Сергей Владимирович Аванесов
Степка
Неизвестно сколько времени он провел во сне. Проснулся он от попискивания, которое слышал уже некоторое время сквозь дремоту. Степка поднял голову, напрягая слух, пытаясь уловить точное место исходящего источника звука. Он уже понял, кто может издавать такой звук. Не меняя положения тела, чтобы не издать лишнего шума, кот повернул голову в сторону откуда слышались звуки, и замер в ожидании. Скоро писк стих. Но примерно через пол часа снова появился, и к нему добавились новые звуки, какие он пока понять не мог. Скоро все звуки исчезли, и сколько Степка не прислушивался, ничего не было слышно. Он уже собрался подняться и осторожно направится к предполагаемому месту, ранее услышанного шума и писка, когда в поле зрения попала серого окраса небольшая крыса, удаляющаяся в дальнюю часть подвала. Кот замер. Так он просидел несколько минут, потом расслабился, приняв удобную позу. Он уже понял, что наткнулся на крысиное логово. Мать ушла, а где-то там находятся без присмотра ее детеныши. От этих мыслей, пасть наполнилась слюной в надежде на еду. Еще через несколько минут он поднялся и осторожно в полумраке двинулся в сторону предполагаемого места обитания крысиного выводка. То, что он искал, оказалось, за перегородкой, которых в подвале было множество. Часть крысиного выводка, нарушая запрет на тишину в отсутствии матери, резвилось не далеко от входа в норку, которая уходила под перегородку. Три крысёныша играли, увлеченно нападали друг на друга еще неуверенно держась на своих лапках. Как это бывало всегда на охоте, Степан не стал неожиданно, выйдя на жертву пытаться спрятаться на открытом пространстве. Тело кота распрямилось в прыжке. На этот раз больная лапа не подвела. Возможно лапа начала выздоравливать, а возможно сказалась полная концентрация всего тела, понимание того, что вот она еда совсем близко. И если ее сейчас не добыть, то возможно потом уже не получится. Пока он совершал свой первый прыжок, крысята уже увидели опасность, и на еще не окрепших лапках, на перегонки мешая друг другу, пыталась преодолеть несколько десятков сантиметров до спасительного входа в норку. Самый резвый только скрылся в проеме норы, когда кот на третьем прыжке преодолел расстояние между ними, опустился рядом, и ударом лапы откинул оставшихся двоих малышей от входа в логово. Они еще пытались подняться на лапы, а челюсти кота уже пронзили шею и голову одного из них. Степан отпустил первую жертву, придавил лапой вторую, вонзил в нее свои зубы. Закончив свой ужин, именно ужин, так как наступила темнота, и с ее приходом заканчивался очередной день в подвале. Степан спокойно направился обратно к доске, на которой он провел последнее время, улегся свернувшись калачиком. От еды тепло разлилось по всему телу, и он заснул сном выздоравливающего.
Шел второй час засады Степана недалеко от норы. Он сидел и ждал, когда кто-то появится из норки. Пора было идти домой. Лапа на удивление почти совсем не болела. Где-то там в глубине сочленения, еще отдавалась небольшая боль, не мешающая ходьбе. Нужна была добыча. Если перефразировать поговорку охотника на кошачий лад, Степан не хотел возвращаться с охоты с пустыми лапами. Теперь, когда он возвращался домой с добычей, маленькая и особенно большая хозяйки всячески хвалили его, целовали, ласкали. Это ему очень нравилось. Он не понимал, почему все изменилось. Впрочем, какая разница, раз они оценили его способности охотника. Наконец из норы показалась мать выводка. Не далеко от входа произошла небольшая суета, слышалось попискивание, потом наступила тишина. Сидевшая до этого на задних лапах крыса, начала движение от норы в сторону кота, постоянно водя головой из стороны в сторону, нюхая воздух.
Степан пропустил ее, решив прыгнуть сзади. Опускаясь после прыжка, он остановился так и не завершив нападения, так как крыса уже развернулась в его сторону. Он знал, что справится с ней. Крыса была молодая, и не очень крупная. Но и кот не хотел лишний раз быть укушенным. Раны от таких укусов обычно болели, воспалялись, гноились, и долго заживали. Степан просто наступал на нее, делая ложные выпады, иногда доставая тело противника когтями лапы. Крыса отступала, огрызаясь на каждое действие нападавшего, пока не прижалась к стене. Он в очередной раз замахнулся, ударяя ее когтями. Один коготь зацепился за кожу, и лапа ограничила движение крысы. Она попыталась развернуться и укусить лапу нападавшего, и подставилась. Коготь выскочил из ее шкуры, освободившиеся тело, дернулась в другую сторону, и те несколько секунд, что она пыталась сориентироваться в пространстве, хватило, чтобы Степан, находясь рядом, схватил ее зубами за шею со стороны загривка. Зубы проникли в шею. Крыса пыталась вырваться, царапая морду кота когтями задних лап. Кот терпел удары когтистых лап, все сильнее сжимая челюсти. Уже совсем скоро сопротивление крысы стало ослабевать, пока не прекратилось совсем. Еще какое-то время он держал тело в зубах, прислушиваясь, не обманывает его поверженный соперник, потом разжал пасть. Еще раз обнюхал добычу, уселся на задние лапы, начал умываться, вычищая поцарапанные места от когтей на морде. Закончив процедуру, ставил крысу, осторожно подобрался к норке, обнюхал, затем лег, засунув в нее лапу с выпущенными когтями, и пошарил там. Ему показалось, что кончиком одного когтя он нашел еще добычу, но та видимо в последний момент увернулась. Степан еще раз проверил лапой нору, но там, где он доставал было пусто. Он вернулся, взял в пасть крысу, почти без усилия взобрался по распоркам на строительный козел, перепрыгнул на окно. Медленно прислушиваясь, подошел на треть занесенному снегом краю проема окна, выходящего на улицу, еще раз прислушался, потом выглянул. На улице никого не было. Шел небольшой снег, и не сильный ветерок гнал поземку. Степан ступил на неглубокий снег, и направился в сторону дома оставляя за собой следы, которые медленно засыпал снег.
