Сергей Семенович Монастырский
Старый дом на захолустной улице
Дом не жил. Он ждал наступления жизни, ждал уже выросших и посуровевших на войне детей, ждал, когда большая семья будет собираться за обеденным столом, и уже дети детей будут бегать по яблоневому саду.
… Первым, еще до дня победы, вернулся Васька. Из госпиталя он написал о дне его возвращения.
Трое женщин, укутанные платками от мартовского ветра, стояли на перроне, вглядываясь в каждый проходящий поезд.
Наконец, один из составов, лязгнув сцепленными вагонами, остановился.
На их маленькой станции из вагонов никто не вышел. И только двое проводников одного из дальних вагонов, вынесли и аккуратно поставили на землю что-то, и чемодан.
Маруся первой все поняла и беззвучно сползла на доски перрона, Светлана бросилась ее поднимать. И только Наталья со всех ног помчалась к последнему вагону.
Возле вагона, на досках перрона стоял, нет, сидел,… нет, просто как-то существовал, на деревянных дощечках покрытых одеялом Васька!
На нем был солдатский ватник, офицерская фуражка и вещмешок с запиской. Рядом стоял чемодан.
Ног по самые бедра у Васьки не было. Наталья, не разглядывая, просто упала на него, сжала в объятья и зарыдала.
Поседевшую в раз, с мутными глазами Марусю подвела Светлана.
Теперь уже рыдали все, сидя на грязном мокром перроне и не выпуская из объятий безногого офицера.
– Простите, – прошептал Васька, – ну, какой уж есть!
– Ты самый красивый, ты самый любимый! – сквозь слезы крикнула ему Светлана.
– Да? А замуж пойдешь?! – чтобы остановить женские слезы, шутил Васька.
…Дом зажил.
Первым делом, с помощью соседей сколотили Ваське машину для передвижения. Это был ладно сколоченный и покрашенный ящик с невысокими бортами с колесами от детского велосипеда. Васька в кожаных офицерских перчатках мог крутить два передних колеса руками, разъезжая, таким образом, по дому, а потом и по двору, и по улице.
Во-вторых, собрали праздничный стол, за который пригласили ближайших соседей, ведь он был первым фронтовиком с их улицы, вернувшийся с войны.
Васька был центром внимания на этом вечере! Он пел, играл на баяне, веселил шутками, разговорами. Трудно было представить, что этот самый веселый и радостный гость за столом сидит без ног!
О войне Вася не говорил. И не пил. Как не подначивали!
– Нельзя мне, – серьезно объяснял он. – Я инвалид, сопьюсь!
Пользы от Васьки дома оказалось много. Он постоянно что-то пристукивал, прибивал, ремонтировал, а если не мог до чего-то дотянуться, просил помочь. И стал приносить деньги на хозяйство – устроился в тир на радость пацанам, да и взрослым парням!
Потому что не просто выдавал патроны и снимал упавшие фигурки, а разыгрывал целый спектакль. И при удачном попадании орал из-под стойки:
– Гитлер капут!
Пришла весна. Пришел май. Пришла победа.
Это было единственный раз за время существования тихой улочки в центре все такого же захолустного городка. Вся улица была уставлена выставленными из домов столами, накрытыми немудреными закусками. А какие в тот послевоенный год были яства!? Картошка, бутылки с самогоном, молоко и другие домашние напитки, и вся улица, пила и пела, веселились и плясали люди, забыв свои бытовые соседские обиды, обнимались, плакали!
Больше такого на этой улочке не было и не будет никогда!
Васька ездил на своей коляске от стола к столу, он был единственным на этом празднике фронтовиком и ему, конечно, везде наливали, но Светлана неизменно сопровождала его по этому маршруту, решительно отклоняя предложения:
– Не портите мне мужа!
Народ веселился.
– Васька, когда ты напиться успел?
– А женилка у тебя еще работает?
Васька отшучивался:
– Щас как выну, как покажу!
… Вечером, когда они сидели в уже темном саду под звездами, прежде чем разойтись по своим комнатам, Васька осторожно спросил:
– А про мужа, это ты серьезно?
– А ты меня еще любишь? – спросила Светлана.
– Ну, ты же знаешь!
– Тогда, серьезно.
– Из милости?
– Вась, – нежно сказала Светлана, обняла его и прижалась, – мне твои ноги не нужны. Ты мне нужен. Такой, какой есть! Если не испортишься! – весело добавила она.
В эту ночь они впервые легли в постель вместе.
Утром, за накрытым для завтрака столом их напряженно ждали Наталья и Маруся.
Васька, улыбаясь во весь рот, выкатился на коляске. На коленях у него в этой же коляске сидела Светлана.
– Мама и мама, – весело прокричал Васька, – вот так мы теперь вместе будем кататься по жизни!
Решено было, однако, со свадьбой подождать. Дождаться возвращения Володи с невестой. А молодые пусть живут вместе. Нет греха, когда любовь!
… Володю с подругой, однако, пришлось, ждать два года. После Победы отправили вместе с Красной Армией на непонятную войну в Китай, в бывший Харбин, а теперь Порт-Артур. Войны уже и там не было, но часть зачем-то стояла.
***
Городок оживал после войны. Возвращались уцелевшие фронтовики, но не радостное это было возращение. Потому что многие были покалечены. А что делать калекам в родном городке, где и здоровым то мужикам негде работать!
Те немногочисленные производства, автобаза и другие мелкие учреждения были закрыты в годы войны за ненадобностью. Да так и не открывались.
Пили искалеченные солдаты, дрались, буянили, валялись пьяными посреди своих дворов.
Сбор их обычно был на существующей до сих пор базарной площади, где хозяйки обменивали последние оставшиеся у них вещи на продукты.
Пьяные голоса и мат стоял на площади. Если у кого и были еще не бросившие их жены, то и они боялись сунуться на площадь, чтобы увести своего домой.
Если «свой» и бил по пьяни жену дома, то один, а здесь могли избить всей сворой!
Видел, конечно, раза два Васька эту площадь, но больше туда не ездил, что он мог с ними сделать?!
А в один день площадь очистилась! Присланный из областного центра отряд милиции как-то в раз переловил всех! Бегали и ловили день ночь, кто на костылях, кто на колясках убегал по улицам к своим дворам.
Свозили всех в бывший инвалидный дом, загодя подготовленный под тот же инвалидный дом.
Не сказать, что это было райское царство, но вполне пригодное под жилье. Обслуживающим персоналом там были переведенные сюда, «вертухаи» – охранники тюрем и колоний.
Женский состав – повара и медсестры в небольшом количестве – там были привозные.
Условия были такие – если кто-то из родственников заберет, то под строгий приказ, не выпускать за границы своего забора. Не забирает – остается доживать здесь на вечное поселение.
И в городе стало тихо. Но это была тоскливая тишина.
Вот, так по пустым, почти улицам и поехал через несколько дней Васька к своему тиру. Проехал не долго. На ближайшем перекрестке подошли два милиционера.
– Документ!
Васька показал.
– Тебя что, капитан, приказ не касается?
– Какой приказ?
– Инвалидам в город не выходить!
– Я на работу еду.
– Ничего не знаем! Не выходить!
Красный и злой, с трясущимися руками вернулся Василий домой.
– Свет! – потребовал он, – гимнастерку и награды!– надел офицерскую фуражку, прикрепил два боевых ордена и пять медалей «За взятие…» и поехал.
Везла его в этот раз Светлана, чтобы не задержали.
Подъехали к городской управе. Дальше по ступенькам к лестнице подняться было невозможно.
Светлана вызвала дежурного.
– Мне нужен главный тут у вас, – прокричал Василий.
– Не приемный день!
– Давай заместителя! – рявкнул Василий.
Видимо взгляд на два боевых ордена и рявканье произвели на дежурного впечатление, потому что он скрылся в дверях и через десять минут появился с каким-то грузным со свиными глазками мужчиной.
– Заведующий социальным отделением, – отрекомендовался тот и без предисловий спросил: – чего бунтуешь?
Васька объяснил. Светлана добавила:
– Человек за Родину ног лишился, а его в инвалидный дом?!
– Ты мне Родиной в глаз не тычь! – видимо, заученно отреагировал заведующий социальным отделом, – тут все такие!
– И ты?! – не выдержав, спросил Василий.
– Я на своем месте Родине был нужен, – вошел в раж заведующий. – А приказ он всех касается – с орденами и без орденов! И никто тебя в инвалидный дом не гонит, сиди себе тихо за забором! И не чего город в дом инвалидов превращать! И смачно добавил:
