Сергей Тарасов
Развлекательные фантастические истории
Нажал на пульте кнопку «сеть», и когда высветилась заставка, нажал кнопку под номером один. На экране появилось меню, в котором были указаны государства: США, ФРГ, Англия, Австралия и другие государства: их было много – около трехсот. Рядом с названием страны был джойстик, которым мне предлагалось выбрать год – от ноля, до числа, в котором было шесть нолей. Я выбрал США, потом джойстиком выбрал год – 1700, потом нажал ОК, и стал с интересом смотреть на экран, на котором разворачивалась драка или сражение между индейцами и белыми, наверное, колонистами. Почему-то я был уверен, что это не фильм, а реальные события: такие подробности я не видел даже в бюджетных голливудских блокбастерах.
Ладно, посмотрим следующие кнопки. Нажал кнопку два и на экране высветилась наша солнечная система. Я узнал Меркурий, Венеру, Марс, Сатурн, и остальные планеты. Джойстиком я выбрал наугад Марс и опять появился джойстик с годами. Оказывается, мне можно было посмотреть, что было на Марсе раньше, и что будет позже. Я узнал, что раньше на Марсе было масса рек, какая-то живность и обширные джунгли по берегам. Разумной жизни я не увидел, и вышел из прошлого Марса, и заглянул в его будущее – на сто лет вперед. Телевизор стал показывать большие купола с деревнями под ними, в которых копошились не то люди, не то роботы. Пришлось нажать плюс на пульте, и размеры изображения сразу начали увеличиваться.
Копошились люди. Они трудились на плантациях, и что-то выращивали или уже собирали урожай. Так, оказывается, через сто лет Марс превратился в земную колонию… Невероятно!
Смотреть другие планеты нашей солнечной системы я не стал – это можно было сделать позже, когда я выясню, за что отвечали следующие кнопки. Нажал кнопку под номером три и увидел на экране изображение Млечного Пути. Если я не ошибаюсь, то во вселенной было миллиарды галактик, а это была наша, в которой находилась солнечная система. Но я за всю жизнь не посмотрю на каждую из них – не хватит жизни.
Я опечалился немножко, но не намного, – еще Козьма Прутков сказал, что нельзя объять необъятное, и снова посмотрел на меню. Мне можно было выделить область нашей галактики и посмотреть, что там происходило сейчас, в прошлом и будущем. Интересно было бы посмотреть, сколько планет уже обитаемо в нашей галактике, но я это оставил на будущее, – мне было интересно, что будет, если я нажму следующие кнопки.
Их осталось штук пять. Когда я их нажимал, то выяснил, что можно было узнать про фауну, природу и животный мир на нашей Земле и на других планетах. Кроме того, можно было нажать последнюю, десятую кнопку и посмотреть на разумную жизнь на планет не только нашей солнечной системы, но в нашей галактике и вселенной. Посмотреть такое количество информации мне было не под силу – не хватит не только моей жизни, но и моим детям и внукам.
Я выключил телевизор и пошел на кухню. Налил себе холодного зеленого чаю, выпил, набил трубку и отправился во двор. Там сел и спокойно стал размышлять, кто мог сделать этот телевизор и зачем. Как-то мне было все равно, что твориться в будущем на одной из обитаемых планет за сотни тысяч световых лет от Земли или что творилось на Венере пару миллиардов лет назад, и меня не интересовало будущее Земли – я все равно умру раньше, а таким неуемным любопытством я не страдал никогда. Мне конечно интересно посмотреть прошлое нашего человечества, но где взять столько времени на это?
Короче, я решил порадовать наших ученых информацией, которая была доступна с помощью этого удивительного телевизора, на следующее утро взял в руки свой цифровой фотоаппарат, пробежался по меню телевизора и все, что смог, сфотографировал. Снимков получилось около тысячи. Я скинул их на DVD диск и отправился в академию наук. Там, если я не ошибаюсь, должен был работать один мой приятель, который мог бы мне помочь.
На проходной я нашел его фамилию и позвонил. Мы не виделись много лет, но он меня вспомнил, дал команду охране выписать мне пропуск и объяснил, как к нему попасть. Он работал на электронном микроскопе, и когда я зашел в комнату, где он работал, то увидел привычную картину – большой агрегат с пультом и мониторами. Приятель изучал минералы, и был в некотором роде моим коллегой. Он выглядел очень солидно, в белом халате и очках, но я помнил его по институту, где он был порядочным балбесом и бабником. Мы развлекались после занятий как только могли – пили пиво, ходили на танцы и не любили зачеты с экзаменами, когда надо было собраться и отказаться на время от радостей жизни.
Мы с ним уселись за стол и стали пить чай, вспоминать свои молодые годы, друзей, кто где сейчас находиться и чем занимается. Когда чай был выпит, а часть институтской жизни вспомнилась, то я достал диск и предложил ему взглянуть на его содержимое. Он засунул диск в компьютер, посмотрел, нет ли на нем вирусов, а потом открыл первую фотографию.
Часа три прошло с того момента, и я за это время я объяснил ему, что со мной приключилось, когда я приобрел новый телевизор и давал ему свои пояснения, когда он листал одну за другой фото. Он был ошарашен увиденными фотографиями, и когда мы закончили, он предложил мне сразу же собрать ученый совет в актовом зале, а мне выступить с докладом. Я согласился, и моя жизнь с этой минуты перевернулась на сто восемьдесят градусов… И не только моя.
Вздох
В последнее время мне совсем перестали сниться сны. Наверное, оттого, что вечером я ложусь спать вымотанный домашней работой, разными делами, или просто устаю от внезапно свалившимися на меня проблем и хлопот.
Но раньше, когда я работал геологом, в свободное от работы и от домашних дел время иногда ездил на поиски минералов, сны мне снились постоянно. Меня тогда донимала мысль о том, что хорошо бы не рассматривать отвалы старых горных выработок, в надежде обнаружить кристалл, пропущенным горняками, или раскапывать найденную пегматитовую жилу, а путешествовать под землей, – там находить драгоценные кристаллы: аквамарины, бериллы, топазы или аметисты.
Навязчивая эта мысль была, увы, не моя. В одном прочитанном мною фантастическом рассказе уже было упоминание о человеке, который проникал сквозь скалы, и там искал месторождение какого-то металла. Но сейчас наступила такая удивительная и великолепная пора, когда многие фантастические изобретения превратились в реальность. Пока я не слышал, что сюжет этого фантастического рассказа воплотился в жизнь, а интернет по моему запросу мне ничего не нашел. Значит, эта фантастическая идея до сих пор не была претворена в жизнь. Мне было жаль с этим смириться – такая замечательная идея осталась невостребованной учеными и геологами. Я не мог с этим смириться и начал действовать, – на свой страх и риск.
В этом полезном и практичном для меня изобретении было две самых уязвимых момента: сама способность человека перемещаться в земных недрах и источник воздуха. Способность перемещаться в недрах земли пришла ко мне самым волшебным образом: однажды меня завалило в глубоком шурфе, где я добывал друзы горного хрусталя. Мне так захотелось жить, что передать это на бумаге, или вслух в виртуальном мире было просто невозможно. Только огромное желание мне помогла выжить – я просто заставил себя двигаться сквозь глину и кварцевую жилу, и поднялся до поверхности земли, до которой было несколько метров.
Я запомнил эту свою способность двигаться под землей, и потом несколько раз пробовал проделать это снова. Но надо было набрать сначала в легкие воздуха, потому что под землей его не было совсем. Когда я помногу плавал, то мог находиться три минуты без вздоха, и мне это здорово пригодилось на первых порах. Но три минуты хватало на то, чтобы проплыть под водой пятьдесят метров, или пройти в недрах земли метров тридцать, не больше. Это было для меня мало. Для того, чтобы совершать свои подземные прогулки, мне надо было решить проблему с кислородом.
Все горные породы имеют в своем составе минералы с окисью кремния. Даже классификация горных пород основана на этом. Самой богатой окисью кремния считаются кислые горные породы – граниты, а меньше всего окись кремния содержалось в ультраосновных горных породах. Проблема моя состояла в том, как этим мне воспользоваться на практике. Надо было изобрести аппарат, который мог разорвать молекулярные связи, – высвободить молекулы кислорода из атомной решетки минерала кварца, который состоит из окиси кремния, и таким образом получить необходимый для дыхания кислород.
Мне пришлось вспомнить химию, почитать книги по молекулярной физике, погрузиться в строение атомов и молекул. Можно конечно воспользоваться атомной энергией, чтобы разорвать эти молекулярные связи, но связываться с радиоактивностью мне не хотелось. Я пошел другим путем, – заставил солнечные нейтрино, которые пронизывают всю нашу планету насквозь, разбивать и молекулярные, так и атомные связи. Но их было мало, и мне пришлось сделать накопительное устройство для этих частиц.
В результате у меня получилась коробка, доверху набитая микросхемами. Мне не хотелось задыхаться под землей, и я сделал дублирующие цепи, которые страховали работу друг друга. Коробку можно было закрепить на ремне или засунуть в рюкзак. Для дыхания я приспособил респиратор «Лепесток», к которому привык на работе, когда работал лаборантом в одной лаборатории.
Наконец, когда все было готово, я взял ласты, трубку с маской и отправился на карьер, в котором намеревался испытать свой прибор. Испытывать прибор сразу под землей я побоялся, а вода для этого тоже мне подходила – это окись водорода, и если прибор не будет работать, то я не задохнусь под землей, а просто вынырну из воды.
На карьере была масса народу – молодые дачницы купались и загорали. Когда я разделся, достал из пакета ласты с трубкой, то одна молодая симпатичная купальщица сразу поинтересовалась, а где мое ружье для подводной охоты. Пришлось ей объяснить, что рыбы здесь нет, а есть тритоны и лягушки, которых я не ем, и потом достал из пакета ремень с моим прибором. Она не успела спросить, что это, потому что мне не терпелось испытать прибор. Я мигом одел маску, ласты, надел «Лепесток», маску с трубкой и нырнул. Сразу засек время на часах, и уцепился за большой камень на дне. Просидел на дне минут пять, а потом решил, что мой прибор работает, и для того, чтобы продолжить испытания, надо найти более уединенное место.
Когда я вынырнул, озабоченные моим долгим отсутствием девушки стояли на берегу и смотрели в воду, – они думали, что я уже утонул. Но я был жив и невредим. Я всех успокоил, искупался как все нормальные люди, немного позагорал и пофлиртовал с девушками.
Потом, когда высох, оделся, пошел на карьер, где не было народа. Он находился в десяти минут ходьбы, и там вода от родников была слишком холодная, чтобы купаться. Но я не собирался долго сидеть в воде – я хотел испробовать прибор в деле, для которого его спроектировал и сделал, – мне надо было отправиться на несколько минут под землю.
Сначала я нырнул, потом подплыл к берегу и залез в песок. Надо мной было его три метра, но двигаться в нем было легче, чем, допустим, в граните или в кварцевой жиле, но я должен был удостовериться в том, что прибор работает не только в воде, но и под землей. Походил в песке я минут пять, понял, что дышу и двигаюсь нормально и отправился обратно, в воду. Но тут у меня произошла заминка – в ходе прогулки я потерял ориентировку, и не знал, где теперь карьер. Это был для меня урок – надо было в следующий раз брать с собой не только компас, но и альтиметр, – чтобы ненароком не залезть слишком глубоко вглубь уральских недр. А сейчас я просто вылез из песка на небольшом песчаном пляже, на котором, кроме мальчика с собакой, никого не было.
Он удивился моему появлению, но не испугался и вопросов не задавал, но у его собаки было много вопросов. К моему сожалению, я не понял, чем она была недовольна и сказал ей об этом.
Я удостоверился в том, что прибор работает и мне можно было отправиться на поиски сокровищ, спрятанных в глубине уральских недр. Было еще рано, только середина дня, и я решил не откладывать поиски минералов. Недалеко, в каких-то двух километрах от этого карьера, находились Евгение – Максимилиановские копи, на которых можно было найти гранат, пушкинит и рубин. Они находились за рекой Исеть, но река не была для меня преградой – я ее мог преодолеть под землей.
Речку я перешел хорошо, но не стал выходить на земную поверхность – там была заболоченная пойма. Поэтому я прошел сто метров по гранитам и вышел из какой-то гранитной горки. До горы Пуп, где располагалась копь с пушкинитом, осталось всего километр, и я прошел его по просеке, дыша полной грудью лесной воздух. Если бы не комары, то прогулка была просто отличной. Но я не взял с собой репеллент, и меня погрызли комары с мошкой.
На заросших отвалах старой ямы я остановился, надел пояс с прибором, респиратор и нырнул в землю. Было темновато, так как батарейки в моем налобном фонарике садились, но на расстоянии два метра мне было видно строение горных пород, их структура и текстура, а также крупные выделения кристаллов. Вскоре я нашел большой кристалл пушкинита, потом целый ворох гранатов. Но кристаллы гранатов были мелкие, и я пошел дальше. Мне нужен был контакт гранитов и мрамора. Когда я его нашел, то нашел и кристаллы рубина Они были недостаточно крупные для меня, и я долго шатался вдоль контакта, прежде чем нашел крупный кристалл.
Большой бочонок рубина темно- красного цвета сидел в мраморе, и я его оттуда без труда вынул. Размер его был достаточно приличный – он мог быть достойным экспонатом любого геологического музея – почти тридцать сантиметров в длину и сантиметров двадцать в поперечнике. Рядом с ним вырос малыш поменьше – сантиметров десять длиной. Я его тоже прихватил, и решил, что полевые испытания на этом закончены. Можно было отправляться в Мурзинку и начать планомерное исследование подземной сокровищницы – искать аметисты, бериллы, топаза и аквамарины. Я вынырнул из гранита и понял, что нахожусь около полуострова Гамаюн, вблизи большого мраморного карьера.
Рядом был пруд, я искупался в нем, и оправился домой – в запале поисков минералов я пропустил время обеда, и был голодный, как волк. Домой я добрался через полчаса и когда плотно пообедал, решил, что большой кристалл рубина надо подарить нашему геологическому музею, а пушкинит и кристалл рубина я оставлю себе. Время подарков я запланировал на следующее утро, а сейчас мне надо заняться сбором клубники в своем огороде.
Спасательная капсула в коровнике
Близился очередной полевой сезон. Уже было ясно, в каком районе Челябинской области наш отряд будет трудиться: ранней весной в этом районе нашей экспедицией была проведена аэрогеофизическая съемка, и было выявлено множество аномалий, которые мы должны были посетить и выяснить, почему в этом месте они появились.
В составе отряда появились новые люди – в нем, кроме рабочих, были студенты геологических специальностей, появился новый геофизик, мой заместитель. У меня будет в этом полевом сезоне масса подчиненных – целых пятнадцать человек. Кроме того, кроме обычных приборов, у меня появились новые, – такие, к примеру, как ртутный газоанализатор и концентрометр последней модели. Этими новыми приборами должен заниматься геофизик,– Дима, который решил сменить работу инженера в метро на проживание в палатке, работу по двенадцать часов без выходных и работу на свежем воздухе. Дима был младше меня на несколько лет, со спокойным характером, и любил свою геофизику.
У меня одна головная боль пропала: всеми геофизическими приборами должен был теперь заняться он, – готовить их к полевому сезону, проградуировать, провести обязательную поверку в спецорганизации, а потом работать с ними в поле, делать контроль их работы, высчитывать погрешность и тому подобное.
Мне оставалось только руководить работой, заниматься хозяйственной деятельностью и геологией. С приборами мне заниматься уже не надо было.
Я добился у начальника экспедиции, чтобы отряду дали новый ГАЗ- 66, взамен старой машины, которая каждый день стояла на ремонте в нашем гараже. Водитель тоже был новый – молодой, симпатичный и спокойный парень, который недавно пришел из армии.
В конце мая мы погрузили свое барахло, приборы, продукты в машину и поехали. Первый полевой лагерь мы устроили на берегу ручья. Рек и озер не было рядом, и деваться нам было некуда, – вода была нужна, чтобы помыться после работы, помыть посуду и постирать одежду. Питьевую воду мы привозили из деревни, и с эти проблем не было. Скоро наши палатки выстроились на просторной поляне, на берегу ручья, и еще осталось место для нашей машины, машин будущих гостей, футбольного поля, на котором можно было погонять после работы мяч, и потягать двухпудовую гирю, которую я захватил из дома.
Наши объекты располагались недалеко от лагеря, но мы сначала должны посетить первоочередные аномалии – перспективные на обнаружение урана и золота. Аномалии второй, третьей очереди предполагалось проверять потом. Но так часто случалось, что рядом с аномалиями первой очереди находились объекты второй и третьей очереди, и чтобы на них потом не ездить специально, мы проверяли их тоже.
Работа закипела. Подъем был в семь часов, а дежурный должен был встать в шесть: ему надо было сделать завтрак и разбудить меня. С вечера готовить еду на утро не получалось – было очень жарко, и никому не хотелось есть на завтрак прокисшую кашу или суп. Мы прожили на этой поляне почти месяц, и за это время ни разу не было дождя: ночью было просто тепло, а днем всегда было за тридцать. Кругом были степи, поля и редкие березовые перелески с дикой вишней. Населенных пунктов было мало, поэтому мы запасались хлебом, а все остальные продукты привезли с собой и выкопали для них яму в тени ивняка, по которому протекал ручей.
Распорядок был установленный и твердый – подъем, завтрак, и в девять часов мы ехали на работу. Работали до пяти-шести часов вечера, потом приезжали, ужинали, сразу строили планы изолиний геофизических полей и на этом рабочий день заканчивался – начинался отдых. Кто смотрел телевизор, кто пинал мяч, а самые здоровые из нас поднимали гирю. Отбой был для всех разный – но все в час ночи спали.
Один я бодрствовал – готовился к завтрашнему дню и проверял полевые книжки. Ложился я обычно около двух часов, и дежурный, который приходил меня будить, нес перед собой литровую кружку с горячим и сладким чаем, иначе можно нарваться на оплеуху: я не люблю просыпаться утром. Чай я начинал пить прямо в спальном мешке и таким образом постепенно приходил в себя и мой организм просыпался и был готов к работе.
Через месяц мы сделали в этом районе всю работу и переехали севернее. Там были сосновый лес, реки, и мы устроились на берегу одной из них. Рядом была небольшая деревня, в которой была баня, и я договорился с администрацией, что будем раз в неделю туда ходить мыться. Через несколько дней начались постоянные дожди, и мы из палаток переехали в пустой дом на окраине деревни. Хозяина дома, который жил на другом конце деревни я принял на работу рабочим, и таким образом договорился о размере платы за проживание.
Нас уже осталось мало, – человек восемь, и мы с удобством разместились в этом трехкомнатном доме. В большой комнате у нас была кухня и столовая, стоял телевизор. В другой, маленькой, была моя спальня, штаб и камералка, а рабочие разбрелись по всей усадьбе, и каждый выбрал удобное для себя место. Водитель сделал себе из кладовки купе, которое занял со своей подружкой – студенткой.
Лучше всех устроился Дима: во дворе был старый коровник и под одной с ним крышей был флигель. Геофизик устроил там субботник, и на следующий день мне показал свою новую, отдельную квартиру. Комната в ней была одна, маленькая, с низким потолком, с тремя маленьким окошками, но такая уютная, что я тут же стал ему завидовать. Там было сухо, удобно и свежий воздух. В этом мире есть такие места, в которых комфортно жить, – и этот флигель занял бы среди них первое место.
Дома все равно было хуже – там давно никто не жил, и он требовал ремонта. Поэтому я заинтересовался старым коровником, вход в который был напротив флигеля.
Может, это и не был коровник, – скорее всего, там держали кур, а может это был просто сарай – для дров, или для каких-то других целей. Потом, когда я поинтересовался у хозяина дома, что было в этом сарае, он мне сказал, что он не знает – купил дом, потому что он был дешевый, почти даром, у человека, который тоже никогда там не жил. Поэтому, что там было на самом деле, в этом сарае, которые мы прозвали коровником, никто не знал.
Там было темно, никаким навозом или куриным пометом не пахло, и не было окон. Потолок тоже был низким, – так что мне приходилось втягивать голову в плечи, когда я его осматривал. Пол был земляным, безо всяких досок, а стены были из нетолстых сосновых бревен, обитых досками и побеленными известью. Это было явно нежилое помещение. Если во флигеле, в котором поселился Дима была электрическая проводка, небольшая печка и рукомойник, то здесь ничего этого не было. И там, во флигеле сразу ощущался комфорт, а здесь была непонятная аура и пахло тайной.
Я сразу оставил свое желание поселиться в этой комнате с земляным полом, без пола и электричества, но у меня проснулось любопытство и появилось странное чувство, в котором я так и не разобрался, когда переступил порог этого коровника.
На следующий день после моего визита в коровник, с утра пошел дождь. Ехать на работу было не надо, и рабочие отсыпались. Студентки затеяли торт из сгущенки, а я с геофизиком занялся обработкой материалов по аномалиям. Одна из аномалий располагалась на периферии известного золоторудного месторождения. На ней мы, как и на многих других, провели анализ геофизических полей, а потом сравнили их с данными нашей ртутной сьемки.
На графиках во всех геофизических полях отмечался пик, который совпадал с максимальным содержанием паров ртути. Это было интересным, и я просмотрел все объекты, которые мы уже сделали. Вывод напрашивался очевидный – на наших аномалиях была связь концентрации ртути с высоким содержанием калия и урана. А все золоторудные месторождения в районе были похожими – на них были аномалии калия и урана.
Это объяснялось достаточно просто, – золотосодержащие кварцевые жилы располагались в гидротермально измененных гранитах. Часть наших аномалий могли перейти в разряд золоторудных проявлений. На всех таких аномалиях уже были отобраны пробы, но наше предположение должно было подтвердится только осенью, когда мы получим данные спектрального анализа проб.
Мы с Димой просидели весь день за бумагами, и я вспомнил, что хотел осмотреть еще раз коровник. Я запер сейф с картами, взял удлинитель с лампочкой и отправился на разведку. Дима, у которого я воткнул удлинитель, пошел за мной – ему стало интересно, что я там буду делать. Этого я еще не знал, но интуиция меня не подводила никогда, и я верил, что она меня и сейчас не подведет. Повесив лампу на гвоздик, я начал осматривать все, на что падал мой взгляд. Дима стоял у двери и ничего не понимал. Потом я ему сказал, чтобы он принес анализатор, радиометр, магнитометр и посмотрел, что они будут показывать.
Приборы были у него во флигеле, и через минуту он зашел с радиометром. Включил его, одел наушники, походил по коровнику и сказал, что везде фоновые значения. Потом принес ртутный анализатор, настроил его и сделал несколько замеров. После первых двух он сделал стойку, и сказал, что здесь аномальные значения содержания паров ртути. Оставил прибор, сходил к себе и принес журнал, в который начал заносить замеры . Когда он прошел через комнату с анализатором, то пошел за другим прибором, и все операции проделал снова, только с квантовым магнитометром. Закончив промеры, Дима сказал мне, что здесь, в земле, судя по интенсивной магнитной аномалии, находиться какой-то объект. Я помог ему унести приборы, а он пошел в камералку, сел за стол, начал считать и строить графики.
Его тоже заинтересовали аномалии в соседнем помещении, и он решил выяснить, с чем это связано. Я ему не мешал, заварил чай и уселся рядом. После нескольких минут он сказал мне, что такой концентрации паров ртути ему наблюдать не приходилось, и максимум концентрации ртути совпадает с пиком магнитного поля. По данным магнитной съемки можно было рассчитать глубину объекта, которое вызвало аномалию. Это было несложно сделать. Он кивнул, и начал считать.
