Сергей Трахимёнок
Когда хвост виляет собакой
– Ну, это слишком экзотично и неправдоподобно, – возразил Рубен.
– Вообще-то, да, – сказала Елена. – И еще. Как мы доведем информацию об этом факте до электората?
– Наконец-то мы все стали пользоваться профессиональными терминами, – сказал Рубен, – а то массы, массы, будто на дворе у нас начало двадцатого века.
– На дворе у нас конец этого века, – сказал Наиль. – Мы просто напишем статью о нашем кандидате.
– Пишешь ты сам?
– Нет, Наиль должен найти профессиональных журналистов, – заметила Елена.
– Нужен приличный тираж!
– А чтобы этого было много, мы эти статьи распечатаем и в виде листовок, – добавила секретарь.
– А почему мы не можем использовать потенциал Наиля как журналиста? – спросил Рубен.
– Помнишь, Савва говорил об уровне пропаганды. Ты читал статьи Наиля? – спросил Аблай.
– Нет.
– Почитай, они рассчитаны на яйцеголовых ученых или либералов с кандидатской степенью, – произнес Аблай.
– Да, – согласился Рубен, – у него в публикациях множество точек зрения, а это как раз противоречит принципу однозначности пропаганды.
– Вот, вот, – сказал Аблай, – чтобы реализовать этот принцип, мы должны знать цели кандидата, которые должны быть изложены в программе. У нас есть эта программа?
– Нет ее, – сказал Рубен, – и не надейся, Аблай, что, заявив об этом, ты завтра-послезавтра получишь все и будешь выбирать нужные тезисы для агитации.
– А как иначе? – удивился Аблай.
– Тебе самому придется составлять эту программу.
– Мне?
– Ну, если не конкретно тебе, то нам, – сказал, как отрезал, Рубен. – И на эту тему не стоит даже дискутировать.
– Не согласен, – сказал Аблай, – иначе ситуация будет напоминать известный афоризм о том, что хвост виляет собакой. Нужно получить от команды Чингизова-старшего хоть какие-то намеки или наброски. Пусть их нам даст его окружение.
– Молодец, – заметил Рубен, – ты, сам того не понимая, определил суть современных политтехнологий, в том числе избирательных. Но вернемся к однозначности.
– Погоди об однозначности, – перебил Наиль, – разберемся с Аблаем, а то он нас всех подставит. Заявляя так, ты перекладываешь то, что должны сделать мы, на других, но сам прекрасно понимаешь, что в окружении Чингизова-старшего этого никто сделать не сможет. Значит, делать это тоже придется нам. Тебя пригласили в команду, чтобы работать, а ты возомнил себя…
– Да-а, – протянул Аблай, – жалко, что погиб Доморацкий. Он знал ответы на все вопросы, а теперь…
– Что он мог выдать, шаблоны? А тут необходимы реальные факты из жизни Чингизова-старшего. Факты, которых у нас нет.
– Тогда последнее. Нам нужен факт, с которого мы начнем нашу кампанию, факт, который ошарашит избирателей. Так? – спросил Рубен.
– Так.
– Давайте же искать его.
– А не надо его искать, потому что он у нас есть, сама судьба нам его предоставила, – сказал Наиль.
– И что это? – все еще не мог догадаться Аблай.
– Ну ты даешь, это ведь убийство Доморацкого, – ответил ему Рубен.
– Да, здесь ты прав.
– Вот видишь, наши оппоненты решили нас обезоружить, а фактически дали нам в руки козырь, цену и роль которого трудно переоценить.
– Нам нужно до прихода Саввы определить и разработать те приоритеты, которые нам дает смерть Доморацкого, – сказал Рубен.
– А это морально?
– Аблай, в бизнесе, спорте и политике нет морали.
– Ну, тогда предлагай, – согласился Аблай.
– Первое предложение – развить версию, что Доморацкого убили наши конкуренты.
– Погоди, – произнес Наиль, – нам нужно не предполагать, а утверждать…
После его слов работа пошла как по маслу и так споро, что со стороны можно было подумать, – группа всю жизнь только то и делала, что занималась фальсификациями.
Елена зафиксировала план действий на бумаге и произнесла:
– Ну вот, осталось дождаться Саввы и утвердить все это.
– И где он шляется, – заметил Наиль, – мы тут такие дела закручиваем…
6
А Савва в этот момент входил в кабинет Чингизова-старшего.
– Садись, – сказал Чингизов, кивнув на стул рядом с приставным столиком.
– Здравствуй, Ата, – сказал Савва, усаживаясь.
– Мы с тобой уже здоровались утром, – напомнил Чингизов.
– Больше здороваешься, здоровей становишься, – ответил Савва, – а здоровье нам ой как нужно…
– Да-да, – ответил Чингизов-старший, – у меня в порту был один русский зам, он говорил, что для здоровья нужно пить красное вино, а здоровье нужно для того, чтобы пить водку. Как тебе шутка?
– Пошловато.
– Да ты из филолога превращаешься в моралиста!
– Если сие не мешает делу, стоит ли обращать на это внимание?
– Ну, не стоит, так не стоит. Я предлагал тебе на время выборов вселиться в коттедж на улице Абая. Ты отказался. И вот первый прокол, причем в самом начале избирательной кампании. Как нам теперь отмыться? Ты представляешь, что скажут, напишут и даже сделают наши оппоненты сегодня-завтра. Они снимут картинку об отправке трупа в Москву…
– Пусть снимут, мы дадим им отыграть первым номером и…
– А как же принцип опережения противника?
– Ата…
– Кстати, не называй меня так в присутствии кого-нибудь.
– Извини, Ата, но я привык с детства… И тебе нравилось…
– А сейчас придется отвыкать.
– Хорошо…
– Продолжай.
– Мы дадим им сделать все, что они хотят, и, таким образом, узнаем их планы…
– Савва, если они что-либо сделают, это уже будут не планы, а их реализация. В планы можно влезть, планы можно сломать, а сделанного не отменишь.
– Отец, – после большой паузы произнес Савва, которому с трудом дался переход на русский язык в обращении к Чингизову, – мы до сих пор находимся в неведении твоих планов, твоей предвыборной программы, а здесь нам остается только реагировать на выпады раскрывшегося противника. – Савва, я тебя услышал, – сказал Чингизов. – Странно, что ты набрал себе в команду социологов и психологов, а они до сих пор так и не разработали проект моей программы.
– Отец, для этого нам нужны хотя бы приблизительные параметры, на которых мы будем ее создавать, плюс к этому нам нужна твоя биография, биография реальная, из которой мы сделаем биографию предвыборную.
– Хорошо, некоторые наметки ты получишь, но все напишешь сам, правда, принесешь мне посмотреть. Да, и отправкой тела в Москву будет заниматься Баян. Если это доверить вашей группе, ничего хорошего не получится, а Баян сумеет пресечь возможные провокации. Дай ему все контакты в Москве, а сам начинай переговоры о новом политтехнологе. Вы не должны выглядеть менее профессионально, чем группа поддержки Касымбаева. Все, иди. Детали у Нуртая.
Савва вышел из кабинета в приемную, где его уже ждал Нуртай.
– Удалось выспаться? – спросил его Савва.
– На том свете выспимся, – ответил тот, – пойдем ко мне.
В кабинете начальника Службы безопасности их ждал Баян. Савва передал ему телефоны родственников Доморацкого, и он ушел.
Оставшись вдвоем, Савва и Нуртай уселись в кресла друг против друга, и Нуртай начал говорить.
– Итак, это типичный эксцесс исполнителя. Доморацкого должны были немного поучить, чтобы снизить его профессиональную активность, но перестарались.
– Кто? – спросил Савва.
– Служба безопасности Касымбаева.
– Сама?
– Нет, там длинная цепочка. Помнишь, метрдотель говорил о том, что Шуба контачил с местными, а не с постояльцами отеля. Эти двое были наняты Шубой, а сам Шуба получил заказ от своего босса.
– Так это был Шуба?
– Нет, это был тот, кого нанял Шуба для завершения акции. Те двое затеяли конфликт, чтобы Доморацкий ушел в номер. Последний участник, что называется, «въехал» в номер на плечах вашего технолога, но тот стал сопротивляться, и тогда третий завелся, белый глаз.
– При чем тут белый глаз?
– Так называют каскадеров, которые участвуют в киношных драках, но в процессе съемок заводятся и переходят на реальный бой.
– А он что, был каскадером?
– Он был спортсменом и иногда участвовал в таких съемках.
– Есть его данные?
– Есть.
– А может, и фото?
– Ну, если нужно, раздобудем, тебе-то это зачем?
– Все может пригодиться. Его задержали?
– Нет, это наши данные, следак еще до этого не дознался и, может, вообще не дойдет. Да и, как утверждают те, кто прикрывает Шубу, он уже слинял из страны.
– Добудь нам документальное подтверждение этого.
– Хорошо.
– Ата-ага сказал, чтобы я пригласил еще одного политтехнолога из Москвы.
– А ты уже исчерпал свои связи?
– Не то чтобы исчерпал… После смерти Доморацкого от меня будут шарахаться все московские политтехнологи.
– А ты уже связывался с ними?
– Нет, когда бы я успел? Но так и будет. Ведь подобного на выборах на всем постсоветском пространстве никогда не случалось.
– А как же…
– Так это убивали кандидатов, иногда журналистов за заказные статьи, но технологов – никогда.
– Ладно, раз Ата-ага сказал, значит, нужно приглашать. Звони от меня.
– Да у меня все записи дома и в офисе.
– А ты как с ними познакомился?
– В конце девяностых, когда я учился в Москве, прибило меня к некоему сообществу философов нового направления. Называли они себя методологами и в качестве некоего главного направления или философского подхода считали реальную деятельность. Они же брали заказы на решение управленческих задач в рамках игр и мозгового штурма.
– Я слышал о них, это были известные имена, в том числе эмигранты.
– Да, но я общался со вторым поколением, отчасти их учениками, отчасти детьми. Именно из этой тусовки и вышли специалисты-политтехнологи. К ним относился и Доморацкий.
– Ладно, тогда езжай в офис, тебе дать машину?
– Нет, я приехал на своей.
– Слушай, если твои технологи все же откажутся, у меня есть еще один вариант…
– Излагай…
– Чуть позже…
– Кстати, ты что-то про крысу говорил. Это ты предположил по косвенным признакам или?..
– Или. У меня свой человек в команде Касымбаева.
– И ты знаешь, кто у меня крыса?
– Пока нет, но он рано или поздно проявится либо его нужно проявить.
– Как?
– Это не твои заботы, у вас есть Баян.
– Я боюсь, что он, как слон в посудной лавке, все переломает, и мы не сможем эффективно решать поставленные задачи. А может, смерть Доморацкого для того и нужна была нашим оппонентам?
– Все возможно, хотя и маловероятно. Слишком уж мудрено и неэффективно.
7
Савва вернулся в офис после обеда. Его команда уже перекусила и продолжала обсуждать работу по направлениям, устроившись за овальным столом.
Савва вошел в офис и сел в торце стола.
– Ну, до чего вы договорились? – спросил он у присутствующих.
– Договорились – от слова договор или говорильня? – спросил Наиль.
– Второе, второе, – ответил Савва.
– Так вот, – произнес Рубен, – мы решили, что у нас, как это ни странно выглядит, уникальный информационный повод для начала кампании. – Он сделал паузу и посмотрел на Савву. – Излагать дальше?
– Излагайте, – сказал Савва, который уже понял, о чем пойдет речь.
– Итак, у нас есть факт убийства Доморацкого, нужно его обыграть в свою пользу, в соответствии с принципами, которые были озвучены сегодня.
– А предметно? – спросил Савва.
– Мы исследуем биографию Доморацкого, его профессиональные стороны… В этом надежда на вас, – произнес Наиль, – вы же знакомы давно.
– Мы с сегодняшнего дня перешли на вы?
– Нет, у меня это вышло автоматически, после того как я получил от тебя люлей утром. Кроме того, я под псевдонимом пишу статью в газету. Параллельно через полицию распространяем слух о том, что она уже нашла преступника и тот подтвердил, что заказ был сделан от команды Касымбая. Причем заказ был перетянуть политтехнолога на их сторону, но Доморацкий проявил твердость, за что и пострадал…
– Что еще? – перебил его Савва.
– Нам нужна биография Чингизова, желательно развернутая, мы уже подобрали классного фотографа, но он требует приличный гонорар, – произнес Наиль.
– И нам необходимы хотя бы какие-то намеки или наметки по программе Чингизова, – добавил Аблай.
– Мне бы тоже хотелось их иметь, – сказал Савва, – но я их не имею, поэтому поступим просто. Каждый из вас набросает некую программу, а я выберу из нее наиболее удачные пункты, согласую с кандидатом. А потом еще раз пройду по тексту пером профессионального филолога. Что касается слухов, то это не ко мне, а к Баяну. Он у нас ответственный и за нашу безопасность, и за всю конспиративную работу…
– А не лучше будет, если с ним будешь работать ты, – перебил Наиль, – а то я при виде него в некий ступор впадаю.
– И правильно, – сказал Савва. – В прошлом году у одного из замов Чингизова украли ребенка. Банда потребовала выкуп. Полиция развела руками. У нее не было средств, чтобы взять банду или вести переговоры. И тогда Нуртай через синих предложил обсудить условия передачи Баяну. Тот поехал один и долго говорил с главарем…
– По-моему, он не может говорить долго, – заметил Наиль.
– Ты прав, он немногословен, но это как раз момент положительный.
– И чем все закончилось? – спросил Аблай.
– Он уговорил главаря отдать ребенка без всякого выкупа.
– А какие аргументы он привел, что говорил?
– Не знаю, – сказал Савва, – он поговорил и вернул ребенка целым и невредимым, а также привез обратно всю сумму выкупа.
– Ты это к чему?
– К тому, что у нас самый профессиональный и авторитетный представитель Службы безопасности. И мы работаем в одной команде. И он вовсе не контролер или инспектор. Он наша безопасность. Так решил Ата-ага.
В это время зазвонил телефон. Елена сняла трубку, послушала и кивнула Савве. Савва поднялся из-за стола, взял трубку, долго слушал Баяна, а потом взял ручку и что-то записал.
– Наиль, – сказал он, положив трубку, – запиши: Мышковец Александр Ильич. Сегодня утром он пересек государственную границу и улетел из Актау в Свердловск, тьфу, Екатеринбург.
– А он зачем мне? – спросил Наиль.
– Он – убийца Доморацкого.
– Быстро же это установила полиция.
– Это не полиция, это Баян.
– Понятно.
– Хорошо, если тебе понятно. На днях из Москвы к нам приедет новый политтехнолог. Он будет негласно курировать нашу кампанию.
– А почему негласно?
– Потому что жить хочет. Я его встречу и размещу…
– А как его зовут?
– Сие тайна велика будет.
– А что так?
– Ата-ага потребовал, чтобы мы имели такого политтехнолога, а политтехнолог выставил эти условия. Все, на сегодня совещаний достаточно, мне бы какой-нибудь бутерброд с колбасой.
– Пожалуйста, – произнесла Елена, – хоть два, а к бутику кофе или чай?
– Конечно, чай, – ответил Савва, – потому что кофе в Елактау не растет.
– Так ты утверждаешь наши планы? – спросил Рубен.
– Да, но с легкой корректировкой. Статьи не будет, а Наиль возьмется писать в нашем ежедневнике детектив с продолжениями, который будут читать все, потому что он будет написан на псевдореальных обстоятельствах.
– А кто будет предоставлять материалы? – спросил Наиль.
– Никто, перед нами сама жизнь, она и предоставит нам материалы.
8
Через неделю работа группы вошла в некий ритм: утром интеллектуальная разминка, затем подведение итогов предыдущего дня, потом планерка, после этого каждый занимался своими делами.
В конце недели в Актау из Москвы прилетел новый политтехнолог. Но Савва встретил его в аэропорту, отвез на такси на конспиративную квартиру и работал с ним, точнее консультировался, лично. Члены группы не знали даже, как его зовут.
Сначала это вызывало легкую иронию, но потом привыкли. Что делать, человек выдвинул такие условия работы!
На третий день, после отправки в Москву тела Доморацкого, в еженедельнике, который финансировал Чингизов-старший, появилась первая главка детектива, написанного «неизвестным автором», под названием «Из Америки с любовью».
По сюжету, некий талантливый политтехнолог из США получает предложение консультировать избирательную кампанию в Елактау. Далее автор пускается в воспоминания, которым стал предаваться герой детектива, собираясь лететь через Москву в Актау. Выходило, что этот персонаж был самым талантливым политтехнологом, которого при СССР гнобили, а затем все же признали, и он стал самым востребованным специалистом если не в мире, то на постсоветском пространстве. Несмотря на то, что герой еще не долетел до Актау, читатели уже предполагали и предчувствовали интригу, а розничный тираж газеты разлетелся мгновенно.
На следующий день распорядок работы группы был сломан, первым делом стали обсуждать вторую главку скандального детектива. Было решено ввести в действие некоего следователя, который влачил жалкое существование в Актау, поскольку взяток не брал, в отличие от многочисленных коллег.
Стали развивать образ следователя, чтобы наполнить его «мясом и кровью».
– Нужно придумать ему биографию, – сказал Рубен.
– Разумеется, – поддержал его Наиль, ревностно полагая, что именно он, журналист, должен был выдвигать такие идеи.
– Где он должен родиться? – спросил Аблай.
– Не это главное, – сказал Наиль. – Главное – какой он должен быть национальности.
– Ну, в нашей казахской стране он должен быть казахом.
– Здесь надо смотреть глубже, – сказал Савва, – ведь наша цель – выиграть выборы, а не потешить читателя.
– Тогда сделаем его русским, – заявил Рубен.
– Почему русским? – с вызовом спросил Аблай.
– Потому что русским после распада СССР в бывших союзных республиках некомфортно, – сказал Рубен.
– Да, – теперь уже с некоторой издевкой произнес Аблай, – спроси у Саввы, как ему у нас?
– Нашел с кем сравнивать! Савва – сын одного из боссов страны.
– Тем не менее он русский.
– А почему русским плохо в бывших союзных республиках? – спросил Аблай.
– Потому что в силу менталитета большого народа у них нет навыков выживания малого в большом, такого, как есть у всех других малых народов.
– Но такой менталитет вещь приобретаемая.
– Да, – ответил Рубен, – как социолог могу сказать, что для этого нужно три поколения.
– Хватит собачиться, – прервал их полемику Савва.
– Давайте сделаем его казашкой… – упрямо произнес Аблай.
– А ведь это идея, – согласился Наиль, – гениальная идея…
– Ну, а все остальное, как всегда, за тобой, – произнес Савва. – Теперь маленький технологический ликбез. На чем мы вчера остановились?
– На том, что власть портит людей, – съехидничал Наиль.
– Нет, – возразил Савва, – смотрите глубже, мы остановились на том, что народ понял, что власть и пребывание наверху портит людей, и началось сокращение сроков пребывания лидеров наверху. Кроме того, заметили некую закономерность: наверх пробиваются негодяи. Таким образом, к концу двадцатого века в социуме сформировалось устойчивое мнение: «Никто не достоин быть наверху; не стоит кого-то туда продвигать, да и нам там делать нечего».
Первое время власть имущим это нравилось. История стала описываться как кромешный ад, Шекспир отдыхает, негодяй на негодяе, и все там, наверху. В каждом случае делался вывод и предъявлялся счет: сколько хороших людей погибло за какие-то ценности. Не могут быть ценности важнее человека. Постепенно люди перестали гордиться принадлежностью к большим проектам. Стали выпячивать свою индивидуальность, смеяться над категориями «Бог», «Патриотизм», «Истина».
– И что в результате? – произнес нетерпеливый Наиль, которому хотелось быстрее закончить ликбез, так как в мозгу роились новые ходы ненаписанного детектива.
– Все становятся циниками, разбиваются на мелкие тусовки. А если это продолжается долго, то теряется социальное управление. И тогда рядом активизируются соседи, которых либералы зовут варварами, потому что те исповедуют большие ценности и завоевывают соседа-конкурента.
– Я как социолог, – сказал Рубен, – могу добавить следующую деталь, она – как симптом диагноза – является показателем того, что общество не способно себя защитить. В природе это называется балансом «голубей» и «ястребов». Орнитологи заметили это раньше социологов. Если в стае равновесие между «голубями» и «ястребами», все нормально. Стая жизнеспособна. Но вдруг в стае появляются «задиры» – это те, кто имитирует «ястребов» и «голубей», тогда, если их становится много, стая вымирает.
– Например? – тоном Саввы прервал Рубена Аблай.
– Признаки такого нарушения баланса – попытки сменить пол, но лучше всего это проявляется в профессиональных сферах деятельности. Например, мы видим, что имитируется религиозность, когда уголовные авторитеты становятся настоятелями храмов; имитируется наука, когда диплом профессора можно купить за деньги; имитируется экономика, когда деньги не привязываются к золотому запасу; когда сфера услуг приближается к двум третям ВВП, экономика становится мыльным пузырем. И даже политика имитируется.
– Точнее симулируется, – подтвердил рассуждения Рубена Савва.
– Ницше писал, – почти торжественно процитировал классика Наиль, – «Близится время, когда человек больше не может родить звезды… Близится время такого презренного человека, который даже не способен презирать себя самого».
– Ты знаешь это наизусть? – удивился Аблай.
– Угу, – мимоходом подтвердил Наиль.
– Точно, – сказал Савва, – воля к воле – это когда воля рождает, стимулирует волю. В ситуации полной утраты воли мельчает все. Великие личности не появляются. Все знают, как надо делать, но ни у кого нет воли делать. Все мечтают, что придет кто-то другой и сделает это за него. Все знают, как свернуть горы, но предпочитают смотреть в телевизор, пить пиво и разглагольствовать о вождях-дураках.
– И каков итог? – спросил Наиль.
– Инертность масс – подлинная проблема сегодняшнего дня. И именно ее мы должны учитывать в рамках избирательных технологий, – с ехидцей завершил Савва. – За работу товарищи!
9
На третий день после публикации очередной главы детектива «Из Америки с любовью» Савву вызвали повесткой в прокуратуру. Каково же было его удивление, когда следователем, который должен был его допрашивать, оказалась женщина-казашка.
Пока Савва сидел в коридоре, ожидая вызова в кабинет, следователь по имени Шолпан тщательно готовилась к допросу Чингизова-младшего.
Стаж ее работы в должности следователя приближался к трем годам, казалось бы, чего уж тут готовиться, но данный свидетель был не совсем обычным участником уголовного процесса по факту гибели гражданина России Доморацкого.
Во-первых, он был руководителем группы поддержки одного из кандидатов на должность президента Республики Елактау.
Во-вторых, де-юре он был его сыном.
И в-третьих, еще одно обстоятельство, наиболее обидное для следователя. Еженедельник, название которого на русский переводилось как «Газета выходного дня», стал печатать детектив с продолжением под названием «Из Америки с любовью».
Одна из глав этого детектива была посвящена следователю, которая должна была в будущем расследовать дело по факту гибели гражданина Доморацкого.
И хотя следователь Шолпан еще не была показана в работе, собственная биография и профессиональные ее качества уже прорисовались в романе, причем пером сочинителя-сатирика, а не писателя-реалиста. И мало того, та тональность, какую выбрал неизвестный автор для ее описания, не вызывала сомнения, что в таком же сатирическом ключе она будет показана и далее.
Попытки привлечь на свою сторону старших коллег и начальство ни к чему не привели. Коллеги не хотели связываться с Чингизовым-младшим, а начальство понимало, что, если даже директор уранового комбината проиграет выборную гонку, он все же останется директором этого комбината, который и в Советском Союзе входил в пятерку мощнейших предприятий отрасли, а уж в маленьком Елактау…
И Шолпан ничего не оставалось делать, как идти по минному полю политики с соблюдением уголовно-процессуальных правил, что вовсе не способствовало увеличению шансов на благополучный исход.
Савва просидел возле кабинета полчаса и подумал, что пора уже возмутиться, как дверь открылась, и пикантная брюнетка с короткой стрижкой в форме прокурорского работника жестом пригласила его войти в кабинет.
В кабинете был стол следователя с вращающимся креслом и несколько стульев для посетителей. Стол венчала портативная печатная машинка «Юнис».
Светло-синяя форма сотрудника прокуратуры делала Шолпан похожей на стюардессу.
– Прошу, – произнесла Шолпан и показала ему рукой на один из стульев для посетителей.
Савва сел и протянул Шолпан свой паспорт. Та открыла его и стала заполнять шапку протокола допроса свидетеля.
– Вас не удивляет, что я пригласила вас на допрос? – спросила она.
– Нет, – коротко ответил Савва, он решил не развивать тему сам, а только отвечать на вопросы.
– А как вы полагаете, почему?
– Я думаю, вы сами мне об это скажете.
– И вам было не любопытно…
– Мне не было любопытно, я очень занят в выборной кампании.
Шолпан еще раз заглянула в паспорт Саввы. Родился на три года раньше ее, вполне мог бы стать ее мужем… И она по-другому посмотрела на Савву.
Савва это заметил, но не придал никакого значения. А стоило бы! Сработал эффект присутствия, можно за глаза представлять себе человека монстром, но первая встреча и первый взгляд со стороны женщины все расставляет по своим местам. И объект попадает в одну из женских ячеек, нет, не памяти, а некоего стеллажа женской программы выживания, в котором у каждого, кто представляет определенный интерес, своя полка.
Поместив Савву в ту ячейку, которой он соответствовал, Шолпан, почти по инерции, стала с ним работать. Она предупредила его об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, отказ от таковых и спросила:
– Как давно вы знакомы с Доморацким?
– Мы познакомились с ним во время моей учебы в Москве.
– Вы шли по улице, а навстречу вам Доморацкий?
– Нет, все не так просто, я учился на филологическом, но проявлял любопытство к философам, а вокруг кафедры философии было много пришлых.
– Что это значит?
– Пришлых, значит, не студентов МГУ.
– И как вас занесло в МГУ, да еще на филфак? Почему отец не сориентировал вас идти его дорогой, в технический вуз?
– Я думаю, этот вопрос лежит вне темы нашего допроса.
– Хорошо, с той поры вы поддерживали с Доморацким добрые отношения?
– Нет, я поддерживал их с философами его направления, которые в конце восьмидесятых стали игротехниками, а в начале девяностых – политтехнологами. Они и порекомендовали мне его в нашу выборную кампанию. Тогда и оказалось, что мы с ним шапочно знакомы.
– Итак, он прилетел к нам из Москвы?
– Нет, он в это время находился в Америке, напрямую прилететь не мог, у нас не приземляются «Боинги». Он долетел до Москвы, а потом прилетел к нам.
– Каков был его гонорар?
– Этот вопрос тоже не относится к его смерти.
– Ну, а вдруг кто-то из местных или московских политтехнологов был ему конкурентом?
– Переговоры с ним вел лично я. Но факт того, что у нас будет политтехнолог из Америки, мы не скрывали, потому что наши главные конкуренты уже пригласили одного знаменитого москвича и на весь свет раззвонили об этом. Мы должны были соответствовать их уровню…
– Что значит главные конкуренты?
– Вы прекрасно знаете, что из десятка кандидатов реально могут претендовать на победу только двое.
– А на что надеются остальные?
– Остальные нужны для растаскивания голосов главных конкурентов.
– Значит ли это, что вы еще раз будете приглашать специалиста из Москвы?
– Безусловно.
– А что, собственными силами…
– Можно, но для обывателя все, что есть у нас, это низший сорт. В своем отечестве нет пророков и технологов избирательных кампаний.
– Еще вопрос. Вы не заметили чего-нибудь странного во время встречи и первого дня пребывания Доморацкого у нас в Актау?
– Заметил, – сказал Савва и с некоторым злорадством рассказал, как четверо гаишников проверяли документы Доморацкого.
– Вы можете назвать номер их машины?
– Конечно, он записан у моего водителя.
– А сам Доморацкий не говорил вам об угрозах в его адрес?
– Нет, да мы и общались-то всего ничего. Я познакомил его со своей командой, и водитель отвез его в гостиницу.
– А как вы полагаете, у кого были причины и мотивы его убить?
– Не знаю, Доморацкий не та фигура, устранив которую можно что-либо кардинально изменить. Я до сих пор теряюсь в догадках.
– А вы не поделитесь?..
– Ваше дело искать факты, а догадки оставьте нам.
– Ко мне будут вопросы?
– Основная версия случившегося?
– Отвечу вам, так же, как и вы мне: мы рассматриваем все версии – от несчастного случая до убийства.
– Вы полетите в Москву признавать потерпевшими его родственников?
– Да.
– Сообщите мне дату этой поездки, может, мы что-нибудь передадим с вами.
– Ну, а вы не забудьте сообщить мне номер машины ГАИ.
Шолпан дождалась, пока Савва прочитает протокол допроса, подписала ему пропуск, и они расстались.
10
– Продолжаем нашу работу, – сказал Савва утром следующего дня после допроса у следователя. – Наши теоретические изыскания закончились на том, что инертность масс – настоящее бедствие для современных политиков. Отсюда следует, что задача политиков заставить массу зашевелиться. Для этого придумывают различные способы. Массу, как крысу, загоняют в угол, бьют током, колют шилом, вынуждая ее защищаться, огрызаться… Как вы думаете, зачем?
– Чтобы поиграть вторым номером, – ответил Рубен.
– Это один из аспектов проблемы, а основной причиной будирования массы является то, что, провоцируя ее на ответ, власть получает легитимизацию своего существования. Только так она может заявить о том, что выполняет миссию ответственного за обслуживание интересов и запросов населения. Поэтому для возникновения некоего симбиоза власти и масс необходимо, чтобы масса из объекта стала субъектом со всеми присущими ему качествами – свободой, разумом, волей и ответственностью.
– И как это сделать? – уточнил Рубен.
– Это делается образованием масс.
– Что есть образование? – спросил Аблай.
– Образование – это придание образа, который необходим власть имущим. Отсюда следует, что все современные избирательные технологии занимаются не чем иным, как провоцированием субъектности. И в этом большую роль начинают играть PR, главная задача которых – превращение пассивного субъекта в субъект диалога.
– А как же здравый смысл, гуманизм и прочие категории? – спросил Рубен.
– Это всего лишь инструменты, как и многое другое. Потому что даже пиар-пропаганде не важно: кто и кого? Не важно где: за столом, на футбольном поле, в зале для игры в боулинг. Если участники наносят друг другу удары, уколы, значит, они не только наносят удары и уколы сопернику, но и фактически делают вызов зрителю, перед которым и разыгрывается шоу. Отсюда вывод: выборы – это…
Возникла пауза.
– Так с чем можно сравнить выборы? – спросил Аблай.
– С тараканьими бегами, – ответил Наиль.
– Правильно.
– Так, выходит, все, что имеет форму состязания, – это пиар? – спросил Аблай.
– Нет, просто состязание – один из приемов пиара. Мир реальности связан с миром виртуальным, и фактически все, что происходило ранее, ничем не отличается от современных технологий. Маги прошлого изменяли действительность заклинаниями. Точно так же действуют биржевики. Они обращаются к экспертам, а те озвучивают некую инфу о том, что скоро исчезнет туалетная бумага. Дураки говорят: надо скупать.
