Сергей Зацаринный
Мёд мудрости
III
Укус змеи
Стражник уехал. Случайные зеваки разбрелись. Время раннее, сейчас все спешат по делам. Пора праздношатающихся бездельников наступит позже. Базар – место такое. Сюда ходят не только за покупками. Где еще можно узнать новости, встретить старого приятеля? Особенно главный базар. На тех рынках, что шумят с раннего утра в каждом квартале, все свои. Там все друг друга знают, все соседи. Даже говор везде свой. В черкесском – на черкесском, в ясском – на ясском. В булгарском или у хорезмийцев тоже свои наречия. Сарай город молодой, народ собрался сюда за последние лет тридцать со всего бескрайнего Улуса Джучи. Да и с чужих земель много понаехало, особенно из-за Бакинского моря, из царства персидских ильханов. Там часто случались беспорядки, били за веру.
Доставалось то иудеям, то буддистам, то мусульмане между собой делились. Многие бежали сюда. Под сильную руку правителей, крепко державшихся закона Потрясателя Вселенной. За обиду чужой веры сразу тащили в яргу – ханский суд, где карали беспощадно. Поэтому никто никого не обижал.
На главном базаре собирались все. Прежде всего – те, у кого водились деньги. Или кому нужен был особенный товар. Здесь можно было увидеть слуг не только знатных эмиров, но и из самого ханского дворца, и вдобавок – богатых купцов, приезжих из самых дальних краев.
Где еще торговать жемчугом, изысканными благовониями, заморскими лакомствами? Много ли ты продашь драгоценной парчи или чудодейственного китайского чая где-нибудь в буртасском квартале? Там бойко идет торг товаром, который всегда должен быть под боком – мукой, мясом, всякой мелочью. Большая торговля вся здесь – на главном рынке. Любой солидный торговец старается держать тут лавку. Да и покупатель здешний под стать продавцу.
Рыжий Хасан и не приметил, что возле неспешно хлебавшего кумыс стражника среди других зевак крутилась сказочница Минсур из черкесского квартала.
Хотя сказочница она была еще та. Больше терлась по женским баням, посиделкам да покоям скучающих купчих, разнося сплетни. Тоже, конечно, сказки, но на другой лад. Когда была помоложе, находились ей занятия и при мужских банях. Дело это ходкое, она даже дом купила. Но замуж ее никто из суровых земляков не взял, а со временем и случайные ухажеры нашли других подруг. Пришлось подаваться в сказочницы.
Оказалось, что возле состоятельных подруг тоже можно худо-бедно прожить.
Правда, волка ноги кормят. Особенно ногам потрудиться приходится, когда сказки не горазд сказывать, да и знаешь их немного. Тебе будут рады, только если принесешь на хвосте хорошую новость. Или горячую сплетню. А где их искать, как не на главном базаре?
Потому и прилепилась Минсур в этот ранний час к разболтавшемуся стражнику.
Новость оказалась так себе, даже не про убийство. Однако лучше, чем ничего. Главное, свежая. А кого нашли, неизвестно. Значит, завтра с утра будут объявлять по площадям и базарам, чтобы приходили тело опознавать. Какие-никакие разговоры пойдут. Только кому это интересно? Минсур задумалась, снова вспоминая слова стражника. Тут ее и осенило. Зря, что ли, она зовется сказочницей? Любую сплетню важно правильно подать.
Хозяин как раз выглянул из лавки, чтобы распорядиться насчет развьюченных мулов. Велел дать им ячменя. Минсур решительно двинулась к нему:
– Мне нужен ритль твоего знаменитого масла. Сможешь к обеду сделать?
– Ледяного? – недоверчиво пробурчал Хасан. – Вроде еще не пора?
– В бане всегда жарко, – улыбнулась Минсур.
– Цену знаешь?
Было понятно, что такие деньги молочник не упустит. Ясно ведь, что нищая сказочница берет драгоценное лакомство не для себя. Куда-то собралась.
– В полдень.
Минсур кивнула и присела в тени недалеко от мирно жующих ячмень мулов Эталмаса. На ее счастье, она пришла на рынок с полным кошелем денег – несла знакомому меняле. Зато теперь можно спокойно дожидаться молочника. Благо, он прибыл скоро и в благодушном настроении.
Живущие за городом любят поболтать на базаре, а уж когда есть повод покрасоваться… Эталмас с гордостью поведал, как сотник хвалил его собаку за то, что взяла след не хуже лучших ханских гончих, с которыми тот хаживал в молодости. Поэтому, когда он отправился в обратный путь, Минсур знала все подробности утреннего происшествия. Подобно охотничьей собаке, она взяла след.
У кипчаков есть загадка: «Зацепку я сделала, к веретену прицепила». Что это? Ум. Достаточно только ухватить что-нибудь, и потянется нить мысли. А уж из этих нитей можно таких ковров наткать!
Едва тень стала в два раза длиннее, чем палка, ее отбрасывающая, и правоверные преклонили колени для послеполуденного намаза, как стражников, привычно объезжавших городские заставы, стали расспрашивать про утреннее происшествие. Начальник дневного караула поначалу и не почуял ничего особенного. Мало ли о чем языками чешут! Жизнь в Сарае Богохранимом спокойная, происшествий мало, а у дневной стражи так и вообще служба, можно сказать, скучная. Но когда на другом конце города, у самой Булгарской пристани, стали спрашивать про тело, найденное у дороги, старый Итлар заподозрил неладное. И сам стал потихоньку выспрашивать, чего вдруг всех это так интересует.
Первый же словоохотливый собеседник с радостью поведал, что мертвец, найденный утром, не имел никаких признаков насильственной смерти, но лицо его было охвачено предсмертным ужасом. Мало того, шел он не по дороге, а след привел к старому кладбищу. Известное дело, кто творит свои дела ночью на кладбище. Гули. Всякая нечисть, что прячется среди могил, пока светит солнце, и чья пора наступает после заката. По всему выходило, что и неведомый путник попал в руки кладбищенской нечисти.
От неожиданности сотник даже взопрел. Про то, что след привел на кладбище, вообще никто, кроме него, не знал. Хотя был еще хозяин собаки, этот старый хрыч молочник. Который потом должен был забрать своих мулов и убраться домой за город. Это когда же он успел так растрепаться? На всякий случай Итлар решил сделать приличный крюк и заехать в скудельницу при кладбище, где лежали неопознанные трупы и куда еще утром велел своим нукерам отвезти найденное тело.
Нехорошие предчувствия оправдались. Возле скорбного и обычно безлюдного места, приткнувшегося в некотором отдалении от старого кладбища под сенью раскидистых лохматых карагачей, он увидел пеструю стайку женщин. Хуже того, прямо напротив калитки стояли роскошные носилки, сопровождаемые четверкой здоровенных мордоворотов, подобранных по росту, да еще пара вооруженных охранников-гулямов, явно сопровождавших какую-то знатную хозяйку. Не нужно быть провидцем, чтобы догадаться, что прибыла она в это унылое место взглянуть на убитого ночной нечистью путника.
Поняв, что его появление сейчас будет воспринято жаждущими подробностей кумушками как подарок судьбы, сотник поспешно повернул коня. Итлар даже немного пожалел страшную сказку, так взбудоражившую этих скучающих женщин, которая неминуемо умрет, когда он начнет рассказывать, как было дело, своим простым пастушьим языком. В былые годы служилый долго обитал при ханской охоте, ходил в ловчих. Однако врать, как заправский охотник, так и не научился.
Солнце уже потихоньку клонилось к закату. Когда оно скроется за рекой и азанчи призовут правоверных к вечернему намазу, нужно будет передавать бразды ночной страже, а там и докладывать во дворце самому эмиру или его наибу о произошедшем за ночь.
Сейчас весна, и день еще прибавился не сильно. Только-только ночь перестала делиться на три стражи. Пройдет месяц, и столько будет доставаться ему и его стражникам. Хлопотнее, конечно, зато не так скучно, как зимой.
Эмир к докладу не прибыл. Летом он обычно выслушивает ночную стражу по утрам, а до вечера во дворце не скучает. Незачем. Если что важное случится, доложат.
Вот и теперь доклад Итлара слушал наиб, невысокий мужчина средних лет, бывший писец-битакчи. Звали его Злат, и был он из русских. Так-то он носил имя Хрисанф – по-гречески «златоцветный», но звали его все на славянский манер. Сын священника, он не пошел по отцовским стопам и подался в ханскую службу. Сначала толмачил по греческим делам, благо греческую грамоту изучил при православном храме. Потом освоил уйгурское письмо и начал заниматься уже более серьезными вопросами. Стал одеваться в монгольское платье, а на пояс вешать чашку для кумыса. Со временем получил жалованный красный халат и выслужился в помощники самого сарайского эмира. Повесил на грудь ханскую пайцзу с надписью: «Кто не повинуется – умрет». В прошлом году сам Узбек наградил его золотым поясом – не всякий эмир может таким похвастать.
Урок – служи честно, за ханом служба не пропадет.
Сейчас наиб был без пайцзы, в простом монгольском халате. Даже шапочку не надел.
Калач он был тертый, потому про городские сплетни уже знал. Сотника сразу встретил улыбкой:
– Поймал дэвов? Или гулей? Все по-разному говорят.
Итлар покаянно засопел:
– Сам виноват. Все тянет на охоту, ведь столько лет ловчим был. А тут собачка хорошая подвернулась. Это большая редкость. Не каждую можно научить по следу ходить.
Наиб одобрительно кивнул, и сотник оживился:
– Странным показалось, что человек не по дороге шел, а из степи. Ну и одет необычно. Весь в черном. Одежда непривычная. Просторная, рукава широкие, голова сверху закрыта, как плащом. Главное, лицо платком замотано. Ночью. Видеть его никто не мог, значит, он просто прятался в темноте. Следов рядом никаких. А тут собачка. Оказалось, по следу ходит. Хорошая собачка. С такой бы на охоту. До самого кладбища след держала. А это почитай половина фарсаха.
– На кладбище заплутала?
– Немудрено. Кладбище большое, старое. Тут и кусты, и деревья, кругом тропки, склепы, надгробия. Да и след уже остыл…
– Простыл, – эхом откликнулся наиб. – Значит, где гули прятались, не нашел?
Сотник внимательно посмотрел на собеседника, не насмехается ли? Тот был серьезен и явно задумался.
– Про кладбище кроме тебя кто знал? – спросил он после недолгого молчания.
– Только хозяин собаки. Этот самый молочник.
– А молочник пошел потом на базар. Да еще на главный. Самое место, – опять развеселился наиб. – Про гулей это он болтал?
– Я с ним ни словом не обмолвился. Только собаку похвалил. Спросил еще, не ходит ли на охоту.
– Про нечистую силу уже на базаре придумали. Надо будет завтра лекаря хорошего послать, пусть тело повнимательнее посмотрит. Может, выяснит, отчего умер этот путник.
– Тут и гадать нечего. Я ведь столько лет в ловчих ходил. Потом в войске, в ертауле следопытом. Всякого насмотрелся. В том числе и змеиных укусов. Когда тело осматривал, сразу увидел ранки на руке. Спутать трудно. И вокруг все опухло. Ясно, что и лицо от этого перекосило. Видал такое раньше. Хотя лекарь, конечно, вернее скажет.
– Про это кому-нибудь говорил?
Сотник покачал головой.
– Молочнику этому?
– Он к телу и не подходил, а других я не подпускал. Разве что потом, когда тело повезли.
– Вот и не стало сказки, – грустно улыбнулся Злат. – Хотя, как сказать. Говорят, нечисть всякая любит в змей превращаться. Вот только гули это, джинны или пери какие – не помню. Здесь ведь в Сарае народ откуда только не собрался. У каждого свои сказки. Свои чудовища. Лекаря завтра все-таки пошлю.
Дело на поверку выходило довольно обыденное. Взбрело кому-то в голову идти ночью степью, в обход застав. Наступил в темноте на змею, и вся недолга. Что заставило путника таиться и какие недобрые дела хотел покойный проделать во мраке, он теперь уже никому не расскажет. Да и кому это интересно? Это же не сказка про страшных людоедов гулей.
IV
Ожившая сказка
Злат был человеком бывалым и на своем веку повидал многое. Во всякие чудеса и страшные сказки он точно не верил, однако сейчас пребывал в недоумении и даже в растерянности. Тем более что ему приходилось молча стоять в стороне и смотреть.
Наверное, случись все это где-то на базарной площади, с участием каких-нибудь вздорных баб или лавочных торговцев, можно было бы посмеяться вместе со случайными зеваками.
Только тут никогда не бывало случайных прохожих. Хотя, как сказать? Посетители этой скорбной обители уж точно никогда сюда не собирались. Здесь они оказывались лишь после смерти и не по своей воле. В скудельницу возле кладбища привозили тела, найденные на улице, при дороге, выловленные в реке. Тех, кого сразу не опознали. Они лежали в скудельнице, пока старосты не хватятся пропавших в своих кварталах или пока не найдется человек, способный назвать имя мертвеца. Опознанных забирали. Остальных по прошествии времени хоронили на отдельном участке в сторонке.
Закапывали просто. Ведь никто не знал, какой веры были эти никому не ведомые люди, нашедшие смерть вдали от родного очага.
Даже от самого кладбища этот печальный приют стоял немного в отдалении. В мире мертвых все тоже делились по верам, родству, соседству, обрядам. У каждой могилы свой участок, свои служители. Выпавший из этого установившегося веками порядка лишался имени, памяти и даже отдельной могилы. Хоронили обычно разом по нескольку человек. Хотя летом, когда печальный урожай шел больше из реки, а такие тела часто и опознавать было бесполезно, закапывали споро. Даже не говорили: «Хоронят». Закапывают.
Сюда и дороги не было. Не наездили. Едва приметная тропка вилась среди полевых трав.
Стерег покой мертвецов свой сторож. Человек нестарый, но сильно больной на ноги с самого рождения. Служба была ему вроде богадельни. Каждую пятницу из дворца привозили ханскую милостыню: корзину лепешек, немного проса. Были посылки из мечетей, тоже в основном по пятницам. От других вер – больше по праздникам. Ну, и когда тела забирали родственники или знакомые, сторожа тоже одаривали.
Житье нехлопотное и сытное.
Сейчас сторож стоял во дворе, низко склонившись, и трясся от страха.
Перед ним во всей грозе и гневе бушевал сам эмир Сарайского Улуса.
Лицо светлейшего правителя уже давно стало пунцовым, а голос словно пытался пробудить мертвых на соседнем кладбище. Эмир даже не нарядился подобающим образом. Видно было, что прискакал, в чем дома утром застали. Халат простой, вместо пояса – обычный кушак. Даже сапоги на ногах мягкие, из сафьяна. Уж точно не для верховой езды. Ни сабли на боку, ни кинжала.
Послали к нему ни свет ни заря, когда менялась ночная стража. По делу совершенно пустяковому. С таким не только к эмиру домой идти незачем, а можно бы и в доклад не включать. В скудельнице исчезло мертвое тело.
Дело такое, что ни пострадавших по нему нет, ни жалобщиков. Вот только сторож, объявивший о пропаже ночной страже, нес такую ахинею, что перепугал даже видавших виды ханских нукеров. Их начальник поначалу и не придал этому большого значения, но когда утром рассказал все своему сменщику Итлару, тот только головой покачал: «Будет теперь пересудов на весь Сарай». Хотели было наибу доложиться, да того не случилось с утра.
Так бы и осталось все до утреннего доклада во дворце, да оказался на площади эмирский прислужник, что шел из мечети с утреннего намаза. Ему все и поведали. Вроде и не беспокоили начальника по пустякам, но до сведения довели. А прислужник, видно, и поднял переполох.
Даже наиб едва догнал остальных уже на подъезде к скудельнице.
Теперь он стоял за спиной эмира с лицом человека, разжевавшего кислый лимон.
Рассказ сторожа они уже выслушали.
Тот успел подышать на эмира, но винного запаха явно не хватало для правдоподобия происходящего.
– Ты, наверное, гашиш жрешь?
Страсти попытался унять наиб, осторожно выступивший из-за спины:
– Слушай, страдалец, ты для чего гребешь угли на свою голову? – обратился он к сторожу. – Грех на тебе с орех – продал тело. Ну или уперли его у тебя, пока пьяный спал. Не сундук с золотом. Зачем ты нам сказки рассказываешь?
Действительно, кто мог поверить истории о том, как мертвец вышел ночью из двери и улетел на глазах оторопевшего сторожа. Такое кого хочешь разозлит. Тем более что рассказ сопровождался совершенно душераздирающими подробностями. За оградой выли жуткие нечеловеческие голоса, и к воротам подходили огромные белые призраки с горящими глазами.
– У меня собака от страха сбежала. Только под утро вернулась, – упорствовал сторож.
Все посмотрели на собаку. Не волкодав, прямо сказать. Такого хорошим пинком можно прогнать.
Злат с тоской подумал, что виной всему вчерашние сплетни, разгулявшиеся по всему Сараю. Про мертвецов и гулей, душащих одиноких путников на ночных дорогах. Не будь их, кто сейчас обратил внимание на рассказ едва протрезвевшего сторожа? Однако делать со всем этим что-то было нужно.
Больше всего удивляло упорство сторожа.
Злат попробовал перевести разговор:
– Если плюнуть на все эти видения, то определенно можно сказать одно – кто-то спер тело. Зачем?
Возвращение из мира страшных сказок в привычную юдоль сразу благотворно подействовало на эмира. Он глубоко вздохнул и стал вытирать вспотевшее лицо рукавом халата.
– Водички бы…
– Здесь лучше не пить, – предостерег наиб. – Колодца нет, воду привозят. После здешнего питья можно надолго засесть в место отдохновения. Если не хуже.
– Да он, видать, не воду пьет, – неприязненно покосился эмир на сторожа. Но уже без прежнего гнева.
– Вчера пятница была. Как раз харч привозили, – поддакнул Злат. – Да и гостьи поди не даром здесь ошивались. Хорошо наварился?
Сторож отпираться не стал. Самое поганое, что он производил впечатление правдивого человека.
– Врать не буду. – Все присутствующие невольно улыбнулись. – Вчера после обеда ни с того ни с сего повалили бабы. На привезенного мертвеца смотреть. Ясное дело, не с пустыми руками. – Он вздохнул. – И вина привезли.
– Тело где лежало?
– Где ж ему лежать? Вот здесь, во дворе. На ледник занесли только на ночь.
Злат подошел к двери в ледник и подергал засов.
– Хлипкий совсем. Ты его закрывал?
Сторож снова подтвердил репутация честного человека:
– Не помню. Выпил крепко. Да и чего там красть?
Тут даже эмир улыбнулся:
– Действительно, невелика корысть.
– Вот и выходит, что мы сами себя набаламутили, – продолжил наиб. Он повернулся к эмиру и сделался серьезным и деловитым. – Вчера этого мертвеца начальник стражи осматривал, обнаружил след от змеиного укуса и никому, кроме меня, об этом не сказал. А с молочником болтала одна баба с черкесского квартала. Из тех, что со сплетнями по домам мотается. Минсур ее зовут, мне уже донесли. Вот она и разнесла слух про кладбище да гулей. Дело, конечно, темное. Добрые люди ночью на кладбище не ходят, да еще с закрытым лицом. Только теперь о пропаже заявлять никто не будет – не зря тело выкрали. По всему видно, не хотели, чтобы покойника опознали. А сторожу, наверное, в вино чего подсыпали. Не похоже, чтобы он врал, значит, померещилось ему. Вон как глазами зыркает. Поспорить хочет. Ты молчи, лучше, мил человек, коль не спрашивают. А то ей-ей огребешь палок.
– Почему только палок? – поддержал своего помощника эмир. – Если будешь и дальше языком трепать, пойдешь на базар сказки рассказывать. Желающих на твое место найдем. И так уже из-за пустого мелева столько хлопот получилось. Я тоже хорош. Наслушался вчера бабьих рассказов, а про то, что его змея укусила, не знал. Жена меня с утра и перепугала, с кухни вестей принесла. Хотя оно и к лучшему. Хорошо, что пораньше сюда успели. До первых любопытствующих. А пока за этим сказочником догляд нужен. Ему ведь теперь похмелиться надо.
– Да я… – бросился было сторож прижимать руки к сердцу.
– Молчи! – рявкнул эмир. – Радуйся, что легко отделался.
– Надежда на него слабая, – согласился наиб. – Догляд нужен. Только стражника нельзя оставлять. Неладное сразу заподозрят. Я своего помощника пришлю. Писца. Пусть денек посидит здесь. Присмотрит. Заодно сказок послушает. У него как раз сказочница знакомая есть, ей пригодится, когда шум стихнет. Вон, кстати, и он, легок на помине.
Все повернули голову к дороге из города, по которой во всю прыть бежал человек.
– Эк несется, – засмеялся Злат. – Утром его с собой не взял, коня свободного не было, так его любопытство разобрало. Бегом прибежал.
– Не мне одному с утра носится, – уже совсем добродушно пошутил эмир. – Я ведь и куска в рот не успел положить. Поеду хоть переоденусь к утреннему докладу.
Не успел запыхавшийся от бега помощник Злата добраться до ворот, как навстречу ему уже двинулись всадники. Над обителью мертвых снова повисла утренняя тишина.
Прибежавший застал во дворе только наиба и сторожа.
– Это ты правильно сделал, что прибежал, Илгизар, – похвалил его Злат. – Есть тебе служба. Нужно посидеть здесь вот с этим болтливым негодником и проследить, чтобы он поменьше языком трепал. Всем посетителям будете отвечать, что вчерашнего мертвеца забрали друзья. И это будет чистая правда. А если этот исполненный скверны бурдюк будет говорить что другое – отрубишь ему голову без промедления.
Сторож испуганно взглянул на юношу, но сразу улыбнулся. Тот уж точно никак не походил на грозного отсекателя голов. У него и оружия с собой – только совсем маленький ножичек, служащий, скорее всего, для очинки каламов. Да и сам ростом невысок, узкоплеч и юн. Только-только усы пробились, а борода еще и не наметилась. Однако одет в монгольский халат, и чашечка для кумыса на поясе. Не простой человек, на ханской службе в чести. Такие вещи жалуются только за заслуги.
Злат между тем подумал немного и предостерег:
– Ты вот что. Здесь ничего не ешь и не пей. Похоже, то ли в еду, то ли в питье ему что-то подмешали. Такие страхи рассказывает – слушать жутко. И сам во все это верит. Ты тут тоже за день всякого наслушаешься. Я еды и питья пришлю. Понял? И питья тоже. За сторожем следи в оба. Сам знаешь, как легко слово улетает. Не должно улететь. Хватит и того, что по Сараю эта ведьма Минсур распустить успела.
На лохматых верхушках карагачей уже играли солнечные лучи. По крыше прыгали воробьи, и совсем не верилось в смерть, страшные сказки и оживших мертвецов. Наиба ждали дела во дворце.
– Может, к тебе Бахрама прислать? – спросил на прощание Илгизара. – Дело как раз по его части.
Бахрам был сказочник. Настоящий. Этим ремеслом кормился уже лет сорок. Много знал по памяти, а кроме того, имел старинную толстенную книгу «Тысяча ночей», которую читал для избранных слушателей. Была у него юная воспитанница-сирота Феруза, которую старик тоже потихоньку учил своему хитрому ремеслу. К ним в гости на огонек частенько наведывался Илгизар. Был он приезжий, всем в Сарае чужой. До прошлого года вообще жил при медресе, где обучался книжной премудрости. Там и попался на глаза наибу, который стал давать смышленому юноше кое-какую работу в качестве писца.
