обманул. Вадим положил тридцать тысяч рублей в опустошенный кошелек. Запас прочности на ближайшие два – три месяца теперь был.
Можно было отправляться и дальше, четыре дня работы в поту и грязи и три ноченьки в машине не выдержит без душа не один нормальный человек.
– Помыться бы мне, – попросил он у дядьки.
Дяденька по обыкновению почесал затылок.
– Ну, домой я тебя не позову, но сейчас решим…
И повел Вадима к некой Нюре, дом которой находился неподалеку и банька возле него спускалась к самому озеру.
Нюрка оказалась крепко сбитой женщиной лет пятидесяти с веселыми глазами.
– Нюр, вот солдатик на помывку просится, дай ему баньку! Он тебе и дров для нее впрок наколет.
– Какой же это солдатик? – засмеялась Нюра, – Это целый генерал!
– Да, я быстро! – попросил Вадим. Со здоровьем у меня все в порядке. Могу и справку показать. Справки у него не было.
– Где ты его взял? – спросила Нюрка у дядьки. Дядька рассказал.
– Тогда ладно, – решилась Нюра. – Пойдем солдатик, я тебе баню покажу. Только быстренько в бане не бывает!
… То, что быстренько не бывает, Вадим понял уже через час.
Нужно было наносить воды из озера, наколоть дрова, дождаться пока она растопит печь, выпустит пар и дым, окотить кипятком скамью и пол, помыть предбанник, в котором стоял диван и стол со стульями…
Так прошло два часа. Наконец он блаженно растянулся не полке и окатил себя из тазика теплой водой.
В блаженном полусне он даже не услышал, как скрипнула входная дверь в баню. А через пять минуть в парилку вошла совершенно голая Нюрка, и раскачивая тяжелыми грудями, весело сказала:
– Ну, что помылся, солдатик?! А теперь за работу!
… Не успел Вадим опомниться, как из парилки он оказался в предбаннике, на диване и под ним лежала Нюрка, вцепившись с него всеми руками и ногами.
Когда Вадим обессилил, она крепко сжала его, так же крепко поцеловала, и каким – то уже страстным шепотом сказала:
– Ладно, у нас еще вся ночь впереди! Не здесь..
– Да я бы хотел сегодня уехать, – робко запротестовал Вадим, хотя и Нюрка и предложение провести с ней ночь, ему понравилось.
– Милый, останься – просяще протянула Нюрка. – У меня ведь нет никого, и сто лет уже этого не было.
– А чего так?
– Ну, откуда здесь в деревне незанятые мужики. Да еще в моем возрасте. А если бы и были – вся деревня будет пальцем тыкать!
–Ну, да, – согласился Вадим, и как же ты?
– Тереблю! – усмехнулась Нюрка.
… Ночь, конечно, была жаркой. Всю свою неистовую страсть и накопившееся желание Нюрка отдавала этому случайному для нее человеку.
Вадиму было ее жалко, и он не возражал.
Уже в полночь, когда страсть утихла, и они обессиленные и уставшие распластались на постели, – Вадим зачем–то спросил:
– Нюр, а у тебя муж был?
– И не один, – ответила Нюра.
– А ты их любила?
