Сергей Зверев
Скандинавская бойня
Глава 1
Рваные балтийские волны с пенящимися всклокоченными гребнями одна за одной накатывались на берег, то и дело смывая с камней греющихся под июльским солнцем насекомых. Полчища беспомощных серебристых рыбок таскало изменчивым течением среди мелких камней вперемешку с водорослями, ракушками и песком. Как только волна, теряя силу, начинала отступать, рыбки, сбившись в стаю, устремлялись к морю, но тут же приходила новая волна, за ней еще одна, потом еще… Рыбки пытались выбраться из этого круговорота, но волны всякий раз возвращали их на прежнее место. Так могло продолжаться неизвестно сколько, если бы не чайки, показавшиеся высоко в небе.
Стая птиц, словно эскадрилья истребителей, приняла форму треугольника и, выждав, когда немного утихнет ветер, устремилась вниз. Выбор жертвы, резкое снижение, неожиданное выравнивание в считанных сантиметрах от воды, молниеносные удары клювом и… Обезумевшие рыбы хлопали жабрами, хватали ртами воздух, а чайки уже уносили свою добычу на излюбленное место трапезы – к яхт-клубу, укрытому от неспокойного моря волнорезом. Оставшиеся в воде рыбы, словно пехотинцы, уцелевшие после атаки с воздуха, продолжали отчаянно бороться с переменчивым течением, не осознавая того, что через некоторое время и они окажутся в клюве у прожорливых птиц.
Что только не перепробовали в борьбе с нечистоплотными надоедливыми птицами работники яхт-клуба «Посейдон». Чайки, облюбовавшие это тихое место, обгаживали яхты с восхода и до захода солнца. Поначалу птиц пытались отпугивать низкочастотными звуковыми волнами, наподобие тех, что не позволял акулам приближаться к берегу на дорогих океанических пляжах. Пускали в ход дым. Но ничего не помогало. Чаек, привыкших к близости огромного Питера, ничем нельзя было напугать. Тогда владельцы приняли рациональное решение – увеличить количество уборщиков.
– Бесполезно… – махнул рукой один из охранников в оранжевой куртке, разглядывая нагло парившую напротив окна птицу, – все равно что из рогатки в стадо слонов палить.
Второй охранник резко поднялся из кресла, присел у окна и положил ствол пневмо-ружья на широкий подоконник. Послышался хлопок выстрела, перья посыпались на воду.
– Вторая за день… Прямо между крыльев.
– А толку? – ухмыльнулся охранник в оранжевой куртке, – вон их еще сколько! Всех не перестреляешь.
– Но к этому надо стремиться.
Вдоволь насытившись балтийской рыбой, чайки взмыли в небо и, превратившись там в искристое белое облако, неторопливо подались на север. На горизонт опускалась оранжевая штора заката.
Тени птиц пронеслись по металлочерепичным крышам элитного поселка.
– От них всегда столько шума и грязи! – пробурчал солидный мужчина в солнцезащитных очках и поднялся с шезлонга.
Невзирая на свои шестьдесят два года, Василий Игнатьевич Гусовский выглядел бодро и уверенно: румяное лицо, подтянутый живот, прямая осанка, энергичные движения. Многие мужчины его возраста могли лишь мечтать о таком тренированном и ухоженном теле. Но за всей этой красотой, кажущейся на первый взгляд врожденной, стояли многие годы упорных и изнурительных тренировок, которые забирали много времени и нервов. Однако Гусовский был целеустремленным и настойчивым человеком, всегда добивался поставленных перед собой задач. Служба на флоте, военно-морская карьера, сперва казавшаяся ему целью жизни, постепенно отошла для него на второй план. Василий Игнатьевич последние пятнадцать лет берег себя для пенсии, когда можно будет не бояться насладиться жизнью.
Несомненно, именно напористый характер привел Гусовского к званию вице-адмирала и к хлебной должности на Северном флоте. За годы службы Василий Игнатьевич завязал множество полезных знакомств с влиятельными людьми, провернул кучу сделок, установил связи с десятками зарубежных бизнесменов. В советские времена такое казалось немыслимым, но ему удавалось скрывать истинные цели своих контактов. Он умел не только помногу брать, но и понемногу отдавать. Всякий раз, урывая что-то для себя, он не забывал позаботится о том, чтобы очередная сделка сопровождалась спонсорской помощью флоту. Правило «дымовой завесы» он соблюдал свято. Да и не он же платил, а тайный компаньон! Стоило это «копейки»: пара грузовиков картошки, десяток отечественных телевизоров с видеомагнитофонами, несколько тонн свежих фруктов для экипажей российских кораблей. Но такая помощь неизменно обставлялась с помпой – играл духовой оркестр, присутствовали высокие флотские чины. Благодаря чему Гусовский прослыл заботливым и рачительным хозяйственником. Его безупречная репутация за первые полтора десятилетия службы не позволяла никому усомниться в его честности и бескорыстности. Однако звездным часом для вице-адмирала стала международная программа по утилизации отработавших свое атомных подлодок…
Как только Гусовский вышел на пенсию, у него откуда-то появились яхта, роскошный особняк в элитном поселке Стрельня; его жена, не проработавшая за всю свою жизнь ни одного дня, открыла собственное рекламное агентство. Многие друзья вице-адмирала удивлялись этим приобретениям, спрашивали его о источниках доходов. В таких случаях Василий Игнатьевич делал задумчивое лицо и, почесывая щетинистый по-модному подбородок, загадочно отвечал: «Военная тайна». Многие улыбались, не воспринимая его слов всерьез. Хотя на самом деле Гусовский нисколько не шутил. В свою бытность при должности он по долгу службы знал столько секретов и государственных тайн, что ему позавидовал бы сам товарищ Берия.
На чешуйчатую крышу роскошного особняка неспешно наползла тень соседского коттеджа. Насупив густые брови, Гусовский недовольно посмотрел в сторону четырехэтажной домины с огромным садом на крыше.
«Целый ботанический сад себе отгрохал, а что жена по пятницам любовника к себе водит, даже не знает».
Василий Игнатьевич хмыкнул, сдвинул солнцезащитные очки на лоб и поднялся с шезлонга. Блеклый диск солнца, затянутый пеленой, медленно проваливался за горизонт. Гусовский бросил взгляд на дорогие швейцарские часы, украшенные россыпью мелких камней, и тут же выругался, поняв, что просидел на солнце на полчаса больше положенного.
«Как там мои рептилии и земноводные…» – Потирая руки, вице-адмирал заспешил в дом.
Минизоопарк, расположенный в самом центре трехэтажного особняка – в перекрытом стеклянным куполом внутреннем дворике – был небольших размеров. Днем его освещал дневной свет, попадающий сюда сквозь плексигласовый сферический купол, а вечером зажигались десятки ярких плафонов, наподобие тех, какими подсвечивают бассейны. Как только это происходило, три больших террариума, прячущиеся в тени пальм и фикусов, оживали.
Пробудившаяся в террариумах живность приходила в движение. Игуаны и вараны лениво ворочали головами и, вяло переставляя лапы, ползли к камням, согретым искусственным светом. Свернувшиеся в клубок змеи разворачивались и, извиваясь, струились вдоль стекол. Два небольших аллигатора в бассейне открывали глаза и распахивали грозные пасти, то ли для того, чтобы зевнуть, то ли потому, что проголодались.
Гусовский взял в руки ведро, подготовленное женой, и, распахнув окошко в стеклянной стене над бассейном, широко улыбнулся:
– Привет, Генка и Чебурашка.
При виде ведра с выпачканными кровью краями, крокодилы оживились и, словно собаки в предвкушении аппетитной косточки, завиляли хвостами. Вице-адмирал запустил руку в ведро – в воду закапали крупные красные капли. Крокодилы словно сорвались с невидимой цепи, набросились на два увесистых куска мяса. Вода запенилась и тут же окрасилась розовым.
В оттопыренном кармане бархатного халата неожиданно зазуммерил мобильник. Инкрустированный перламутром платиновый корпус трубки в руке Гусовского сверкнул на ярком свету. Вице-адмирал вдавил толстым пальцем одну из кнопок:
– Слушаю.
– Ну, здравствуй, Василий, – вырвался из крохотного динамика хриплый голос.
Вице-адмирал не посмотрел на высветившийся на экранчике его трубки номер, чтобы узнать кто звонит – каждому абоненту из записной книжки была присвоена своя мелодия. Охрипший голос принадлежал его старому приятелю и давнему партнеру по бизнесу. Гусовский вспомнил вздорного старика, бывшего дипломата, который скопил не один миллион, но, даже выйдя на пенсию, привычек не поменял, жил в тесной питерской «хрущевке», оставив квартиру в центре Питера детям.
– Привет. Рад тебя слышать.
– В этот раз лучше бы и не слышал, – холодно ответил позвонивший, но тут же добавил: – Василий, выслушай меня и не перебивай. Времени мало.
Гусовский насторожился. Старый приятель говорил с ним крайне неприветливо и как-то странно.
– Я слушаю, весь внимание…
– Утилизированное всплыло.
Брови вице-адмирала дернулись. Его лоб усыпали бисеринки пота. Гусовскому хотелось переспросить: мол, ты это о чем? Но он безошибочно понял страшный для себя смысл, ведь сказано было практически открытым текстом о том, что уже докопались до их самого крупного дела на флоте.
– Не могу дозвониться до двух наших «партнеров по преферансу», говорят, они сегодня с утра «угодили в больницу». И представь себе, что в один день. Догадываешься, кто следующий?
– Насчет «партнеров по преферансу» предполагаешь, или тебе сказали точно? – голос Гусовского дрогнул.
– Это не имеет значения. Я о себе знаю, и мне больничная койка светит.
– У меня есть на примете хороший «доктор», – имея в виду адвоката, проговорил вице-адмирал, – он и из могилы вытащит…
– Василий, нам никто не поможет. «История болезни» пухлая, летальный исход гарантирован.
В голове Василия Игнатьевича завертелся бешеный водоворот мыслей. Только что сообщенная ему новость перечеркивала всю его будущую жизнь и ставила перед нелегким выбором.
– Приезжай срочно ко мне. Вместе что-нибудь придумаем, – предложил вице-адмирал.
– Поздно, Василий… За мной скоро приедет карета «Скорой помощи». А тебе еще можно принять лекарство. Поторопись… Удачи и здоровья!
Связь оборвалась. Гусовский выругался и несколько раз набрал номер, но приятный женский голос твердил одно и то же: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети».
– Временно… – промычал себе под нос Гусовский, чувствуя как все его тело покрывается липким потом, – скорее уже недоступен навсегда.
В глазах потемнело от волнения. Телефон выскользнул из вспотевшей ладони Гусовского и булькнул в воду бассейна. Один из крокодилов мгновенно проглотил дорогущий мобильник и тут же залег на дно.
– Тварь безмозглая. Хотя…
Жена Гусовского с удивлением смотрела на мужа – спокойный и рассудительный Василий Игнатьевич теперь метался по этажам дома, потроша полки и шкафы. Повсюду валялось постельное белье, одежда и прочие вещи. В гостиной царил настоящий хаос.
Сорвав со стены рамку, в которой красовалась фотография его любимой яхты «Варяг», вице-адмирал достал перочинный ножик. Лоскут вырезанных им обоев спланировал на пол. На Гусовского смотрела блестящая дверца сейфа. Четыре щелчка по утопленным в панели сейфа кнопкам, и за дверцей мягко щелкнул механизм замка. Несколько пачек стодолларовых купюр, целлофановый пакет, набитый под завязку драгоценностями, стопка паспортов и несколько кредиток, стянутые аптекарской резинкой, исчезли в спортивной сумке. Повернувшись к жене спиной, Гусовский надел на указательный палец серебряный перстень с сероватым полупрозрачным камнем.
– Что происходит? – выйдя из оцепенения, спросила Мария Гусовская.
Василий Игнатьевич обернулся и, поймав на себе обеспокоенный взгляд жены, произнес:
– Я должен на время уехать!
– Надолго? – дрогнул женский голос, – мы же собирались с тобой…
– Дура! – вырвалось у него.
– Кто?
Вице-адмирал промолчал и отвел взгляд в сторону.
– Ты не ответил на вопрос!
Гусовский повернулся, поставил спортивную сумку на диван и, подойдя к мраморному столику, коснулся рукой холодной бутылки водки «Финляндия». Его пальцы плотно обхватили крышку и стали вращать ее против часовой.
Когда небольшая доза спиртного приятно обожгла стенки желудка, Василий Игнатьевич вновь посмотрел в глаза жене. Алкоголь придал ему силы, и теперь он мог сказать то, на что бы раньше у него и духа не хватило.
– Машенька… родная, – каждое слово давалось с трудом, – меня могут арестовать! Я должен на время уехать, и даже тебе не стоит знать, куда…
Маша в миг побелела. Ее ноги подогнулись, затряслись коленки, и женщина чуть не села на пол. Подоспевший на помощь Гусовский поймал жену за талию и усадил в кресло.
Выпив глоток водки, Мария стала понемногу приходить в себя.
– Я ничего не понимаю, у тебя же столько друзей. Позвони им…
– Все будет хорошо, дорогая, – чмокнув жену в щеку, ответил вице-адмирал, – лучше всего тебе будет вернуться к матери в Питер. А через неделю, две… я с тобой созвонюсь. Мы найдем друг друга, и все будет хорошо.
Василий Игнатьевич положил руку на плечо жены и тяжело вздохнул. Он понимал, что, может быть, уже никогда ее и не увидит.
– Разве ты не возьмешь меня с собой сейчас? – По напудренным щечкам женщины заструились слезы.
Гусовскому стоило больших усилий сделать непроницаемое лицо и произнести следующие слова:
– Держи, на первое время тебе должно хватить, в конце концов, у тебя есть агентство. Его не заберут. Если будут спрашивать обо мне, говори, что не знаешь, где я и что со мной. – Василий Игнатьевич бросил на мраморный столик пачку банкнот, – ни в коем случае не заходи в наш зоопарк. Это опасно. Ни в коем случае!
– Я… я… – Супруга вице-адмирала не могла составить осмысленной фразы, у нее на время перекрылось дыхание.
Гусовский дождался, когда жена осознанно кивнет. Подхватив спортивную сумку, он, уже не оборачиваясь, направился к выходу. Василий Игнатьевич слышал, как за его спиной плачет жена, ему казалось, что он видит, как шевелятся ее губы, в попытке произнести слова прощания. Но вице-адмирал не мог позволить себе задержаться в собственном доме даже на полчаса. Теперь каждая минута промедления могла стоить ему свободы, а может быть и жизни.
* * *
Виртуозно протиснувшись между вкопанными стальными трубами, закрывавшими въезд в один из питерских дворов, милицейский «УАЗ» покатил вдоль длинной «хрущевки». Зазевавшийся водитель «Жигулей» не успел вовремя принять вправо, и тут же воздух прорезал настойчивый сигнал. Стены домов, словно скалы, отразили его и эхом разнесли по всему двору. Мигалки на крыше автомобиля брызнули красно-синими сполохами. «Жигули» нервно сдали назад и испуганно прижались к высокому бордюру.
В окнах пятиэтажки замелькали силуэты. С другой стороны дома появился микроавтобус с тонированными стеклами. Зеваки и просто любопытные жильцы окрестных домов подтягивались к седьмому подъезду, в него уже метнулись четверо детин в камуфляже с двумя овчарками на коротких поводках. Собаки в намордниках рычали и хрипели, но натянутые ошейники охлаждали их пыл. Две бабушки на лавочке с испугом смотрели на происходящее, уже жалея, что вышли посидеть вечерком во дворике.
– Интересно, за кем это? – сплюнув под ноги шелуху от семечка, проговорил кто-то из собравшихся напротив подъезда.
– За цыганами с третьего, – прозвучало убежденно. – К ним днем и ночью наркоманы ходят. А потом у нас во дворе на детской площадке колются. В песочницу ребенка страшно пускать.
– Вот и на них управа нашлась.
– …так им и надо!
Бывший дипломат спокойно сидел в своем любимом кожаном кресле, купленном за валюту еще в советские времена. Из пожелтевшего от табачного дыма динамика старого радиоприемника сквозь эфирные трески пробивалась песня времен его молодости. Хорошо поставленный, но в то же время грубоватый мужской голос пел про море и стаю чаек, улетающих за горизонт. У ног пожилого приятеля Гусовского лежал безжалостно разобранный мобильный телефон – пара микросхем, треснувший экранчик и разбросанные крохотные кнопочки с цифрами, обгоревшая SIM-карта чернела в пепельнице.
Даже когда за окнами взвыла сирена и раздались людские голоса, пожилой мужчина остался сидеть в кресле. А за стеной его гостиной оживились соседи-цыгане, началась беготня, хлопали двери, заплакали дети.
– На этот раз приехали не к вам, – усмехнулся бывший дипломат, – а ко мне.
Но даже сквозь эти тревожные звуки Дмитрий Петрович слышал, как спокойно шипит ядовитой змеей газовая плита на кухне. Его покрасневшие глаза слезились, а голова кружилась, словно он уже битый час ехал на карусели. Холеный старик отсчитывал последние минуты своей жизни.
– Мы знаем, вы дома! Откройте! Милиция! – настойчиво застучали в дверь. Звонок не работал, под ним свисали оборванные провода.
Старик грустно улыбнулся и опустил руку в карман. Его пальцы коснулись теплого металла бензиновой зажигалки.
– Откройте, иначе мы…
– Поздно мне в тюрьму, – беззвучно прошелестели слова, и улыбка исчезла с губ старика, плечи его затряслись, то ли от смеха, то ли от плача.
Вместе с треском и хрустом ломаемой входной двери раздался приглушенный щелчок зажигалки. Волна пламени прокатилась по трехкомнатной квартире. Выбитую милицией, еще не опустившуюся на пол узкой прихожей, входную дверь подхватило взрывной волной и швырнуло на готовых ворваться в квартиру мужчин в камуфляже. Они отлетели к стене. Овчарок выбросило в низкое окно подъезда, грохот и звон эхом разлетелись по лестничной клетке. Внизу, на улице, истошно закричала женщина.
Командир группы захвата с оцарапанным осколками штукатурки лицом сбежал по лестнице и выглянул в окно. Крыша микроавтобуса, на котором он с группой захвата приехал несколько минут назад, была вмята, на ней дергалась в судорогах окровавленная овчарка. Козырек подъезда усыпали осколки стекла и обломки рам. В воздухе еще кружились бумаги и обрывки газет.
Продолжая смотреть на пустой оконный проем, из которого вылетели овчарки, двое подростков закурили по сигарете. С крыши девятиэтажного дома происходящее у «хрущевки» им было видно как на ладони.
– Во, блин, торкнуло! – покосился на пустой шприц и присвистнул паренек, – сегодня собаки… А завтра коты на воздушных шариках?
– Да… – подыграл ему приятель. – Надо будет у цыган еще «дури» взять. Круто вставляет. Сидим здесь и не рыпаемся, пока менты не уедут. Хотя им сейчас не до нас.
* * *
Так называемый Большой Дом на Литейном проспекте величаво возвышался над Санкт-Петербургом, словно старый океанический лайнер у причала. За его непроницаемыми стенами происходила тайная, скрытая от посторонних глаз работа. О том, что дом не изолирован полностью от всего остального мира, свидетельствовали редкие посетители да шляпки параболических и антенн спецсвязи, покрывавшие крышу, как поганки лесную поляну.
Вылив содержимое кофеварки в украшенную двуглавым орлом кружку, интеллигентного вида чекист-технарь довольно причмокнул и присел. Кресло тут же приняло форму его худосочного тела и чуть слышно скрипнуло. Пальцы легли на полотно клавиатуры и быстро пробежались по клавишам. Компьютер делал порученное ему дело и без напоминания хозяина, но проконтролировать процесс стоило.
На мониторе тут же загорелась табличка, извещающая о том, что телефонный разговор между двумя абонентами сотовой связи завершен пятнадцать минут тому назад и звуковой файл сохранен. Оператор улыбнулся и щелкнул пальцем по одной из клавиш – навигационная программа без долгих раздумий подтвердила прежнее местонахождение одного из двух сотовых телефонов. На экране появилась схема, похожая на те, которые печатают в путеводителях по городам. В углу экрана виднелась окраина Питера, на самом морском берегу протянулись улочки небольшого дачного поселка «Стрельня».
Правая рука оператора скользнула вниз и нащупала на выдвижной доске стола мышку – изображение в несколько раз увеличилось. Красная точка на экране пульсировала, словно тревожно билось чье-то сердце. Оператор отхлебнул кофе и, зафиксировав на уровне губ дужку с миниатюрным микрофоном, произнес:
– Объект по-прежнему у себя в загородном доме. Фиксирую передвижение в пределах здания.
* * *
Кортеж, возглавляемый черным «Гелентвагеном» с тонированными стеклами и спецномером, нагло пер по центральной улице поселка Стрельня, не обращая внимания на многочисленные дорожные знаки. Если бы кто-то вздумал руководствоваться ими, то не смог бы не только заехать в поселок, но даже выехать из него не сумел бы. Очень много влиятельных людей жило здесь, и договориться с милицией об установке знака, затрудняющего жизнь посторонним, им было не в тягость. С них же самих за нарушение спрашивать было некому. Как только по правую сторону улицы появился высокий бетонный забор и возвышающаяся над ним чешуйчатая крыша особняка, машины синхронно, как на параде, приняли к обочине и резко затормозили. Из-под колес брызнул песок. Над улицей поплыл еле заметный дымок, словно улетали остатки утреннего тумана.
Десяток крепких мужчин в черных облегающих костюмах, с миниатюрными наушниками и микрофонами за считанные секунды перекрыли все подступы к особняку. Человек несведущий мог бы решить, что эти люди не иначе, как охранники самого президента, который пожелал проведать своего старого знакомого. Наконец распахнулись и дверки «Гелентвагена», двое мужчин с казенными лицами, в строгих костюмах, шагая по неистребимой привычке, в ногу, подошли к воротам особняка. Сильный палец уверенно вдавил пуговку звонка. Где-то внутри дома хлопнула дверь. Над воротами зажужжала и пришла в движение камера наружного наблюдения.
– Кто здесь? – раздался из динамика в стенке напряженный женский голос.
– ФСБ, – показав в объектив камеры раскрытое удостоверение, представился один из мужчин. – Откройте, пожалуйста. – Чекист, как и большинство его здравствующих коллег, а также предшественников по «конторе», отличался вежливостью.
Мария Петровна с трудом стояла на своих двоих – единственной надежной опорой ей служил высокий чемодан на колесиках, к которому она буквально приросла руками. На указательном пальце женщины, как на крючке, болталась связка ключей. Карман плаща оттягивала пачка банкнот. Мария нервничала и дрожала, прикидывая в уме, могут ли явившееся сотрудники ФСБ арестовать и ее.
«Ну почему я не уехала сразу, как советовал Василий? Нужны мне были эти тряпки!» – корила себя женщина.
Но эфэсбешники ничего не имели против самой Марии Гусовской. Все, что им было сейчас нужно, – задержать ее мужа.
– Входите, – непослушными губами и пересохшим языком прошелестела она, и замок с дистанционным управлением сухо щелкнул.
Группа захвата не спешила проникнуть в дом, выскользнуть из него было немыслимо. Двое незваных гостей, хрустя гравием, прошли через двор. Хозяйка встретила их на крыльце и провела внутрь. То, что она не задавала лишних вопросов, являлось хорошим знаком для чекистов, значит – уже была в курсе происходящего. Конечно, ровно настолько, насколько позволил ей это муж.
– Нам нужен Василий Игнатьевич, – прозвучало почти ласковое.
– Не знаю, где он, – раздалось в ответ вполне ожидаемое.
Мужчины переглянулись, их взгляды говорили о том, что вытянуть из супруги Гусовского правду можно, но не сразу.
– Если вы не против, мы осмотрим дом, – косясь на упакованный чемодан, предложил один из визитеров.
– Конечно же.
Осмотр не занял много времени, чекисты просто дали возможность хозяйке оценить обстановку и решить для себя – сотрудничать ей, или же играть в неосведомленность.
– «Крайслер» в гараже… – начинающий седеть мужчина в строгом костюме прошелся вдоль мраморного столика и опустился на мягкий кожаный диван, – на чем же он уехал?
– Я же говорю, что не обратила внимания.
Эфэсбешник сморщился и, прищурив глаза, пристально посмотрел на женщину.
– Мария Петровна, я понимаю ваши чувства, но не в ваших интересах скрывать от нас информацию, которая поможет отыскать вашего мужа.
Женщина кивнула и крепче ухватилась за выдвижную ручку чемодана.
– С ним что-то случилось? – Вопрос прозвучал неискренне.
– Помилуйте. Мы бы тогда сразу вам сообщили. С ним еще ничего не случилось.
– Что он натворил? – На этот раз тревога была натуральной.
– Многое, – уклончиво ответил эфэсбешник и внимательно посмотрел на госпожу Гусовскую. – Я жду! – В голосе возникли металлические нотки, но тут же пропали. – У вас, кажется, есть рекламное агентство?
Мария уже собиралась открыть рот, чтобы поделиться с представителем ФСБ своими соображениями, но за нее это сделал один из «черных костюмов», вбежавший в комнату.
– Есть информация, что он мог скрыться на своей яхте «Варяг», – произнес сотрудник ФСБ, указывая пальцем на косо висевшую рамку с фотографией, – здесь неподалеку яхт-клуб…
– Бери людей и срочно проверь! – скомандовал начинающий седеть эфэсбешник и тут же посмотрел на Марию, – мобильный он с собой взял?
– Конечно… – растерялась Мария, – он всегда его с собой носит.
– Тогда звоните. О нас ни слова…
Как только жена Гусовского набрала на своем мобильном телефонный номер мужа, за стенкой гостиной послышался приглушенный зуммер, после чего заиграл «Танец маленьких лебедей» Чайковского. Эфэсбешник машинально запустил руку под пиджак и, расстегнув кобуру, достал пистолет. Его указательный палец изобразил движение стрелки метронома:
– Тссс…
Прижавшись спиной к стене, сотрудник ФСБ медленно двинулся к закрытой двери, из-за которой доносилась тихая мелодия. Громкость понемногу нарастала, нагнетая и до того напряженную обстановку. Эфэсбешник остановился у края двери и учащенно задышал. Мелодия уже звучала по второму кругу.
Надавив на ручку и толкнув дверь, сотрудник ФСБ вместо того, чтобы ворваться в помещение, упал на пол. Его палец, словно в конвульсиях, запрыгал на спусковом крючке. Одна из пуль срезала длинный лист пальмы и раскрошила мраморную плитку на стене. Израсходовав обойму, эфэсбешник тут же откатился за диван, торопливо перезарядил оружие, выглянул, ожидая. Но ответных выстрелов так и не последовало. Бессмертное произведение Чайковского продолжало звучать. В распахнутой двери все еще скреб лапами по камню пола средних размеров агонизирующий крокодил. Лицо сотрудника ФСБ стало белым, как простынь –, к нему неторопливо приближался длинный удав.
Группе захвата впервые в своей практике пришлось выполнять подобную задачу – нейтрализовать рептилию, возвращать удава в серпентариум.
* * *
Налитые свинцом тучи, окутанные туманной дымкой, застыли в вечернем небе, словно парусники, не поймавшие в море попутного ветра. Линия горизонта исчезла из вида, будто небо утонуло в подымающихся на Балтике волнах. Высоко в небе зажигались блеклые звезды, с запада начинал задувать промозглый ветер. Вода морщилась и пенилась, покрываясь рваными складками волн. Близился дождь, а вместе с ним и шторм.
Моторная яхта с претенциозным названием «Варяг» резала форштевнем воду, прокладывая курс на юго-запад. Небольшое судно раскачивало, подымало на волнах, как бумажный кораблик. Любой здравомыслящий моряк не за что бы не вышел в такую погоду в море, тем более на таком судне. Стоило волнению усилиться на один балл, и яхту тут же перевернуло бы.
Гусовский это прекрасно понимал, но он был лишен возможности выбрать для своего плавания более благоприятное время. Яхта оставалась для него единственным выходом из сложившейся ситуации. Трагической гибели в шторм на собственной яхте, как рассчитывал вице-адмирал, предстояло стать жирной точкой в его личном деле, хранящемся в архиве Министерства обороны. Ведь покойник, как говорится, никому ничего не должен по определению.
Все детали и мелочи своего ухода из жизни он продумал и просчитал еще по дороге в яхт-клуб. По его замыслу «Варяг» должен был затонуть у берегов Швеции. Сам же он на надувной лодке собирался достичь шведского берега, по новым документам перебраться в Стокгольм, купить билеты до Буэнос-Айреса, где жил его старый школьный друг, и начать новую жизнь в Южной Америке. На уровне рассуждений и замыслов это выглядело вполне выполнимо, но в реальности все могло обломиться в любой момент. Мнимая гибель могла обернуться настоящей – погода разыгралась не на шутку. Вице-адмирал трезво оценивал обстановку, а потому не расслаблялся ни на минуту. Мучительно гибнуть в холодной воде Гусовский не собирался. На самый крайний случай имелся серебряный перстень – под видом неприметного серого халцедона в него была вставлена ампула с надежным быстродействующим ядом, способным обеспечить безболезненный уход из жизни. Вице-адмирал всегда был предусмотрительным в мелочах.
Тем временем волны за бортом «Варяга» вздымались, некоторые из них уже выросли в настоящих морских гигантов. Они катились с двух направлений сразу, нападали с двух сторон, ударяясь о судно почти одновременно. Казалось, море ополчилось на Гусовского, осмелившегося бросить вызов беспощадной стихии. Но пока оно еще только пыталось образумить смельчака.
Гусовский мог сдаться прямо сейчас, корпус уже потрескивал. Но покидать корабль раньше времени не входило в его планы. Он мог снять руки со штурвала лишь тогда, когда его яхта окажется в прибрежных водах Швеции, возле острова Готланд.
Василий Игнатьевич стоял у штурвала, разглядывая сквозь усыпанное брызгами стекло рулевой кабины бушующее море. Его жилистые руки со знанием дела вращали рулевое колесо. Как опытный и не раз побывавший в самых сильнейших штормах моряк, Гусовский знал, как и в какой момент ему следует повернуть яхту, чтобы ту не опрокинуло волной. Благодаря своим профессиональным навыкам, приобретенным еще во время службы на флоте, Василий Игнатьевич с завидным умением маневрировал среди огромных волн.
Он не считал часы и минуты до заветной цели. Единственным ориентиром, ведущим его в новую жизнь, была зеленая точка, пульсирующая на располосованном линиями экране. Он знал, что как только в верхнем углу экрана появится изрезанное побережье Готланда, ему нужно будет немедленно покинуть судно.
Погода вносила в его план свои коррективы. Ветер изменился, волны катились уже параллельно выбранному курсу. Приходилось то и дело ложиться в галс. Подобного поворота событий вице-адмирал опасался больше всего. Он осознавал, что в такой шторм его умение управлять яхтой не обязательно и поможет. Тянулись часы, минуты. И вот, наконец, на экране проявилась линия берега.
– Готланд… – счастливо выдохнул Гусовский.
Отправив в эфир сигнал «SОS», вице-адмирал надел спасательный жилет. Осмотрелся по сторонам.
«Пора», – приказал он сам себе и подавил желание вновь взяться за штурвал.
Потерявшее управление судно сильно качнулось под натиском ударившей в борт волны, теперь оно целиком принадлежало стихии. Подхватив запечатанную в прорезиненный брезент спортивную сумку и подтолкнув к выходу надутый заранее плот, Гусовский напоследок перекрестился. В открытую дверь вместе с брызгами и ветром врывался запах новой жизни, за которую Василию Игнатьевичу предстояло еще побороться.
