Шелби Махёрин
Алая вуаль
Глава 2. Прелестный фарфор, прелестная куколка
В первые за полгода я решила пропустить мессу. Когда Жан-Люк, как и подобает, постучался в мою дверь в половине восьмого – нашего вечного сопровождающего, как ни странно, рядом с ним не было, – я притворилась больной. Тоже впервые. Вообще-то, я никогда не лгала, но сегодня мне ни до чего уже не было дела.
– Прости, Жан. Кажется, я немного простудилась.
Покашляв в сторону, я выглянула в скрытый полумраком коридор. Дверь я лишь чуть приоткрыла. Не стоило Жан-Люку видеть меня в ночной сорочке – шелковой, кружевной, цвета слоновой кости. Одна из многих непрактичных вещей, которые я забрала с собой из родительского дома. Разумеется, она не защищала меня от здешних ледяных сквозняков, но в ней я хотя бы чувствовала себя собой. Да и когда я перебралась в Башню, Жан-Люк настоял, чтобы я поселилась в комнате с камином.
Щеки у меня до сих пор иногда горели от стыда, ведь только в моей комнате был камин.
– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Жан и пощупал мой лоб, но я-то знала, что у меня жара не было. – Мне послать за целителем?
– Нет-нет. – Я отвела его руку. – Мне всего лишь нужно выпить чашку мятного чая, пораньше лечь спать, и все пройдет. Я как раз расстелила постель.
Жан тут же отдернул руку, словно его ошпарило кипятком.
– Ясно, – неловко сказал он и отошел назад. – Мне… очень жаль. Я подумал, вдруг ты захочешь… Да нет… Лучше отдыхай. – Он поспешно оглянулся и покачал головой, глядя куда-то в темноту. Снова покашлял. – Если к утру не поправишься, скажи. Я поручу твои обязанности другим.
– Не нужно, Жан, – тихо произнесла я, едва сдерживаясь, чтобы не выглянуть за дверь.
Может быть, сопровождающий все-таки пошел вместе с ним. На душе тут же стало как-то тоскливо. Разумеется, Жан привел с собой сопровождающего, как же иначе? Я бы никогда не попросила его прийти ко мне ночью одному, рискуя нашим добрым именем и служебным положением.
– Я и с кашлем могу работать с каталогом.
– Знаю, что можешь, но лучше не стоит, – робко улыбнулся Жан. – Фредерик вполне здоров и читать умеет.
С усилием сглотнув, я выдавила улыбку в ответ, ведь он был не виноват в моей сегодняшней неудаче с лютенами, как и не виноват в нашем постоянном сопровождении. Именно благодаря Жан-Люку и шассерам гоблинам не навредили и перевезли их в Ля-Форе-де-Ю, а фермер теперь сможет спокойно собрать урожай ячменя. Все остались в выигрыше.
Видимо, и я тоже, так?
«Хорошо бы».
Отбросив всякую предусмотрительность, я положила руки ему на грудь, и мое помолвочное кольцо засияло в свете свечей.
– Мы оба знаем, что, если я останусь в постели, ты не станешь никому поручать мои обязанности. Ты сам все сделаешь, и сделаешь прекрасно, но ты не можешь вечно выполнять за меня мою работу.
Невольно я подалась ближе к нему, и Жан последовал моему примеру. Его взгляд был прикован к моим губам.
– Ты не только мой жених, Жан-Люк, – прошептала я, – но еще и мой капитан.
Он с трудом сглотнул, и отчего-то по моему телу разлился жар. Прежде, чем я успела что-то сделать – впрочем, я даже не понимала, что мне делать, – Жан снова оглянулся через плечо. Я тут же представила себе, как сопровождающий хмуро смотрит на него, скрестив руки на груди. Только вместо сурового покашливания вдруг раздался веселый голос. Веселый и такой знакомый.
– Хотите, чтоб мы ушли?
Позади Жан-Люка внезапно возникло веснушчатое лицо Луизы ле Блан, известной как La Dame des Sorcières, или Госпожи Ведьм. Вскинув брови, она озорно улыбнулась:
– Ты же знаешь, как говорят… шестеро – уже толпа.
Я удивленно поморгала:
– То есть шестеро?
– Чепуха, – позади нее раздался еще один знакомый голос. – Семеро – толпа, а не шестеро.
Лу улыбнулась еще шире, хотя казалось, это было невозможно.
– Ты явно говоришь со знанием дела, Борегар. Не хочешь поделиться с нами подробностями?
– Думаю, он точно не откажется.
Каково же было мое удивление, когда Козетта Монвуазен, главная среди Алых дам – немногочисленных, но весьма опасных ведьм Бельтерры, – оттолкнула Жана и подошла ко мне. Раздраженно вздохнув, Жан распахнул дверь, и передо мной предстали сам король Борегар Лион и его брат, Рид Диггори.
Ну, единокровный брат Бо и…моя первая любовь.
Я изумленно на них уставилась. Когда-то я относилась к ним всеми со страхом и настороженностью – особенно к Риду, – но битва за Цезарин все изменила. Словно прочитав мои мысли, Рид неловко помахал мне рукой:
– Я говорил им, что лучше сначала послать тебе весточку.
У Рида одного не было никакого титула, но репутация самого молодого капитана шассеров по-прежнему гремела на все королевство. Конечно, это было давно. До битвы. До того, как он нашел своих родных.
До того, как открыл в себе магический дар.
Но моя улыбка была искренней.
– Не говори глупостей. Я так рада всех вас видеть!
– И мы рады встрече. – Коко чмокнула меня в щеку. – Только умоляю, запрети Бо рассказывать о прошлых подвигах. Поверь, эти россказни нравятся лишь ему одному.
– Ну не знаю. – Лу приподнялась на цыпочках, чтобы тоже меня чмокнуть, и я, не удержавшись, крепко обняла их обеих. – Мне вот понравился его рассказ о свидании с одной девчонкой, которая обожала заик, – договорила она. Голос ее был приглушен моими объятиями.
Тепло разлилось по всему моему телу, когда я отпустила подруг. Бо нахмурился и легонько щелкнул ее по лбу.
– Не надо было тебе об этом рассказывать.
– Ага, – радостно захихикала Лу. – Не надо было.
Друзья посмотрели на меня.
Одни из самых могущественных людей в королевстве, а может, и самые могущественные, стояли у моей комнаты и как будто ждали от меня чего-то. Я же растерянно смотрела на них, не зная, что сказать. До этого они никогда не навещали меня здесь. Церковь редко пускала гостей в Башню шассеров, а у Лу, Коко и Рида, как ни у кого другого, было полно причин никогда не переступать здешний порог.
«Ворожеи не оставляй в живых».
После битвы за Цезарин Жан-Люк постарался полностью стереть эти гнусные слова, но темный отпечаток букв все еще виднелся над входом в жилые помещения Башни. Когда-то мои братья жили, руководствуясь этим заветом.
А Лу, Коко и Рид едва не сгорели на костре из-за этих слов.
Сбитая с толку, я наконец нашла в себе силы спросить:
– Не хотите войти?
В эту секунду из собора Сан-Сесиль де Цезарин раздался колокольный звон. На душе стало еще теплее, и я счастливо улыбнулась друзьям. Даже Жан-Люку, который глядел с молчаливым неодобрением. Должно быть, он пригласил их в Башню и ради этого даже решил пропустить мессу. Колокол наконец смолк.
– Я верно понимаю, что сегодня мы не идем на службу? – спросила я.
– Кажется, мы все простудились, – лукаво улыбнулась Коко.
– И я знаю, как нам вылечить простуду. – Подмигнув, Лу вынула из-под плаща бумажный сверток и гордо помахала им.
На бумаге золотом сияла надпись «Кондитерская Пана», и коридор наполнился сладкими ароматами корицы и ванили. Лу достала булочку и протянула мне. Рот у меня тут же наполнился слюной.
– Излечивают еще и от дерьмового настроения.
– Лу, следи за языком! – Рид бросил на нее пронзительный взгляд. – Мы все-таки в церкви.
В руках он держал прелестный букет из хризантем и фиалок, перевязанный розовой лентой. Когда я поймала его взгляд, Рид чуть несколько раздраженно покачал головой и уже с улыбкой протянул мне букет.
– Надеюсь, ты все еще любишь розовый, – откашлявшись, сказал Рид.
– Кто ж не любит розовый? – спросила Лу, а Коко вынула из-под алого плаща карты.
– Все любят розовый, – согласилась Коко.
– А я вот не люблю. – Не желая оставаться в стороне, Бо достал из-за спины бутылку вина. – Выбирай свой яд, Селия. Что же это будет? Булочки, карты или вино?
– Почему бы не все вместе? – поинтересовалась Коко, и ее темные глаза заискрились весельем. Она шлепнула картами по бутылке. – Откуда же у вас на кровати розовая подушка, если вы так не любите этот цвет, а, ваше величество?
Ничуть не смутившись, Бо оттолкнул ее карты бутылкой.
– Ты же прекрасно знаешь, что эту подушку для меня вышила сестренка. – Бо повернулся ко мне. – Эти три «яда», как известно, исцеляют душевную боль.
«Душевная боль».
– Прекрасно сказано, – с горечью произнесла я.
Я еще не успела решить, что выбрать, как Жан-Люк рассерженно выхватил бутылку вина и карты.
– Вы что, рехнулись? Я позвал вас не для того, чтобы выпивать и играть в азартные игры…
– Так внизу прихожане распивают вино. – Коко закатила глаза.
– Это другое, и ты прекрасно об этом знаешь, – хмуро бросил Жан.
– Убеждай себя и дальше, капитан, – сладким голосом пропела она и повернулась ко мне. – Считай это прелюдией к празднованию твоего дня рождения, Селия. – И она указала на вино с картами.
– Ты уж точно заслужила хорошенько погулять три дня, – с широкой улыбкой сказала Лу. – Но мы поймем, если ты захочешь сегодня побыть одна, – добавила она мягко. – Просто скажи, и мы уйдем.
Лу взмахнула рукой, и воздух наполнился острым ароматом магии. В руке у меня вместо булочки с корицей появилась чашка со свежезаваренным мятным чаем, от которого клубились завитки пара. Она взмахнула еще раз, и вместо букета цветов в руке у меня возникла стеклянная баночка с медом.
– Это для горла, – пояснила Лу.
Я восхищенно посмотрела на друзей.
Конечно, я уже видела магию прежде – хорошую и плохую, – но никогда не переставала ей удивляться.
– Останьтесь, – выпалила я поспешно. У меня не было сил притворяться. Я приподняла чашку с чаем и баночку меда. – Спасибо вам. Мне вдруг стало гораздо лучше.
После сегодняшнего ужасного дня я с огромной радостью готова была провести вечер за вином и карточными играми. Мне хотелось расцеловать Жан-Люка, только вот я повела себя довольно грубо, едва не отказавшись от подарков Лу. Я поднесла чашку к губам и сделала большой глоток. Горячий чай тут же обжег мне горло, и я едва не поперхнулась.
– Ты как? – Жан-Люк озабоченно похлопал меня по спине.
– Все хорошо, – с трудом выдохнула я и поставила чашку на столик.
Лу пододвинула стул и усадила меня.
– Просто обожгла язык, – сказала я. – Ничего страшного…
– Не говори ерунды, – возразила Лу. – Как ты будешь смаковать шоколадные эклеры с обожженным языком?
Я тоскливо посмотрела на бумажный сверток с выпечкой:
– Ты купила шоколадные…
– А как же! – Лу бросила взгляд на Жана, стоявшего рядом с мрачным выражением лица. – Я еще и канеле[3] принесла, так что хватит буравить меня злобным взглядом. Хотя, если память меня не подводит, ты больше любишь ром, – усмехнулась она.
Жан яростно замотал головой:
– Не люблю я ром!
– Убеждай себя и дальше, капитан, – повторила Коко.
Острым ногтем она проколола себе палец. Тут же закапала кровь, и воздух снова наполнился ароматом магии. Лу и Белые дамы черпали свою силу из земли, Коко же и ей подобные полагались на собственное тело.
– Вот. – Коко капнула немного крови и меда мне на палец. – Лу права. Обожженный язык испортит весь вечер.
Не смея смотреть на Жана, я поднесла палец к губам. Разумеется, он не одобрял происходящее. Да, шассеры больше не преследовали ведьм – и в этом есть немалая заслуга самого Жан-Люка, – но магия все еще была ему неприятна.
Однако, как только я проглотила кровь Коко, язык и горло тут же зажили.
«Потрясающе!»
– Лучше? – тихо спросил Жан.
Я взяла его за руку и отвела в сторону. Я так широко заулыбалась, что щеки заболели.
– Да. Спасибо большое, Жан, – прошептала я и взглядом указала на Лу, которая начала выкладывать на столе выпечку. Две булочки она взяла себе, остальным дала по одной. – Я знаю, что ты предпочитаешь проводить свои вечера по-другому, но я так давно хотела научиться играть в карты. – Я сжала ему руку в волнении. – Не такой уж это и большой грех – сыграть в карты с друзьями, да? Лу даже принесла тебе канеле. – Не дожидаясь ответа и в душе страшась его, я обняла Жана и уткнулась ему в грудь. – Думаешь, Лу умеет играть? А она научит нас? Я никогда не понимала всех деталей, но вместе мы точно разберемся…
Жан-Люк мягко высвободился из моих объятий:
– Уверен, у тебя все получится.
Я растерянно заморгала. Покраснев, я прикрылась руками. Я совершенно забыла, что на мне была только ночная сорочка.
– Ты о чем?
Вздохнув, Жан-Люк оправил на себе мундир почти инстинктивным жестом, и мой взгляд невольно упал на его нагрудный карман, в котором обозначилось что-то небольшое и прямоугольное. Кажется, книга.
«Как странно».
Он редко приходил ко мне, когда я работала в библиотеке, и не слишком любил читать.
Но спросить я ничего не успела.
– Селия, я… не могу остаться. Прости, – тихо произнес Жан-Люк и отвел взгляд. – Мне нужно закончить служебные дела, порученные отцом Ашилем.
«Служебные дела, порученные отцом Ашилем».
Я не сразу поняла смысл его слов, и, когда наконец ко мне пришло осознание, я почувствовала, как сердце у меня сжалось. Снова в его взгляде сквозило знакомое сожаление. Снова он ничего не ответит мне, даже если я спрошу. Мне невыносима эта очередная тайна. Очередной отказ.
Повисло неловкое молчание.
– Отец Ашиль хочет, чтобы ты работал во время мессы? – мягко спросила я.
Жан-Люк смущенно потер шею:
– Ну… нет. Он думал, что я приду на службу, но он все поймет…
– То есть у нас есть еще полтора часа, верно?
Жан промолчал, а я взяла халат, висевший на двери. Лу нарочито громко начала восхищаться моей старенькой шкатулкой для драгоценностей. Коко тут же подхватила, а Бо смял бумажную обертку от выпечки и кинул ее в Рида.
– А ты можешь отложить дела до окончания мессы? – тихо спросила я.
Не в силах стоять спокойно, я снова схватила его за руку. Я не хотела портить вечер очередной ссорой и ему тоже не позволю.
– Я соскучилась, Жан, – сказала я, сдерживая мольбу в голосе. – Я понимаю, у тебя много дел, но… мне бы так хотелось проводить побольше времени с тобой вместе.
Он удивленно на меня посмотрел:
– Правда?
– Разумеется, правда.
Я обхватила обе руки Жана и поднесла их к своему сердцу.
– Ты же мой жених. Я хочу разделить с тобой все, даже шоколадный эклер и карточную игру. К тому же кто еще мне скажет, если Лу вдруг начнет жульничать? – тихо добавила я.
Жан неодобрительно покосился на наших друзей.
– Мы вообще не должны играть в карты, – тяжело вздохнул он и легонько поцеловал мои пальцы. – Но я ни в чем не могу тебе отказать. – И он сжал мою руку.
Сладкий аромат шоколада и корицы внезапно показался мне приторным от его лжи, а вкус меда на языке стал горчить. Я постаралась отбросить все эти мысли и всмотрелась в глаза Жана, полные нерешительности. Он тоже хотел побыть со мной. Точно хотел.
– Так твои дела подождут? – спросила я.
– Думаю, да.
Выдавив улыбку, я трижды поцеловала его руки и запахнулась в халат.
– А я уже говорила тебе сегодня, что ты самый лучший жених на свете?
– Нет. Но можешь говорить мне это почаще, – засмеялся он.
Мы наконец присоединились к друзьям. Жан подошел к столу и выбрал для меня самый аппетитный эклер. Себе же он ничего не стал брать, даже канеле.
– Мы с тобой в паре, – бросил Жан.
Эклер тут же показался мне холодным.
– Ты знаешь, как играть в карты?
– Лу и Бо немного научили меня, когда мы распивали бутылку рома. – Жан смущенно откашлялся.
– Вот оно что.
Лу громко хлопнула в ладоши, и от неожиданности я едва не выронила эклер.
– Он дерьмово играл, так что не волнуйся, Селия, ты обыграешь его на раз-два.
В тот миг внизу в церкви заиграла музыка, и свет замерцал при громких звуках органа. Жан-Люк бросил на меня быстрый взгляд, когда я инстинктивно потянулась зажечь свечу. В комнате уже горело больше десятка свечей. Они стояли на прикроватных столиках цвета слоновой кости, на книжных полках, платяном шкафу и каминной полке. С улицы казалось, что у меня в комнате сияло солнце, но сейчас мне не хватало даже его света.
Темнота была мне не по душе.
В детстве мы с Филиппой, прижавшись друг к другу, прятались под одеялом. Хихикая, мы представляли, что в нашей комнате обитали чудовища. Я уже давно не ребенок и знала, что таилось во тьме. Чувствовала влажные прикосновения и гнилостный смрад. И сколько бы я ни терла щеткой тело, сколько бы ни душилась, зловоние тьмы преследовало меня повсюду.
Я откусила побольше от эклера, чтобы унять бешено колотящееся сердце.
У меня было только полтора часа, чтобы насладиться временем с друзьями, поесть эклеров и сыграть в карты, и ничто не испортит мне вечер: ни тайны Жан-Люка, ни мои собственные. Они, как и всегда, будут ждать меня утром.
«С нами все будет хорошо, Селия. Все будет в полном порядке».
«А почему ты не показываешь свои шрамы, Селия? Они означают, что ты выжила».
«Я выжила! Выжила! Выжила…»
– Обещай не жульничать, – сказала я Лу и, подумав, посмотрела на Бо и ткнула в него эклером. – И ты тоже.
– Я? – притворно оскорбился он. – Да все прекрасно знают, что жульничать у нас любит Рид!
Рид тихо рассмеялся и сел на край постели.
– Я никогда не жульничаю. Ты просто в карты не умеешь играть.
– Тебя просто пока никто за руку не поймал, – заявил Бо и взял стул, – а так-то ты жульничаешь.
– Тогда тебе придется подловить меня. – Рид пожал плечами.
– Не все из нас владеют магией…
– Рид не использует магию, – сказала Лу, аккуратно срезая колоду. – Мы просто говорим ему, какие у тебя карты, когда ты отворачиваешься.
– Что? – Бо вытаращил глаза. – Что вы делаете?
Задумчиво покивав, Коко стянула сапоги и села на постель рядом с Ридом.
– Мы рассматриваем это как совместную победу. Селия, мы с тобой вместе играем, – сказала Коко.
Жан-Люк повесил плащ на спинку стула, и книга тяжело оттянула нагрудный карман. Я отвела взгляд, стараясь не думать о ней. Жан уже хотел было возразить, но Коко вскинула руку.
– Ничего не хочу слышать. Впереди у вас долгая жизнь вместе. Вы еще много времени проведете друг с другом.
Я с усилием рассмеялась, думая о том, как же Коко была не права.
Жизнь вместе подразумевала доверие, но Жан-Люк никогда не расскажет мне о своих тайных делах…
А я никогда не расскажу ему, что произошло в гробу моей сестры.
Снова мне снился кошмар.
За окнами бушевала буря. Она сотрясала землю, разрушала дома и вырывала с корнями деревья. Сверкнула молния и рассекла пополам дуб, растущий у нас во дворе. Дерево обрушилось на нашу с сестрой комнату и едва не пробило крышу. Я тут же запрыгнула к Пиппе в кровать и спряталась под одеялом. Она обняла меня.
– Глупышка моя, – певуче протянула сестра, поглаживая меня по голове.
За окном сверкали молнии. Голос Пиппы звучал незнакомо, как будто и не ее вовсе, а пальцы… были неестественно длинными. Она резко схватила меня за волосы и притянула к себе фарфоровыми руками. Мы с сестрой очень похожи: словно черно-белые матрешки.
– Тебе страшно, милая? Тебя пугает магия?
В ужасе я отшатнулась, но Пиппа сжала меня еще крепче и широко улыбнулась. Улыбка у нее была слишком широкой.
– Да, магии стоит бояться, ведь она может погубить тебя, если я того пожелаю. Ты хочешь этого, милая? Хочешь умереть?
– Н-нет, – в очередной раз ответила я.
Я словно мчалась по кругу. Перед глазами все закружилось. Я ничего не видела, не могла дышать. В груди все болезненно сжалось.
– П-п-прошу…
– П-п-прошу, – передразнила меня Пиппа и вскинула руки. На пальцах уже не сверкали молнии – с них свисали нити, как у кукольника.
Эти нити зацепились мне за голову, шею и плечи. Пиппа поднялась с постели, и я беспомощно поплелась за ней. В руках у меня внезапно появилась балисарда. Бесполезная. Пиппа вдруг воспарила над комнатой и потянула меня к разрисованному деревянному домику.
– Иди сюда, милая. Ах, какая же прелестная маленькая куколка.
Ноги у меня подкосились – топ-топ-топ, – взглянув вниз, я хотела закричать, но не смогла. Мои губы стали фарфоровыми, а кожа – стеклянной. Пиппа посмотрела на меня, и я сжалась под пристальным взглядом ее изумрудных глаз. Я пошатнулась и упала на ковер. Балисарда превратилась в оловянный ножик.
– Иди ко мне, – пропела Пиппа. – Иди ко мне и позволь разбить тебя вдребезги.
– П-Пиппа, я не хочу больше играть…
Она зловеще засмеялась и медленно наклонилась ко мне. Сверкнула молния, и в ее свете угольно-черные волосы сестры показались белыми.
«Прелестная куколка, прелестный фарфор,
Сердечко я вырежу ей
И съем его в полночь, когда выйдет срок,
Спасти ее прежде успей».
Пиппа щелкнула пальцами, и я тут же разлетелась на мириады кусочков. Осколки глаз полетели в кукольный домик, где не было ни молний, ни грома, ни фарфоровых лиц.
Здесь была лишь тьма.
Она проникала мне в нос и рот, пока я не начала задыхаться от смрада гниющей плоти и приторно-сладкого аромата меда. Ломкие пряди волос Пиппы лезли мне в горло, опутывали язык, но я не могла из них вырваться. Руки оказались все в ссадинах, перепачканные кровью, пальцы сломаны, а вместо ногтей – деревянные щепки. Они торчали, словно когти, пока я царапала крышку гроба сестры, пока звала Пиппу и Рида. Я все кричала и кричала, пока голос мой не надорвался.
– Никто не спасет нас.
Пиппа неестественно медленно повернула голову ко мне. Ее красивое лицо осунулось и стало каким-то… неправильным. Я не должна была ничего видеть в темноте, но я видела, и у нее не было половины лица. Всхлипнув, я закрыла глаза, но ее образ не выходил у меня из головы.
– Но ты хотя бы со мной, – прошептала она. – И мы не умрем в одиночестве.
Mariée…
По щекам у меня покатились слезы, перемешиваясь с кровью, грязью, с сестрой.
– Пиппа…
– С нами все будет хорошо, Селия. – Костлявой рукой она коснулась моей щеки. – Все будет в полном порядке.
А потом она вырвала мое сердце и съела его.
