Сергей Сергеевич Стежкин
Труба Иерихона
– Сколько?
Женщина:
– 300 рублей.
Босс протянул одну купюру:
– Возьмите пятьсот. Добрая вы душа.
– Помолюсь за вас. И благословит вас господь!
– И вас сударыня – тепло ответил босс.
Со свечей в руке, босс направился к иконостасу. Девушка с блокнотом, тем временем что-то зарисовывала. А парень в клетчато-бежевом, просто прогуливался деловым шагом из одного угла зала в другой, и засунув руки в карманы брюк, беззаботно рассматривал разного рода иконы.
Босс остановился у алтаря и поставил свечу прямо в его центр. Изваяние из воска даже не шелохнулось в попытке упасть. Свеча ровно стояла, и когда человек в чёрном протянул над ней руку, вспыхнула и стала гореть. В этот момент храм накрыла будто тишина. Всё замерло. Не было слышно шороха карандаша девушки в сером, цоканья туфель мужчины в клетчато-бежевом и шуршания метлы юной девушки, той, что почти девочка. Она стояла не в силах шелохнуться, и из-под платка, смотрела на огонь свечи, крепко сжимая древко метлы в своих тонких ручонках. Замерла и женщина за прилавком.
Тишину прервал скрип двери, откуда-то из глубин храма. Батюшка Николай выскочил так стремительно и внезапно, что всё окружение пришло в движение.
– Стой! Нельзя! Нельзя туда свечу ставить! Не туда! К иконам надо! На алтарь нельзя!
– Не волнуйтесь отец. Ничего страшного в этом нет.
– Но это престол божий!!! – возопил отец Николай
– Именно поэтому здесь, ей самое место – ответил босс, указывая на свечу, затем он обернулся к женщине за прилавком:
– Мне ведь обязательно нужно чтобы весть дошла. Не так-ли?
Отец Николай выкрикнул:
– Настасья! Он богохульник! Уходи нечестивец! – продолжал отец Николай тираду
– Я не уйду – ответил босс.
– Настасья вызывай полицию!
Настасья достала новенький смартфон и быстрыми щелчками стала звонить.
– Нет связи. – заметил тот, что в клетчато-бежевом, подпирая при этом дверь к выходу.
Батюшка Николай собирался изречь что-то ещё, но его невырвавшийся крик, прервал голос более громкий:
– Лютер!
Лютер с открытой улыбкой развернулся от алтаря к источнику голоса и громко выкрикнул:
– Иерихон!
Со стороны колокольни спустился могучий юноша. Очень красивый и статный, в церковной робе послушника и глазами неопределённого цвета.
– Антон! Помилуй-бог, ты его знаешь? – удивлённо выкрикнул отец Николай.
Иерихон, не отвечая батюшке, прямо проследовал к старому другу и от всей души обнял его. Человек в чёрном, названный Лютером, буквально был сжат в охапку, крепкими как тиски объятиями Иерихона.
– Я ждал тебя – сказал Иерихон разжимая объятия.
– Я слышал твой зов – добродушно ответил Лютер.
– Садись. В ногах правды нет.
Иерихон и Лютер уселись прямо у подножия алтаря. Громкий, трубоподобный голос продолжил:
– Я ждал тебя Лютер. Думал уж не придешь.
– Как я мог. Мне и самому хотелось тебя увидеть. И наконец-то вырваться из всей этой суеты. Хоть на пару минут.
Иерихон задумчиво и спокойно посмотрел вдаль. Казалось его взгляд прошел прямо сквозь стену здания и унёсся далеко в пространство.
– Мне тоже. Взять, просто и отдохнуть от всего, да посидеть вот так. Поговорить о том, о сём. О чём-нибудь неважном. Простом и будничном.
Лютер усмехнулся. Оба смотрели прямо перед собой, но их связь прослеживалась без нарочито показательных моментов, вроде похлопывания друг друга по плечу, всяких разных ужимок, рассеянных улыбок, и прочих невербальных жестов, что свойственны как правило приятельской беседе. Всё читалось в простой и ровной осанке, прямому взгляду, и руках, аккуратно сложенных на коленях.
– Как папа?
Иерихон с лёгким сарказмом ответил:
– Волнуется. Как-же ещё. Ты ведь в своём репертуаре. Как всегда . . . жжешь
– Вот, давай не будем тут . . . – начал было Лютер
– Да ладно . . . – затянул Иерихон – за две тысячи лет таких дел наворотил, только держись, и не надоело тебе?
– Надоело, скажу честно, но такой уж у меня характер – несколько сухо и может чуть устало, ответил Лютер.
– Вот и мне надоело. Вечно какие-то планы! Махинации! Интриги! Один тебе, другой мне! Возишься как гужевая лошадь, сутками . . . сотен . . .тысяч . . .лет . . . а тебе охапку сена – выговорившись, закончил Иерихон.
– Ну надо-же! Нас всё-таки прорвало. Дааааа . . . видно, не мне одному осточертело – провторил Лютер
Иерихон чуть склонил голову к собеседнику:
– И опять мы о работе.
– И то верно. Так ты давно у отца был?
– Давненько. Ноооо . . . я хоть иногда заглядываю. . .
– Ну да. Меня-то он не пускает . . . – в голосе Лютера как будто проскочила злость, не тяжёлая и порывистая, не глухая и затаённая, а возможно чуть горькая, как давно забытое чувство старой обиды, обиды, которую уже толком и не помнишь, но всё-же изредка, в минуты раздумий, вспоминаешь.
– Тебя то он как раз и пускает. Я думаю, обрадуется даже. Уверен . . .по крайней мере . . . думаю . . . что обрадуется. Знаешь ты заскочил бы . . .
Лютер поймал паузу Иерихона, но не стал сразу её отпускать, а протянул немного на языке и ровно сказал:
– Да не могу я. Он начнёт опять учить. Наставлять. – и уже живее – Давай! Вместе со всеми! Ты ведь можешь! Я то могу! Может не хочу! А может и хочу . . . Я не знаю.
Лютер кажется ушел куда-то в себя.
– Вечно ты о своём «я». Оно у тебя на первом месте.
– А, что в этом плохого?
– Да ничего. У многих оно на первом месте. Посмотри на улицу – Иерихон указал к выходу – Там все такие. Мотивация. Лидерство. Личные качества. Будь лучшим. Будь успешным. Будь первым. Подай голос. А в итоге . . .
Лицо Лютера изменилось в гримасе какого-то беззвучного и равнодушного смеха.
– В итоге, а что в итоге?
– В итоге задолбало. Пришли к тому, с чего начали.
– Эх. Жизнь. Жестокая ты сука. – закончил Лютер.
– Не выражайся. Будь добр.
– Прости. Конечно, это лишнее.
Свеча на алтаре, тем временем сгорела наполовину. Всё те, кто не участвовал в диалоге двух старых друзей, не решались его прервать.
– Даааа . . . кстати! . . . – радостно протянул Иерихон, порылся где, то в глубинах одежд и извлёк небольшой горшочек.
– Вот! Держи!
– Мёд!!! – прокричал Лютер – Знаешь, что мне надо!
