Серж Винтеркей
Ревизор: возвращение в СССР 35
Глава 1
Москва, Лубянка.
Ждать приема у настолько высокопоставленного начальника, к удивлению Третьякова, пришлось совсем недолго. Помощник Дорохов предложил ему попить чаю, но полковник отказался. И принял Вавилов его очень хорошо, сразу же пресек попытку докладывать в официальном стиле, велев присаживаться и предложив именовать друг друга по имени-отчеству, что немало воодушевило Третьякова.
– Как вам на новом месте, Олег Иванович? – спросил его Вавилов, – вошли в курс дела?
– Вошел, Николай Алексеевич, – сказал Третьяков, – сейчас разгребаю недоработки, что остались, к сожалению, от предшественника. По одной из них к вам и пришел.
– Недоработки? – удивился зампредседателя.
– Да, по тому делу, где вы лично назначили прослушку. За столько месяцев полковник Воронин так и не выявил очевидные факты по этому Павлу Ивлеву… И я так понимаю, и вам не доложил, и мер не принял.
– Очевидные факты по Павлу Ивлеву? – снова удивился Вавилов. – А вы майора Румянцева, который его курирует, расспрашивали по этому фигуранту?
– У меня не сложилось впечатление о майоре Румянцеве, как об очень толковом офицере. – прямо ответил Третьяков то, что думал. – Боюсь, он не очень компетентен. Просил бы перевести на его место моего бывшего помощника из Саратова.
– А тот, значит, компетентен?
– Несомненно. Я его много лет знаю и уверен, что он справится с обязанностями майора Румянцева лучше.
– Понятно… – ответил генерал, – Так и что вы хотите мне сообщить о Павле Ивлеве?
Обрадованный такому интересу Третьяков тут же раскрыл досье и начал:
– В сущности, Павел Ивлев глубоко чуждый нам человек. Склонен к буржуазной роскоши, детей, по сути, воспитывают нанятые няньки, а сам он поставил на поток зарабатывание денег, как высший интерес в жизни…
***
Генерал Вавилов смотрел на полковника, прибывшего к нему с докладом, и не мог понять – как его посмели так жестоко обмануть? Его Саратовский однокашник обещал ему прислать знающего, опытного офицера на освободившуюся должность Воронина. А перед ним сидит дурак. Причем опасный дурак. Вместо того, чтобы просто спросить у Румянцева, кто такой Ивлев, и чем он интересен зампредседателю, тот начал из него чуть ли не диссидента лепить… Это что же он в Саратове творил, и чем так отличился, что в полковники там вышел? Ну, Мишка, я тебе такой подставы никогда не забуду… Все мои долги списаны, и на день рождения я к тебе больше никогда не приеду, не проси… Вот так, значит, прислал мне то, что самому не нужно было? Избавился от идиота? Или и в самом деле искренне считает его полезным кадром… И свою карьеру строил вот так, натравливая этого Третьякова на обычных советских граждан, чтобы он им антисоветчину клеил?
Надо этим вопросом всерьез заняться. Мишкины рекомендации он, конечно, больше слушать не станет. Но этим нельзя ограничиваться. Надо присылать в Саратов толковых ребят, пусть там все прозондируют. А то может, все их выдающиеся заслуги по разоблачению диссидентов и гроша ломаного не стоят. И правда, как никто раньше не задумался, как в закрытом городе столько диссидентов появилось?
И тут он услышал:
– В рамках давления на Ивлева, чтобы принудить его, как положено, оформить подписку, раз он не согласен по-хорошему, я уже распорядился уволить его с половины ставки в НИИ Силикатов. Запрашиваю вашего разрешения выйти на отделы кадров для увольнения его с занимаемых должностей в Верховном Совете, ЗИЛе, Гостелерадио СССР и запрете ему читать лекции по линии общества «Знания». Уверен, после этого он сам к нам прибежит и все подпишет…
– Я не ослышался? Помимо своих фантастических измышлений в адрес Ивлева, вы уже и давить на него начали, и уже уволили его из НИИ Силикатов?
– Все верно, – подтвердил Третьяков уже не так вдохновенно. До него внезапно дошло, что настрой начальника уже совсем не такой радужный, каким он был в начале встречи. – Но почему измышлений? Все подтверждено фактами…
– Готовьте дела к сдаче, Олег Иванович. На этой должности вы больше работать не будете.
– Но… почему? – откровенно растерялся тот, совершенно ошеломленный таким поворотом.
– Вас пригласили работать в Первое управление. Одно из самых престижных в нашем комитете. Разведкой всегда занимались самые лучшие кадры. А вы не смогли даже при помощи подчиненных понять всю ценность того специалиста, которого по своей тупости начали еще и дискредитировать. Я вообще не уверен в том, что для вас найдется место в нашем комитете. Вы свободны.
Третьяков, полностью обескураженный, встал и взял папку со стола.
– А вот папку оставьте. Я прикажу ее сжечь. Мы тут в Москве делом занимаемся, а не клеветой и шельмованием невиновных, если вы еще не заметили.
Полковник с ярко-красным лицом на несгибающихся ногах прошел до двери и вышел, тихо прикрыв ее за собой.
Вавилов презрительно бросил папку в корзину. Эх, одно плохо, Комлин будет торжествовать, и небось всем друзьям своим скажет – а я же говорил! Ладно, переживу. Кого он там предлагал вместо Воронина – Кутенко? В принципе, тот себя неплохо зарекомендовал… Последний раз он назначил на важную позицию кого-то по рекомендации старых друзей… Теперь будет доверять только мнению профессионалов.
И еще же один вопрос, и какой неудобный… Кому-то придется за этого остолопа перед Ивлевым извиняться. Обращаться с очень перспективным аналитиком, как с примитивным стукачом… какой же болван этот Третьяков. Вот такие и готовы, высунув язык, забивать микроскопом гвозди…
Румянцев… Вместо которого этот полковник хотел какого-то своего подручного притащить в Москву. Надо поручить это Румянцеву.
Он нажал кнопку на селекторе, и Дорохов тут же отозвался:
– Да, Николай Алексеевич?
– Майора Румянцева ко мне срочно из Первого управления.
– Румянцев в отпуск ушел на прошлой неделе, – ответил помощник, который на такой случай ежедневно просматривал списки командированных, отправленных в отпуск или на больничный, уволенных в отставку и переведённых старших офицеров. Память у него была великолепная, и он ни разу еще никого не перепутал.
– Черт… А кого еще можно пригласить из старших офицеров из отдела Третьякова?
– Вчера встретил на лестнице майора Артамонову Марию Юрьевну, Николай Алексеевич. Ту, что вы награждали недавно… по остальным нужно наводить справки. В этом же отделе, по-моему, есть еще Муравьев и Кленкин, оба майоры. Мне необходимо уточнить.
Вавилов принялся соображать. Так, Артамонова курирует сестру Ивлева… Плохо ли то, что она узнает, что Павел Ивлев тоже сотрудничает в какой-то форме с КГБ? Вообще-то такие вещи не рекомендуются… В разговоре с Ивлевым она может случайно сказать что-то про Диану Эль-Хажж, и наоборот. Чисто по привычке, потому что знает, что они оба в поле доверия КГБ, может выдать факт сотрудничества с комитетом одного из них другому.
– Уточни по Муравьеву и Кленкину и пришли одного из них ко мне. Главное условие – офицер должен уметь общаться с людьми, располагать к себе. Не работать в носорожьей манере. Миссия ему предстоит непростая… На всякий случай, проконсультируйся с генералом Комлиным, он подскажет, кто лучше годится. Главное, не обращайся к полковнику Третьякову. Кстати, я его у себя видеть больше не желаю.
– Так точно, Николай Алексеевич.
***
Бургас, Болгария.
Режиссер Шапляков был человеком продуманным. Во время полета он как следует обдумал все, что узнал в аэропорту. Итак, получается, что эта милая девушка Галия не только принесла им в клюве идею прекрасного сценария, включающую в себя поездку на курорты в Болгарии и СССР, за которую любая съёмочная бригада душу продаст, но у нее или ее мужа еще и родственники в Италии. Да не простые, а богатые! Чемоданная фабрика… Явно не что-то примитивное навроде свечного заводика отца Федора, о котором тот мечтал. Судя по виду чемодана, очень добротно выглядящего, там большое современное производство. А ведь Италия – это Мекка для каждого человека, творящего киноискусство! Феллини, Антониони, Де Сика… А недавно обсуждали, что появился еще многообещающий талантливый режиссер Бертолуччи… Самому ему не повезло, он тогда болел, но коллеги на Московском международном кинофестивале в июле 1971 года посмотрели его Конформиста и очень хвалили… Правда, были и те, что ругали за пошлости, но хвалили те, кому он доверял как профессионалам…
Так что, когда по приезду на место жительства они, поселившись и распаковав вещи, пошли покурить и осмотреться, он сказал членам съёмочной бригады:
– Галию нашу не обижать, чтобы она осталась всем довольна. Лапы к ней не тянуть, водкой не спаивать, пошлости при ней не говорить. Всем понятно?
– Это потому, что она нам устроила такой замечательный отдых? – спросил Варанкин.
– И это тоже. Негоже плевать в колодец, из которого пьешь. Но и потому, что у нее родственники в Италии. Богатые родственники. Не слышали, что ли, что сказал ее муж?
– А нам-то что с того? – спросил Камоликов.
Режиссер поднял глаза к небу. Ну почему они такие бестолковые?
– Италия – это лучшие режиссеры Европы. Мне вот лично хотелось бы узнать о них побольше. Как мыслят, как снимают, какой смысл вкладывают в свои работы. Я не собираюсь всю жизнь снимать только проходные фильмы. Теперь понимаете?
– Хотите через Галию что-то достать? – сообразил, наконец, Варанкин.
– Конечно! Кто нам мешает по приезду обратно попросить через нее ее мужа раздобыть через его родственников все, что удастся на эту тему? Журналы с интервью, мнение кинокритиков. А с итальянского мы уж переведем. Я ради такого сам итальянский выучу!
– А не будет проблем через таможню провезти? – спросил Варанкин.
– Пазолини вообще-то коммунист. И Бертолуччи тоже. Мы же не просим привезти что-то антисоветское. Такое нам ни к чему, само собой.
– Ну, ясное дело, – кивнул и Камоликов.
– В общем, мы братья Галии в этой поездке. Родные, любящие братья. За нее горы свернем и пасти всем порвем. А кто думает иначе, больше ни в одну зарубежную поездку со мной не поедет.
Вся съемочная группа при этих словах согласно кивнула к полному удовлетворению режиссера. Тем более ничего такого особо трудного он и не просит. Все уже успели осмотреться – баб тут было весьма презентабельной внешности выше крыши.
***
Москва, Лубянка.
Третьяков, вернувшись в свой кабинет, очень долго сидел неподвижно. Он никак не мог понять, что произошло в кабинете Вавилова. Что он сделал не так? Что за загадка с этим Ивлевым, что зампред так взъелся на него?
Страшная догадка пришла в голову – Ивлев явно чей-то родственник! Кого-то очень влиятельного. Незаконный сын, скорее всего, кого-то в Кремле. Или, чем черт не шутит, самого Вавилова?
Это объясняло все. И нежелание оформлять его как положено, с подпиской. И то, что его пускают внутрь лекции читать, и плевать, что они сомнительного содержания. Да и Куба эта внезапная… Да Ивлеву же просто плевать на правила, обязательные для остальных советских граждан, – внезапно догадался он о том, что было перед глазами все это время. Он знает, кто за ним стоит, и поэтому так просто послал Соловьева. Небось, еще и ухмылялся, когда его рассчитывали в НИИ Силикатов… Сам никуда жаловаться не ходил, хладнокровный сукин сын. Ждал, когда наверху забьют тревогу из-за того, что он пытается загнать его в стойло для всех… Да, точно, в начале разговора Вавилов был сама любезность, так невозможно притворяться. Искренне был к нему расположен, общался с ним очень вежливо. Не было особых проблем и когда он заговорил про недоработки Воронина… А вот стоило ему только сказать, что он Ивлева прижал, как тот тут же взбеленился… Как будто он при нем на портрет Ленина плюнул…
Неужто и точно уволят? – с тоской подумал Третьяков. И нафига он приперся в эту Москву? Михаил Иваныч ушел бы на пенсию, и его на свое место бы поставил, скорее всего…Должность генеральская, глядишь и через год-два и он стал бы генералом. Хотя все в городе его и полковником уважали, не то, что это московское не пойми что… Ему тут даже Соловьев пытался возражать…
Хотя… Возможно, в тот раз, в виде исключения, старлея можно было и послушать… Что-то он ему пытался про Ивлева рассказать до своей командировки… А ведь правда, если так вспомнить, то и Румянцев на что-то намекал…
***
Первая моя поездка сегодня была на знаменитый мясокомбинат возле Лосиного острова. По-моему, он сейчас крупнейший в Москве, хотя точно не скажу.
Выехал заранее, прикидывая, что комбинат большой, а где точно лекция будет проходить, неизвестно. Может, еще по территории долго идти будет надо.
Встретил меня на проходной секретарь парткома Леонов Владимир Сергеевич. Хромой, судя по взгляду, явно ветеран войны. И возраст подходящий, лет под шестьдесят. Ветераны одинаково смотрят, словно опасность постоянно вокруг высматривают, и расслабиться никак не могут. Взгляд получается такой пронзительный из-за этого. Ну и хлебнули они немало на войне, это тоже свой отпечаток накладывает. На пару с ним меня встречал комсорг Калмыков Сергей Михайлович. На вид ему было лет двадцать пять, и он пытался держаться строго, но видно было, что это не его. Скорее всего, душа компании, много веселится.
Приняли они меня предельно дружелюбно, что тут же сразу и нашло объяснение.
– Не могли бы вы немножко отойти от программы? Думаю, нашей молодежи будет интересно услышать, как такой молодой человек может в СССР стать корреспондентом газеты «Труд». Что для этого нужно. Как удается писать такие интересные статьи? – попросил меня Леонов.
Ну, подумал я, Ионов обещание сдержал. Тема у меня была, и правда, достаточно скучная и мутная. «СССР на пути к высотам бытового обслуживания». Жаль только, что на вопросы секретаря парткома правдиво отвечать во время выступления никак нельзя. Хотя уверен, что скучно бы местным работягам точно бы не было. Представил, как я выхожу на трибуну и начинаю рассказывать:
– «Товарищи! Как у меня получилось стать корреспондентом? Для этого мне понадобилось обнаружить левое производство на одной крупной мебельной фабрике. А потом по просьбе очень крупного чиновника, члена КПК Межуева, закрыть на него глаза. Вскоре после этого, в порядке благодарности, меня и сделали корреспондентом «Труда», одной из крупнейших газет СССР».
Фурор был бы точно обеспечен… Но нет, не буду резать правду-матку. Так что ответил согласием, и пока меня повели осматривать местный музей, стал придумывать отредактированную версию моего становления журналистом.
Музей у них был очень хороший. Гвоздем экспозиции было Боевое знамя 1-ой Гвардейской Московской Краснознаменной стрелковой дивизии.
– Много наших воевало, много погибло, ну и продуктами мы армию и мирное население обеспечивали, вот нам его и передали, – пояснил парторг.
– А вы знаете, что мы первые, вместе с Ленинградским мясокомбинатом, стали пенициллин выпускать? – тут же повел меня к другому стенду комсорг.
Честно сказал, что не знал. Мне бы и в голову не пришло, что мясокомбинат может лекарства выпускать. Оказалось, это в порядке вещей. Их на основе эндокринного сырья делают.
Ну а затем мы проследовали в большой зал, куда собралось уже порядка четырех сотен работников, и еще места были. Судя по виду зала, он еще довоенный. Представил, как во время войны здесь собирали женщин и подростков, что стали на места мужчин, ушедших на фронт, и зачитывали им сводки Совинформбюро о положении на фронте. Как они их обескураживали в 1941-1942 годах, и как с каждым последующим месяцем сводки были все более и более бравурными… Наверное, ура кричали после каждой победы советских войск…
Сейчас, конечно, мужчин в зале было полно, работа специфическая. Встал за трибуну, представился и начал рассказывать, что в СССР все дороги открыты. Если хочешь, можешь и журналистом стать. В принципе, не соврал, в «Труде» сейчас сидят массово выходцы из простого народа… Сильно удивлюсь, если Вера Ганина из потомственной интеллигенции, у нее по манерам видно, что она откуда-то с периферии в Москву приехала.
Честно сказал, опять же, что стал журналистом случайно, и в будущем не планирую переходить на полную ставку, что мне больше интересен экономический сектор. Рассказал затем, как тоже Леонов просил, о нескольких своих статьях, и каким образом я пришел к идее их написать. Ну а затем начались вопросы. Задавали их преимущественно девушки, и чтобы они там ни спрашивали, а зал взрывался тут же взрывом хохота и криками. Разными, в зависимости от того, была девушка замужем или нет. К примеру:
– Куда тебе, Верка, замужем же уже!
– Товарищ лектор, женитесь на Наташке, не пожалеете! Всегда будет дома свежее мясо на столе!
Парторг и комсорг вообще не пытались как-то реагировать, Леонов даже и улыбался каждый раз себе в усы. Меня, впрочем, это тоже совсем не напрягало, как раз радовало. Какой-то из других лекторов может и смутился бы, но я сам выходец из народа, как в прошлой жизни, так и в этой. К советской элите мои родители не имели ни малейшего отношения. Ну и больше всего не люблю выступать в казенной атмосфере, когда люди и слово боятся сказать под тяжелым взглядом начальства.
Так что весело, хоть и немного шумно, поработали с полчаса. Потом Леонов вышел, и негромко, но веско сказал, что лектора ждут уже в следующем месте, потому как он нарасхват. И они с Калмыковым повели меня к проходной. Небольшая заминка случилась только, когда мы свернули к кабинету местного профсоюзного деятеля, судя по табличке. Его самого на месте не было, но кабинет не был заперт, Леонов нырнул внутрь, и через несколько секунд появился с пакетом, который приветственно булькнул. Шепнул мне также, что внутри есть и профильная продукция, мол, у них специальный цех колбаску только для Кремля делает, вот оттуда и взяли…
Сердечно попрощались на проходной. Мне реально понравилось. Хороший почин!
Такое начало этого летнего тура по линии «Знания» вдохновило. Сегодня были еще три предприятия. За три часа промчался галопом по всем. Везде меня ждали не с официальной темой лекции, а с рассказом о моих журналистских буднях. Так и квалификацию потерять можно. Везде щедро одаряли подарками. По итогам дня смекнул, что подарки для журналиста явно будут получше, чем по итогам обычных лекций по утверждённым темам. Не вскрывал ничего, но тяжесть сама за себя говорила. Не кирпичи же мне подкладывают в эти пакеты для веса…
Вернулся домой, так за один раз всю добычу не смог перенести из багажника. Не в моих интересах было спешить и пытаться затащить все сразу – каждый из пакетов, без исключения, булькал, когда в багажник загружал. Спешить и ронять такой подарок на бетонные ступени в подъезде – себе дороже будет… Так что спокойненько в два приема все перенес. Машину не закрывал. Множество детворы во дворе имело и свои плюсы. Четверо патрульных с повязками что-то да значат. За машину незапертую точно можно не переживать…
Валентина Никаноровна была несколько удивлена, когда я один раз поздоровался и прошел мимо нее с малышами на кухню с тяжелыми пакетами, а затем через несколько минут вернулся с еще двумя. Булькало все характерно, представляю, что она подумала. Логично же – жену отправил на две недели, а теперь праздновать будет. Запасается и спиртным, и закусью. Через часик, наверное, и друзья подтянутся. Не один же пить будет такую прорву спиртного. … К счастью, это вовсе не мой путь по жизни… Или к сожалению – уж кто какой стиль жизни больше любит…
Но приятно отметить, никаких вопросов задавать или как-то комментировать мои действия няня не стала. И строгое лицо не делала. И на кухню приходить, якобы чтобы пообщаться, пока я все это буду доставать, как любила Ирина Леонидовна делать, тоже не попыталась. Вот такая помощница, интеллигентная и в чужие дела не лезущая, мне по душе…
Глава 2
Москва, дом Ивлевых.
Разобрал подарки с мест, где выступал. Четыре бутылки, первая –советский виски, я такое не пью. Ничего, вручу кому-нибудь, кто его любит. И три бутылки коньяка, две армянского, одна грузинского. И выдержка приличная – от семи до десяти лет. Балуют журналистов «Труда» получше, чем лекторов от «Знания», чего уж там…
Да уж, если бы я любил выпить, то карьеру бы делать не было никакого смысла. Договорился бы с Ионовым, тот бы мне охотно давал лекции по своей линии каждый день. И спивался бы потихоньку с такими подарками от администраций заводов… Нет, спасибо, аж передернуло, когда представил себе эту картину. Нет ничего печальнее медленно спивающегося человека, который сам не замечает, как теряет человеческий облик…
Так, а что у нас из небулькающего? Мясокомбинат, конечно, порадовал. Колбаска сырокопчёная была знатная, запах от нее шел просто невероятный. А вот почти все остальное было из импорта. Никакого банального зеленого горошка, сплошь ветчина да всякие консервированные персики с ананасами. Оставлю на зиму – самое то при нехватке витаминов будет.
А ведь мне же еще так почти две недели ездить… Ну, часть буду родственникам раздавать. Мама, Ахмад, Загит, Анна Аркадьевна… Эльвира и Никифоровна в деревне с их мужьями… Ничего не пропадет! И тем более никаких вопросов, откуда взялось, и берут подарки легко – все уже привыкли, что мне всякий дефицит за лекции дарят… Типа – легко пришло, легко ушло…
Звонок в дверь, пошёл неспешно открывать. Куда спешить, дети не спят, а активно возятся в гостиной.
Мама пришла, а с ней и Загит. Сказали, что на лестнице встретились. Прошли в квартиру, и сразу в гостиную, к детям, благо по подъезду ходят в тапочках, разуваться не надо.
Подумал, а почему бы сразу не отложить кое-что из трофеев для родственников? Нам столько с няней не нужно. Пошел на кухню и соорудил два пакета.
Вернулся в гостиную. Мама и Загит возились с малыми. Начал тоже играть с детьми, соскучился без них за день. С тревогой заметил, что мама что-то выглядит неважно. Бледная какая-то, взгляд отстранённый немного. Подошёл к ней встревоженно.
– Мам, ты себя нормально чувствуешь?
Потрогал ей лоб, температуры нет, но на лбу испарина.
– Все хорошо, устала что-то просто и голова побаливает. – ответила Апполинария. Мама явно пыталась бодриться.
– Тебе нельзя переутомляться, беречь себя надо, – укорил ее. – С парнями мы справимся, не переживай. А голова где болит?
– Затылок давит, – пожаловалась мама.
– Так, мне это не нравится. Давление вполне могло подняться, раз затылок болит. Надо подстраховаться на всякий случай.
Пошел звонить Инне. Когда очень надо, можно на вахту звонить, ее позовут. Злоупотреблять этим не стоит, но сейчас, похоже, как раз такой случай…
– Вези ее к нам в больницу, – сразу скомандовала сестра, услышав про недомогание и головную боль, – надо подстраховаться, в таком возрасте нельзя рисковать. Я сейчас позвоню в больницу, предупрежу дежурных, вас встретят.
Больше всего времени ушло на то, чтобы уговорить маму поехать. Начались уверения, что «полежу пройдет» и «что вы устраиваете…». К счастью, тут и Ахмад подошел, и тоже встревожился. Кое-как совместными усилиями, подключив Ахмада, уговорили ее поехать. Пока стоял с мамой и ждал лифта, подсказал тихонько ему, чтоб собрал быстренько ей вещей в больницу на случай, если вдруг придется остаться. А то если при маме начнёшь собирать, точно в отказ пойдет и не поедет.
Ахмад обернулся очень быстро, только успел машину немного прогреть.
В больнице нас действительно уже ждали. Сестричка сработала оперативно, молодец. Маму сразу увели обследоваться, а мы с Ахмадом остались сидеть и ждать новостей в холле.
Просидели минут двадцать буквально, как в холл влетела Инна. Увидев нас, тут же подошла.
– Ну как? Давно приехали? – поинтересовалась она.
– Минут двадцать сидим. Маму на обследование забрали.
– Хорошо. Я тогда пойду узнаю, что и как. – сразу засобиралась сестра. – Хоть бы все хорошо было, – добавила она встревоженно.
– Так, отставить панику, – пригрозил ей я, – для того и приехали сразу, чтоб все контролировать. Выше нос и маме улыбайся. Постарайся успокоить ее.
– Не учи ученого, понимаю я все, – прошипела Инна, но слегка улыбнулась при этом.
– Вот, другое дело, – удовлетворённо констатировал я, – а то привыкла эмоции сразу выплескивать.
Инна убежала куда-то в недра больницы, и мы снова стали ждать.
Минут через тридцать она снова прибежала.
– В общем, вроде все и хорошо относительно, но решили оставить ее здесь до родов. Давление немного повышено, но там надо наблюдать, может и случайность. Пусть в больнице полежит, так надежнее будет. Все, вы езжайте домой… Так, вещи привезли… Очень хорошо!
Она почти вырвала из рук у Ахмада, который еще не успел переварить сказанное, сумку, и убежала с ней.
– Это неплохая идея, так будет надежнее, – успокоил я его. – Все же возраст. Тут хоть не будет пытаться тяжелое поднимать, как дома норовит.
Вроде, немного успокоил его и поехали домой.
Приехали, а там нас на скамейке у подъезда Фирдаус ждет.
– Решил, вот, сюрприз тебе устроить, – развел он руками в стороны, – а у вас там в квартире какая-то строгая женщина. Сказала, что не знает меня и не пустила.
– Да, это новая няня, пошли познакомлю тебя с ней.
– Ага, но собаку тебе разве не надо прогулять?
Понял, что-то хочет обсудить приватно. Вроде же совсем недавно уже совещались. Может что-то, что не хочет при Диане обсуждать?
Вошли в квартиру, познакомил его с Валентиной Никаноровной, велев любить, жаловать и в квартиру без меня пускать, подхватил Тузика и пошли на улицу.
– Значит, я с отцом связался, все, что ты хотел, ему передал. Надеюсь, что он меня понял, пришлось такие странные языковые конструкции использовать, учитывая, что нас могут прослушивать… – сказал он, наморщив лоб.
Ну да, можно ему посочувствовать. Надо все говорить не от меня, а от себя. Мол, гениальные мысли меня посетили. И Тареку надо быть уверенным, что это мои гениальные мысли, а не Фирдауса… Мало ли что он сам от себя добавит? А как, к примеру, рассказать, что стоит заняться устройствами для выявления подслушивания? Совсем не та тема, которую по международной связи, находясь в СССР, стоит обсуждать. Могут в КГБ его за шпиона принять.
– И что Тарек? – спросил его.
– По акциям ответил, что не будет продавать. Про устройства для обнаружения прослушки я очень туманно выражался, но дал ему намек на то, что это единственная сложная техническая идея, что мы с ним раньше обсуждали, и что нужно нанять много умников, и не ждать немедленного результата. Думаю, он поймет. По крайней мере он сказал, что начнет прикидывать, кто может этим заняться в его подразделении. Ну и передал твои идеи по итальянцам, что игра стоит свеч.
На этом все. Поблагодарил, что приехал и проинформировал. Он развел руками – типа, а как иначе, вместе же работаем? Проводил его до машины, он сел и уехал.
***
Болгария, Солнечный берег.
Утром Галия поднялась очень рано и сразу подбежала к окну. Уже рассвело, и она восторженно замерла, глядя на море, раскинувшееся от края и до края. Радостно взвизгнув, Галия открыла дверь и выскочила на балкон, с наслаждением вдохнув свежий морской воздух. Ветерок был совсем легким, но его вполне хватало, в воздухе не было и следа той липкой влажности, которой их встретил вчера Бургас. Несмотря на ранний час, солнце уже заметно припекало, но сегодня это доставляло Галие удовольствие. Она почувствовала, что приехала на море. Единственной мыслью, входившей в жесткий диссонанс с ее состоянием, была мысль о работе. В голове совершенно не укладывалось, как в таком райском месте можно еще и работать.
Осмотрев пляж, который находился прямо перед гостиницей, Галия с радостью заметила, что народу пока немного. Можно быстренько сбегать искупаться до завтрака, – радостно подумала она и начала переодеваться.
Вчера после заселения искупаться не удалось. Пока приехали, уже было очень темно. Галия поразилась, насколько быстро опустилась ночь. Они ехали по побережью, смотрели на заходящее солнце, а потом враз опустилась тьма и стало ничего не видно. В такой темноте идти искать пляж и купаться никто из группы не рискнул. Вдобавок все были так вымотаны перелетом и удушающей жарой, что дружно решили отложить свидание с морем на завтра. Галия искренне поддержала эту мысль. Сил ей хватило только на то, чтоб заселиться, кое-как разобрать вещи и упасть на кровать.
Гостиница называлась «Феникс». С номером Галие очень повезло. Съемочной группе дали отличные номера на седьмом этаже. Любомира поселили на втором этаже в двухместном номере с сопровождающим какой-то другой группы. Видимо, руководство гостиницы, узнав, что их группа будет снимать фильм, решила создать им максимально комфортные условия пребывания, рассчитывая, что гостиница так или иначе в фильм попадет. А довольная съемочная группа точно покажет место своего пребывания в положительном ключе. А сопровождающего баловать незачем. Он все равно ничего снимать не будет.
Все номера были двухместные. Так что мужчин поселили по двое, а Галие, поскольку она была единственной женщиной в группе, достался двухместный номер в полное ее распоряжение. Номер Галии и номер, в котором жили режиссер со сценаристом, вдобавок имели вид на море и балконы, на которых стояли небольшие столики и стулья. Так что съемочная группа была в полном восторге от начала их командировки в Болгарию и предвкушала отличную во всех отношениях рабочую поездку.
***
Больцано, Италия.
Тарек приехал на фабрику пораньше. На утро у него были намечены переговоры, совершенно для него неожиданные. Вчера через секретаря с ним связался коммерческий директор крупной компании из Венесуэлы, который прилетел в Италию для встречи с бизнес-партнерами, и попросил о предварительных переговорах. Тарек, немало удивленный, назначил встречу на утро и предупредил главного технолога о необходимости присутствовать.
Сеньор Луис Ромеро оказался невысоким, крепко сбитым сорокалетним мужчиной, с очень крепким рукопожатием. Он поздоровался со всеми и начал очень эмоционально рассказывать о своем неожиданном решении заехать в Больцано, активно при этом жестикулируя. Английский язык у него был неплохим, все было понятно.
Да уж, сеньору Манчини явно комфортно с нашим сегодняшним гостем, – мысленно улыбнувшись, отметил Тарек, наблюдая за реакцией своего главного технолога. Манера общения у венесуэльца удивительно напоминала итальянскую.
Оказалось, что сеньор Ромеро представляет весьма успешную венесуэльскую компанию по производству сумок и текстиля.
– Наша компания «Bolsa real» является крупнейшим производителем сумок в Латинской Америке, – рассказывал венесуэлец во время экскурсии по фабрике. – Мы работаем в сегменте премиум-класса и поставляем нашу продукцию не только в крупнейшие страны Южной Америки, но и в США, Канаду, Мексику.
