Сергей Зверев
Мент: Свой среди чужих
Глава 6
ПЕРЕКРЕСТНЫЙ ДОПРОС
На первый взгляд между убийствами молодых девушек, трупы которых были обнаружены в Приморском лесопарке, не было ничего общего. Именно поэтому все четыре дела отдали разным следователям, хотя на Литейном давно поговаривали о том, что надо бы их объединить. Но никто из прокуратуры не хотел брать на себя ответственность, и в результате – ни одно из преступлений не было раскрыто. Вначале, когда на горизонте замаячил призрак нового Чикатило, ГУВД стояло на ушах. На розыски были брошены лучшие оперативники, по телику каждый день передавали сообщение о том, что гулять в Приморском лесопарке не только не рекомендуется, но и крайне опасно для жизни. Однако когда на протяжении двух лет новых убийств не последовало, страсти немного поутихли. На Литейный навешали новые трупы, и дело о сексуальном маньяке тихонечко отошло на задний план. Именно поэтому Парамонову с трудом удалось достать материалы двухлетней давности.
Сидя в своем маленьком, неуютном кабинете, он раз за разом перечитывал показания свидетелей, заключения экспертов, результаты расследования оперативников, которые, не щадя сил и времени, пытались раскрутить эти почти безнадежные дела.
Первый труп, обнаруженный в Приморском лесопарке в марте 1996 года, был учащейся одного из ПТУ Кате Литвиновой. Девушке было восемнадцать лет, училась она весьма посредственно, а все свободное время торчала на Невском – «подрабатывала». До поступления в ПТУ Катя росла в детском доме, родственников у нее не было, близких подруг тоже. Поэтому заявления о розыске никто не подал. Когда Литвинова пропала, ее соседки по общежитию решили, что девчонка ударилась в очередной загул. С Катей такое случалось.
В начале марта в 106-й школе проводились лыжные соревнования, и несколько участников, решив сачкануть гонку, сошли с трассы. Вот тут-то они и наткнулись на припорошенное снегом тело. Никаких документов у погибшей не оказалось. Смерть наступила от огнестрельного ранения в голову примерно месяц назад. Для установления личности были подняты все заявления о розыске молоденьких девушек, но это не дало никаких результатов. Лишь после того, как труп Кати показали по телевидению, в милицию позвонила директор детдома, в котором воспитывалась Литвинова, и сообщила, что погибшая девушка очень похожа на одну из ее бывших учениц.
После опознания дело не продвинулось ни на шаг. Катя вела беспорядочный образ жизни, у нее была масса знакомых, но она ни с кем не делилась секретами своей личной жизни. А если учесть, что с момента наступления смерти прошел целый месяц и на месте преступления не осталось никаких следов…
Вторую девушку обнаружили спустя два месяца почти там же. На этот раз заявление о розыске было. Его оставили родители Жени Гончаренко, но лишь после того, как на них нажал завуч школы, где училась Женя. Из материалов следствия можно было понять, что и матери Жени Гончаренко, и ее отцу было наплевать на то, что их десятиклассница-дочь не посещает школу вот уже две недели. Они были законченными наркоманами, и, кроме проблемы – где подешевле достать «кайф», – их ничего не интересовало.
Женя Гончаренко была застрелена с близкого расстояния, почти в упор, из того же самого пистолета, что и Катя Литвинова. Само оружие, пистолет «беретта», валялось рядом с трупом. На пистолете не имелось никаких отпечатков пальцев, он не был зарегистрирован, поэтому отыскать его владельца оказалось невозможным. Как показывали материалы следствия, Женя Гончаренко совмещала учебу в школе с проституцией, причем и тем и другим занималась вполне добросовестно. У нее были постоянные клиенты, в основном командированные. Был свой сутенер – местный громила по кличке Жорик – и своя такса. Естественно, что подозреваемым номер один оказался сутенер. Однако у Жорика имелось твердое алиби – в тот день, когда по предположениям экспертов Женя Гончаренко была застрелена, Жорик находился в КПЗ местного отделения милиции. Туда он попал в результате пьяной драки и нанесения телесных повреждений гражданину Мезенцеву. Спустя несколько дней Мезенцев забрал заявление, и Жорик благополучно оказался вне КПЗ. К этому времени Женя была уже мертва. Так что эту, столь удобную для следствия, версию можно было смело отбросить куда подальше. Нужно было все начинать сначала. Однако никаких серьезных зацепок так и не удалось отыскать.
Третья потерпевшая, восемнадцатилетняя шалава по кличке Фикса, а в миру Федоткина Виолетта Степановна, была найдена в Приморском лесопарке через год, в мае 1997-го. В отличие от первых двух девушек, Виолетта занималась проституцией безо всякого «совместительства» – профессионально, с пятнадцати лет. Она трудилась под крышей «братков» из группировки знаменитого Кайзера и спала преимущественно с иностранцами. Родители Виолетты погибли три года назад в автокатастрофе, она жила со старенькой бабушкой, которая не особенно интересовалась жизнью внучки.
Труп Федоткиной, еще не остывший, обнаружили работники милиции и сразу же вызвали следственную бригаду с Литейного. Рядом с телом девушки валялась ее сумочка, в которой лежал паспорт. Так что оперативникам не пришлось тратить время на то, чтобы установить личность потерпевшей.
Итак, благодаря чистой случайности, сыщики начали свою работу по горячим следам. Но сей факт не принес обнадеживающих результатов: преступник (или преступники?) и на этот раз не оставил никаких серьезных зацепок – всего лишь парочку следов от мужских ботинок да орудие убийства. Естественно, без отпечатков.
В отличие от Гончаренко и Литвиновой, Виолетта Федоткина умерла не от выстрела в голову. На ее теле были обнаружены многочисленные колотые и резаные раны. Нож, которым были нанесены эти ранения, валялся в кустах, метрах в пяти от трупа. Экспертиза показала, что девушка скончалась от потери крови. По-видимому, Виолетту долго и жестоко пытали. Чтобы в парке не было слышно криков, рот ей залепили скотчем, а голову обмотали курткой. Перед тем как уйти, убийца (или убийцы?) перерезал жертве вены на обеих руках.
Вначале оперативники решили, что Виолетту убрали свои же – «братки» или «товарки-конкурентки». Сыщики вплотную занялись этой версией, проверяя и перепроверяя всех проституток, работающих под крышей Кайзера. Впрочем, эта версия не подтвердилась, так как, согласно свидетельским показаниям, Виолетта уживалась со своими подругами вполне мирно, а с хозяевами держалась весьма корректно. К ней ни у кого никогда не возникало претензий.
После двух месяцев кропотливой работы оперативники зашли в тупик. И тогда была выдвинута совершенно иная версия – о сексуальном маньяке, который ненавидел девиц легкого поведения. К расследованию подключили профессиональных психиатров, которые и составили психологический портрет преступника. Парамонов с удивлением констатировал, что предполагаемый убийца вполне мог быть причастен к милицейским кругам. Он был явно знаком со всеми тонкостями сыскного дела. Только профессионал мог оставить место происшествия абсолютно чистым. Все три дела объединяло именно это – отсутствие каких-либо улик.
Четвертое убийство случилось спустя два месяца после обнаружения трупа Федоткиной. Стоял жаркий июль 1997 года, в лесопарке гуляло много подвыпивших горожан, в том числе и те, кого в простонародье называют «шалавами». Потерпевшая, которую «зарезали» быстро и умело, также принадлежала к категории риска. Двадцатипятилетняя Лидия Петрова в отличие от остальных жертв преступления уже лет пять не работала на Невском. А слетела она оттуда по очень простой причине – спилась. Теперь Лидка «обслуживала» только местных пьяниц и тех, кто только что «откинулся» из мест не столь отдаленных. Иные особи мужского пола на нее просто-напросто не клюнули бы. Лидка-помойка, а именно так называли ее в родном микрорайоне, отдавалась первому встречному всего за бутылку водки. В тот вечер она вместе со своим дружком Гогой Минадзе, грузчиком гастронома, отправилась в парк, надеясь подцепить какого-нибудь подвыпившего приезжего. Если верить словам Гоги, Лидке это удалось: он видел, как девушка подсаживалась на лавочку к пьяному мужику лет двадцати семи. Парень едва держался на ногах, и Гога засомневался, удастся ли Лидке его раскрутить. Однако девушка показала своему дружку большой палец, а затем сделала весьма характерный жест, мол, давай побыстрее отваливай. Гога отвалил, решив подождать подругу у себя дома. Но в тот вечер Лидка так и не пришла. А на следующее утро ее труп обнаружили в Приморском лесопарке.
Сыщики с Литейного тут же принялись искать того самого подвыпившего мужика, которого накануне успешно «сняла» Лидка. Но, кроме Гоги, этого парня никто не видел. А Гога был здорово пьян и даже не смог толком описать подозреваемого. По его словам, Лидкин хахаль был высокий блондин, одетый в кожаную куртку. Он сидел на лавочке в укромном уголке парка и цедил из банки импортное пиво. Под такое расплывчатое описание запросто подходил каждый пятый, поэтому проверить, говорит Гога правду или врет, не представлялось возможным.
После четвертого убийства в коридорах Литейного поползли слухи, что дело взято на контроль Генеральной прокуратурой. Парамонов прекрасно помнил, как волновались его коллеги, задействованные в раскрытии этих преступлений. Но со временем страсти поутихли. Маньяк затаился, убийств больше не было, и все вздохнули с явным облегчением. Но через год и девять месяцев вновь произошло убийство. И вновь в Приморском лесопарке. На этот раз жертвой преступления стала самая обыкновенная питерская школьница…
«Кажется, моя версия о том, что маньяк убивает только проституток, разваливается на глазах, – с грустью подумал Парамонов и тут же спросил у самого себя: – А с чего ты решил, что эта Потанина не была проституткой? Ведь результаты экспертизы показали, что перед смертью девчонка применяла сильнодействующие психотропные вещества и имела сношения с несколькими партнерами почти одновременно. И делала это не в парке, а в месте, гораздо более приспособленном для группового секса».
От этих мыслей майору стало не по себе. Ему очень понравилась мать Алевтины Потаниной, и, вспоминая Анастасию Петровну, он никак не мог поверить, что ее дочь могла заниматься чем-то подобным. Однако времени для сантиментов у него не было. Прошло более двух суток с тех пор, когда был обнаружен труп Потаниной, а Парамонов все еще не решил – в каком направлении двигаться.
Показания Анастасии Петровны Потаниной, которые она давала сразу же после опознания, были расплывчатыми и весьма субъективными. По словам матери, в тот вечер Алька ушла из дома часов в пять, предупредив, что задержится. Где и почему, естественно, не уточнила. Сама же Анастасия Петровна об этом не спросила, так как разговор велся на ходу. Они столкнулись в дверях, и на вопрос матери: «Когда вернешься?» – Алька ответила: «Завтра утром… Иду к Вере учить роль».
Еще Анастасия Петровна уверяла, что Алька почти всегда ночевала дома, школу посещала исправно, а если и задерживалась допоздна, то по уважительной причине – в театрально-драматической студии. В том, что у Алевтины не было мальчиков, Анастасия Петровна была уверена на все сто. Как, впрочем, и в том, что до этого страшного происшествия в лесопарке ее дочь была девственницей.
В тот же день Парамонов попытался отыскать эту самую театральную студию, где Алька Потанина занималась сценическим мастерством. И конечно же, не нашел. Он опросил всех ее школьных друзей в надежде узнать что-то новое. И ничего не узнал. Только то, что Алька была очень скрытной и никогда не делилась с друзьями подробностями своей личной жизни. Вывод напрашивался сам собой – не исключено, что потерпевшая подрабатывала на панели.
Поразмыслив, Парамонов решил не открывать матери всей правды. Зачем травмировать несчастную женщину, если от горя и слез она и так не находит себе места. Пусть она верит в то, что ее дочь вела праведный образ жизни. Переубеждать ее в этом незачем.
От своих коллег, занимающихся проблемами проституции, Парамонов узнал, что Алька Потанина не промышляла на Невском. Возможно, у нее имелись постоянные клиенты, которым она уделяла те самые часы, когда якобы посещала студию. В таком случае у нее должен был быть опытный сутенер, которого следовало найти и допросить. Но где его искать? В том районе, где жила Потанина? Для того чтобы проделать эту колоссальную работу, требовалось как минимум человек десять. Но на расследование, как всегда, выделили слишком мало оперативников – всего троих, включая самого Парамонова.
Немного поразмыслив, он решил, что начинать следует все-таки с Невского. Ведь все потерпевшие, кроме Потаниной, так или иначе были связаны с этой улицей. И погибшая Фикса, и детдомовка Катерина Литвинова, и даже Лидка-помойка. Вот только Женя Гончаренко работала у себя в районе, но ее сутенер был отлично знаком с ребятами Кайзера – негласного хозяина Невского.
Сам Кайзер, а в миру Казимир Петрович Тепляков, уже давно мозолил глаза Парамонову. Парамонов был уверен, что почти все заказные убийства, совершаемые в Питере и области, организованы Кайзером. Однако подступиться к нему официальным путем было невозможно. С точки зрения закона Кайзер был чист. К тому же «дружил» с милицейским начальством и имел ушлых адвокатов. Поэтому его «мальчики» всегда выходили сухими из воды. Но ни для кого не было секретом, что вот уже пять лет Невский по праву считается его законной территорией. За эти годы капитал Кайзера разросся до внушительных размеров. Благодаря кругленьким суммам на его счетах, все уже забыли, что когда-то Кайзер был уголовником – сидел в местах не столь отдаленных за разбой с применением огнестрельного оружия. Теперь он слыл уважаемым человеком, «покровительствовал» начинающим бизнесменам, хотя в самом бизнесе не разбирался. Но зато Кайзер разбирался в гораздо более прозаичных вещах: как устранить зарвавшегося конкурента, как заставить должника платить по счетам. У него была надежная команда головорезов, несколько крутых тачек, шикарный особняк в городской черте, дача невероятных размеров и огромный дог по кличке Боря. Кайзер был невероятно самолюбив. Когда на его территории случалось ЧП (а убийства проституток вполне можно было отнести к разряду «чрезвычайных происшествий»), он из кожи вон лез, чтобы во всем разобраться по справедливости. Виновных наказывали, потерпевших поощряли, а сам Кайзер тихо отваливал в сторону. До поры до времени, разумеется…
О «справедливом» правлении Кайзера Парамонов знал не понаслышке и был уверен, что об убийствах в Приморском лесопарке крестному папаше известно гораздо больше, чем всем сыщикам с Литейного. Но вряд ли хозяин Невского станет делиться с оперативниками этой информацией. Подступиться к нему у Парамонова не было никаких шансов.
Впрочем, один совсем малюсенький был. И воспользоваться им стоило.
* * *
Василий Акатьев, известный на весь Невский сутенер по кличке Артист, сидел на крючке фээсбэшников крепко и надежно. Лет семь назад, когда секс-бизнес только начинал набирать обороты, Артист взялся за одно дурно пахнущее дело: поставлять проверенным клиентам «мартышек» – девчонок до шестнадцати, и причем «целочек». Он находил их в парках, во дворах, на дискотеках, где эти тринадцатилетние Лолиты, устав от постоянной опеки родителей, пытались претворить в жизнь свои романтические мечты. Под оглушительные композиции Цоя и Гребенщикова они крутили тощими задами и зыркали глазенками направо и налево, старались во всем походить на своих сверстников из-за кордона. Пусть антураж не тот, зато желания жить «по-западному» хоть отбавляй.
Уговорить их поработать за твердую валюту не составляло большого труда. Малышки пахали будь здоров, иногда только за какую-нибудь импортную шмотку вроде джинсов, и особенно не выступали. Они считали Артиста своим благодетелем, так как благодаря ему сумели подняться над своими сверстниками хотя бы в материальном отношении. Вскоре на их задницах Василий сумел сколотить неплохой капитал. Он купил себе четырехкомнатную квартиру, фирменную тачку, дачу. Денег хватало на скачки и прочие азартные игры. Естественно, обучением девочек Артист занимался лично, да и после того, как, потеряв девственность, они переходили во вторую, более низшую категорию, не упускал возможности попользоваться их услугами.
Все шло хорошо до тех пор, пока однажды Артист не попался. Если бы он работал с совершеннолетними, отвертеться не составило бы большого труда. А так его накрыли в машине с «мартышкой», которой едва исполнилось двенадцать.
Попав в милицию впервые в жизни, «промокашка» не выдержала и раскололась. Артисту грозил солидный срок, но тут произошло чудо. Да, чудо в самом прямом смысле этого слова – ему предложили стать стукачом. То есть работать на ФСБ. Понятно, что Артист согласился, так как перспектива оказаться черт знает где, да еще в одной компании с «отмороженными» «урками» его ничуть не радовала.
Дело о растлении малолетних закрыли, Акатьева заставили подписать какие-то бумаги, а затем отпустили на все четыре стороны, предупредив о неразглашении тайны вербовки. Даже квартиру и машину не тронули. С тех самых пор он встречался со своим куратором примерно раз в месяц и, получая весьма конкретные задания, всегда их выполнял. Задания, по правде говоря, были просты – подложить под конкретного иностранца конкретную девицу с «жучком» и мягко отвалить в сторону. В какой-то мере Артист даже гордился выполняемой работой. Это же надо, он, Васька Акатьев, помогает фээсбэшникам разоблачать иностранных шпионов! Но в последние несколько лет характер заданий резко изменился. Теперь Артист подкладывал своих девочек под депутатов Госдумы, под известных политиков, под бизнесменов, и это ему не очень-то нравилось. Тем более что он давно уже имел постоянную «крышу» в лице братков Кайзера, и иногда те самые депутаты, на которых он помогал собирать компромат, являлись его негласными боссами. Но признаться братве в том, что он давно сидит на крючке у ФСБ, Артист не мог. Он знал, что это признание может окончиться очень печально…
Короче, Артист оказался между двух огней и от этого чувствовал себя полным кретином.
В воскресенье утром ему вновь позвонили, и он нисколько не удивился, хотя с момента их последней встречи прошла всего неделя. С самого утра Артист чувствовал, что сегодня что-то произойдет. Что-то неприятное. Поэтому, когда радиотелефон принялся нервно попискивать, без промедления снял трубку, хотя в такое раннее время обычно вообще не отвечал на звонки.
– Слушаю?
– Василий Александрович, здравствуйте! – послышался знакомый, чуть хрипловатый голос куратора.
– Здравствуйте, – сдержанно отозвался Артист.
– Как поживаете?.. Как здоровье?
– Нормально.
– Нужно встретиться, и побыстрее. Желательно в первой половине дня.
«Сволочи, – подумал Артист. – Вот приперло им, и весь разговор. Бросай все на свете, лети встречаться с ним…»
Однако вслух сказал другое:
– Хорошо. В одиннадцать.
Когда в трубке послышались короткие гудки, Артист грязно выругался и в сердцах пнул ногой королеву стриптиза, танцовщицу ресторана красавицу Машу Коновалову, которая сладко посапывала рядом.
– Подъем, корова!
Маша приоткрыла сонные глаза, напустила на хорошенькую физиономию обиженное выражение и с усилием проговорила:
– Ты че, Васек, совсем того? Я ж легла в пять…
– А мне насрать, во сколько ты легла! Вставай и марш на кухню варить кофе. У меня через полчаса деловая встреча.
– Так бы и сказал, а то орешь как резаный.
Маша была девушкой необидчивой, к тому же Артист щедро оплачивал ее расходы. Поэтому она быстро выскользнула из-под одеяла, набросила на себя тонкий пеньюар и, шлепая по полу босыми ногами, направилась на кухню. Оставшись один, Артист закурил и принялся размышлять. А думал он о том, что в последнее время фортуна совсем отвернулась от него. Девчонки стали наглыми и жадными, норовят вытащить у клиента побольше бабок, но – в свою пользу. Про него, Артиста, никто не думает. То ли дело раньше! Тогда за вечер он мог зарабатывать пять сотен зеленых чистыми. А теперь приходится делиться с братками, да и девчонок содержать в приличных условиях. А то глазом моргнуть не успеешь, как слиняют к другому «папе», и он, Артист, останется с голой задницей. И что тогда? Как жить? Куда он сунется со своим незаконченным филологическим? Разве что в газету какую-нибудь корректором. А там месячная зарплата – раз в магазин сходить…
– Милый, завтрак готов. – Нежный голосок Маши заставил Артиста отвлечься от мрачных мыслей. Девушка поставила поднос прямо на кровать, юркнула под одеяло и, прижавшись к нему всем телом, зашептала: – Дорогой, ты не представляешь, какой шикарный браслет я видела у Люськи! Баксов за пятьсот…
– Я понял, – сухо перебил Артист. – Поговорим об этом, когда вернусь. А сейчас, ради бога, заткнись.
Двумя пальцами он подцепил бутерброд с икрой, сунул его в рот и тут же сделал глоток крепкого кофе. Зажмурился от удовольствия. На мгновение жизнь показалась ему не такой уж и мрачной, особенно если вспомнить, что большая часть населения необъятной России и мечтать не могла вот о таком…
* * *
Парамонов посмотрел на часы и недовольно поморщился – большая стрелка только что миновала цифру три, а агент Скворцова все еще не соизволил почтить их своим присутствием.
– Ну и где, Пашка, твой Артист? – устало спросил Парамонов, демонстративно постучав по циферблату.
Пашка Скворцов, некогда его бывший сокурсник, а ныне майор Федеральной службы безопасности, лучезарно улыбнулся. Казалось, ничто на свете не могло испортить его хорошего настроения.
– Да не дергайся ты, ладно? Придет он, никуда не денется. Артист всегда, между прочим, опаздывает, на то он и Артист. – Скворцов подмигнул и, чуть понизив голос, предложил: – Давай лучше выпьем! У меня все с собой – и закусь, и бутылка хорошего армянского коньяку.
– Выпьем, – кивнул Парамонов. – Обязательно выпьем, но после того, как я поговорю с Акатьевым.
На лице Скворцова появилось обиженное выражение.
– Черт побери, Парамонов, ты каким был, таким и остался – неизменно правильным, – с досадой крякнул он. – Видимся раз в три года, да и то по делу. Если бы тебе не приспичило поговорить с этим чертовым сутенером, то шиш бы и позвонил. Я ведь прав?
– Прав, Пашка, сто раз прав. И насчет того, что видимся только по делу, и по поводу моей правильности. Извини, но у меня столько работы, совсем замотался.
– Старых друзей нехорошо забывать, – укоризненно покачал головой Скворцов. – А работы у всех выше крыши. Так что не думай, что ты один тут такой деятельный.
– А я и не думаю, – пожал плечами Парамонов. – Кстати, спасибо, что откликнулся на мою просьбу. Артист как раз то, что надо. Что-что, а вот агентов подбирать вы умеете. Даже зависть берет – что ни выстрел, так в десятку.
– Ну да, – хвастливо усмехнулся Скворцов. – Что есть, то есть: агенты у нас – высший класс. Только смотри своим не проболтайся, что я тебе этого Артиста на пару часов одолжил. А то если начальство узнает, не сносить мне головы. Хоть мы и работаем на одну идею и на одного хозяина – на наш многострадальный российский народ, – ведомства у нас разные. А между вами и нами всегда была конкуренция. Это я по старой дружбе тебе помогаю. Да и должок за мной…
Не успел он договорить фразу, как в дверь позвонили. Скворцов мгновенно напустил на лицо суровое выражение, легко поднялся с дивана и упругим шагом двинулся в прихожую. Вернулся через пару минут с низеньким, полноватым мужчиной лет тридцати пяти. Незнакомец тяжело пыхтел и беспрестанно промокал большим клетчатым платком поблескивающую от пота лысину.
– Здрасьте, – быстро поздоровался он с Парамоновым и затравленно оглянулся.
Парамонов кивнул и с любопытством оглядел Артиста с ног до головы, мысленно прикидывая, какую же тактику в разговоре следует выбрать.
– Садись, Артист, – приветливо предложил Скворцов и кивнул на свободное кресло. – Садись, а то мнешься, как девица на выданье.
Артист молча опустился в кресло и с вызовом посмотрел на Пашку. Кажется, он взял себя в руки, в его поведении появилась бесцеремонность.
– Сел, ну и что дальше?
– А дальше, если быстро и толково ответишь на все вопросы, отпустим без всякого задания.
Скворцов повернулся к Парамонову и выразительно посмотрел на него. Перехватив этот взгляд, Артист насторожился. Он сразу понял, что задавать вопросы будет этот самый молчаливый «интеллигент» с пронзительно голубыми глазами. Прежде он имел дело только со Скворцовым. И то, что сейчас с ним станет беседовать какой-то другой офицер, показалось ему дурным предзнаменованием.
Парамонов протянул ему фото Алевтины Потаниной.
– Знаешь ее?
– Нет, – быстро ответил Артист, лишь мельком взглянув на снимок.
– А если подумать?
– А что тут думать? Не знаю, и все. На меня она не работает, если вас это интересует!
– А на кого работает?
– Она что, профессионалка?
– Любительница.
Артист расслабленно рассмеялся и небрежно отбросил снимок на столик.
– Ну, тогда это уж точно не ко мне! Я работаю только с профессионалками. Могу сказать одно – эта девица на Невском не появлялась.
– Уверен?
– На все сто. Такую симпатичную мордашку я бы запомнил.
Парамонов вытащил из кожаной папки еще четыре снимка и аккуратно разложил их на столе.
– Ну, а этих девушек, надеюсь, узнал?
Чуть поколебавшись, Артист кивнул.
– Этих узнал. Не всех, правда, но троих точно. Все наши. По крайней мере, когда-то на Невском работали. Только они уже давно того… Не работают.
– Я понял, – кивнул Парамонов. – Назови их имена и фамилии. И расскажи все, что знаешь о них.
– А зачем?
– А затем, – вмешался в разговор Скворцов, – что вопросы здесь задаем мы, а не ты. Ясно?
Артист обиженно нахмурился.
– Ладно. Мне-то что? Их уже давно нет на этом свете. – Он вытащил из кармана пачку «Мальборо» и, сунув сигарету в рот, щелкнул зажигалкой. Выпустил кольца дыма и ткнул пальцем в крайнее фото справа. – Вот эта блондиночка – Катька Литвинова. Работала на Рябчика. Он подобрал ее в порту. Приодел, причесал. Вообще-то, девица была с прибабахом. Могла так отбрить, что мало не покажется. Да и совала свой нос куда не следует. Любила поконфликтовать. С девчонками пару раз клиента не поделила, до драки дошло. Потом связалась с черномазыми, насилу отвоевали… Вообще-то, постоянные клиенты на нее не жаловались. А в нашем деле главное что? Чтобы клиент оставался доволен. Неудивительно, что ее в конце концов прикончили.
– За что ее могли убить?
Артист хитро прищурился.
– Так ведь всем известно, что ее маньяк прихлопнул. У него и спрашивайте.
На мгновение Парамонов задумался, а потом неожиданно для самого себя спросил:
– А если представить, что никакого маньяка не было. Кому тогда была бы выгодна ее смерть?
– Не знаю, – пожал плечами Артист.
– А если подумать? – настаивал Парамонов. – Я же не для протокола спрашиваю. Меня интересует твое личное мнение.
Артист ухмыльнулся. Слава богу, что хоть разговаривают на равных, интересуются личным мнением.
– Вообще-то, и без маньяка желающих нашлось бы хоть отбавляй, – начал он. – Черномазые – те ее ненавидели. Эти ребята особенно не церемонятся, для них ведь человека прирезать – раз плюнуть. А уж тем более проститутку. Это все, что я знаю. Но думаю, многим полегчало, когда ее прикончили. Катька любила и умела ввязываться в авантюры. У нее был прямо-таки талант нарываться на разные неприятности.
– А Кайзер?
На лице Артиста появилось неподдельное раздражение. Судя по всему, он уже досадовал на себя за то, что так легко поддался на провокацию.
– При чем здесь Кайзер?
– Ребята Кайзера могли ее убрать? – вмешался в разговор Скворцов.
– Глупости, – неуверенно возразил Артист. – Зачем Кайзеру Катьку убивать? Он ее и в глаза-то не видел!
– А ты?
– А что я?
– У тебя была какая-нибудь причина ее ненавидеть?
– Да вы что? – испугался Артист. – Я что, похож на Мясника? Я же совсем по другому профилю… Да эти шлюхи, между прочим, меня кормят!
Парамонов поморщился и перевернул фотографию Кати Литвиновой.
– Ладно, продолжим. Что можешь сказать об этой?
Несколько секунд Артист внимательно изучал снимок, на котором была запечатлена Женя Гончаренко, а затем как-то неуверенно произнес:
– Вроде бы лицо знакомое, но… Нет, ничего определенного сказать не могу!
– А эта? – Парамонов показал на фото Виолетты Федоткиной.
– Эту знаю, – вдруг улыбнулся Артист. – Классная была телка. Кого-кого, а Фиксу, то бишь Ветку Федоткину, мне искренне жаль. Пропала девчонка ни за что ни про что, а могла ведь далеко пойти. Красавица была, ну просто загляденье, да и мозгов у нее было побольше, чем у других. Я все никак не мог понять, зачем ей-то на Невском стоять? Ей бы в фотомодели или в любовницы к какому-нибудь депутату. А лучше в жены. Характер у нее был золотой. Сколько живу, таких не встречал. Ей-богу, женился бы на ней, если бы не принципы…
– Почему же она занималась проституцией?
– Из-за бабок. У Ветки же был ребенок. Кажется, сын. Или девочка… Родила она лет в пятнадцать. Кто отец, никому не говорила. А может, и сама не знала. Хотя, наверное, знала. А не говорила, потому что не хотела. Она ведь была скрытной до ужаса… Так вот, кроме малыша, на Веткиной шее сидела еще и парализованная бабушка. Вот и прикиньте, сколько требуется денег, чтобы содержать больную старуху и маленького ребенка.
– А родители? Они не помогали?
– Лет пять-семь назад ее родители погибли в автомобильной катастрофе. Ехали на дачу и врезались в грузовик. Только не спрашивайте, кто мог Фиксу пришить. Из наших – никто. Я имею в виду братков. Да и девочки ее любили. Все к ней относились нормально, потому что она была человеком. Понимаете? Я бы сам заплатил сколько угодно, лишь бы узнать, какая сволочь ее прирезала!
– Ладно, вернемся к последней… – попросил Парамонов.
Закурив очередную сигарету, Артист брезгливо ткнул пальцем в фото Петровой и произнес:
– Ну, про Лидку Петрову я могу рассказать немного. Сами, наверное, знаете, что она спилась. Потому и слетела с Невского. У нас ведь строго – пей, да знай меру. А она меры не знала, потому и оказалась под забором. А в свое время была нормальной телкой. Звезд с неба не хватала, но пару-тройку постоянных клиентов имела. В наш бизнес пришла не потому, что хотела заработать. Нет, деньги Лидка тоже любила, но еще больше любила трахаться. Вообще-то, ей нравилось рисковать, нравилась сама атмосфера. Пила, правда, всегда много. До тех пор, пока это не мешало работе, ее терпели.
– Кто сообщил вам о ее смерти?
– Не помню. Кажется, одна из моих девочек. Но я не удивился. В последнее время Лидка только и думала, где и у кого стрельнуть на бутылку. Совала свой нос куда не надо. Запросто могла подставить бывшего клиента. Согласитесь, не очень-то приятно, когда какая-то пьяная шваль пристает к тебе на улице и просит дать на выпивку. А когда отказываешь, нагло утверждает, что когда-то спала с тобой. И это при всем честном народе!
