Сергей Зверев
Космический рубеж
7
Мирно потрескивал костер, отбрасывая в ночную саванну призрачные тени. Из мрака доносились крики ночных животных. Где-то совсем рядом послышалось, как сорвалась с места испуганная приближением хищника антилопа.
Радист готовился выйти в эфир, чтобы связаться с группой старлея Смирнова. Прапорщик Григорьев открыл штык-ножом банку тушенки и поставил ее на уголья, нарезал местный белый хлеб и разложил его на полотняной подстилке. Бойцы выкладывали свои припасы – консервы, овощи.
– Вот чего мне здесь не хватает, так это черного хлеба, – признался прапорщик, набирая ножом подогретую тушенку и размазывая ее по ломтю белого хлеба. – Казалось бы, мелочь, а вот без черного хлеба и мясо не мясо.
– А я с Кубани, – отозвался молодой интеллигентного вида сержант. – Наоборот, к белому хлебу привык.
– Все зависит от того, где человек рос, – проговорил прапорщик. – Есть «зерновые» народы и «мясные».
– Как это?
– Ну, «зерновые» – это те, для кого основная еда – хлеб. А «мясные» – те, для кого основная еда – мясо. «Мясные» – или бывшие кочевники, или полярные народы, им хлеб не нужен. А вот оседлые народы без хлеба не могут. Это еще древние подметили. Я про походы Александра Македонского читал. Как-то в Средней Азии пришли к нему его солдаты и сказали, что дальше идти не смогут, потому что есть нечего. А перед этим они захватили стада кочевников, мяса – завались. Но хлеба не было. У греков на каждый десяток солдат имелась своя небольшая ручная мельница, чтобы муку молоть, без хлеба они мясо есть не могли.
– Это точно, – улыбнулся молодой сержант словам прапорщика. – Поэтому у кочевников и полярных народов проблемы с алкоголем. Нет у них в организме ферментов, ответственных за его переработку, вот и спиваются быстро, хлеб в желудке бродить начинает.
– Ислам кто придумал? – спросил прапорщик. – Арабы-кочевники. Они алкоголь в Коране и запретили. Христианам же пить можно. Черт, ну, не идет у меня этот белый хлеб с тушенкой.
– Не переживайте, товарищ прапорщик. Сами же говорили, что это ваша последняя командировка. Выйдете в отставку, вернетесь в Россию, еще скучать станете по белому хлебу.
– Без службы, я понимаю, первое время будет непривычно, но я уже для себя все подготовил. Дом в деревне купил, фермерством займусь, – мечтательно закатил глаза Григорьев.
– Кого выращивать станете? – поинтересовался сержант.
– Страусов. Птицы они неприхотливые, наших морозов не боятся и жрут все подряд. А их яйца и мясо знаешь сколько стоят? У меня одноклассник четыре ресторана в краевом центре держит. А еще кожа страусиная дорогая. Не пропаду…
Мечты прапорщика прервал радист:
– Группа Смирнова не отвечает.
– А ты продолжай вызывать. – Григорьев явно обеспокоился. Вряд ли Смирнов продолжал движение. По времени он уже должен был добраться до деревни, поэтому проблемы со связью настораживали.
Радист снова стал вызывать Смирнова, затем перешел на запасную частоту. Но ответа не последовало. И тут в эфире отозвался майор Филдинг. Голос его звучал ровно, но в нем чувствовалось волнение, он сразу же попросил пригласить к рации старшего группы.
– Ваши координаты мы засекли по пеленгу. Моя группа рядом. Оставайтесь на месте. Храните радиомолчание, гасите костры, – коротко сказал он, ничего не поясняя. – Скоро будем у вас.
Григорьев решил не уточнять, почему это вдруг понадобилось гасить костры и хранить радиомолчание. Места здесь были беспокойные, всякое могло случиться. Да и то, что Смирнов не отзывался, настораживало. Отношения с коллегами-британцами сложились нормальные, без нужды майор Филдинг не стал бы давать подобные советы.
Бойцы быстро забросали костер землей. Доедать ужин приходилось в темноте, благо хоть луна взошла. Через полчаса в саванне показался свет фар. Майор Филдинг прибыл не один, вместе с ним на джипе приехали еще четверо «томми».
– Что случилось? – тут же поинтересовался у британцев прапорщик. – Старлей Смирнов не выходил с вами на связь?
Лоренс отрицательно качнул головой:
– Нет, не выходил.
– У нас с ним тоже нет связи.
– Это плохо, – вздохнул майор. – Не хотелось бы «накаркать», но я спешил предупредить вас, что, согласно оперативной информации, в десяти километрах к северу боевики разбили лагерь. Командует отрядом полевой командир Тумани.
– Его же больше года здесь не было, – удивился Григорьев. – Поговаривали, что он погиб.
– Слухи не подтвердились. Тумани отсиделся в провинции, а теперь снова набрал людей. Вроде бы ему подбросили денег и оружие из Сирии.
Кто такой полевой командир Тумани, прапорщику объяснять не было необходимости. У предводителя отряда боевиков был типичный для людей его занятий послужной список. В прошлом он являлся кадровым офицером вооруженных сил Мали. Возможно, до сих пор бы командовал батальоном, но ему не повезло, попался на наркотиках и был с позором изгнан из армии. Тумани не имел гражданской профессии, а сорок лет не тот возраст, чтобы начинать строить новую жизнь. Бывший майор быстро сориентировался, благо хорошо знал, как организовать собственную банду – до этого ему приходилось бороться против повстанцев. Для начала Тумани сколотил небольшой отряд из таких же изгнанных из армии за различные нарушения младших офицеров. Затем начались грабежи, взятие заложников, получение выкупов. Отряд пополнялся в основном за счет местных темнокожих подростков. Их, когда были деньги, покупали в деревнях, когда денег не было, просто похищали. Четырнадцатилетних мальчишек вооружали, быстро подсаживали на алкоголь и наркотики, учили убивать. Солдаты из них получались не ахти какие, но зато жестокости им было не занимать. При помощи такой «армии» полевой командир держал в рабстве целые деревни, подбирал «гарем общего пользования» для всего отряда. Подростки в отряде служили недолго. Они или гибли в боях, или умирали от передозировки. Но проблемы пополнения не существовало, стоило лишь совершить несколько рейдов по отдаленным деревням.
– По оперативной информации, Тумани готовит нападение на город, – сообщил майор Филдинг. – Завтра с утра надо возвращаться в казармы. Заночуем здесь, если вы, конечно, не против.
– Я не против, – ответил прапорщик. – Но завтра с утра мы отправимся на поиски группы старшего лейтенанта Смирнова.
– Я помогу вам в поисках. Куда он направлялся?
Григорьев не был настроен на откровенность, а потому просто назвал направление, в каком Смирнов «осуществлял патрулирование». Лоренс почувствовал, что коснулся запретной темы, и не стал настаивать.
– Предлагаю выставить часовых. Одного – из моих людей, второго – из числа ваших. Надо выспаться, с рассветом выдвигаемся, – вполне резонно рассудил Филдинг.
– Согласен, – проговорил прапорщик.
Бойцы устраивались на ночь. Один из «томми» и молодой сержант внимательно следили за саванной. Теперь огонь не защищал их от хищников, а ко всему прочему следовало опасаться и двуногих обитателей саванны.
Около часа все шло благополучно. А вот потом сержант и «томми» насторожились, услышав какие-то шорохи.
– Хищник? – спросил сержант.
– Не похоже, – отозвался «томми», вглядываясь в высокую траву.
Там несомненно происходило какое-то движение.
– Возможно, стая гиен? – предположил сержант.
– Они бы тявкали, выли. Не нравится мне это.
Майор, прапорщик и другие бойцы, проснувшись, уже сжимали в руках оружие. Местность вокруг просматривалась неплохо. Стена высокой травы отстояла где-то метров на сто – сто пятьдесят, так что появиться незамеченным противник не мог бы. Русские и британцы залегли, укрывшись за стволом поваленного дерева. Потянулись минуты ожидания.
Теперь уже точно было видно, как качается высокая трава. И наверняка не от ветра, такое движение могло спровоцировать лишь приближение людей.
– Подходят, – прошептал Филдинг, приподнимая ствол автоматической винтовки.
И тут из травы ударили автоматные очереди. Стреляли не прицельно, это больше походило на психологическую атаку. Вспышки выстрелов, пули, свистящие над головами. Миротворцы вынуждены были открыть ответный огонь.
Вдруг раздался крик раненого, и прапорщик, взглянув на британского майора, с недоумением спросил:
– Женщина?
– Мне тоже показалось, что голос слишком высокий, – пробормотал Лоренс.
Загадка раскрылась почти тут же. Из высокой травы выбегали темнокожие подростки, еще совсем мальчишки с автоматами в руках. В темноте светились лишь белки глаз и зубы. Они беспорядочно стреляли и выкрикивали что-то на местном наречии – слов было не разобрать.
– По ним не стрелять! – выкрикнул Григорьев. – Это же дети!
Тактика при подобных столкновениях, а они случались и раньше, была уже отработана. Миротворцы стреляли лишь для того, чтобы отпугнуть вооруженных подростков. Пули пролетали над головами и врезались в землю, не давая возможности подойти к позиции.
– Да они там все укуренные! – крикнул молодой сержант, перезаряжая рожок.
Двое подростков перли вперед, не обращая внимания на выстрелы, по остекленевшим глазам было видно, что перспектива погибнуть их не страшит. При этом они стреляли сами.
– Черт, что с ними делать? – спросил Григорьев.
Лоренс Филдинг пожал плечами и прицелился. Подросток, вырвавшийся вперед, схватился за простреленную ступню. Его приятель удивленно посмотрел на кровь, закапавшую между пальцами. Майор дал короткую очередь, поднявшую фонтаны пыли у самых ног мальчишек, и они быстро исчезли в высокой траве, стреляя уже оттуда. Наступление было отбито.
– Пронесло? – выдохнул прапорщик.
– Не думаю, – покачал головой майор. – Они же действуют не сами по себе.
В зарослях послышался крик. На этот раз это был уже голос уверенного в себе мужчины:
– Вперед, пошли, трусы!
Следом прозвучало несколько пистолетных выстрелов.
– На поражение не стрелять! – приказал своим людям Григорьев.
Лоренс отделался молчанием, предоставив своим бойцам поступать так, как они сами сочтут нужным. Темнокожие босые оборванцы вновь посыпались из зарослей. Они стреляли ожесточенно, но не метко, до сих пор никто из миротворцев не был даже ранен.
– Слева обходят, – вовремя заметил маневр майор и сказал прапорщику: – Прикрой направление.
– Как черти прут. – Григорьев развернулся и дал несколько очередей.
Внезапно совсем рядом что-то ослепительно рвануло, затем практически сразу громыхнуло еще два взрыва. Григорьев практически ослеп от яркой вспышки, от резкой звуковой волны из ушей потекла кровь. В пылу боя миротворцы не заметили, как с тыла к ним подкрались с десяток крепко сложенных мужчин в камуфляжах. Светошумовые гранаты довершили исход боя. Оглушенных и ослепленных миротворцев прижимали к земле, связывали руки за спиной. Схватка была окончена в считаные минуты. Малолетние оборванцы радостно прыгали вокруг связанных миротворцев, тыкали в них пальцами, смеялись.
– А ну, разошлись! – послышался властный голос.
Высокий светлокожий мужчина дал несколько подзатыльников своим бойцам-подросткам. Те тут же угомонились и даже изобразили какое-то подобие строя.
– Если кто не в курсе, то меня зовут Тумани, – проговорил араб. – Поставьте их на ноги.
Бандиты грубо стали поднимать миротворцев, и полевой командир в камуфляже медленно прошелся перед ними. Прапорщик еще ничего не видел и почти ничего не слышал. Зато британский майор успел прийти в себя, то ли уши успел зажать и закрыть глаза, то ли ему повезло, и он попал в «тень», созданную Григорьевым.
– По какому праву вы на нас напали? Мы – миротворцы, – сказал Филдинг.
– Я распоряжаюсь всем, что есть на этой земле, – повел рукой Тумани.
За пригорком послышался звук мотора. Яркий свет фар ударил в небо, а затем показался и сам грузовик.
– Грузите их, и уезжаем, – приказал он.
– Ты еще сильно пожалеешь о том, что совершил, – бросил ему Лоренс, проходя мимо.
– Не думаю, – прозвучало в ответ.
Подростков к пленным не подпускали, их подсаживали в машину взрослые мужчины в камуфляже. В кузове, засыпанном соломой, скамеек не наблюдалось, пришлось устраиваться на полу. Прапорщик оказался рядом с Филдингом. Двое охранников с автоматами расположились возле заднего борта.
– Как ты думаешь, – спросил Лоренс, – какого черта нас захватили?
– Теряюсь в догадках, – ответил Григорьев.
– Как-то странно все получилось, – прищурился британец. – До недавнего времени было более-менее спокойно, а тут вдруг…
– Что – вдруг? – перебил его прапорщик.
– Нападение Тумани на миротворцев – это сбой в системе договоренностей. Он бы мог понемногу грабить, насиловать, и это бы сходило ему с рук. На мелкие преступления мы закрываем глаза, ты сам это знаешь. Но он пошел напролом. Значит, что-то изменилось?
– Выходит, что так, – кивнул Григорьев.
– У меня ничего не менялось, – слегка ухмыльнулся майор, – значит, изменилось что-то у вас, у русских.
– Возможно.
– Я должен знать, что именно. Мы в одной упряжке. Тем более теперь. Скрывать информацию друг от друга в такой ситуации – это помогать Тумани. Он взял нас в плен не для того, чтобы потом выпустить.
8
Старлей Смирнов лежал, укрывшись за камнем, рядом с ним – лейтенант Шелехов. Старый бронетранспортер, стуча плохо отрегулированным двигателем, упрямо полз прямо на них. На краю брони подрагивал крупнокалиберный пулемет, но пока никто не спешил занять за ним место. Лязгали траки. Машина казалась призраком, вернувшимся в ночи из прошлого.
Командир группы не спешил давать команду открыть огонь. Было абсолютно непонятно, кто пожаловал, с какими намерениями. Еще раз лязгнули траки, смолк двигатель, свет фар сделался не таким ярким.
– Приехали, – мрачно произнес Смирнов. – Сейчас все и выяснится. – Послышалось, как лязгает дверца в корме бронетранспортера, и он прошептал лейтенанту:
– Если что, ты берешь на себя левый борт, а я правый.
– Договорились, – слегка повел стволом в сторону Шелехов.
– Эй, – донеслось из-за бронетранспортера на плохом французском, – вы кто такие?
– А вы? – в свою очередь спросил Смирнов.
По интонации он понял, что у приехавших намерения не слишком агрессивные, во всяком случае, они не собираются нападать, иначе непременно кто-нибудь уже стоял бы за пулеметом.
– Мы – миротворцы! – крикнул старлей и поднялся на ноги.
Фара-искатель на бронетранспортере сразу же повернулась в его сторону и облила светом, где-то с минуту его изучали. Он стоял, забросив автомат за спину, так, чтобы выглядеть максимально мирно. Наконец свет ушел в сторону, и из бронетранспортера вышли двое темнокожих мужчин. Один был одет в потертые джинсы и майку, на ногах кроссовки. Второй выглядел внушительно, на плечах у него красовалась львиная шкура. Смирнов без труда узнал в нем вождя из той самой деревни, куда он направлялся, подошел к нему и, приложив руку к груди, назвал его по имени:
– Букабар!
Тот держался с достоинством, лишь слегка кивнул в знак приветствия и проговорил:
– Рад видеть тебя, Алексей.
На фоне старого бельгийского бронетранспортера вождь в львиной шкуре выглядел несколько комично, но Смирнов сдержал улыбку. К местным реалиям он давно уже привык, знал: не все, что смешно для европейца, будет смешным и для местного человека. К некоторым курьезным вещам следует относиться серьезно.
– У тебя проблемы? – спросил вождь, заглядывая в яму. Вид провалившейся в яму машины не слишком его впечатлил, словно он и собирался увидеть нечто такое.
– Это не твои односельчане вырыли? – напрямую спросил старлей.
– Нет, мы рыбаки и только потом охотники, – произнес вождь и заметил: – На крупного зверя ловушку ставили.
– А нельзя было повесить рядом табличку, чтобы люди обходили, объезжали это место стороной? – несколько нервно поинтересовался Шепелев.
– Некоторые звери умеют читать. Просто они скрывают свои возможности от людей, – серьезно ответил вождь.
Военные не стали спорить с этим предположением.
– У меня раненый, его надо доставить в госпиталь, – сказал Смирнов.
– Я должен его осмотреть. – Букабар присел возле водителя, прикоснулся к поврежденной ноге и прикрыл глаза, губы его беззвучно шевелились, словно он читал в невидимой книге. Через минуту он поднял веки и с важным видом проговорил: – Кость сломана.
Даже после этого Смирнов сдержался. Вождь бы обиделся, если бы ему сказали, что этот факт уже давно установлен.
– Я помогу вам, – смилостивился Букабар. – Мы вытащим вашу машину и отвезем пострадавшего в госпиталь. Тут неподалеку недавно открылась французская католическая миссия.
– Я бы предпочел вернуться в город, – возразил старлей.
– Мне нельзя в город, – коротко бросил вождь, не вдаваясь в подробности, почему именно ему нельзя туда.
Разлохмаченный стальной трос зацепили за фаркоп джипа в яме, темнокожий механик сел за рычаги и стал медленно сдавать на бронетранспортере задом. Трос натянулся, как струна, машина в яме вздрогнула. Смирнов подал знак вождю, что следует отойти назад, – если трос лопнет, то всем головы снести может. Но Букабар был настолько уверен, что ему покровительствуют духи предков, что не сдвинулся с места. Алексей тоже решил не отходить – в общении с местными нельзя показывать свои опасения. Если они чего-то не боятся, то этого не должен бояться и европеец.
Джип неторопливо выполз из ямы, проскользил днищем по песку и встал на колеса. Гаврилов первым делом заглянул под капот:
– Черт, все-таки радиатор пробило. Своим ходом не пойдем.
– Я вас на буксир возьму, – пообещал Букабар. – Трос крепкий, выдержит.
Шелехов с Гавриловым помогли водителю забраться в бронетранспортер. Вход был неудобный даже для здорового человека, задняя бронированная дверца располагалась слишком высоко.
– Сильно болит? – поинтересовался вождь у раненого.
– Достаточно, – проговорил водитель.
– Тогда глотни, – посоветовал Букабар, доставая из-под полы своего одеяния небольшую бутылочку с мутной жидкостью.
– Что это такое? – с сомнением поинтересовался водитель.
– Снадобье. Долго объяснять. Пей три глотка.
Под снадобьем в здешних краях могли понимать всякую дрянь, недолго было и наркотик принять. И все же водитель рискнул, сделал три маленьких глотка. На его губах вскоре появилась глуповатая улыбка.
– Помогает, – произнес он. – Словно тепло по телу разливается и спокойно становится.
– Я же говорил, – горделиво напомнил вождь. – Вы наши друзья, друзьям всегда помогать надо.
Старшина Гаврилов сел за руль джипа, лейтенант Шелехов устроился рядом с ним. Старлей решил проехаться с вождем в бронетранспортере, по дороге его можно было расспросить. Механик перемкнул гаечным ключом контакты, взвыл стартер, застучал мотор. Темнокожий парень сел за рычаги.
– Поехали, – разрешил Букабар.
Бронетранспортер вздрогнул и залязгал траками. Броня прикрывала только борта, и над головами ехавших простиралось звездное небо. Вождь молчал, кутаясь в львиную шкуру.
– Не знаешь, – спросил его Алексей, – кто мог выкопать яму?
– Не знаю, – коротко ответил он, давая понять, что не хотел бы развивать эту тему.
– У тебя раньше этой штуки не было, – постучал кулаком по броне старлей. – Откуда взял?
Букабар заулыбался, тема приобретения бронетранспортера явно была ему по душе.
– Купил, – протяжно произнес он.
– На базаре бэтээры не продаются. Даже такие старые, как этот.
– Я и не сказал, что на базаре, – поджал губы Букабар. – Бронетранспортер не каждому продадут.
– Вот и я о том же.
– У генерала одного купил. Его отец родом из нашей деревни.
– Зачем он тебе?
– Так безопаснее передвигаться.
– Пулемет исправен?
– Тебе правду скажу – исправен. Но я всем говорю, что он не работает, чтобы не украли.
– Странная логика, – пожал плечами старлей.
– Ну, так до сих пор же не украли, – тоже пожав плечами, привел вождь аргумент, на который не было контраргумента.
Смирнову что-то не нравилось в поведении Букабара. Прежде он всегда приглашал к себе в деревню, это было жестом гостеприимства, к тому же сам больше верил в шаманство, чем медикам из католической миссии.
– Новости какие-нибудь есть? – поинтересовался Смирнов.
– Тумани со своими головорезами снова объявился. На соседнюю деревню напал, трех девушек забрал, – как о чем-то будничном сообщил Букабар.
– Мы сделаем все, чтобы он вашу деревню не тронул, – пообещал старлей, на что вождь скептично хмыкнул и покосился на водителя с переломанной ногой. Мол, у вас полно своих проблем, вы только вид делаете, что помогаете.
– Подъезжаем, – сообщил механик.
Смирнов поднялся, выглянул поверх борта. Католическая миссия на холме переливалась огнями. Она была единственным, если не считать бронетранспортера и луны, пятном света в этой ночи. Старое здание монастыря, выстроенного в неоготическом стиле, смотрелось мрачно. Обвалившаяся до половины башня храма, вместо крыши высились остроконечные каменные арки. Зато жилые постройки сохранились. Их обливал свет прожекторов, установленных на каменной стене, издалека слышался стук электрогенератора.
Приближение гостей в бывшем монастыре заметили, и в воротах появился священник. Приложив руку ко лбу козырьком, он вглядывался в темноту, пытаясь понять, кто пожаловал в столь позднее время. Старлей поднял над головой руки, замахал ими, давая понять, что намерения у него мирные. Темнокожий механик заехал во двор монастыря и заглушил двигатель.
Священник боязливо покосился на пулемет, грозно возвышающийся над бронетранспортером. Смирнов спрыгнул на землю, не дожидаясь, пока механик откроет заднюю дверцу, к которой оказался приделан какой-то хитроумный запор, и обратился к нему со словами:
– Доброй ночи, падре.
Тот, завидев эмблему миротворцев, сразу же оттаял и представился:
– Отец Пьер. Что привело вас к нам, лейтенант?
Вождь важно выбрался из бронетранспортера, поздоровался со священником и стал говорить о проблемах старлея, словно тот не мог рассказать обо всем сам. Смирнов не перебивал, знал, что Букабар чрезвычайно обидчив в том, что касается его статуса. Но отец Пьер не был осведомлен об этом обстоятельстве или же просто не хотел с ним считаться. Лишь только он услышал о раненом водителе, тут же подхватил полы своей сутаны и торопливо зашагал к жилому корпусу. Шелехов и старшина Гаврилов вынесли водителя из машины.
– Сержант, как нога? – Присев, Смирнов стал осматривать поврежденную ногу, она сильно опухла и посинела.
От корпуса уже катили инвалидное кресло молодая монашка и крепкий парень – волонтер.
– Я бы и сам дошел, – попытался улыбнуться сержант, опиравшийся на плечи товарищей.
– Еще чего? – возмутилась монашка. – Нечего из себя лишний раз героя строить. Вы теперь не солдат, а пациент и должны во всем меня слушаться.
Его усадили на кресло-каталку и повезли в корпус. Старлей хотел пойти следом за ним, но падре остановил его:
– У нас есть все необходимое. Не беспокойтесь, мы поможем вашему товарищу.
– Святой отец, мне нужно связаться со своими. У вас есть рация или спутниковый телефон?
– Идемте со мной.
Падре и старлей скрылись за дверью. Шелехов зашел за бронетранспортер и закурил, на что старшина Гаврилов неодобрительно покивал головой. Вождь со своим механиком устроились в беседке и молчали. Наконец Смирнов вернулся, выглядел он мрачно.
– С Пашкой все в порядке? – спросил лейтенант, заподозрив, что перелом оказался не такой уж и простой, как им казалось.
– С Пашкой? – рассеянно переспросил Алексей. – Не знаю, еще не спрашивал. Но дело дрянь, с группой Григорьева связь отсутствует, и майор Филдинг с четырьмя своими бойцами пропал.
– Может, не все так и плохо? – вздохнул Шелехов. – С нами тоже связи столько времени не было.
– Похоже, это не тот случай. Завтра с утра выдвигаемся на поиски.
– А транспорт? – кивнул на помятый джип лейтенант.
– Транспорт за нами пришлют, – пообещал Смирнов и покосился на молчаливо сидевшего вождя. – Самое время с ним пообщаться, – шепнул он. – А ты пока с Гавриловым посмотрите, что еще с нашим джипом можно сделать.
– Да ничего уже с ним не сделаешь. Я по дороге пытался двигатель завести – мертво.
Смирнов подошел к беседке, сел напротив вождя и произнес, пристально глядя на него:
– Что-то ты мрачный сегодня, Букабар.
– Тебе кажется, лейтенант. Я такой, как всегда, – спокойно ответил вождь.
– Повезло нам, что тебя сегодня встретили, ты ведь не каждый день по ночам ездишь. Случилось что?
Букабар чуть приметно вздрогнул и подозрительно посмотрел на Смирнова:
– Мне видение было, покойный дед приснился, будто бы он стоит на краю деревни, рядом с ним капельница на штативе, и рукой он на запад показывает. Тут я и понял, что кто-то в беду попал, вот, поехал и не ошибся.
Алексей, ясное дело, в мистику не верил, но в нее верил Букабар, и с этим приходилось считаться.
– Бывает такое, – кивнул он.
Вождь кашлянул и выразительно посмотрел на своего механика. Тот поднялся и, покинув беседку, присоединился к Гаврилову и Шелехову, которые осматривали поврежденный джип.
– Позавчера я из города видел, как огненный шар по небу пролетел. Упал где-то в здешних краях. Никто из твоих его не видел? – осторожно спросил старлей.
– Никто, – коротко ответил Букабар, и лицо его закаменело. Смирнову даже показалось, что от вождя повеяло холодом. – Поздно уже. Я должен возвращаться.
– Наверное, лучше было бы здесь переночевать, – заметил Алексей.
– Нет, я должен ехать.
Вождь поднялся и зашагал к бронетранспортеру. Обычно он при европейцах говорил по-французски, но теперь что-то сказал механику на местном наречии. Тот сразу испуганно засуетился, подбежал к машине, вскочил за рычаги. Затарахтел двигатель, залязгали по мостовой дворика траки, вспыхнули фары. Старый бельгийский БТР развернулся на месте и выкатил за ворота.
Вождь нервно обернулся, недобро сверкнул глазами и процедил:
– Белым про нашу святыню ни слова.
– Они о ней знают? – закатил глаза механик.
– Они ее ищут. Нельзя дать им завладеть вместилищем духов.
Механик прибавил газу, и старый бронетранспортер стал удаляться, раскачиваясь на неровностях.
– Странный он сегодня, – проговорил Смирнов, – даже не попрощался толком.
– И что это с вождем случилось? – удивленно пожал плечами Шелехов. – Он же всегда радушно нас принимал, а теперь словно муха цеце его укусила.
– Говорил, будто ему дед покойный приснился. Может, с этим и связано его дурное настроение, – предположил Алексей.
Во двор, приподнимая сутану, вышел падре.
– Это очень хорошо, что вы к нам попали, – с ходу сказал он. – У вашего друга не только нога сломана, у него еще компрессионный перелом позвонка выявили.
– Позвонка? – вскинул брови Смирнов. – Так он же сам шел.
– В позвонке микротрещина. Если бы вы в городе ему рентген делали, ничего бы не обнаружили, там старое оборудование. Такие переломы только последние лет семь научились выявлять, раньше не умели. Человек потом и сам не понимал, почему через года два оказывался парализованным и прикованным к инвалидному креслу. Ему теперь двигаться нельзя. Месяц надо лежать на твердом, потом можно будет встать, но около года придется ходить в корсете. О карьере военного вообще нужно забыть.
– Отвоевался, короче, Пашка, – подвел черту Смирнов. – Вы ему уже сказали об этом?
– Естественно.
– К нему сейчас можно?
– Не стоит, ваш водитель еще после наркоза не отошел.
– Понятно, – протянул старлей. – Час от часу не легче.
– Я бы и вам советовал сделать рентгеновские снимки, – предложил падре.
До этого Шелехову казалось, что боль в спине, появившаяся после того, как машина провалилась в яму-ловушку, это полная ерунда, поболит и пройдет. Теперь же он призадумался, прикоснулся к позвоночнику, прислушался к своим ощущениям, и они ему не понравились.
– Товарищ старший лейтенант, может, действительно сделать, если предлагают?
Смирнов понимал, что у него самого наверняка компрессионного перелома позвонка нет, он успел выскочить из джипа до того, как тот провалился в яму, но все же решил составить Шелехову компанию.
– Пошли, проверимся, раз уж представился такой случай. И ты с нами, – махнул он рукой Гаврилову.
Миротворцы шли по сводчатому коридору за падре. Шаги гулко разлетались среди каменных стен.
– Много у вас больных? – спросил Алексей.
– Сейчас десять пациентов. Местные не любят оставлять больных у нас. Лишь в крайних случаях, обычно стараются сразу же увозить домой. Народ здесь темный, забитый, больше доверяет шаманам, чем медикам. – Отец Пьер остановился перед дверью рентген-кабинета и предупредил: «Входите по одному, вас уже ждут».
– Я последним пойду, – сказал Смирнов и, прислонившись к прохладной стене, задумался.
Не нравилась ему сложившаяся ситуация. Чутье подсказывало командиру, что все так или иначе связано с поисками спутника. По всему выходило, что не только он и его люди заняты этим.
– Входите, товарищ старший лейтенант, – пригласил Шелехов, покидая кабинет.
– Все в порядке? – поинтересовался Алексей.
– Более чем, – ответил лейтенант.
В рентген-кабинете ярко горел свет. Молодая монашка сидела за столом и щелкала клавишами ноутбука.
– Раздевайтесь до пояса, – сказала она, даже не глянув на Смирнова.
– Готово, – доложил Алексей, и ему показалось, что во взгляде монашки он уловил заинтересованность. Старлей был отлично сложен, крепкие мышцы переливались под загорелой кожей.
– Свинцовый фартук наденьте.
– Зачем?
– Так надо. Неужели вы сами не понимаете? Здоровьем не дорожите?
– Извините, сестра, не сразу сообразил, что к чему. Как вас зовут?
– Мари.
– Еще раз извините, сестра Мари.
– Я еще не сестра, в смысле, не совсем монашка, я пока послушница. И Мари – мое светское имя. Стану монашкой, мне дадут другое.
Алексей взял тяжелый, состоящий из свинцовых пластин фартук, застегнул его, прикрыв низ живота, и встал на платформу. Тихо заурчал электропривод, и он оказался зажат между стойкой и подвижной частью аппарата. Послушница заняла место у пульта.
– Не двигайтесь… Задержите дыхание… Можете одеваться…
Старлей сошел с платформы.
– У вас все в порядке, – поспешила успокоить его она.
– Я и не сомневался, – стал одеваться Алексей. – Всегда удивлялся, что приводит молодых и красивых в монастырь?
– Вера и сострадание, – заученно произнесла послушница, а затем неожиданно улыбнулась: – У каждого свой путь, который не всегда можно облечь в слова. Вот, например, что вас привело в армию? Военные тоже в своем роде монахи. Я имею в виду, что армия заставляет от многого отказаться.
– Сложный вопрос, Мари, но я чувствую, что оказался на своем месте.
– Я чувствую то же самое. И не стоит пытаться со мной заигрывать, – посоветовала она. – Бесполезно.
Миротворцам отвели просторную комнату на втором этаже. Раскладные кровати были уже застелены, на столе их ждал скромный ужин. Смирнов поднял оконные рамы, в помещение ворвался свежий ночной ветер. Небо заволокли тучи – ни луны, ни звезд. Падали редкие, но крупные капли дождя. Он протянул руку, почувствовал на ладони теплую влагу и проговорил:
