Сергей Skolorussov
Кукушка на суку. Акт первый
– Ничего не понимаю! – Жанна с размаху плюхнулась на своё место.
– А я сразу всё понял, – мужик вытянул через проход свою голову. – У меня фотографическая память. Увижу человека и никогда не забуду. Сел на своё место. Включился телевизор. Смотрю идёт проморолик нового фильма. А лицо на кадрах неизвестное, но до боли знакомое. Думаю, как так, что такое? А потом повернулся и сразу всё понял. Вот же главный герой фильма! Вот он, Фёдор Лемешев. Сидит спокойно в двух шагах от меня. Как будто только что с экрана сошёл.
Почитатель моего таланта даже засмеялся во весь голос от удовольствия и возбуждения. Заметив внимание соседей, он закрутил головой, обращаясь к ним, развёл руками и громко констатировал:
– Артист. Большой артист. Помяните моё слово. Я в этом прекрасно разбираюсь. С детства в драмкружке участвовал и по театрам мать всегда таскала.
Минут пять я и Жанна сидели молча, не глядя друг на друга. Я уже сильно пожалел, что стал изображать из себя слепого вместо того, чтобы попытаться завести обычный лёгкий непринуждённый разговор двух попутчиков. Простой и душевный. Паниковский, твою мать! Профессиональный слепой! Надо же было додуматься до такого. Несёт тебя, Федя! Через край несёт! Встретил наконец в своей жизни человека, девушку, хорошую девушку, а не какую-то там прожженную этуаль, от вида которых уже просто тошнит, но по нормальному знакомиться не умеешь. Совсем не умеешь. Сиди теперь, обтирайся.
– Жанна…, – я всё же решился поискать пути к примирению.
Но она оборвала:
– Так, значит, вы артист. Слепой артист. И часто вы на такой крючок девушек цепляете? Или у вас и другие закидоны есть? Не стыдно? Не стыдно убогим прикидываться?
– Это всего лишь шутка.
– Шутка? Знаю я чем такие шутки заканчиваются. Для вас другой человек ничто! Очередная пассия в постели? Вы когда-нибудь думаете о других? Что они чувствуют, задумываетесь? Или вы считаете, что все перед вами сразу должны стелиться и ножки раздвигать? Звёзды!!! Мелкие, невзрачные, бездарные. Но апломб, как…
Она не договорила, а просто дёрнула брезгливо плечами и снова уткнулась в смартфон.
Мы долго сидели молча. Затем я предпринял несколько бесплодных попыток вновь отыскать точку соприкосновения для возобновления знакомства. Без результата. Все пули попали в «молоко». Пришлось зайти чуть с другой стороны:
– Жанна, если я раскрою свои истинные намерения, из-за которых начал разговор, вы меня простите?
Она отвлеклась от смартфона в поисках вариантов моих «истинных намерений». Не найдя достойного, буркнула:
– И что это за «намерения»?
– Дело в том, что в настоящий момент я еду на торжественную премьеру фильма. Она состоится послезавтра в театре «Россия», на Тверской. Организаторы буквально вчера поздним вечером предупредили меня, что на торжество я должен явиться не один, а с особью женского пола. Якобы, это необходимо для совместного парного дефиле по ковровой дорожке мимо толпы зрителей и репортёров.
Я, естественно, врал. Никто меня ни о чём не предупреждал. Да и ковровую дорожку стелют только на кинофестивалях. Её ответ несколько обескуражил:
– Но я всего лишь метр шестьдесят ростом.
Я мысленно выдохнул: клюнула!
– Это не беда. Золушка была гораздо ниже. Но она была первой красавицей на балу во дворце короля. Да и хрустальные туфельки на высоком каблуке смогут сотворить чудо.
– У меня нет таких туфель. И платья нет.
– Я всё куплю.
– Ну уж нет.
– Но почему? Это же ты делаешь мне одолжение, – я сделал ударение на «ты». – Поэтому я готов взять на себя все затраты.
– Нет, нет и нет. Я не такая. Ты плохо про меня думаешь.
– Я хорошо про тебя думаю. Я же не в кровать тебя зазываю, а на массовое мероприятие. Не изнасилую же я тебя прямо на премьере.
– Нет. Ни за что.
– Ты сама уедешь на такси, когда захочешь, без меня. Что тут такого – сходить на премьеру фильма? Почему ты такая закомплексованная? Обещаю – я буду себя вести, как истинный джентльмен.
– Нет. Я говорю: нет.
– Через много лет ты будешь вспоминать: ох, когда-то в молодости, я была в этом театре на премьере. Там были Никита Михалков, Алексей Миронов, Екатерина Боярская… Но я была самой красивой, – этот текст я произнёс голосом трухлявой бабушки. – Разве это плохо?
– Не соблазняй меня. Ты просто дьявол. Ну…, хорошо.
– Ты согласна?
– О, уже на «ты»? – она только сейчас заметила это. – Быстро.
– Вы согласны?
– Хм, я подумаю.
– Думай.
Она помолчала, затем оживилась, развернулась ко мне и выдала:
– А ведь ты меня сейчас соблазняешь.
– Чего? – неопределённо возмутился я.
– Ты меня шмотками соблазняешь.
– Нет.
– Да.
– Нет, ты не права.
– Права.
– Да, не соблазняю я тебя!
– Врёшь. Опять врёшь!
– Я просто прошу о помощи.
– Ага, так я и поверила.
– Но вот поставь себя на моё место.
– И что?
– У меня премьера. Я исполнитель главной роли. Так?
– Допустим.
– Мне по статусу положено прийти с симпатичной девушкой.
– Прям: «положено».
– Да! Организаторы настоятельно просили. У них, скажем так, дресс-код такой. Даже приглашения выдают только для пар.
– Чего же ты со своей девушкой не поехал?
– А вот нет у меня её. Нет девушки.
– Так я и поверила. Ещё скажи, что ты девственник.
– Не скажу. Была девушка. Была, да сплыла. Поэтому я и прошу тебя о помощи. Это же не трудно, в конце концов!
– Почему – я?
– До премьеры осталось три дня. В Москве я никого не знаю. Так получилась, что я и Москву толком не знаю.
– И что?
– А то! Вот что мне делать? Бегать по улице и приставать к случайным прохожим? – я изобразил тупую физиономию и невразумительно басовито заныл: – Девушка, милая, помогите мне! Мне не с кем пойти на премьеру в театр «Россия». Как думаешь, многие согласятся?
– Но я в той же ситуации. Час назад ты и не подозревал о моём существовании.
Я откинулся в кресле и с серьёзным видом подвёл итог:
– Ты другое дело. У тебя есть явное преимущество.
– Какое это?
– Ты знаешь, кто я такой. А девушки на улице не знают. Это же мой дебют. Кроме съёмочной бригады о том, что есть такой актёр Фёдор Лемешев в курсе только два потенциальных зрителя – ты, и вот этот мужчина. Но было бы странно, если бы из вас двоих я пригласил на премьеру его. Хотя…
Она засмеялась, представив, как я выхожу из лимузина на ковровую дорожку под руку с этим лысоватым дядькой:
– Хорошо поёшь. Главное вполне убедительно.
– Ну, помоги, Жанна. Не дай пропасть моим талантам. Ведь в кинематографе, как нигде в другом месте, встречают исключительно по одёжке.
Она улыбалась, глядя на меня своими нежными глубокими глазами:
– Вот что с тобой делать? О-па! Я тоже на «ты» перешла. Даже не заметила. Ну ты и жук.
– Я не жук. Я несчастный актёр, который попал в тяжёлую ситуацию.
Девушка откинулась в кресле, расслабилась и загадочно вздохнула, после чего стала важно выговаривать каждое слово:
– Ну, вот если я соглашусь, то это тебе будет дорого стоить. Я ведь лишь бы в чём не пойду.
– Жанна, никаких проблем, – в тон ей проговорил я. – Не беспокойся. За главную роль в этом фильме мне отвалили кучу деньжищ, – на всякий случай соврал я – заплатили хорошо, но не так, чтобы деньгами сорить направо и налево.
– О! Так ты вообще завидный жених.
– Ещё бы! Давай сразу условимся: ты сама выбираешь гардероб для похода в театр, а я всё беспрекословно оплачиваю. Ты даже не задумывайся о стоимости. Главное, чтобы тебе всё понравилось. И как там говорил…, как его, фамилия такая «строительная». А, вспомнил! Как говорил Мел Гибсон своей дочери в фильме «О чём говорят женщины»? Он говорил: «Выбирай всё и не только платье и туфли. Не забудь про сумочку и косметику». Ясно? И естественно, что всё это останется у тебя. Я же носить твои платья не смогу.
– Не сможешь?
– Конечно. У меня размерчик другой.
Мы дружно рассмеялись. Жанна вдруг сделалась очень серьёзной:
– Я согласна. Но ты должен знать: у меня есть жених. Он страшно ревнивый. Поэтому не надейся, что тебе что-нибудь перепадёт. Чтобы ни-ни! Никаких поползновений с твоей стороны. Такой расклад тебя устроит?
– Хорошо. Я и не надеялся ни на что, – в тон ей ответил я, хотя новость про жениха, если честно, немного расстроила. – Никаких проблем – только деловые отношения. Считай, что я твой напарник, коллега по работе.
– Я согласилась ещё и потому, что у меня есть три свободных дня, которые ничем не заполнены.
– Очень хорошо. Можешь помочь мне с выбором костюма?
Она поджала губки. Я продолжил:
– Если честно – я Москву совсем не знаю. Так сложилось. Вот сел в поезд и стал думать, что буду делать, когда приеду в столицу. Понятия не имею куда бежать, за что хвататься.
– Хорошо, ладно. Мы же всё равно вместе пойдём выбирать мне наряд.
На том и порешили.
Оставшуюся часть пути до Москвы мы занимались тем, что оценивали разные модные фасоны. Жанна находила сайты стильной одежды, показывала понравившиеся ей модели и предлагала мне оценить свой выбор. Оказалось, что вкусы наши разняться ненамного. На цены я старался не смотреть. И правильно делал.
Эпизод одиннадцатый
Премьера
Меня никто не встречал. Я не сообщал о времени своего приезда. Поэтому до отеля доехал с Жанной на такси. Нет, она не собиралась в нём останавливаться. Мы бросили в номере свои нехитрые дорожные пожитки и отправились за покупками. До премьеры оставалось менее трёх дней. Надо было торопиться. Не буду рассказывать, где и что мы покупали. Скажу только, что за приобретённые наряды нам не могло быть стыдно. В них мы выглядели шикарно. Приобретения, естественно, влетели в копеечку. Ох уж эта столица! Город для богатых людей. Очень богатых. Но дело не в этом. Я был очень рад, что потрафил своей новой подруге. Она никогда ничего подобного не надевала на свою стройную фигурку и ножки. По всему было видно, что настроение у неё очень приподнятое. За время походов по бутикам Москвы мы очень сдружились. На следующий день Жанна приехала к одиннадцати часам, и мы вновь отправились на поиски необходимых вещей и аксессуаров. Естественно, что не всё время было посвящено этому меркантильному занятию. Мы много гуляли, сидели в кафешках, прокатились на речном трамвайчике и при этом много болтали, рассказывая всякую непритязательную суть о себе, своём детстве и взглядах на жизнь. В общем: всё, как у всех. Я узнал, что ей уже исполнилось двадцать два года и она в этом году закончила один из московских ВУЗов. Отец девушки занимал высокий пост в армии, мать была домохозяйкой. Остальное – ничего необычного. Учёба, отдых, удивительные домашние животные и тому подобное. Но я слушал эти её обыкновенные рассказы с таким же интересом, с каким дети слушают любимые сказки. Мне очень нравился её звонкий голосок и манера общения. Мне вообще всё в ней нравилось. Я никогда в жизни не испытывал такого трепетного интереса к женской особе. Я буквально наполнялся её дыханием, её взглядами, её улыбкой и почти детским искренним смехом. Видимо, Феденька, ты впервые в жизни втюрился по-настоящему. По самые уши, по самое не могу втюрился.
Вечером, накануне премьеры, мы болтали, сидя на ставших популярными качелях, тех, что установлены на площади Маяковского.
Девушка спросила:
– И как всё завтра будет? Где, что, во сколько?
– Начало в 17:00. Давай я к тебе на такси подъеду, ты выйдешь, и мы вместе поедем. Мне неудобно, что ты будешь добираться одна.
– Нет.
– Почему? Ты боишься, что я узнаю твой адрес?
Жанна каждый раз наотрез отказывалась, чтобы я провожал её до дому.
– Я не боюсь. Просто не хочу, чтобы все видели, как я выхожу из подъезда в таком шикарном наряде.
– Что в этом такого?
– Не хочу и всё.
Я выразил удивление её мягко сказать странной логике:
– Не вижу взаимосвязи. Чем я помешаю твоему выходу хоть в шикарном наряде, хоть без него? Это раз. И второе: ты голой что ли будешь выходить из подъезда?
– В смысле «голой»? – не поняла Жанна.
– К театру ты же в платье должна подъехать. А-а-а, понял. Ты в такси собралась переодеваться?
Она прыснула, представив, как меняет наряд на заднем сидении такси. И тут же пояснила свою позицию:
– Всё гораздо проще. Давай, я приеду к тебе в «Гранд отель» к 12 часам. Оставлю платье, мы погуляем, ты как раз точно узнаешь, куда и как нам прийти, расскажешь всё мне. Потом я переоденусь в твоём номере, и мы выдвинемся к «Пушкинскому». Согласен?
Естественно, я был «за».
Посадив Жанну в такси, я вернулся в отель. На ресепшене девушка сообщила:
– Вас все ищут.
– Кто?
– Звонили из Санкт-Петербурга, – сказав это, она понизила голос до заговорщицкого тона: – Многократно звонили.
Портье показала номера телефонов и имена. В основном звонки исходили от Королевишны.
– Спасибо.
– И Марина Юрьевна Сухарецкая очень просила вас перезвонить. Настоятельно просила – в любое время дня и ночи, – доложила она всё тем же таинственным голосом.
Марина Юрьевна – это помощник режиссёра и администратор съёмочной группы. Очень колоритная, беспардонная, нахрапистая, властная дама с потасканными жизнью лицом и фигурой, в которых угадывалась старая дева.
– Дать номер телефона?
– Спасибо, я знаю.
Сухарецкая ответила сразу и коротко:
– Завтра в одиннадцать я тебя жду в фойе театра. Не придёшь, пожалеешь. Можешь всю ночь не спать, но, чтобы в одиннадцать был, как штык.
Пришлось перезвонить Жанне и попросить приехать пораньше.
Утром, оставив наряд девушки в номере, мы вдвоём вошли в фойе театра. Марина нарисовалась молниеносно. Без обиняков и предисловий она обратилась к Жанне:
– Девочка моя, я заберу у тебя Федора Константиновича на минутку.
Отведя меня в сторону, она негромко поинтересовалась:
– Ну, кобелино, кого это ты к нам привёл?
– Это Жанна, моя девушка. Почти невеста.
– Невеста, говоришь? Очень хорошо, – она имела способность при разговоре смотреть прямо в глаза, не меняя при этом вкрадчивой тональности. – Тогда контрольный вопрос на засыпку. Как её фамилия?
Я не ожидал такого допроса и ненадолго завис:
– Э-э-э… Степанова.
– Угу, Иванова, Петрова, Сидорова. Так я и знала. Ты её где-то уже по приезде в Москву подцепил.
Я даже поперхнулся от такой беспардонности:
– Марина Юрьевна! Я что-то не припоминаю, когда давал вам какие-либо брачные обещания.
– При чём тут я? Твоя примадонна мне каждые полчаса названивает. Солнце моё, ты почему не отвечаешь на её звонки?
Я немного разволновался и выговорился, чеканя каждый слог:
– Это не ваше собачье дело.
Но она меня оборвала, без всяких обид и эмоций на лице:
– Моё, мальчик, моё. Ты в нашей группе. И пока проект не закрыт, дорогуша, мне до всего есть дело.
– Но это здесь при чём?
– Всё при чём, всё при том, – она сняла волосок с моего костюма и дунула на него, отправив в воздухоплавание по просторам вестибюля. – Не изображай из себя идиота. Тебе это не к лицу. Я привыкла отвечать за всё. Ты не один в проекте. И пока инвестор с нами не рассчитался по полной программе, ты, Солнце моё, должен вести себя прилично. Позвони ей и успокой. А я со своей стороны никому не скажу, чем ты тут занимаешься. Значит, так: бери прямо сейчас телефон и звони. Чтобы я всё видела и слышала.
Я решил отвязаться от назойливой тётки. В чём-то она была права. Нельзя засовывать голову в песок. Но уж больно мне не хотелось вспоминать, что я любовник Королевишны и многим ей обязан. Все мои мысли, желания и чувства уже были поглощены интересом к Жанне. Я достал телефон. Он ещё на Ленинградском вокзале был переключен мной на беззвучный режим и благополучно забыт. Ого! 54 входящих звонка! 25 непрочитанных сообщений. Предчувствуя неприятные разбирательства и унизительные оправдания в присутствии посторонних, я неожиданно струсил и вместо номера Королевишны нажал номер матери:
– Привет, любимая. Извини, что давно не звонил. Здесь такая круговерть. Вечером премьера – ни минуты покоя. Суета страшная. Замордовали! – я сердито посмотрел в сторону администраторши. – Короче, всё хорошо, не волнуйся, я тебе позже перезвоню. Ну всё, целую. И я тебя.
Нагло уставившись на Марину, я вопрошающе мотнул головой:
– Всё? Или ещё что-то?
– Молодец! – она сделала шаг ко мне и стала поправлять костюм. – Хороший прикид. Тебе к лицу, – и практически без интонационного перехода продолжила: – Лимузин подъедет к отелю ровно в 15:00.
– Лимузин? Да от отеля до театра три минуты ходьбы. Мы пешочком дотопаем.
– «Пешочком» на пенсии будешь ходить, – она непринуждённо поправила бабочку на моём горле, – а пока ты будешь делать всё, что я тебе говорю. Ровно в 17:00 лимузин подвезёт вас к театру.
– Вот нафига это?
– Что?
– Мы целых два часа будем торчать в этом катафалке?
– Зачем торчать? Покатаетесь по Москве. Подышите свежим воздухом в парке. Но точно в назначенное время вы должны причалить к крыльцу этого очень культурного заведения. Ты меня понял?
– Понял, – буркнул я в ответ. – Всё?
– Нет, не всё. После премьеры запланирован твой выход на сцену.
– Я знаю.
– Ты стой и слушай спокойно, пока я говорю. Не дёргайся. Вполне возможно, что зрители начнут тебя расспрашивать.
– О чём?
– Обо всё, Феденька. Обо всём. О твоём жизненном пути, о биографии, где родился, женат или нет, какие у тебя сексуальные ориентиры и так далее. Так вот, если спросят, как ты попал на съёмочную площадку, что ответишь?
– У-у-у…
– Вот именно, Солнце моё, на этот вопрос ответить трудно. Значит, так: скажешь, что шёл по набережной Мойки и тут я к тебе пристала: «Молодой человек, хотите сниматься в кино?» И далее можешь плести как ты умеешь, всё, что в голову взбредёт. Ясно?
– Ясно.
Ясно. Мне стало ясно, что Марина Юрьевна уж очень ответственный чел в нашей съёмочной группе. И ей на самом деле до всего есть дело.
– Могу идти?
– Ещё секундочку, – старая дева наконец улыбнулась по-доброму. – Она в таком виде придёт?
Я вздохнул с выражением лица уставшего от суеты значимого человека и медленно достал айфон, на экран которого вывел фотографию Жанны, в красных туфлях на высоком каблуке и в вечернем платье.
По виду Сухарецкой трудно было определить, произвело на неё впечатление платье Жанны или нет. Но она тут же меня озадачила:
– Шея голая и декольте большое.
– Вам это не нравится?
– Мне всё нравится, Солнце моё. Но это непорядок.
– В смысле? – у меня в голове болезненно замельтешили мысли о разного рода табу. – Это запрещено?
– Напротив, это поощряется. Но это неприлично, когда декольте не прикрыто брюликами. Нужно колье.
– Оно, наверное, бешенных денег стоит.
– Не сомневаюсь. Вот тебе адресок одного ювелирного магазинчика, – она сунула мне в руки визитку, – скажешь, что это я тебя прислала. Подберёте твоей девице что-нибудь достойное. Да не жмоться. Твой бюджет от этого не пострадает. Только завтра к обеду, не позже, слышишь меня, часам к двенадцати, ты, Солнце моё, должен вернуть колье назад. Надеюсь, не потеряете. Если что, я вас из-под земли достану и всё до копейки вытрясу вмести с кишками и мозгами. Вот так вот, любвеобильный ты наш.
Она это сказала так веско, что я нисколечко не засомневался в реальности её угрозы. Вот он оказывается какой современный типаж феи, отправляющей Золушку на бал.
Далее всё пошло по накатанной колее. Лимузин прибыл вовремя. Он отвёз нас на Поклонную гору, где мы возложили цветы. Нас, одетых по-праздничному, все воспринимали как жениха и невесту. От этого заблуждения на душе было необычайно весело и легко. Я даже заплатил мужику в жилетке за голубей, которых мы дружно выпустили в небо.
Ковровой дорожки перед входом в театр, естественно, не было. Но на крыльце стояла небольшая толпа, в которой угадывались представители прессы. При нашем появлении, все расступились, и мы торжественно проследовали внутрь здания. Несколько объективов дружно запечатлели наш проход. Такое внимание было достаточно приятным. Я взглянул на Жанну. Она машинально прижималась ко мне. Но её лицо не выдавало никакого волнения. Молодец! Держишь марку!
Фойе было забито под завязку. Везде стояли сервировочные столы, заваленные яствами. Официанты сновали тут и там, предлагая на выбор: коньяк, вино или шампанское. Неизвестно откуда вынырнула Сухарецкая:
– Девочка, не отставай! – крикнула она, схватила меня за руку и потащила к режиссёру нашего фильма, стоявшему в окружении незнакомых мне седовласых мэтров отечественного кинематографа.
– Вот он, – подтолкнула она меня в центр круга.
С минуту меня разглядывали, словно витрину бакалейной лавки.
– Что ж, молодой человек, давайте знакомиться, – протянул руку совсем уже седой дядька в роговых очках.
Дальше неинтересно. Меня подводили к той или иной группке завсегдатаев подобных мероприятий и представляли людям, явно уверенным в том, что они светочи российской культуры. Через полчаса мне это порядком надоело. Думаю, что Жанне тоже. Поэтому звонок, приглашающий к просмотру, был как нельзя кстати.
Фильм мы смотрели, сидя в первом ряду. Мне было забавно. Я не представлял, что получится из всей этой суеты на съёмочной площадке. В принципе, неплохо. Но себя на экране видеть было откровенно стыдно. Мне казалось, что я страшно фальшивлю и слишком наиграно произношу текст. Единственный эпизод, за который не пришлось краснеть – это когда я раненный и измученный, что надо признать очень натурально получилось, выползаю из ледяного плена на берег. Но Жанне понравилось всё. Она сжала мою ладонь и, чуть наклонившись, взволновано прошептала:
– Молодец! Просто талант.
– Ты в самом деле так думаешь? – я склонил голову в её сторону.
– Я не думаю, я уверена, – и она в знак подтверждения ткнулась в мою щёку влажными горячими губами.
Титры «конец» ознаменовались громкими продолжительными аплодисментами. Многие встали. Кое-где слышны были крики «браво». В одном из этих криков явно угадывался прокуренный голос Сухарецкой. После финальной порции оваций вся съёмочная бригада вышла на сцену и поблагодарила зрителей коллективным поклоном.
Я думал, что никто из сидящих в зале не захочет общаться со мной. Кто я такой? Пока явно никто. Но после режиссёра на сцену пригласили меня. Удивительно, но я совсем не волновался, уставившись со сцены в огромный зал.
Допрос был устроен нешуточный. Пришлось рассказать о себе всё. Или почти всё. В жизни я никогда вслух не проговаривал свою биографию. Она оказалась достаточно скудной и неинтересной. Вариант попадания на съёмочную площадку, подсказанный Мариной Юрьевной, тоже был мной озвучен. Я уже собрался уходить, когда одна из молодых зрительниц спросила:
– В заделе фильма вы сидите с гитарой в палатке и поёте. Это ваш голос звучит?
– Да, голос мой. Сначала хотели наложить фонограмму в исполнении профессионального певца, но как я понял…, вернее, я только сегодня увидел, ещё вернее – услышал, что в фильме оставили моё дилетантское исполнение.
– И на гитаре вы сами играете? – не унималась девушка.
– Да, и на гитаре я.
– А можете сейчас вживую эту песню исполнить?
Я вздохнул:
– С удовольствием, но я не привык петь без инструмента.
Неожиданно для меня по залу прокатился смешок.
– Нет, правда. Боюсь, что моё акапельное пение оставит в ваших душах слишком неизгладимое впечатление.
Смешок усилился.
– Спойте, спойте, просим, – крикнул женский голос из середины партера.
– Ну, если вы так просите, – я прочистил горло и стал мысленно настраиваться, чтобы правильно воспроизвести мелодию.
Смех усилился до шума бури. Ничего не понимая, я вопрошающе двинулся вперёд, как бы обращаясь к залу: «Что-то не так?»
Смех волнами отливал вглубь зрительного зала и возвращался вновь. Наконец девушка, задавшая вопрос о песне, встала и крикнула:
– Обернитесь!
Оказывается, сразу, как только зрительница заговорила о песне, из-за кулис за моей спиной вышла Сухарецкая, которая в одной руке держала гитару, а в другой стул. Если я когда-нибудь стану режиссёром, первое, что сделаю —приглашу Марину Юрьевну своим замом.
Пришлось спеть:
– Я исполню не те песни, что звучали в фильме. Вы всегда имеете возможность послушать их в интернете. А сегодня мне очень хочется познакомить вас с творчеством одного замечательного русского поэта и музыканта. Его давно нет в живых. Он не известен всей стране, но тот, кто его знал, навсегда полюбил его творчество. Среди этих людей и я. Михаил Долгополов был другом моего отца. Он часто приходил к нам и пел свои песни. Именно дядя Миша научил меня играть на гитаре и привил любовь к музыке. Начну с простого:
Как хорошо было в старой квартире!
Вот бы вернуться, начать все с начала.
В маленькой комнате, три на четыре.
Где до утра шестиструнка звучала,
Как мы любили, как счастливы были
В маленькой комнате, три на четыре.
Птицы с утра на окошко слетелись.
Все пополам, перемножено на два,
Мы просыпались и целовались.
Мы есть друг у друга – другого не надо…
Что говорить, как мы счастливы были
В маленькой комнате, три на четыре.
Но что же случилось, что же сломалось?
Ордер в кармане, ключи от квартиры.
В стареньком домике что-то осталось,
В маленькой комнате, три на четыре.
Вещи забрали, но что-то забыли
В маленькой комнате, три на четыре.
А вслед за этим на «бис» я исполнил ещё несколько песен: как дяди Миши, так и собственного сочинения. До этого дня, я даже в пьяном угаре не мог представить, что простые песни, сочинённые мной от нечего делать, могут быть так хорошо приняты публикой.
По окончании премьерных мероприятий, нас повезли в ресторан. Там все быстренько накидались под тосты о «неизмеримых и неповторимых талантах» режиссёра, продюсера, автора сценария, композитора, звукорежиссёра, операторов, монтажёров, актёров и так далее. Думаю, если бы здоровье позволило, они дошли бы до водителей. Жанна слегка попивала шампанское, а я мусолил одну и туже рюмку коньяку. Сегодня мне хотелось быть в здравом уме. Естественно, из-за Жанны. Зато в танцах мы с ней оторвались по полной. Особенно когда ресторанная исполнительница, кстати, слишком талантливая для этого заведения, исполнила песню Агузаровой «От Москвы до Ленинграда». Я умел танцевать рок-н-ролл. Не просто умел – отлично танцевал. Мне было всего четырнадцать, а соседке Ксюхе – семнадцать. Я был рано созревшим, высоким, ладным парнем, а соседка Ксюха была хромой, несчастной девчонкой. Она занималась танцами: бальными, эстрадными, народными. Участвовала в соревнованиях самого высокого уровня. Её напарника Ярика я тоже хорошо знал и втихаря завидовал ему белой завистью: он каждый день держал за талию самую симпатичную девчонку из всех, кто в то время успел попасться мне на глаза. Беда пришла, когда её никто не ждал. Маршрутка выскочила на встречку, как раз под огромный мусоровоз. Выжили только узбек-водитель и Ксюша. Повезло? Несомненно. Вот только с ногой беда. О танцах пришлось забыть. Ярик тут же растворился за горизонтом и больше не появлялся на пороге своей партнёрши. Каждый день я гонял гири и вертелся на турнике в твёрдой надежде когда-нибудь разукрасить его наглую противную рожу. Ксюху же непрерывно колбасило. Несколько раз мне довелось видеть её откровенно пьяной. Однажды, когда мы ехали в лифте, я решился заговорить с ней о ноге… Короче, это долгая история. Скажу только, что я почти два года занимался с Ксюшкой танцами. Она меня обучила всему, что умела сама. А моя задача состояла в том, чтобы загрузить её по полной программе. Я не давал ей ни одной свободной минутки. Дело продвигалось медленно. Очень медленно. Но результат был: она уже совсем перестала хромать. Только я и мать Ксюхи могли заметить что-то еле уловимое в её движениях, выдающее травму. Надежды на триумфальное возвращение Ксении в «большие танцы» постепенно сбывались. Но тут она умерла. Это было скоротечное жестокое время. Неожиданно травмированная нога начала болеть. Диагноз неутешительный: рак. Не хочу вспоминать. Совсем не хочу. Но и не могу не вспомнить…
Ксюхи больше нет, а великий танцор, кровь которого текла в её жилах, переселился в меня. Реинкарнация состоялась. Мало кто в наше время умеет танцевать классический рок-н-ролл. Но Жанка танцевала свободно, от души, полностью отдаваясь ритму. Она легко взлетала высоко вверх, протыкая каблуками небо. После Ксюшки у меня никогда в жизни не было такого талантливого партнёра. Жанна легко выполняла не только кики, степы, буги и твисты, но и элементы акробатического рок-н-ролла, такие как сальто, лассо и пируэты.
Глядя на наш зажигательный танец, Леонид Маркович, продюсер «Мёртвой петли», пьяно утёрся салфеткой, встал и поднял бокал с виски:
– Молодцы! Молодцы, ребятки, порадовали старика. Давно хотел снять что-то подобное «Грязным танцам». Валера! Ты как? —обратился он к главрежу нашего фильма.
– Я? Я только «за». Будет сценарий – снимем всё что вашей душеньке угодно.
– Вот это правильно! Моей душеньке будет угодно снять «Грязные танцы». Ритуля, нарисуешь сценарий?
– Запросто, – Маргарита Евгеньевна, та самая «фея с ноутбуком», осклабилась деланной улыбкой.
– Под них ваяй! – указал он пальцем на нас. – Красавцы! Научились наконец театральные ВУЗы России готовить истинно талантливую молодёжь. Мы с такими ребятами всех Оскаров соберём! За сбычу мечт!!! – и он плеснул в горло изрядную порцию алкоголя.
Нас разбирал смех, когда, запыхавшись от непрерывных танцулек, мы вывалились на улицу подышать прохладным воздухом тихого московского вечера.
– Так что, Жанночка, ты теперь в нашей обойме! Сам Беркович записал тебя в главные героини будущего проекта. «Театральные Вузы России…», —начал я передразнивать продюсера, но не удержался и согнулся пополам, сотрясаясь от смеха.
«Главная героиня будущего проекта» заливалась хохотом так, что не могла собраться и ответить мне нормальным человеческим языком. Но она не успела ничего сказать.
Неожиданно перед нами нарисовались три крепкие фигуры. Парни не выглядели шпаной или искателями ночных приключений, но тем не менее я сразу почувствовал неладное и перестал смеяться.
– Ты Фёдор Лемешев? – спросил один из них.
Я промолчал. А с чего я должен объясняться поздно вечером с неизвестными мне субчиками? Какие могут быть разговоры? Меня явно собирались бить. Я сжал кулаки и дотронулся до плеча Жанны, пытаясь отвести девушку за свою спину. Но она, в отличие от меня, не почувствовала опасность и предельно просто сказала:
