Сергей Трахимёнок
Бог любит Одессу
– Отец, хватит, скажи лучше как мама?
– Она, как и ты, впала в мистику, еще в институте начинала писать стихи, а теперь это к ней вернулось.
Отец вытащил из кармана несколько свернутых вчетверо листов бумаги, развернул и прочитал:
О здравствуй, грусть! Тебя ли в чистом поле
Над рожью легкий ветер расплескал,
И розовый закат разлил румянца вволю
И тихо в ля миноре зазвучал.
Вечерняя звезда блеснет слезою светлой…
Под старою сосною меж хлебов
Я жду тебя в свиданья час заветный
В сплетенном для тебя венке из васильков.
– Как тебе? – спросил отец.
– Па, я не силен в поэзии, но, по-моему, она влюбилась.
– Вот и у меня такое ощущение. Возьми их…
Отец снова свернул листы вчетверо и протянул Олесю.
Олесь сунул бумаги в карман брюк.
– К ней не зайдешь? – спросил отец.
– Нет.
– Почему?
– Потому что чем торжественнее все это, тем больше шансов провалиться.
– Может, ты и прав.
– Прощаемся? – спросил Олесь.
– Да, но напоследок тебе небольшой подарок – сим-карта.
– Зачем она мне?
– В критический момент дай мне знать, где ты находишься, или просто вставь ее и инициируй.
– Зачем?
– Я буду тебе позванивать. Постоянно. И когда дозвонюсь, пойму, что у тебя какие-то проблемы. Иначе бы ты ее не вставил в телефон.
– Лады.
– И еще одно. В Одессе недалеко от моря живет мой друг.
– Он тоже бывший сотрудник?
– Нет. Ранее он работал в пединституте. Сейчас на пенсии, собирает материал для книги. Остановишься у него, дешевле и надежнее.
– А бесплатно нельзя? Все же твой друг?
– Нельзя.
– Почему?
– Потому что это Одесса.
– Ясно. Ты сейчас куда?
– Мне надо к Коле в резиденцию.
– А, понятно, откуда у тебя информация.
– Хорошо, что тебе понятно. Да, будешь жить у Сильвестрыча, больше слушай его, чем сам говори. Он старик словоохотливый, и хотя не наш коллега, но во время войны был ястребком, то есть ловил диверсантов. Возможно, тебе что-нибудь из его разговоров и пригодится.
Павел Алексеевич
Слава Богу, что поезд приходил в Одессу в девятом часу вечера. Дневная жара уже схлынула, было не жарко, но душно.
На перроне его ждала представительница института с маленьким плакатом в руках, на котором было выведено «Наскокин».
– Наталья, – представилась встречающая, – заведующая отделом международных связей.
– Насокин, – ответил Павел Алексеевич, не обратив внимания Натальи на ошибку. Но тут из вагона вышла Лидия и сделала замечание встречающей.
– У вас ошибка на плакатике, – сказала она, – лишняя «к». Внимательней надо быть.
Лицо Натальи сделалось пунцовым.
Но Насокин не дал Лидии развить успех.
– Счастливо оставаться, – сказал он попутчице, взял свободной рукой Наталью под руку и пошел прочь от вагона. И чем дальше он уходил, тем больше чувствовал некое облегчение, потому что Лидия выполнила свое обещание, и он целый день с небольшими перерывами беседовал с ней. Правда, это нельзя было назвать диалогом, скорее, это был монолог, прерываемый попытками слушателя что-либо уточнить, уяснить или с чем-либо не согласиться.
За время приближения к границе вагон постепенно наполнялся, и это отчасти спасало Насокина: в купе всегда были люди, а в коридоре выстоять можно было час-другой, не больше. Хотя, честно сказать, Лидия помогла ему скрасить время в дороге и заодно дала первичную информацию о городе, в котором она бывала на отдыхе каждый год.
Лида оказалась его коллегой – историком.
– Вы знаете, Павел, – говорила она, – Одесса должна была называться Одиссеем. Но хитрые одесситы, чтобы понравиться Екатерине ІІ, переделали это имя на женский лад.
– Вот уж не думал, что для этого нужно быть хитрым.
– Нужно, – безапелляционно констатировала Лидия и, не объяснив почему, продолжала: – Но о том, что строящийся город называется Одессой, знали только грамотные люди. Все остальные, а в особенности крестьяне, жившие в ее окрестностях, называли Одессу по-прежнему по имени крепости Хаджи-Бей.
– Ну, это проблема всех переименованных городов, – заметил Насокин, – время идет и все расставляет по своим местам. Разве в Одессе было не так?
– Одесситы, а точнее городская верхушка, не хотели ждать милостей от естественного процесса, когда время само все расставит по местам. Как вы думаете, почему?
– Не знаю, – честно признался Насокин.
– Все по тем же причинам, ведь Хаджи-Бей был турецкой крепостью, и нужно было как можно быстрее вытравить это название из сознания местного населения. И как была решена эта задача?
– Подобные задачи всегда решаются с использованием метода кнута или пряника.
– Никаких «или», – сказала Лидия. – В данном случае были использованы оба метода одновременно. Городские власти стали выставлять наряды казаков на въезде в город по ярмарочным дням. Казаки спрашивали у тех, кто ехал в город: «Куда едете?» Если крестьяне отвечали, что в Одессу, им давали пряник. А если в Хаджи-Бей, то били нагайкой. Это мгновенно переломило ситуацию.
– Двойное стимулирование, – оценил действия городских властей того времени Насокин.
– А еще вам нужно будет в бюро или у частных гидов записаться на экскурсии…
– По историческим местам?
– Не совсем… Такие экскурсии выпадают из русла тех, к которым мы привыкли. Конечно, вам нужно посетить катакомбы. И не только потому, что там были подпольщики и партизаны, катакомбы – это часть Одессы, которая и делает ее Одессой, непохожей ни на один другой город. Кроме того, есть экскурсия «Криминальная Одесса».
– Зачем мне все это?
– Вы должны проникнуться духом города, иначе он вас не примет.
– Мистика какая-то, примет – не примет. А может, это все фантазии экзальтированных почитателей Одессы?
– А вы попробуете сопротивляться духу Одессы? Сразу почувствуете себя не в своей тарелке.
– А вы-то откуда это знаете?
– В детстве у меня было плохое зрение, поэтому мама возила на консультации и лечение в клинику Филатова.
– Понятно, и после этого вы заразились так называемым духом Одессы.
– Только не «так называемым», очень вас прошу, не относитесь к Одессе свысока. Она этого не любит.
– Знаете, – сказал Насокин, – у вас типичная ситуация так называемого импринтинга.
– Ну вот, опять так называемого.
– А иначе и не скажешь. Вы срисовали в детстве отношение к Одессе тех, кто вас окружал во время поездок в клинику Филатова, а потом и на отдых. И вы видите все их глазами и транслируете это всем, кто еще не видел города. То есть ваше сознание зафиксировало не настоящую Одессу, а ту легенду, которая существует о ней. Это немного напоминает отношение россиян к Парижу.
– Почему именно к Парижу?
– Потому что это еще один город, образ которого формировала российская публика, начиная с XIX века. Тот Париж никогда не существовал на самом деле, зато он существовал в мозгах дворянской молодежи, а впоследствии и взрослых, потому что молодежь имеет особенность вырастать и передавать свое видение детям.
– Как историк не соглашусь с вами, на самом деле этот образ стали формировать у дворянской молодежи французские гувернеры в XVIII веке в самой России. А уж после 1812 года, когда поездки в Париж стали обычными и даже престижными, все остальные аристократы.
– Наверное, это так, – согласился Насокин, – но здесь главное не это, а то, почему взрослые из аристократических семей приглашали для обучения своих чад французских гувернеров? Только не говорите, что это была мода.
– Именно так я и хотела сказать.
– Тогда нам не имеет смысла продолжать эту тему, ведь все можно объяснить модой.
Лидия на некоторое время замолкла, как бы переключаясь на другую волну, а затем без всякого смущения продолжила свой монолог.
– А еще я хотела вам сказать, чтобы вы попросили принимающую сторону показать вам Одессу вне исторических мест.
– Например?
– Например, Одессу криминальную.
– Ну, вы об этом уже говорили.
– Я говорила об Одессе криминальной вообще, но существует Одесса Мишки Япончика, Соньки Золотой ручки. А еще в Одессе был Григорий Котовский. Если бы он не стал героем Гражданской войны на стороне красных, он бы занял почетное место в пантеоне известных бандитов Одессы и ее ближайшего окружения.
– Вот как?
– Вот так. Вас будут встречать?
– Надеюсь, что да.
– Я попрошу встречающих откорректировать программу вашего пребывания в Одессе.
– Прошу вас не делать этого.
– Хорошо, не буду…
На том они и порешили. Но Лидия не была бы Лидией, если бы прошла мимо плакатика, на котором с ошибкой была написана его фамилия.
Савелий
Краморенко встретил его на вокзале, усадил в личный автомобиль и отвез в ресторан, который находился на берегу моря.
Встречающий проводил гостя в один из залов, который, скорее всего, назывался ретро-залом, если судить по интерьеру: тяжелые столы и стулья первой половины ХХ века, драпировка на окнах, картины в стиле Айвазовского.
– Это один из старейших ресторанов Одессы, – сказал Краморенко, – когда-то турок по фамилии Холайджоглу построил здесь виллу и назвал ее «Вилла Отрада».
– Здесь турецкая кухня?
– Здесь кухня всех народов мира.
– Ну, не всех, – не поверил Савелий, – наверное, протухшего дикобраза здесь не подают.
– Я образно про всех, – ответил Краморенко, – но лягушачьи лапки здесь готовят восхитительно, пальчики оближешь.
Официант подал им два меню в деревянных корочках.
Савелий заглянул внутрь и сразу отреагировал.
– Лягушек возьмешь себе, мне лучше рыбу утреннего улова.
– Рыбу так рыбу, – сказал Краморенко.
– И салат по-одесски, кстати, что это?
– Закажи, увидишь, – ответил Краморенко, – слегка обидевшись за лягушек.
– А что будем пить?
– Я ничего, ты смотри в меню.
– Жарко, я выпью пива.
– Прекрасно, там есть спецзакуски к пиву, выбери то, что тебе понравится. А я возьму пасту карбонара…
– И все?
– И все, мы с тобой потом далеко поедем, не хотелось бы истечь потом.
– А зачем мы куда-то поедем?
– Жить в Одессе накладно, и я устрою тебя по дешевке на одну базу отдыха в Затоке. Ее бывший спортсмен приватизировал…
– Бывший пионерский лагерь, в котором он когда-то работал физруком.
– Старшим физруком, – сказал Краморенко, – а ты откуда это знаешь?
– Обычная схема приватизации, – ответил Савелий, – сначала он помогал бывшему руководству лагеря отбить его у государства, а потом отбил у руководства, причем отбил, возможно, в прямом смысле…
– Как это в прямом?
– Вместе с почками, например.
– Да ну тебя, он вполне нормальный мужик.
Подошел официант, принял заказ. В зале было прохладно, антураж, неспешные действия официантов, создавали атмосферу покоя и неторопливости, какая бывает только в местах курортного отдыха.
– Вполне нормальный мужик, но кормится жильцами, – продолжал заводить друга и коллегу Савелий.
– Ну, кормится, сейчас все друг другом кормятся, время такое…
– А вот тут ты совершенно прав, – смягчился Савелий.
– Тебя он не съест, да и возьмет по-минимуму, живи, наслаждайся песком и морем, но в бизнес его не лезь.
– Как ты это себе представляешь? – спросил Савелий, я могу осуществить или организовать рейдерский захват его лагеря?
– Дураком не прикидывайся, ты же журналюга! Начнешь копать, выискивать жареные факты, а у нас никто этого не любит.
– Где это у нас?
– В Одессе.
– И давно ты стал одесситом?
– Как только приехал сюда.
– Понятно, но только вот таких не любят не только в Одессе, но и везде. И ты не задавался мыслью, почему?
– Нет, не задавался.
– А напрасно, происходит сие потому, что тот, кто влезает в чужие дела, может лишить того, чьи это дела, ресурса.
– Логично.
– Вот потому-то их и не любят, но меня другое беспокоит, почему у тебя такая мысль возникла, я похож на охотника за такими фактами?
– На первый взгляд нет.
– А на второй?
– А на второй не знаю, ведь все, что для этого надо, иметь навык журналистских расследований, а он у тебя есть…
– Как у любого из нас, ты ведь тоже окончил журфак?
– Ну да.
– Тогда о чем разговор?
– Да ни о чем.
Подошел официант, вопреки традициям ресторанов того времени, он принес на одном подносе сразу все заказанное.
– А еще ретро-зал, – заметил Савелий, когда официант ушел.
– Все правильно, последовательность подачи блюд имеет смысл тогда, когда подают закуски, а потом первые блюда, вторые и только в том случае, если они должны подаваться горячими, а так…
– Защищаешь своих?
– Ну, есть немного, – сказал Краморенко, – уж больно ты агрессивен в отношении Одессы и одесситов.
– Есть малеха, – сказал Савелий, – уж больно все вы тут подчеркиваете, что вы одесситы. А чем Одесса отличается от любого другого города хотя бы на пространстве Евразии? Архитектурой, размерами, значением?
– Давай поедим, а потом я тебе все это расскажу. Идет?
– Идет.
И закуски, и рыба утреннего улова были прекрасно приготовлены, а пиво расслабило, Савелий подобрел. Краморенко, не спеша поглощавший пасту карбонара, заметил это.
– Ну вот, – сказал он, – теперь можно и поговорить о том, чем же Одесса отличается от других городов Евразии.
– И чем же?
– Духом.
– Понятно, в таком случае и я одессит.
– Нет.
– Почему?
– Ты не понимаешь духа Одессы.
– А может, мы говорим о разных вещах, может, твой дух не похож на мой? Я в связи с этим вспоминаю «Школу» Гайдара-деда.
– Нашел что вспомнить.
– Ну, нашел, не нашел, а вспомнил. Там мальчишка спрашивает у однополчанина отца, какой дух у солдат в окопах.
– Да помню я. А солдат говорит: «Тяжелый дух, тяжелый».
– А в Одессе какой дух?
– А вот поживешь, увидишь.
– Для того и приехал.
– Ну вот и отлично, поехали дальше. Официант, счет.
Топаз
Борис позвонил в дверь квартиры Попова. Открыл сам хозяин.
– Виктор Попов? – спросил Борис на всякий случай, скорее, автоматически, чем осознавая, что перед ним именно Попов.
– Привет, – ответил тот, кто открыл двери, как будто они расстались всего неделю назад, – а я тебя заждался.
Хозяин, взял из рук гостя чемодан, сунул ему в руки огромное полотенце и отправил принимать душ, что было нелишне, поскольку и на улице, и в комнате было душно и некомфортно.
После душа гость был усажен за стол, на котором были несколько видов салата и мясная нарезка.
– Это для тебя, – сказал хозяин, – я, брат, стал вегетарианцем.
– Ты совсем не изменился, – сказал Борис, – только волосы стали седыми.
– Ну, пока не седыми, а расцветки соль-с-перцем, седина у меня еще впереди, так, во всяком случае, говорит моя жена.
– Ты женат?
– А тебя это удивляет?
– В какой-то степени, я, брат, после геофизфака все время в экспедициях, и женщины как-то ко мне не прилипали.
– Совсем, что ли?
– Да нет, были, конечно, но так, чтобы дело до ЗАГСа дошло, нет.
– Геофизикам так мало платили?
– Почему ты так решил?
– Потому что женщинам плевать на то, в экспедиции ты или дома, в плавании или нет, важно, чтобы зарплату вовремя отдавал.
– Да? А я об этом как-то не думал.
– Потому ты и не женат.
– Да хватит о женах, тем более что их не было, ты-то как.
– Да у меня брат все хорошо, на третьем курсе женился на одногруппнице. Потом мы закончили институт связи и ушли мастерами в разные организации, но она сделала карьеру, а я так и остался в рядовых инженерах. У нее в подчинении сейчас триста рабочих…
– Понятно…
– А к нам ты отдыхать или?
– Или, хотя, если получится, и отдохнуть не преминул бы.
– Где думаешь остановиться?
– Сниму гостиницу, тем более прослышал, что у вас есть недорогие частные пансионаты.
– Пансионаты есть, но в сезон недорогих нет. Все не пойму, ты тогда завалил экзамены в «Поповку», а потом поступил в энский универ, как это случилось?
– Те экзамены многому меня научили, и я целый год фактически заново учил физику.
– Знаешь, если отдыхать, то тебе нужно куда-нибудь подальше от Одессы, хотя бы в Ильичевск.
– Да мне все равно, в Ильичевск, так в Ильичевск, но мне нужно быть рядом с Одессой.
– Зачем?
– Хочу сделать Одессе деловое предложение.
– В смысле?
– Хочу предложить то, от чего невозможно отказаться.
– Говоришь, как мафиози.
– Правильно, я как раз и ищу мафиози.
– Чем я могу помочь?
– Сведи меня с одним из одесских авторитетов.
– Нет.
– Почему?
– Потому, что ты уедешь, а мне в Одессе жить.
– Вот те раз, ты думаешь, что я могу тебя каким-то образом подставить?
– Ничего я не думаю, просто в дела, которые не понимаю, не влезаю.
– Ну, тогда сведи меня с теми, кто мог бы свести.
– И этого я делать не буду.
– Почему?
– По той же причине.
– Хорошо, тогда просто расскажи, кто тут у вас самый крутой?
– Таких в Одессе нет.
– Нет, а как же…
– Пахан Одессы существует в воображении экзальтированных подростков, да и то не одесситов.
– А как же песня «Пахан Одессы Ёська-инвалид», помнишь, мы, абитура, пели ее под гитару в общаге «Поповки».
– Он существует только песнях.
– И все же, ну не может любое человеческое сообщество быть без пахана. Оно как стадо баранов должно иметь вожака.
– Ну конечно, должно и, наверное, имеет, но я этим заниматься на буду.
– И что мне делать?
– Ты меня спрашиваешь?
– Ну да.
– Загляни в Интернет.
– И все?
– И все. А теперь давай-ка выпьем, потому что я, хоть и вегетарианец, но не трезвенник. Идет?
– Как скажешь.
Хозяин, поднял свой бокал так, чтобы была видна игра лучей солнца на стекле, вино окрасилось в более яркий цвет.
– Почти рубин, – сказал он.
Борис вздрогнул, но нашелся и произнес.
– Предпочитаю изумруды.
– Суум квиквэ.
– Что, что?
– «Каждому свое» по латыни.
– А ты знаешь латынь?
– Пришлось учить, брат, я по второму образованию юрист. И работаю юрисконсультом у своей жены.
– А чего ты раньше не сказал?
– Потому и не сказал.
– Теперь понятно, почему ты не хочешь…
– Прекрасно, если понятно… Давай по второй и больше никогда к этому возвращаться не будем. Помни, Одесса шуток не любит, как бы кто этого не хотел понимать, и ошибок не прощает.
Выпили по второй, а потом и по третьей.
– А зачем тебе наши авторитеты? – спросил Попов.
– Хочу взять их в долю.
– А вот это напрасно, они входят в долю только со своими, все остальные для них, как и двести лет назад, фраера.
– Что?
– Не что, а кто.
– Дак кто?
– Фраера, то есть неблатные, не свои, люди которых можно кинуть и это будет не впадлу.
– Ясно…
– Да ничего тебе не ясно, ты для них не больше, чем экзотический зверек, с которого можно содрать шкурку.
– Так уж и зверек.
– Зверек, зверек, что за предложение ты собираешься им сделать?
– Приобрести партию драгоценных камней.
– Шутник, а остановишься у меня?
– Нет, не хочу подвергать тебя опасности, я забронировал номер в отеле «Дерибас»…
– Это на Дерибасовской?
– Да, Дерибасовская, 27.
– Ты поедешь туда вечером?
– Нет, прямо сейчас, закажи мне такси с твоего домашнего телефона…
– Надеюсь, камни не с тобой?
– Ну что ты, дорогой Витя, они у меня в надежном месте… В камере хранения на одесском вокзале.
– Шутник.
Олесь
Олесю было двадцать семь. По окончании Киевского политеха ему предложили служить в СБУ. Через некоторое время он оказался в спецподразделении по борьбе с диверсиями.
Когда мальчику было семь, отец отвел его в секцию каратэ. Шли годы, Олесь стал мастером. И хотя выиграл ряд турниров, никогда не стремился в чемпионы.
Работа на татами помогла ему вписаться в новую профессию. Правда, на соревнованиях он любил тактику второго номера. Умел выждать, дать себя чуть побить, чтобы успокоить противника, а затем выиграть одним ударом. Но если на татами это было не так сложно, поскольку в запасе было несколько минут, в жизни, особенно в последние годы, данная тактика была неприменима. Приходилось бить сразу и на поражение.
Поезд, следуя из Беларуси, пересек границу Украины и направился в сторону Киева.
Как на грех, к Олесю привязался разговорчивый попутчик.
– Откуда, брат? – спросил он.
– Отсюда, – со вздохом ответил Олесь.
– Что, брат, так плохо, – отреагировал на вздох мужчина.
– Да, по-разному, – ответил Олесь, присматриваясь к собеседнику и констатируя, что у того мощная шея и покатые плечи.
– Ты в Болграде не служил?
– Я слишком молод, чтобы служить в Болграде.
– А я смотрю, вроде наш человек, брат.
– Все мы тут братья.
– Эт-то точно, может, по маленькой?
– Не могу, недавно операцию перенес на желудке.
– А, ну смотри, чтоб без обид, – и человек с мощной шеей пошел дальше искать собутыльника.
Олесь потоптался в коридоре и, чтобы не налететь на случайных знакомых, зашел в свое купе и завалился на полку. Однако трудно заставить себя спать, если ты не хочешь этого.
Он долго ворочался и, наконец, понял, что надо делать.
Не спеша начал давать команды каждому пальцу потеплеть и расслабиться, потом перешел на конечности… Расслабляя плечевой пояс, он провалился в легкую дрему, которая почти сразу перешла в крепкий сон.
Подъезжая к Одессе, он переоделся в спортивный костюм, хотя и было довольно жарко. Сложив всю остальную одежду в большую дорожную сумку, глянул на схему города и вышел на перрон.
Сориентировавшись возле вокзала, он сел на маршрутку, сошел на остановке «Площадь 10 апреля» и направился вдоль улицы. Где-то здесь, судя по схеме, была гостиница с одноименным названием «Аркадия».
Гостиницу нашел быстро, но не она была конечной целью его визита. Она была только ориентиром. Свернув за нее, Олесь подошел к старенькой пятиэтажке и вошел в подъезд, удивившись тому, что на подъездной двери не было ни домофона, ни иного запирающегося устройства.
Поднявшись на четвертый этаж, он позвонил в двенадцатую квартиру. За дверью раздалось шуршание.
«Слава Богу, – подумал Олесь, – хозяин дома».
Дверь открыла женщина лет сорока.
– Мы не сдаем квартиры, – сказал она вместо приветствия.
– Мне нужен Виктор Сильвестрович, – сказал Олесь, – я привез ему привет от старого друга.
– Его сейчас нет, – ответила женщина.
– Я не буду вам мешать, – сказал Олесь, – пойду на пляж, а вечером зайду снова, вы не возражаете, если я оставлю у вас сумку. С ней очень неудобно загорать.
Женщина настороженно посмотрела на огромный баул в руках пришедшего.
– Не беспокойтесь, – сказал Олесь, – там нет ничего ценного. СВУ тоже нет.
– Чего нет?
– Самодельного взрывного устройства.
– Господь с вами, – сказала женщина.
– Шутка, – произнес Олесь, мысленно обругав себя за несдержанность.
– Хорошо, оставляйте, – сказал женщина, – но раньше шести не возвращайтесь, меня дома не будет, а Виктор Сильвестрович покидает библиотеку не раньше пяти.
Олесь вышел из подъезда пятиэтажки и четко определил поток отдыхающих, двигавшихся к пляжу. В отличие от тех, кто уже возвращался с пляжа, они были свеженькими, не разморенными жарой и двигались более активно в надежде через десяток другой минут освежиться в волнах Черного моря.
На подходе к пляжу было много бутиков, Олесь купил там шорты, большое полотенце и майку, на пляж пришел экипированным.
Увидев свободное место рядом с мужчиной, цвет кожи которого свидетельствовал, что он приехал в Одессу только вчера, спросил разрешения разместиться рядом. Тот не возражал. Олесь расстелил на песке свое полотенце и пошел купаться.
Немного поплавав, он стал на ноги там, где вода была ему по шею, и стал делать ката[3]. Но сразу же обратил на себя внимание, поэтому бросил это занятие.
В детстве тренер запрещал им использовать отягощения или заниматься в воде, до тех пор, пока техника приемов не станет филигранной.
Но на этот раз он не должен был делать этого по другим причинам. Скорее всего, если его уж засветили с самого начала, то из Киева на него ушла ориентировка, в которой не только были его внешние данные, но привычки, навыки и умения. И не стоило попадать в поле зрения одесских коллег.
Олесь вышел из воды, с трудом нашел свое полотенце, расположился на нем.
Его сосед наблюдал за виндсерфингистами.
– Смотри, что делает эта желтенькая, – сказал он, – прямо ласточка на воде.
– Мастер, – ответил Олесь, – по всему видно, отсюда и видимая легкость всего того, что она делает.
Сосед оглядел его фигуру и сказал:
– А вы тоже мастер?
– Нет, – ответил Олесь, чертыхнувшись в душе, – я подмастерье, в молодости тягал железо, но это мне скоро наскучило.
– Что так? – спросил сосед.
– Появились другие интересы.
– А кроме железок ничем не занимался? – спросил сосед, неожиданно переходя на «ты».
– Да гонял в футбол.
– Ну, на футболиста ты не похож.
– Почему же?
– Ноги не те.
– А ты наблюдательный, – ответил Олесь, так же переходя на «ты», надеясь, что это оттолкнет от него словоохотливого соседа, ведь тот был старше его и мог возмутиться таким панибратством.
– Да нет, просто я почти профессионал в футболе.
– А-а… Понятно.
Павел Алексеевич
– Куда мы едем? – спросил Насокин Наталью, когда машина тронулась.
– Небольшая экскурсия по нашему району, мы едем на улицу Генуэзскую, 22, где находится наш вуз, там же и гостиница, где вы будете жить.
В машине работал кондиционер, было прохладно.
Остановились на светофоре. Когда зажегся зеленый, водитель не торопился тронуться с места.
Видимо, на лице Павла Алексеевича появилось недоумение, и тогда Наталья пояснила:
– Водитель пропускает собак.
– А они ходят на красный?
– Нет, они не различают цвет, но понимают, что переходить улицу нужно тогда, когда переключаются фары светофора. Иногда они идут на красный, иногда – на зеленый.
– И это только у вас?
– Да, – сказал Наталья, – это только у нас, потому что у нас Одесса.
– Любите вы подчеркивать сие, – заметил Павел Алексеевич.
– Любим, как и Одессу, и подчеркивать, что это Одесса.
– Почему?
– Потому, что все хотят родиться в Одессе, но не у всех это получается.
– Удивительно, – ответил на это Павел Алексеевич.
– Вам предстоит еще многому удивиться, – сказала Наталья.
– Я высылал вам пожелания, среди которых было посещение института, – сказал Павел Алексеевич.
– Мы удовлетворим все ваши пожелания, – ответила Наталья.
– Мне хотелось бы поближе рассмотреть специфику отношения центра и провинций, – сказал Павел Алексеевич.
– Директор рассмотрел это и запланировал вам поездку в Беляевку.
– Почему туда?
– Потому что это ближайшая периферия к Одессе, и там прекрасная рыбалка.
Павел Алексеевич едва не чертыхнулся.
Видимо, он так неуклюже формулировал программу посещения Института государственного управления, что директор понял его совершенно иначе. Ведь Павел Алексеевич имел в виду отношения Киева с периферией, то есть Одессой. А в Одессе посчитали, что его интересуют отношения Одессы со своими провинциями.
– Мы подъезжаем к Приморскому району, а точнее его микрорайону, который называется Аркадией, – сказала Наталья.
– Аркадия – это благословенное место, символ беззаботной жизни?
– Некий утопический идеал гармонии человека и природы, – сказала Наталья. – Но вот возник этот идеал от личности, жизнь которой не была беззаботной.
– И что это была за личность? – спросил Павел Алексеевич, – лихорадочно копавшийся в памяти, но ничего не находивший, чтобы поучаствовать в разговоре о неизвестной ему личности.
– Аркад, – произнесла Наталья торжественно, – сын нимфы Каллисто и Зевса. Хотя существует и другая версия, что он сын бога Пана и означенной нимфы. Когда Каллисто была беременна Аркадом, Зевс превратил ее в медведицу. Таким образом он спрятал ее от гнева своей жены богини Геры. После смерти матери Зевс забрал Аркада и отдал на воспитание одной из плеяд по имени Майя, кстати, тоже родившей от Зевса сына – Гермеса.
– Мда-а, – произнес Павел Алексеевич, но поскольку ничего не мог добавить в рассказ, завершил следующей фразой: – Еще тот был ходок.
Наталья пропустила уточнение гостя мимо ушей и продолжила:
– Впоследствии он стал родоначальником аркадских царей, которые тоже не отличались праведностью.
– И чего бы им отличаться? – сказал Павел Алексеевич. – По принципу импринтинга они вели себя так, как вели себя их родители, а те вели себя так, как породившие их боги.
– Наверное, – согласилась Наталья, – в частности, дед Аркада умудрился убить своего внука, приготовил из него кушанье и угостил Зевса. Разгневанный Зевс сжег жилище деда, а самого его превратил в волка.
– А как же Аркад?
– Зевс воскресил его.
– Тут какая-то мифологическая нестыковка. Дед должен быть отцом Нимфы Каллисто, но он почему-то смертный царь, плюс к этому Аркад почему-то жил с ним, а не с плеядой Майей.
– К мифам нельзя подходить с логарифмической линейкой, – ответила Наталья. – Сюжеты иллюстрируют проявления гордыни у смертных и, прежде всего, по отношению к богам. Неприятие Ликаоном Зевса выразилось в том, что Зевс, перед тем как явиться жителям города, послал знамение, и они встречали его коленопреклоненными и воздавали ему почести. Только Ликаон не упал на колени перед великим громовержцем и не воздал ему почестей. Гордыня Ликаона тогда перешла всякие границы, и он, чтобы удостовериться, что Зевс является богом, совершил ужасное преступление: зарубил Аркада, одну половину его тела сварил, а вторую поджарил и преподнес Зевсу. Он думал так: если пришелец – действительно бог, то он должен знать, что еда приготовлена из человеческого мяса, и не станет есть. Потрясенный этим Зевс страшно разгневался и сделал то, что сделал.
– Да-а, – снова неопределенно протянул Павел Алексеевич.
– И заметьте, – сказал Наталья, – данный миф содержит табу на людоедство и санкцию тем, кто это табу нарушит.
Машина подъехала в большой стеле.
– А это площадь 10 апреля, – сказала Наталья. – Памятник называется «Крылья Победы», сооружен к 40-й годовщине освобождения Одессы войсками 3-го Украинского фронта 10 апреля 1944 года.
Пока машина объезжала памятник, Павел Алексеевич внимательно его оглядел.
– Здесь на стелах, – сказала Наталья, – Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Одессе звания «Город-герой» и здесь же расположены фамилии всех одесских Героев Советского Союза.
– А почему – «Крылья Победы»?
– А это тоже специфика Одессы, – ответила Наталья, – посмотрите внимательней, эти крылья похожи на крылья чаек. Такой памятник мог возникнуть только в Одессе: задуман и сооружен исключительно одесситами.
Машина остановилась возле кафе, у которого стояло несколько столиков, над ними были камышовые крыши.
– А это что за бунгало? – спросил Павел Алексеевич.
– А это кафе при институтской гостинице, – ответила Наталья, – мы добрались до конечного пункта нашей поездки.
Савелий
– У тебя что, в машине нет кондиционера? – спросил Савелий, – когда они прилично отъехали от Одессы и мчались по выгоревшей от зноя степи, от чего жара в салоне казалось просто невыносимой.
– Я же открыл все окна.
– Ну да, окна ты открыл, и воздух пустыни стал проникать в салон.
Краморенко остановил машину, вышел из нее, достал из багажника ручную сумку-термос. Там было две холодные бутылки с минеральной водой. Одну он поставил рядом с переключателем скоростей, а вторую вручил Савелию.
– Пей и прикладывай к затылку, а то в обморок упадешь.
– Вот это выход из положения! – взъярился Савелий. – В соответствии с духом Одессы, так, что ли?
– В соответствии с обстоятельствами, – парировал Краморенко. – Цени. Вода в Одессе всегда была весьма ценным продуктом. В городе ведь нет своей воды.
