Сергей Валерьевич Агафонов
Ни о чем бестолковом
Тельца на силу будет проверять,
И скоро он поймет, тельца нельзя сломать,
И больше всех на свете его он станет уважать.
Уйдет от скорпиона его сущность,
И так захочется тельца обнять
И, ощутив всю его силу, целовать.
Весь мир он по-другому станет понимать.
И скорпион получит ласку –
Ту ласку, что не хватало так ему.
Ведь ценит скорпион любовь лишь только сильных,
А слабую любовь не пожелаешь никому.
Но, если скорпион все это не поймет,
Телец, отдав любовь, уйдет и больше не придет.
Либо уйдет от скорпиона его сущность,
Либо телец уйдет от скорпиона.
Телец лишь смоет боль слезою,
Ту боль, что скорпион ему нанес.
Он встанет и пойдет своей дорогой,
И с каждым шагом все сильнее будет он.
А скорпион останется один,
И вся та боль, что он нанес, вернется.
Как все вернется,
Что мы другому отдадим.
Но вот в отличие от тельца,
У скорпиона нету столько силы,
Боль может навсегда его сгубить.
Обычно скорпион предпочитает не любить.
Ведь знает он, что безответную любовь
Не так-то просто будет пережить,
Поэтому всю жизнь души не открывает.
И так без счастья жизнь он проживает.
А жалит скорпион лишь потому,
Чтобы создать препятствие тому,
Кто его любит, и проверить, как тот их преодолеет,
И если справится, то скорпион будет уверен –
Всю душу, не боясь, сможет открыть,
И самое большое счастье в жизни ощутить.
Телец же обретет то, за что он так страдал,
То счастье и любовь, что он отдал.
***
Ты не меня, ты предала любовь,
Великую любовь, что дал нам в дар Господь.
Мне жалко не тебя, и не себя мне жалко –
Мне жалко ту любовь, которая была…
Любовь есть Бог, и был Он в нас,
Убила ты Его гордынею своей,
Как дьявол предал… Того,
Кто так за нас страдал и так любил.
У всех есть страсти. Гордыня – страсть твоя.
Из всех страстей опасней всех она.
Из-за нее ты вряд ли это примешь,
Возможно, этот текст возненавидишь.
Я вижу недостатки, подлость всю твою,
Ты думаешь, я чувствую сейчас злобу.
Нет, тебя по-прежнему люблю,
В себе Христа я не убью.
Что я люблю в тебе,
Не знаю, хоть убей!
Возможно, чувствовал родную душу,
Возможно, боль твою в любовь преобразил.
Любить важней, чем быть любимым,
И это только сильному дано понять,
А слабого любовь может сломать,
И навсегда закрыть от счастья, запугать.
Господь меняет боль мою
На строки те, что здесь пишу,
Себе я говорю: «Я должен быть один!».
Я буду менять боль на вечные слова…
Терпел я долго все твои укусы,
Не зря я говорил тебе,
Терпенью есть предел,
И он настал, телец рассвирепел!
Я ухожу под музыку победы,
Достали насекомые –
Я телец!
Рожденный в День победы!
Но оставляю приглашенье,
Как только бросишь ты гордыню,
Ко мне ты сразу приходи –
В мир счастья и большой любви.
Не знаю, что делать. Еду к своему знакомому Евгению за советом. Говорит: «Езжай к ней!». Еду. Остаемся у нее. Все вроде приходит в норму. Она говорит, что у нее задержка. Проходит несколько дней, говорит, что она беременна. Я счастлив, и в тоже время понимаю, что у меня сейчас нет ничего, я банкрот, с квартиры надо съехать через неделю, что-то надо делать с собакой. Ко мне она ехать не хочет, неприятный осадок после встречи с пьяным квартиросъёмщиком. К ней нельзя, хозяйка не разрешает.
Я разрываюсь, встречаю с работы, она плачет, успокаиваю. Покупаю медальончик с жемчужинкой, делаю ей предложение, говорю, что люблю ее больше жизни, она плачет, соглашается. Понимаю, что надо скорее жить вместе, занимаю денег, снимаю квартиру. Она боится сообщить родителям. Я говорю, что надо ехать к ним.
Едем, рассказываем. Они вроде обрадовались. Затем приезжаем туда на Новый год. И все вроде хорошо. Назначаем свадьбу на январь. Еду в Москву зарабатывать. Позже приезжает Вера. Живем в комнате, которую я снял. Снова, как назло, трудности. Узнаем, что у Веры болезнь, передающаяся половым путем, которая может сказаться на ребенке. Проверяюсь. Я чист. Вера очень переживает, я же верю в Бога, и уверен, что ничего плохого не произойдет без Его воли. Говорю ей, чтобы верила.
Свадьба, хоть и получилась на скорую руку и далеко не роскошная, но было весело и дружно. Во многом помог ее брат, спасибо ему большое! Мне запомнилось противостояние наших отцов в шахматной партии. Сначала мой отец проиграл, затем выиграл. Как он мне потом рассказывал: только после этого ее отец начал считать его человеком и общаться. До этого чувствовалось высокомерное отношение, да и я это тоже ощущал. Кто мой отец? Рабочий на заводе. А ее – врач, интеллигенция, к которой он гордо себя относил. Но для меня мой отец самый лучший на свете, и я никогда не говорил про него ничего плохого. Главное – забота, доброта и внимание. Да и по уровню интеллекта мой отец мог многим дать фору. Он просто занимался тем, что ему нравится.
Снова вижу ее счастливые глаза. Я делаю все, чтобы она была счастлива. Работаю, были большие перспективы, готовлю еду, делаю коктейли, массаж, рассказываю сказки, дарю цветы, подарки, каждый вечер настраиваю ее на оптимистичные мысли, так как знаю наши мысли – это все.
Но не все идет гладко. Я, конечно, тоже делал ошибки – это жизнь, но я извинялся, поступая неправильно, она же не извинялась никогда! В этом я видел большую опасность. Это гордыня. Гордыня – это замкнутый круг. Чтобы начать меняться, нужно раскаяние, оно приводит к тому, что человек извиняется, просит прощения у кого-то или, что более важно, у Бога. А гордыня не дает раскаяния. И это круг, из которого многие не могут вырваться. Гордыня – это начало зла. Зло началось с возгордившегося ангела…
Мысли материализуются, нужно обязательно думать оптимистично. У нее же были одни отрицательные эмоции, я понимал, что это не из-за меня, что она давно уже живет с этим. Я думал, что если буду ежедневно настраивать ее на то, чтобы радоваться жизни, то вскоре это исчезнет, и она будет счастлива. Так я и делал.
Но она сравнивала меня со звездами кино и театра, и с теми людьми, с которыми я боролся всю жизнь, с теми, кто добивается всего с помощью силы, переступая через людей. Я замечал, что и она сама на это способна, видел, как она заигрывала с одним парнем, только для того, чтобы он ей компьютер чинил, дружила с теми, с кем полезно. Я всю жизнь боролся с этими меркантильными людьми! А она обвиняла меня в доброте и в том, что я всех жалею. Я видел ее жадность даже в мелочах. На мои старания сделать ее счастливой она всегда пыталась меня поддеть. То говорит, что, если что, разведемся. Спокойно, так, будто это ничего не значит. Свадьба для меня на всю жизнь, и только по любви! Не любишь, не будем жениться. Соглашается. То в «Одноклассники» к бывшему зайдет и спрашивает меня, как мне его девушка, нравиться? Удалит мои стихи, а его хранит. Я чувствовал, что она врет мне порой о том, с кем переписывается. Часто она обвиняла меня в необразованности (у меня нет диплома об окончании института). На Новый год сказала, что может это и не мой ребенок, пошутила. Это было очень больно! Я отдавал ей всю свою душу, всего себя без остатка, я был открыт перед ней, я был безоружен, потому что любил, потому что ждал сына, и терпел, перебарывая в себе злость, которую она пыталась во мне вызвать…
Искололи
Посвящается моей самой родной,
Давай любимая не будем ссориться…
Сколько боли, родные, причиняете мне.
Искололи меня, искололи!
Но порой эту боль не спрячешь в себе,
Просит воли, хочет воли!
Против всех остальных у души стоит блок,
Но любимым она открыта,
Как же больно, когда родные в тебя –
Словно молния в чистое небо!
И когда вырывается боль из груди,
Словно кони, словно кони!
Понимаешь, не зря проживаешь ты жизнь,
Зло кидая, побеждая…
И, казалось бы, все презирают тебя,
Так как знают и понимают:
Не способен ответить ты на их зло,
Все впитаешь, все впитаешь…
Но не знают они, что все чувствуешь ты,
Ощущаешь, переживаешь.
Ты на иглы людей закрываешь глаза,
Пропускаешь, все пропускаешь…
Ты уколы людей принимаешь смеясь,
Будто в небо, словно в небо.
Но частички зла оседают всегда,
Будто тучи, словно тучи!
И когда зло, скопившись, с громом падает вниз!
Душа взлетает, душа летает!
Оторвавшись от почти задушивших туч,
Душа летает, душа взлетает!
И улыбка, как радуга после грозы,
Лучезарно все озаряет!
И ты снова с улыбкой способен принять
Людей уколы, родных удары…
***
Просто, что будет, если каждый на зло
Ответит злобой, ответит злобой?..
Понимайте всегда, чем открытей душа,
Тем больнее, тем больнее…
Эти души родные надо беречь,
Словно воздух в грязном небе…
Эти души родные надо беречь,
Словно воздух в грязном небе…
Да я был безоружен. Я не знал, что делать в такие моменты. Я всегда и везде мог ответить, мог постоять за себя, никому и никогда я не позволял оскорблять себя. Но здесь другое. Я знал, что одним лишь метким словом я могу причинить ей боль, унизить ее, ведь недостатков в ней было немало, и я все их видел. Но я жалел ее, потому что любил, потому что ждал сына. И все терпел. Она в такие моменты с улыбкой и какой-то радостью говорила, что я похож на жалостливую собачонку. Я не мог даже возразить, это так и было. В моем взгляде читалось: «За что? Зачем ты причиняешь мне боль? Я же не делаю тебе ничего плохого. Я хочу, чтобы ты была счастлива! Я не могу понять, зачем ты это делаешь, и как это может приносить тебе радость?».
Я не раз говорил ей, что самое важное для меня, чтобы она была счастлива, пусть и не со мной я приму это, и сам буду счастлив. Предлагал ей помочь попробовать вернуть бывшего парня, если она этого хочет, и говорил это абсолютно серьезно. Я не знал, что мне делать, чтобы она была счастлива. Она была несчастлива и со мной, и без меня… Она сама говорила, что я единственный человек, который сможет с ней жить. И я жил с ней. С каждым днем она обращалась со мной лучше. Я работал над тем, чтобы она научилась извиняться, преодолевая гордыню. Я знал, что по-другому ничего не получится. Я подлавливал ее на очевидных моментах ее неправоты и в ультимативной форме просил извиниться, и она это сделала пару раз. Это был огромный прогресс, как мне казалось, ведущий к счастливой, гармоничной семье.
Глава III
К сожалению, жить в нормальных условиях нам было негде, и мы посчитали разумным, чтобы она рожала у родителей в Воронеже. А через полгода, когда наш малыш окрепнет, я заберу их. Как раз у меня будет время организовать достойное жилье и стабильность в доходах. Перед ее отъездом мы жили уже очень хорошо, почти не ссорились, гуляли вечером, она была счастлива, и я тоже был счастлив из-за этого. Иногда только ссорились, после того как позвонит ее мама, после этого она опять начинала упрекать меня в том, что я необразованный, но не могла это ничем аргументировать, кроме того, что у меня нет «корочки». Я понимал, что это не ее мысли. И это единственное, что приводило к ссоре. Мое мышление было сформировано на основе книг людей, добившихся успеха, и мало у кого из них была «корочка». Потому что свою деятельность они начали зачастую раньше, чем наступало окончание института. Они не могли просиживать занятия. И я тоже из-за этого ушел. Генри Форд говорил: «Зачем мне все знать, если есть специалисты из разных отраслей, которые работают на меня и отвечают на все вопросы, если у меня появляется такая необходимость».
Перед ее отъездом я встречал повсюду знаки «быть вместе», с этого ведь и началось наше знакомство. Тогда мы пошли в кино, не зная еще, на какой фильм, я сказал: «Какая разница, главное, быть вместе», и фильм был хороший.
Но теперь, перед ее отъездом, я встречал эту фразу везде: на рекламе кофе в метро, на рекламе по телевизору, в книгах. Я понимал, что это знак, что нельзя разлучаться. И я бы смог это устроить, у нас квартира пустует в Гагарине, но понимал, что она не поверит в знаки и категорически не захочет жить рядом с моими родителями. А в Москве организовать роды и хорошие условия проживания я был не в состоянии. Да и она не просила, я чувствовал, что она хочет быстрее вернуться под крыло родителей.
Впереди лето, скоро уезжать на дачу. Я беру отпуск, и нам там очень хорошо. Это было чудесное время. Но мне пора уезжать.
По дороге вышел подышать воздухом на длительной остановке. Рядом завязалась драка. Я уже давно научился контролировать свой гнев и решать вопросы мирно. Смотрю: народу рядом много, но никто не влезает, пусть хоть поубивают друг друга. Страх у всех и безразличие. Беру роль судьи, оттаскиваю того, кто побеждал, говорю: «Ты победил, бой окончен». И все…
В Москве меня ждали одиночество и тоска.
Разлука
Снова я ложусь в кровать одинокую,
Всю холодную и пустынную.
Нет в ней человека милого,
Всей душою моею любимого!
Где-то там далеко он все чувствует,
Расстояние для любви не препятствие,
Души вместе всегда присутствуют,
Если чиста она, то почувствуешь.
Прикоснешься душою к любимому,
Ощутишь радость чистой близости
И поймешь, никогда одинокими
Мы не будем, если чувствуем.
Если любишь по-настоящему,
Если душу умеешь чувствовать.
Если души не умирают,
Значит, нет разлуки в принципе!
То, что я сейчас напишу – очень тяжело для меня. Пусть я уже раскаялся за этот тяжкий грех, но мне до сих пор очень тяжело вспоминать и принимать то, что я это совершил. Жена была далеко от меня. Свобода. И старые страсти, диктуемые природой, снова пробуждаются во мне. Сейчас я понимаю, что все это произошло из-за того, что я очень долго не был в церкви. И хоть я и понимал, что долго не причащался, но у меня не было настоящего душевного раскаяния, и те страсти, которые мною обладали, так и остались во мне и ждали момента моей слабости. И этот момент настал. Внезапно. Выпивка делает слабым, и даже больше – страшен не момент алкогольного опьянения, а последующие дни слабости. Я уже заметил, что только на четвертый день человек полностью подвластен своему рассудку и может сопротивляться велению своих звериных инстинктов.
Я везу к себе девушку и изменяю жене. На следующий день мне звонит Вера и поздравляет с днем любви, семьи и верности. И я понимаю, что этот знак неспроста, я сам разрушаю свою жизнь и свое счастье. Я знаю, что надо идти в церковь. Но душа моя не плачет, она будто окаменела, я понимаю все разумом, но не душой Я жду этого раскаяния, но оно так и не наступает.
Да, можно придумать себе много оправданий, что я не чувствовал заботы, я не чувствовал любви, что я устал от постоянных упреков в необразованности, слова о том, что у меня ничего не получится, что я летаю в облаках. Но все же моему поступку нет оправдания, и быть не может. Я предал собственные принципы, я предал то, о чем раньше всем говорил, и то, о чем пишу, я предал свой путь, я изменил…
Я замечаю, что мы начинаем отдаляться. Все начинается заново, снова все идет через пень колоду. Я понимаю, что вся наша совместная жизнь с самого начала – это моя сплошная борьба за сохранение семьи и любви. Скорее всего, я не стал бы этого делать, если бы сын. Сходил в церковь, спросил совета, как укрепить семью, но про измену я не рассказал. Мне сказали, раз скоро родиться сын, нужно обвенчаться. Но даже венчание происходит не так, как надо. Она не причащалась, я тоже, потому что в суете не было душевного раскаяния, она забывает обручальное кольцо. Но все же нас венчают… И я верю, что Господь поможет нам сохранить нашу семью…
Ее кладут в больницу, перезваниваемся с ней, я всячески стараюсь ее поддерживать. На работе вижу хорошие перспективы, а это важно для нашей счастливой жизни. Мы еще в Москве решили, как назовем сына, но она звонит мне в слезах и говорит, что мама не позволяет, дала список, чтобы мы выбирали. «Что за ерунда, какое она имеет право?! Это наш сын! Назовем, как мы хотим!».
Только тогда я стал понимать, что за человек ее мать. Ведь дать кому-то имя – это значит показать, что он главный над этим человеком. Я всем говорил, какая прекрасная у меня теща, какая добрая. Но теперь я стал опасаться ее влияния на Веру и начал понимать, что теперь все может усложниться.
Пятого августа Вера родила сына. И я был самым счастливым на свете!
Мальчик мой
Мальчик мой, мой дорогой,
В пузике живет, не знает хлопот!
Мальчик мой родной от любимой дорогой,
От единственной той, что искал я за горой!
Девочка моя родит мне пацана,
Счастье у меня больше, чем у слона!
Мальчик наш, видно, только наш,
От лошадки моей, строптивей лошадей!
В пузике живет, ножками он бьет,
Маме покоя совсем не дает!
Гончая порода наша с тобой,
Скоро он будет бегать за мечтой!
Только направить надо его,
Чтобы бежал туда, где добро!
Чтобы все трудности преодолел,
Чтобы на нас с любовью смотрел!
***
Чтобы мы плакали от счастья с тобой,
Вместе наблюдая: какой же он смешной!
Чтобы мы плакали от счастья с тобой
В обнимку, смотря: какой же он родной!
Я забираю их с роддома. Называем, как хотели, Григорий.
Вот же хар-р-рактер!
Вот же характер у мужика!
Все что мешало, преодолел,
Все что наметил, сделать успел.
Ему тычут: «Девочка!». Он: «Ни фига,
ух, покажу я Вам, доктора!»
Вот же хар-р-рактер у мужика!
Львиной походкой идет не спеша,
Преграды ему совсем не страшны.
«Ну же скорее, к папке беги!»
Вот же судьбинушка у мужика!
Даже за имя ведется борьба,
Знают родители – львов-непосед,
Гр-р-ригор-р-рий зовут, других имен нет!
И тут начинает в полной мере, провялятся волевой характер Вериной мамы. Я начинаю чувствовать, что она всячески старается оттолкнуть меня от сына. Не дает мне нянчиться с ним, да и от Веры забирает. Будто это ее ребенок. Говорит, чтобы ни приезжали мои родители. Я чувствую, что нас разлучают…
Вера постоянно сравнивает меня со своим родственником Ваней, который успешен, у которого три квартиры, которые, правда, достались от отца, но зато он образованный. Так как с Верой сложно что-то обсуждать спокойно, я пишу ей это письмо, она читает при мне…
«Давай, я тогда уеду пораньше, деньги зарабатывать, если я тебе только для этого нужен. От меня тут все равно мало толку, ты меня за все время не обняла, не сказала ничего ласкового, к Грише меня стараетесь не подпускать, советы игнорируете, не доверяете. Если считаете, что я неуч и неудачник, то так и скажите. Хватит юлить! Ищите себе тогда другого мужа, такого, как Ваня. Я чувствую, что здесь никому не нужен… Но вы подумали, как вы сына будете воспитывать? Кто ему заменит отца? Здесь мы воспитаем только бабушкиного и маменькиного сыночка, но не моего сына. За внешней добротой бабушки скрывается железная воля, которую она пытается всем навязать. Даже имя хотела дать придуманное ею. Как это можно?! Она воспитала троих детей, почему она отбирает это счастье у меня? На руках не держи, не наклоняй. Придумала, что я болею, чтобы я вообще не подходил. А в порыве гнева я услышал настоящее ее мнение обо мне: «Мы тут испереживались все, а ты там сидел». И она дает мне понять, будто мне некуда ехать с ребенком, но это же не так, в Гагарине есть пустующая однокомнатная квартира, и мы в любой момент, если захочешь, можем поехать туда. Но мы же с тобой все обсуждали и решили, что дома первое время будет легче тебе и Грише. Решай, Вер, если вы хотите воспитывать ребенка без меня, то прямо скажите мне об этом. Но это низко с вашей стороны, и очень больно… Но я хочу услышать правду, я не хочу приезжать туда, где я не нужен, а деньги смогу пересылать и по почте. Только я не знаю, как ты скажешь сыну через пять лет, что папы нет рядом, потому что ты испугалась трудностей и хотела, чтобы за тебя все решала мама?»
Она заплакала, мне стало понятно, что это все правда, но она уверила меня, что это не так, потому что понимала, что поступают они мерзко. И я начал понимать, насколько теперь все сложно, насколько сложно теперь будет сохранить нашу семью. Но продолжал бороться.
И я уже не был уверен в том, что ей нужна хорошая квартира и мой стабильный заработок. Но это единственное, что она у меня тогда просила, и я старался быстрее всего этого добиться. Как можно быстрее, потому что понимал, чем мы дольше в разлуке, тем мы все дальше отдаляемся друг от друга…
Я много работал, видел большие перспективы, наклевывались крупные сделки. На выходные ездил к семье. Отказался от комнаты, в которой жил, и снова переехал на недостроенный объект, чтобы иметь больше денег на поездки и обеспечение семьи.
В пятницу вечером уезжал к Вере и сыну, приезжал утром в субботу. Два счастливых дня с семьей – и снова в Москву, и снова на работу. Такой темп жизни выматывал меня. К тому же на объекте не было воды. Приходилось ездить к сестре на другой конец Москвы, чтобы стирать, и ежедневно запасаться водой в ближайшем магазине, чтобы помыться.
В те времена я вспомнил фильм «В погоне за счастьем» и верил, что Господь все видит и поможет мне все это преодолеть. Грех измены довлел надо мной, но суета не давала мне ни минуты покоя, чтобы подумать, услышать свою душу.
Два месяца я прожил в таком темпе. Сделки постоянно откладывались или срывались на пустом месте. Я не понимал, почему так происходит: я рвусь изо всех сил, делаю все возможное, но они все равно срываются.
Отношения с супругой совсем охладевают, я приезжаю и не вижу никакой радости в ее глазах, она не хочет фотографироваться со мной и сыном, говорит, чтобы я удалил фото с ней в Вконтакте, хотя я только для нее и завел эту страницу. Она мне постоянно говорит, что я бездарность, что у меня ничего не получится, и эти мысли уже начинают закрадываться и в мою голову. Я чувствую большую вину перед ней из-за того, что не могу обеспечить семью. Я гоню эти мысли, понимая, что наше мышление очень важно…
Я люблю лежать в темноте
Я люблю лежать в темноте,
Думать о родимой жене:
О ее неземной красоте,
И о сыне, что родила мне.
Я люблю лежать в пустоте –
Мысли ясно кружат в голове,
Приближая меня к мечте,
К той высокой далекой звезде!
Я люблю лежать в тишине,
Созидая веру в себе,
Борясь с теми, кто не верит мне,
Что дойду я к своей мечте.
Я люблю лежать при дожде –
Капли, падая, скользят на стекле,
Переливом блестят на луне
Ручейки, направляясь к мечте.
Я люблю лежать при луне –
Свет спокойный лег на стене,
Мироздание в голове
Из мечты создает предмет.
Я люблю лежать при грозе –
Все сверкает, как в моей душе,
Гром и сила в моем сердце,
Мысли в дело, я иду к тебе!
Снится сон, вижу Иисуса, Он только сказал: «Иди в церковь!». Чувствую, что надо идти, но снова дела, откладываю на потом. И вот что происходит на третий день после этого сна. Мне вечером позвонил мой давний знакомый Григорий Михайлович и сказал, что сделка, которую мы обсуждали, состоится в любом случае. Я счастлив: это крупная сделка, которая решает все наши финансовые проблемы. Слезы счастья текут по моим щекам, я понимаю, что все выдержал, я вынес все страдания и добился своего. В этот момент пишет супруга и говорит, чтобы я вышел в скайп. Я, радостный, бегу к компьютеру и сообщаю ей замечательную новость. Но не вижу ни капли радости на ее лице. Напротив, она начинает злиться на меня, оскорблять, говорить, что я неграмотный, что мое творчество посредственно, и то, к чему я стремлюсь, несбыточно, что я летаю в облаках вместо того, чтобы думать о семье…
Пусть плохо, но я делаю попытки
Пусть плохо… Но я делаю попытки
Писать, что говорит душа.
А ты лишь судишь за ошибки
И обвиняешь в непрактичности меня.
Ты хочешь от меня того же,
Что может каждый, если хочет.
И я могу, но жалко тратить время
На то, что робот может сделать.
Ты ценишь бессердечную работу,
Ты ценишь то, что делает рука.
Но восхищаешься душевным,
Тем, от чего рождается слеза…
Читаешь признанных поэтов,
Великих классиков, творцов.
Но не задумалась ни разу,
Что многое писалось с «матерцой».
Ошибки все исправила машина,
А сильные слова цензура убрала.
А то, за что ты их любишь,
Лишь называется… душа…
Кто-то писал, сидя в тюряге,
А кто-то, когда не было еды.
Так кто они?!. Лишь зэки и бедняги?
Да нет. Они творцы-борцы…
Идя на смерть за правоту души,
Жизнь на терзанья обрекли…
Ведь вслед за сердцем они шли,
И этот зов в беде не отсекли…
Ведь только в испытаньях горем,
Тогда, когда мы все теряем –
О вечном думать начинаем,
И пишем то, что не горит огнем.
Зачем стреляются с Дантесом?!
Зачем на смерть на передовой?!
Не объяснишь, живя для тела…
И сердца зов так не поймешь.
За что Высоцкие рвут глотку?!
Зачем Есенин восстает?!
Чтоб их понять, послушай душу,
Иди за ней, не опасаясь ничего…
Но все же, это просто слабость.
Ты хочешь делать то, что я.
Но так боишься слушать душу,
Вернее, делать то, что говорит она…
После ее слов я окончательно ломаюсь. Я ждал поддержки и радости от того, что мы скоро будем вместе, но ничего из этого я не услышал. Она, не попрощавшись, выключает скайп. Я перезваниваю, она не отвечает. Звоню на телефон, она не поднимает трубку. Что мне думать после всего этого?! Злость овладела мной, а может и не злость, а необходимость расставить все точки над «i».
Я пишу ей, что она вырвала всю любовь из моего сердца, и что я ухожу, деньги буду пересылать сыну. Я не хотел уходить, я хотел понять, нужен ли я ей, если да, то она бы извинилась, и я сразу же простил бы ее. Она молчит.
На следующий день по пути на работу, мне становиться жалко ее, будет переживать – вдруг молоко пропадет. Я пишу, что я вспылил, что все будет хорошо. И мы вроде миримся. Но через три дня она пишет мне, чтобы я больше не приезжал, «от твоих приездов только хуже».
Больше нет у меня ничего…
Конец света! Начало ада!
Конец света произошел и в прямом смысле. В этот день на объекте отключают электричество. Я остаюсь без света и тепла. Я никогда не забуду этот период. В последний свой приезд я отвез все деньги, и мне не на что было покупать еду. Целую неделю я ел хлеб и замерзал. Я спал в одежде и пуховике, но на утро все равно было невыносимо холодно. Туалет на улице. Мыться под теплой водой теперь нет возможности, так как нет электричества, но надо работать. И я шел на работу, помыв голову и побрившись в холодной воде.
После работы возвращается тоска – душераздирающее состояние. Я заболеваю, а быстро вылечиться в этом холоде нет возможности. Температура, кашель раздирает меня, я чувствую, что дело идет к воспалению легких и больнице. И тогда все мои сделки сорвутся, и я не успею заработать денег.
Вера далеко, переживает, а я переживаю за нее. Я понимаю, что во что бы то ни стало, надо ехать к ней. Я еду, чтобы просто показаться, чтобы сказать, что я люблю ее, и извиниться, если это требуется для сохранения семьи. Я не знал, за что мне извиняться, но речь шла о семье.
Приезжаю. Она зла на меня и кричит. Я извиняюсь. Говорю, что все будет хорошо. Вроде бы все налаживается, но мне нельзя ночевать у них, я болею, и приходится вечером уехать.
Утром, когда я вернулся в Москву, она звонит и говорит, что между нами все кончено! Паника овладевает мной, я уже измотан работой, болезнью и дорогой. Я прошу ее не делать этого: «У меня ничего нет, кроме Вас! Я прошу, не говори мне такого». Она отвечает, каким-то железным голосом: «Хорошо, я не буду говорить, но знай, что у нас с тобой ничего не будет», – и кладет трубку…
Впоследствии я узнал, что после моего приезда заболела ее мама. И теперь все еще больше осложнилось. Но я же ехал не для того, чтобы кого-то заразить, я ехал, чтобы она не переживала, я старался действовать для нашей семьи. Как я ни стараюсь, ситуация становится только хуже…
Как-то она написала мне: «Ты должен выздороветь, и куда тебе курить с твоими легкими, это я тебе как врач говорю». Я не понимаю, как мне это могло помочь, когда любимый человек пишет, что не испытывает никаких чувств ко мне, но из-за своей профессии обязан меня предостеречь. Как люди могут быть так жестоки?…
Я люблю, о Боже, как я люблю сына и жену, но она говорит: «Уходи!». Я понимаю, что, кроме них, у меня не осталось ничего, весь этот год я жил только для них. Я уже очень привык к сыну, я касался и чувствовал его через животик и разговаривал с ним. Моя работа была только для них, для нашего будущего. Какие теперь цели, к чему мне теперь стремиться, теперь нет ничего, кроме пустоты…
В голову лезут самые черные мысли, я выбрасываю их из головы. Но ничто не дает мне покоя. Ночи темноты и безысходности, хождения по коридорам пустого холодного объекта. И нет мне покоя нигде. Я не могу ни спать, ни есть. Я еду к сестре, которая недавно вернулась из Франции, и происходит чудо! Она хотела отдать мне кепку, которую я у нее забыл, лезет в сумку и достает икону. Ту самую икону святителя Николая Чудотворца, которую четыре года назад во время наших проблем в бизнесе мне дал Ванек. И я все понял.
Я не мог объяснить, каким образом она очутилась у сестры, и именно в этот момент, ведь они переехали, сделали ремонт, у них беспорядок, они и свои-то вещи не могут найти, она только что вернулась из Франции, но я понял: надо идти в церковь.
Это последняя надежда, больше ничто не может мне помочь. Я беру икону и иду в церковь к отцу Олегу, у которого я не был уже около пяти лет. Он узнал меня и только спросил: «Как оно?». По его интонации я чувствовал, что он все понимает и имеет в виду: «Как оно без Бога?». Рассказал ему все, мне было очень стыдно перед ним. Он сказал: «Твоя икона – это верный знак, что ты должен молиться тому, кто на этой иконе». И я сразу понял, какой я был дурак, когда четыре года назад трактовал все по-своему, не ходя уже давно в церковь.
Я прихожу на свой мрачный объект, зажигаю свечу и начинаю молить Бога и Николая Чудотворца, чтобы они простили меня за все то зло, которое я творю. Я хожу в церковь каждый день, молюсь утром и вечером, в метро, я молюсь всегда, когда не занят работой.
И начинает проявляться свет. Отчаяние и безысходность отступают, я чувствую, что семья рядом. Моя жизнь при тех же обстоятельствах становиться счастливой. Ничего не изменилось, все по-прежнему – холодно, нет света и еды, но теперь рядом Бог. Счастье и любовь вселяются в мою душу…
Мы целое одно
Двое – уже не двое, а одно…
Зацветают розочки
На моем окне,
А за ними звездочки
Светят в темноте.
Холодно бегонии,
Но живет она,
Каждый день красавица
Радует меня.
Рядом братья-финики
Растут богатыри,
Грустная игрушка
Под одеялом спит.
На столе молитвы,
Лампою согреты,
Вдали обогреватель –
Толку нету.
Еще дальше милая,
С сыночком в чепчике,
Но согрет я мыслями
О своей семье.
Тишина спокойна,
А в душе добро,
Сердце улыбается,
Мы целое одно…
Тело постится – строки чисты
На улице ноль,
Дома плюс три.
Как хочешь –
Так и живи!
Завтра будет минус,
Боюсь, не проснусь.
Но я не сдамся,
До мечты дотянусь!
Есть места получше,
Но здесь мой путь,
Вера мне поможет
Не свернуть.
