Сергей Ситарис
Записки трейдера. Мальдивы
"Мужчина до тех пор гоняется за женщиной, пока она его не поймает".
День 1. Дорога на остров. Первые впечатления
Дорога на остров.
На Мале вылетели 5 декабря прямым рейсом аэрофлота из Шереметьево поздно вечером.
До этого почти шесть часов добирались до Москвы. Днём я заехал за Наташей на такси. Она жила недалеко от центра города в собственной однокомнатной квартире, которую ей помогли купить родители.
Я забросил её чемодан в багажник, и мы двинули на автовокзал, где почти сразу сели на проходящий междугородный автобус.
В аэропорту Минеральных Вод только успели попить кофейку в кафе, как объявили начало регистрации. Мы предъявили паспорта агенту – рыжей, конопатой, из тех, которые могут убить лопатой и при этом очень симпатичной и приветливой девушке с глазами цвета синего неба, в которое она нам оформляла пропуск. Получили посадочные талоны и сдали в багаж свои тощие чемоданы, заполненные снаряжением для снорклинга, аптечками, да минимумом тряпок, так как на Мальдивах вечерние платья и смокинги ни к чему. Как и обувь. Там царит расслабленная атмосфера – все ходят босиком. Неофициальный девиз Мальдив: «no shoes, no news» («без обуви, без забот»).
Досмотр прошли быстро и без проблем, поскольку из вещей у нас остались лишь небольшая сумочка у Наташи, да рюкзак с видеокамерой, ноутбуком и всякими полезными аксессуарами у меня, а из оружия – только Наташина красота.
Полчаса ожидания посадки в самолёт я провёл за ноутбуком, подключившись к интернету и пробежавшись по котировкам интересующих меня активов. Я не сторонник активной торговли на отдыхе и, за редким исключением, никогда этого не делаю. И потому что для этого нужен не ноутбук, а хорошо оборудованное рабочее место, и потому что неудачный трейд может надолго испортить настроение, а я не для того лечу за тридевять земель, чтобы испытывать негативные эмоции, переживать и дёргаться. Самое большее – это могу купить что-нибудь вдолгосрок, если увижу подходящую цену, или закрыть какую-нибудь прибыльную позицию, если она хорошо спекулятивно выстрелила и график кричит, что надо взять прибыль.
Рынки называют бычьими и медвежьими, по ассоциации с тем, что бык рогами подкидывает свою жертву вверх, а медведь бьёт лапой сверху вниз.
У меня своё толкование медвежьего рынка: во время паники на бирже, котировки падают также стремительно, как опорожняется кишечник у перепуганного медведя. Именно поэтому, по-моему, такой рынок и называют медвежьим. В такие моменты многие участники торгов обнаруживают у себя признаки "медвежьей" болезни, поэтому на отдыхе, чтобы не обосраться, я предпочитаю быть вне рисковых позиций.
Во время недолгого двухчасового перелёта, Наташа читала какую-то книгу на своём смартфоне. Из опыта нашего предыдущего общения, я знал, что литература – это её самое большое увлечение. Я подозревал, что она потому и в девках засиделась, что всё свободное время за книжками провела, проживая чужие жизни вместо того, чтобы жить свою. Сопереживая сильным эмоциям и чувственным наслаждениям книжных героев и при этом не наблюдая ничего подобного в своей собственной, скучной и однообразной личной жизни. Я уж молчу о полной интересных встреч и ярких событий работе бухгалтера.
В своих литературных пристрастиях она была довольно консервативна. Предпочитала классику, русскую и зарубежную, любила хорошую поэзию. К новомодным жанрам типа фэнтези или мистики была равнодушна.
Я листал журнал, который достал из кармана на спинке впереди стоящего кресла и изредка поглядывал на неё, размышляя о секрете женской привлекательности. Бывают лица с правильными классическими чертами, когда общая картина складывается из совокупности безупречных отдельных составляющих: правильный овал лица, прямой, ровный, пропорциональных размеров нос, большие выразительные глаза, не близко и не слишком широко посаженные, аккуратные уши, не торчащие и не слишком плотно прижатые к черепу, рисунок бровей, размер и линия рта, полнота губ и так далее. Но бывает и так, что, отдельно взятые черты лица, вовсе не соответствуют эталонам гармонии и красоты, однако общая картина, сложенная из этих, далёких от идеала пазлов, нисколько не проигрывает первому случаю. Возьмём, для примера, двух ярких представительниц нашей эстрады 70-80-х годов, Валентину Толкунову, с крупными, правильными чертами лица, как в первом случае и, Людмилу Сенчину, относящуюся ко второму типу, но обладающую ничуть не меньшей женской притягательностью.
К этому же типу относилась и Наташа. Широковатые скулы, чуть вздёрнутый "уточкой" нос, который из всех разновидностей носов лично я считаю наименее привлекательным, узкий подбородок с едва заметной ямочкой посередине, невысокий лоб, с низко растущими густыми русыми волосами, разделёнными пробором посередине и свободно льющимися на плечи. Казалось бы, не самый лучший набор комплектующих. Но взгляд серых, миндалевидного разреза глаз, опушённых сверху и снизу густыми ресницами, обладал удивительной манкостью. Она просто смотрела, а её жертва-мужчина начинал испытывать непонятное волнение, как от действия эктогормонов, разновидности феромонов, распространяющихся вовне и влияющих на поведение другого существа. Трудно сказать, что делало её взгляд таким выразительным: взмах ресниц, изгиб тонких бровей, классический разрез глаз, подчёркивающий красоту радужной оболочки или внутренний свет, льющийся из их глубины. А может быть всё это вместе. Хорош был и небольшой красивый рот с припухшими, будто от поцелуев, губами, когда нижняя только чуть полнее верхней, открывающими в улыбке жемчужную полоску некрупных, плотно посаженных зубов.
Москва встретила нас настоящей зимой, за бортом какая-то серая муть, минус 12, небо стылое, низкое, всех оттенков свинцового цвета, по лётному полю ветер носит снежную крошку, а у нас, на юге, на Ставрополье, ещё сравнительно тепло, снег выпадал один разок в конце ноября, да и то сам испугался своей смелости и за день стаял.
Самолёт вырулил на стоянку, прекратил движение и остановил двигатели.
В салоне началась привычная суета: плевать хотел народ на призывы бортпроводников оставаться на своих местах до подачи трапа, все стали вставать с мест, одеваться, доставать с полок ручную кладь, мешая друг другу и толкаясь в проходе.
За окном иллюминатора, ёжась на ветру, привычно замельтешил обслуживающий персонал, встречающий воздушное судно и выполняющий его осмотр и обслуживание. К самолёту начала сползаться спецтехника, тележки для выгрузки багажа, а вскоре подали и трап.
Мы специально выбрали рейс из Минеральных Вод с прибытием в Шереметьево, откуда был наш вылет на Мале, чтобы не (терять времени) тратить время на переезд между аэропортами.
Пока всё шло чётко по намеченному плану, без осечек и задержек.
Наташа всю дорогу демонстрировала некоторую отстранённость, была серьёзна, задумчива и временами даже напоминала мне несчастную жертву нацизма, угоняемую на принудительные работы в Германию. Иногда я ловил на себе её изучающий взгляд, будто она старалась припомнить, кто я такой и откуда она меня знает, но как только я пытался встретиться с ней глазами, она лёгким наклоном или поворотом головы умело прятала свои за распущенными русыми волосами.
Всё это время я был отличником по поведению и образцом галантности и такта. Как акула-молот улавливает малейшие электромагнитные возмущения, в поисках спрятавшейся на дне океана добычи, так я угадывал каждое её желание и был всегда рядом и наготове. Она только поворачивала голову, а я уже знал, куда она посмотрит, она только поднимала ногу, а я уже знал, куда она её поставит, она только открывала рот, а я уже знал, что она сейчас что-то скажет. Если бы в эти минуты меня увидел Реджинальд Дживс, то сильно застеснялся бы своей неотёсанности.
Я чувствовал, что Наташа немного напряжена и опасался, что она может в любой момент вспыхнуть, ткнуть в меня, чем-нибудь по своей укоренившейся привычке и развернуть оглобли. Поэтому был предельно осторожен и старался больше помалкивать, как говорится «думал дважды, прежде чем ничего не сказать», поскольку любое изречение, при желании можно истолковать двояко и совсем не в том свете, что ты себе представлял.
Я давно понял, что люди, получая одну и ту же информацию, воспринимают её иногда диаметрально противоположным образом. Мы судим о других по себе, но зачастую они бывают «другое дерево» и от этого возникают недопонимания и конфликты.
Лишь перед самым вылетом из Шереметьево, Наташа прониклась атмосферой, царящей в зале ожидания и оттаяла, с интересом разглядывая отдельных индивидуумов, которые уже успели переодеться и щеголяли в одежде, предназначенной для тропиков: шортах, бриджах, ярких футболках. Они уже явно настроились на отдых и сбросили с себя вместе с зимней одеждой тяжкий груз забот и проблем, предпочитая лететь налегке в прямом и переносном смысле. Эти несколько часов до вылета всегда особые. Нас, как детей, охватывает приятное возбуждение от скорой встречи с неведомым. Шагнув в самолёт промозглой зимой всего лищь через несколько часов мы выйдем в сказочное лето. Физически мы ещё здесь, но мысленно уже в астрале: наше тонкое тело нежится под ласковыми солнечными лучами и шлёпает босыми ногами по белоснежному коралловому песку в прибрежной полосе прибоя. Предвкушение такого желанного и так долго ожидаемого отдыха зачастую приятнее его самого. Ведь в своих мечтах о приключениях мы настроены исключительно на позитив и рисуем в своём воображении картины только в ярких и светлых тонах. Реальность же может оказаться мрачнее: мы можем столкнуться с плохим сервисом или не плохим, а просто чуть хуже, чем себе навоображали, стать жертвой мошенников или заболеть. Хорошо ещё, если благородной экзотической болезнью и ненадолго, но можно ведь и пасть жертвой кишечной инфекции, просидев пол-отпуска на унитазе.
Похожий психологический момент хорошо известен и в биржевой торговле, когда весь позитив отыгрывается заранее: рост котировок на ожидании какого-либо события и фиксация прибыли по факту его наступления.
– Смотри! – толкнула меня Наташа. – Кудрявый из «Стэндапа».
Я посмотрел в сторону, куда она показывала и увидел, неподалёку от нас, тощего молодого парня с узким смуглым лицом, носом с небольшой горбинкой, печальными еврейскими глазами и головой, напоминающей цветущий одуванчик, в ту пору, когда он уже превратился в белоснежный шар. Только его торчащие во все стороны кудрявые волосы были не белого, а смоляного цвета. Он сидел сразу в двух местах: в кресле, рядом со своей подругой и в смартфоне, лениво с ней переговариваясь и, одновременно, просматривая что-то в гаджете.
– Он классный, – тихо сказала Наташа, не отрывая глаз от пары. – Мне нравится его юмор. Он тонкий, без мата и пошлости. Я все его выступления видела на ТНТ.
Ещё минут пять, Наташа, как медсестра-садист, ставила мне уколы ревности в мои самые болезненные и уязвимые части тела, нахваливая при мне совершенно постороннего мужчину, в то время, как я сидел рядом и не только не умер, но каждой из своих 30 триллионов клеток молодого организма жаждал её любви и внимания Мне уже давно хотелось пнуть этого шутника, но настроение моей спутницы явно начало улучшаться, впервые с начала нашего путешествия она сломила, наконец, «печать молчанья на устах своих» и разговорилась. Я старательно поддерживал общение на интересующую её тему, лицемерно вставляя, в образующиеся паузы её монолога, свои перлы: «О, да!», «Он крут!», «Второго такого нет!».
Я не фанат «Стэндапа», специально никогда эту передачу не смотрел, но мельком видел как-то пару выступлений её кумира, которые запомнились только из-за его броской внешности. Имя его я узнал только сейчас, со слов Наташи.
– Я думаю, он обладает аффилативным типом юмора, – выдал я, когда Наташа умолкла. – Тебе не кажется?
– Каким? – Наташа даже перестала уже пялиться на Кудрявого и повернулась ко мне. Хотя бы на минутку мне удалось сбить её прицел. – Я не поняла. Фиктивным?
– Аффилативным, – поправил я. – Пожалуй, это самый лучший тип юмора, с английского переводится, как «партнёрский».
– И что это значит?
– Ну, такой юмор создает атмосферу товарищества, – пояснил я. – Присутствующие словно приобщаются к диалогу. Этот стиль ещё называют связывающим, а использующие его люди воспринимаются как тёплые, добрые, "свои в доску". Они хорошо снимают напряжение в неудобных ситуациях и способны посмеяться над своими ошибками.
– Откуда ты всё это знаешь? – спросила она. – Про виды юмора? Я, например, из его разновидностей знаю только чёрный и детский.
– Просто ещё в школе мне пришлось столкнуться с агрессивным стилем юмора. Тогда я и заинтересовался этой темой. До этого я думал, что юмор бывает только добрый.
– Расскажи, – попросила Наташа.
– Хорошо, – я был рад, что завладел её вниманием, да и делать было всё равно нечего. – Я уже рассказывал тебе раньше, что вырос в семье военного, а сама специфика воинской службы включает в себя мощную мотивацию к частой перемене мест. Каждое новое назначение для военного – это ступенька к более высокому уровню жизни: должность с повышением в звании или с его перспективой, лучшие условия службы, географическое место проживания, жилищные условия, зарплата… Мы часто переезжали с места на место и, кстати, может быть оттуда, из детства, у меня страсть к путешествиям. Я поменял семь школ, пока получил среднее образование. Из них были даже две экзотических – туркменская и деревенская. В них я учился совсем по чуть-чуть, только последний месяц четвёртой четверти. В обоих случаях отпуск у отца выпал на конец весны и первый раз мы поехали к его родственникам в Туркмению, а второй к бабушке по маминой линии в Краснодарский край, в довольно отдалённую станицу Чепегинскую. Первая поездка мне запомнилась дикой жарой. Особенно, если учесть, что отец служил в то время в Магадане, где в конце мая в тени домов и местах, куда мало проникает солнце, ещё встречаются островки подтаявшего грязного снега, а в начале сентября на верхушках сопок он уже не тает и белые его шапки хорошо видны из любой части города. В Туркмении же свежеуложенный асфальт во дворе дома нашей родни днём из-за жары застывал очень медленно, чем и пользовались местные пацаны, увековечивая на нём, после ухода рабочих, сомнительной культурной ценности надписи и отпечатки своих следов. Большую часть дня, пытаясь остудиться, мы проводили у арыка, купаясь в неимоверно грязной, цвета глины, воде и валяясь на раскалённом, изрытом повсюду коническими воронками-ловушками муравьиного льва, песке.
Моя тётка жила в обычной стандартной пятиэтажке, единственной местной особенностью которой было наличие больших открытых балконов, площадью квадратов на восемь, с выходом на них из кухни.
Их квартира была на первом этаже, балкон утопал в зарослях винограда и вечером, когда чуть спадала жара, здесь, на свежем воздухе, за столом, любила собираться вся большая семья. Традиционным праздничным блюдом были манты – тётка их готовила по какому-то своему секретному рецепту. Большой электрический самовар с чаем и экзотическое, для нас северян, варенье из лепестков роз вообще никогда со стола не убирались, потому что из-за духоты всё время хотелось пить.
Спальных мест не хватало и нам, детям, стелили на полу. Кондиционеров тогда не было, дышать было нечем из-за страшной духоты я плохо спал, ползая ночью во сне в поисках прохлады и, просыпаясь поутру на голом полу в самых неожиданных местах – то под столом, то посреди комнаты. Почки даже моего молодого организма не справлялись с объёмами потребляемой жидкости, за ночь лицо отекало и утром, заплывшими узкими глазами, я становился похож на местного бая, а к вечеру опять на европейца.
Школа запомнилась обилием солнца в классах и пёстрым многонациональным составом – кто только там не учился: русские, евреи, туркмены, татары, азербайджанцы… Бросилось в глаза отсутствие очкариков в классе, где я доучивался, в то время как в пасмурном Магадане, видимо из-за хронического дефицита витаминов и освещённости, их было процентов тридцать. То, что я был из Магадана, известного своей славой бандитского города, заставило местных пацанов относиться ко мне с уважением. Правда, Коля Кайсаров, симпатичный паренёк из нашего класса, рассказал, когда мы стояли с ним и ещё двумя пацанами на перемене, что они тоже не лыком шиты и недавно у них в городе прирезали троих, а двое ушли дворами.
Шоком для меня стала новость о том, что мне предстоит сдавать экзамен по туркменскому языку. В то время он был обязателен, начиная с седьмого или восьмого класса. Слава богу, а точнее, слава аллаху, поскольку тогда я находился в среднеазиатской республике, на подведомственной ему территории, руководство школы не стало издеваться надо мной и зачло мне экзамен даже без моей явки. Похоже всё же не зря, потому что много лет прошло с той поры, а я до сих пор могу выдать пару фраз на туркменском языке и помню с десяток-другой слов.
Станичная же школа отличалась уровнем бытового сервиса, а точнее – полным отсутствием каких бы то ни было удобств и качеством преподавания, явно не заточенным на поступление в Гарвард. Умывались и мыли руки мы на улице, где к доскам под навесом был прибит целый ряд алюминиевых рукомойников, а на занятиях по алгебре измеряли и затем вычисляли площадь футбольного поля. На географии я получил «отлично» за то, что показал на карте маршрут своего путешествия. Расстояние от Магадана до Москвы, затем Краснодар и ещё почти 100 километров до нашей станицы повергло пожилую учительницу в благоговейный трепет, будто я прилетел не с Крайнего Севера, а из самой отдалённой галактики, которую только смог увидеть космический телескоп Хаббл.
За партой я сидел с Колей Голубицким, шустрым, дочерна загоревшим, черноглазым пареньком, сильно смахивающим на гречонка. Он и минуты не мог усидеть спокойно, всё время ёрзал, крутился и живо интересовался всем происходящим в классе, кроме уроков. Постоянно делал ошибки по математике и русскому языку, но ничуть не переживал по этому поводу. Когда я указывал ему на них и предлагал исправить, то всегда получал один и тот же ответ:
– Учителя не заметят.
Он считал, что исправления только привлекут больше внимания к себе и снизят оценку за неряшливость.
Его, устремлённый на меня, чистый и наивный, как у котёнка, взгляд выражал искреннее непонимание, как может учитель заметить каких-то 10-20 ошибок на полностью исписанной тетрадной странице.
С таким же явлением, только наоборот, мы часто сталкиваемся в биржевой торговле. Начинающий инвестор искренне верит, что он заметил недооценённую акцию или облигацию, а представители инвестиционных компаний, вооружённые самыми современными программно-аппаратными средствами анализа, имеющие доступ к платным дорогостоящим информационным ресурсам и целый штат аналитиков, просмотрели.
Коля Голубицкий считал себя умнее учителей, а некоторые инвесторы считают себя умнее рынка. На самом деле рынок учитывает всё и если цена кажется низкой, то для этого есть все основания.
Большую часть занятий учеников использовали как бесплатную рабочую силу в местном колхозе, весной занимая, в основном, на прополке. Я от этой работы сразу закосил, сославшись на отсутствие навыков сельского труда и слабое здоровье. Пригрозил, что оттяпаю кому-нибудь пальцы на ногах или упаду в обморок от солнечного удара. Меня оставили в покое, и я валялся с книжкой под яблоней у бабушки в саду, катался на лошадях или ловил с пацанами раков в местном пруду.
– Интересное у тебя было детство, – вставила Наташа. – А я, с первого по десятый класс училась только в одной школе и, кроме пионерлагеря на Чёрном море после седьмого класса, нигде больше и не была. Но ты начинал про юмор…
– Да, – продолжил я. – Так вот, из-за частых переездов я почти постоянно был новичок в классе и приходил в уже сложившийся коллектив. Свежим взглядом мог наблюдать и сравнивать, как складываются отношения между детьми в разных классах.
Примерно за год до нашего отъезда на юг, отец получил новую квартиру в Магадане, на другом конце города и мне пришлось поменять школу. Там я обратил внимание на одного типа, Витю Губарева, который был в классе безусловным лидером. Но авторитет его держался не на силе, не на знаниях, не на уважении или умении коммуницировать, а на остром и злом языке. Юмор этого щуплого, едва ли не самого мелкого в классе, сморчка был злым и едким, как серная кислота. С ним предпочитали не связываться самые отъявленные хулиганы и здоровяки, хотя они могли вышибить ему мозги одним щелбаном.
Доставалось от него даже учителям.
Особенно невзлюбил он молодую, лет тридцати пяти учительницу физики, довольно крупного телосложения, симпатичную блондинку. Как-то, отвлекшись от темы урока, в разговоре на житейские темы, она имела неосторожность высказаться по поводу того, что ей нравятся высокие мужчины.
– Стропилой тоже плохо быть, – тут же откомментировал Губарев, демонстративно измерив взглядом рослую учительницу с головы до ног.
– Ну почему? – возразила учительница. – Для парня разве плохо? Далеко видно и женщина чувствует себя рядом с ним более защищённой. А если это намёк на меня, то я не обижаюсь…
– Шансов выжить меньше, – аргументировал Губарев. – Вот вы, например, сколько весите?
– Не знаю точно, – смутилась учительница. – Где-то около 75.
– Ну это ещё ладно. – продолжил, издеваясь, Губарев. – А представьте себе, что хлопнется в обморок какая-нибудь лошадь килограмм на 76. Такую до скорой дотащить не каждый здоровый мужик сможет. А меня даже слабая женщина с поля боя вынесет и спасёт.
В другой раз, когда учительница писала на доске формулы, он выдал громко, на весь класс:
– Ну ты и разожралась! Не видно же за тобой ничего…
А когда растерянная учительница, с мелом в руках, обернулась, ткнул в спину впереди сидящую полненькую девочку и добавил:
– Сивцова! Отклонись!
Любой, на кого он обращал своё внимание, мог за несколько минут стать посмешищем для всего класса.
Как новичок, я, естественно, не мог не попасть в поле его зрения. Я уже привык, что всегда, без исключения, на каждом новом месте меня "пробуют на зуб" и "проверяют на вшивость". Проявляется это всегда по-разному, но кто-то пробует словом или физическим действием, а остальные внимательно наблюдают. От этого в дальнейшем и будет зависеть твоё положение в классе и тут главное не оказаться в самом низу иерархии, говоря блатным языком, у параши.
Я изначально уступал ему в скорости мыслительной реакции и быстро отбить его атаку остроумным выпадом не мог. Позже я, конечно, всегда находил достойный ответ, размышляя об этом по пути из школы домой, или, бесконечно проигрывая ситуацию в постели перед сном, да только поезд, как говорится, уже ушёл.
Я понимал, что надо срочно что-то делать и медлить нельзя. Но что? В древнем Китае говорили, что легче отрубить голову, чем заткнуть рот. И тогда я решил: если он пользуется своим преимуществом мне во зло, то я имею полное право воспользоваться своим. До переезда я несколько лет прожил в довольно неблагополучном районе Магадана со всем вытекающим отсюда опытом и повидал достаточно "отморозков" в предыдущей школе. Там на перемене тебя, пробегая мимо, мог специально "задрать" какой-нибудь малец, на две головы и двумя классами ниже. Естественно, получал затрещину, а после уроков получал уже ты и с лихвой. На выходе из школы тебя ждала пара-тройка ПТУ-шников или вообще взрослых парней, наглых, безмозглых и, в силу этого, абсолютно лишённых, в своей жестокости, тормозов.
Поэтому, расспросив кое-кого из одноклассников, я сначала убедился, что за Губаревым никто не стоит и "вписываться" за него никто не станет. В крайнем случае, у меня оставались кое-какие "мутные" приблатнённые знакомые по старому двору, к которым я мог обратиться за помощью.
Я решил воспользовался своим преимуществом в росте, весе и спортивных навыках (ходил на секцию вольной борьбы). Как только поганец цеплял меня словом, незамедлительно следовала физическая реакция. Когда подопытной крысе хотят запретить какое-то действие, её бьют током. Если Губарев, или, как я его прозвал, Хорёк, отпускал издевательские комментарии во время моего ответа на уроке, то сразу по его окончанию, на перемене, "совершенно случайно" спотыкался об мою ногу и растягивался на полу во весь рост. Над такими моими "шутками" одноклассники смеялись не менее охотно, чем над его, потому что мало кому он не насолил. Кстати, он оказался очень легко обучаемым и сообразительным и, как и лабораторная крыса, быстро сделал правильные выводы.
Та ситуация впервые заставила меня задуматься о том, что юмор бывает разный, а люди больше физической боли боятся быть публично осмеянными.
– Да, наверно ты прав, – согласилась Наташа. – С чем-то подобным я тоже сталкивалась…
– Суть такого юмора в том, чтобы манипулировать людьми и причинять им моральную боль, -добавил я. – А в случае получения отпора или проявления ответной агрессии, всегда есть фраза: «Ну ты же знаешь, что я шучу…». – Кстати, один из ведущих шоу на нашем телевидении, исповедует подобный стиль юмора.
– Кажется, я поняла о ком ты, – сказала Наташа и, помолчав, добавила. – Сдаётся мне, что гостям в его шоу не столько нравятся его шутки, сколько они боятся попасть ему на язычок и от этого всячески демонстрируют свою лояльность.
В этот момент я увидел, что Кудрявый встал и, не торопясь, куда-то направился по длинному коридору.
– Пойду, прогуляюсь, – сказал я своей спутнице и пошёл за ним, на некотором отдалении, стараясь не потерять его в толпе.
Я не люблю бросать слов на ветер, но ветра в здании аэропорта не было, поэтому, когда расстояние между нами сократилось, выбрал пару наиболее подходящих и запустил ему вслед, пока он не успел повернуть за стойку справочного бюро:
– Дима! Кабанов! – Они полетели по воздуху со скоростью звука и ударили его в затылок так, что он вздрогнул и обернулся:
– Вы меня? – осторожно осведомился он, наткнувшись на мой распахнутый в улыбке ему навстречу взгляд. – Мы знакомы?
– Пока наполовину. Я вас знаю, а вы меня нет. – Я подошёл ближе. – Но это поправимо. Меня Егор зовут.
Я протянул руку для знакомства и, заперев его в углу между стенкой справки и колонной, встал так, чтобы меня непросто было обойти.
Спустя несколько минут дружеского общения, во время которого Кудрявый предпринял несколько безуспешных попыток спастись от меня бегством, я подвёл его к Наташе, как стреноженного коня. Только конское фырканье означает у этих благородных животных проявление удивления или положительных эмоций, а фырканье и брюзжание Кудрявого выражало с трудом сдерживаемое недовольство. Лишь его врождённая интеллигентность и моё преимущество в весе не позволяли ему послать меня по адресу, который не дом, и не улица, и даже не Советский Союз. Перед этим были мои слова про общественную миссию таких великих артистов, как он, про чистое и светлое существо, его фанатку, которая грустит сейчас неподалёку и которую нужно срочно спасать и его слова про то, как он скорее уже хочет попасть на необитаемый остров и как все его задолбали. Отдельно я добавил, что потратить на мою девушку пять минут, ему будет стоить гораздо меньше жизненных сил и энергии, чем общаться со мной до самого вылета.
– Вот, познакомься, Наташа, – это Дмитрий! – появившись из-за спины, мы предстали перед обалдевшей от неожиданности Натальей. – Представляешь, поймал меня у туалета и просто грудью перекрыл дорогу к кабинкам:
– Это с вами, спрашивает, летит бухгалтер второй категории Наталья Орлова? Не отстану, говорит и не пущу в туалет, пока не познакомите. Пришлось уступить…
Как пешку с Е2 на Е4, я чуть подвинул, криво улыбающегося Диму, вперёд, поближе к Наташе.
Она вскочила с места и, взволнованная, нерешительно протянула ему руку. На щеках её вспыхнул румянец, в глубине глаз будто включили подсветку и они засияли влажным светом, как отражённые в ночном пруду звёзды. Я невольно залюбовался ею и мне стало немного обидно, что эти огни святого Эльма зажглись не для меня. Зато Кудрявый заметно расслабился и, на мой взгляд, слишком долго не выпускал руку Наташи из своих шаловливых ручонок. Похоже, он уже не помнил, что спешит на необитаемый остров и мечтает о том, чтобы все от него отстали. Было заметно, что Наташино общество его угнетает значительно меньше, чем моё. Он даже забыл на время про свою подругу, которая стала уже оглядываться на нас.
– Вы после Мале куда? – поинтересовалась Наташа после короткого общения на тему его последнего выступления в славном городе Перми, которое она видела в интернете. – На какой остров?
– Не дай бог, – успел подумать я. – Не хватало ещё нам оказаться на одном острове. Я тактично стоял чуть в сторонке и не мешал их разговору.
Но на моё счастье на Мальдивах полно островов и Кудрявый с подругой направлялись на один из самых дорогих – «Хуравалхи». Видимо, шуточки его оплачиваются неплохо. Одной из особенностей этого люксового острова был ресторан, построенный под водой, где во время трапезы можно через прозрачные стеклянные стены наблюдать жизнь обитателей подводного мира.
– А мы на «Нику» дальше. Гидросамолётом.
– Жаль, – сказал Дима.– Могли бы продолжить общение.
– Дима, если бы вы знали, как нам жаль, – вмешался я. – Но вам, наверное, пора. Вас уже подруга заждалась.
– Будет желание, можно обменяться впечатлениями. Смотрите наши фотки в инстаграм. – Дима вручил Наташе визитку со своими контактами и отчалил.
– Это ты для меня сделал. Я знаю, – сказала Наташа, когда мы остались одни и посмотрела на меня особым женским взглядом, который любого мужчину превращает в покорного её воле идиота. – Спасибо.
Я сидел в кресле рядом с ней и она, в знак благодарности, легко коснулась рукой моего предплечья.
Я почувствовал такой прилив сил, что легко мог сейчас познакомить её не только с Кудрявым, но и с самим Дональдом Трампом. И никуда бы старик от меня не делся.
Когда самолёт оторвался от родной земли и взял курс на Мале, я перестал волноваться, что Наташа сойдёт с дистанции и стал вести себя более естественно. Нас ждал продолжительный, более восьми часов, прямой беспосадочный перелёт, затем пересадка на гидросамолёт и ещё примерно 30 минут полёта до нашего сказочного острова. 10 дней в раю в приватной обстановке с девушкой, от которой ты без ума и с которой ещё толком не целовался, что может быть более интригующим и волнующим кровь?
Знал бы я, что ждёт меня впереди…
