Шелби Махёрин
Алая вуаль
Глава 8. Волшебное число
Все взгляды устремились ко мне, но я направилась прямо к Жан-Люку. Тот поспешно подскочил, едва не упав со стула:
– Селия!
Все присутствующие расступились и отвели взгляды – они смотрели на свои сапоги, свечи, разбросанные по столу бумаги. Поверх лежал набросок трупа Бабетты, нарисованный углем.
– Что… что ты здесь делаешь? Я же сказал тебе…
– Ждать в моей комнате. Да, помню.
Отчасти мне было приятно видеть ужас и смятение на его лице, но в глубине души я пожалела о своем поступке. Зачем я, собственно, ворвалась сюда? Чтобы своими глазами увидеть предательство друзей? Ведь они все оказались в зале совещаний. Все до единого. Даже Бо был здесь – стоял, не слишком величественно разинув рот. Да, он не обсуждал мое положение, мое прошлое и раны, но все же он тоже пришел вместе с остальными. И молчаливо поддерживал их. Я бросила на него укоризненный взгляд, и он отошел от стены.
– Селия, мы… – начал он.
– Да? – резко спросила я.
– Мы…
Бо замер и растерянно взглянул на Лу и Коко, которые настороженно смотрели на меня. Я же не смотрела на них в ответ.
– Как ты? – неуверенно спросил он и потер шею.
Коко ткнула его локтем в бок.
Я вперилась в Бо взглядом.
Самые могущественные люди в королевстве собрались здесь и обсуждают мою судьбу.
– Надеюсь, ты… – Он опустил руку. – Ты, случайно, не слышала наш разговор?
С высоко поднятой головой я подошла к круглому столу и посмотрела на наброски. Никто не осмелился меня остановить.
– Слышала.
– Тогда знай, что я с самого начала не хотел приходить, и я совершенно согласен с Лу, что тебя тоже надо было позвать…
– При всем уважении, ваше величество… – Я вгляделась в нарисованные углем лица, но не видела ни одного. – Если бы кто-то хотел сегодня видеть меня, я давно была бы здесь.
Если Лу и услышала горечь в моем голосе, поняла, что у меня разбито сердце, она не показала это. Да и с чего бы? Она всегда умело хранила свои тайны. Точно так же, как моя сестра.
– Это убитые? – спросила я Жан-Люка. На него я тоже не смотрела.
Он осторожно дотронулся до моего плеча:
– Селия…
Я отшатнулась, борясь с подступающими слезами:
– Да или нет?
Жан-Люк помедлил.
– Да, – ответил он.
– Спасибо. Это была так сложно?
Я наконец посмотрела на него, и нерешительность в его глазах больно ранила сердце. Он выглядел виноватым, и в его взгляде даже сквозило сожаление, но еще и нежелание. Он не хотел звать меня сюда. Не хотел довериться мне. Не в силах больше смотреть на него, я схватила в охапку наброски, не обращая внимания на выпавшие листы. Развернулась и пошла к двери.
– Я бы хотела сказать, что было приятно с вами увидеться, ваше величество, – сказала я Бо, – но не все могут лгать так же искусно, как вы.
Не глядя на других, я захлопнула за собой дверь, растеряв еще несколько набросков. Но на этот раз я все же подняла их. Меня всю трясло, и слезы закапали на рисунки. Зло я вытерла щеки и выпрямилась. За дверью раздались торопливые шаги, и я тут же бросилась в библиотеку, не желая ни с кем вступать в споры. Во всяком случае, не сейчас. Возможно, кто-то сказал бы, что я бегу или прячусь, но он ошибался. Кто-то сказал бы, что желает уберечь меня, но на самом деле он лишь хотел обращаться со мной, как с ребенком. Хотел управлять мной.
Не бывать этому.
Я покажу им всем.
Я прошла вглубь библиотечного зала, протиснулась между книжными стеллажами и еще раз просмотрела наброски. На этот раз я внимательно изучила каждое лицо. Дверь в коридоре распахнулась, и послышались тяжелые шаги Жан-Люка. Он позвал меня, но я не откликнулась, а лишь подальше протиснулась между полками и гневно уставилась на рисунок лугару. Оборотень лежал в такой же мирной позе, что и Бабетта; его руки, превращенные в волчьи лапы, были сложены на груди. На шее виднелись две ранки.
– Селия, подожди! – воскликнул Жан, пройдя мимо двери библиотеки, и я вздохнула с облегчением. – Вернись. Нам нужно поговорить обо всем…
Только я не хотела разговаривать. Больше нет. Я всмотрелась в деревья у трупа лугару, поднесла набросок поближе и вгляделась в его когтистые лапы, ища глазами крест. Но его, разумеется, не оказалось. Если бы у убитых были найдены кресты, Жан-Люк наверняка бы спросил и о кресте Бабетты. И почему лугару наполовину перекинулся в волка? Возможно, он хотел защититься?
– Селия! – Голос Жан-Люка раздался уже с лестницы, и я, немного расслабившись, прижалась лбом к книжному стеллажу. Глубоко вздохнула. Возможно, у меня получится ускользнуть незамеченной до того, как все разойдутся. В последний раз я просмотрела наброски. Я узнала только одно место: парк Бриндель, священную рощу ведьм.
В детстве я часто смотрела на тоненькие деревца из окна детской комнаты, даже не сосчитать сколько раз. Матушка ненавидела слабый аромат магии, который исходил от листьев и пропитывал сад, а вот мне от него становилось легче на душе. Ничего не изменилось. Для меня магия пахла чудесно: травами, ладаном и диким летним медом.
Я уже много месяцев не бывала дома.
Покачав головой, я вернулась к наброску. Голос Жан-Люка затих наверху. Любопытно, но убитой в парке Бриндель оказалась вовсе не Белая Дама, а мелузина. Ее серебристое лицо невозможно было толком разглядеть, но по рисунку видно, что на жабрах и плавниках не было никаких ран. Выходит, убили ее не в парке. Когда мелузины выходили из воды, их плавники превращались в ноги. Значит, несчастную убили под водой и вытащили ее тело на берег, вот только… зачем?
– Селия? – Голос Жан-Люка зазвучал громче и тверже, а над головой раздались его тяжелые шаги. – Стража не видела, чтобы ты поднималась. Я знаю, что ты внизу. Не отмалчивайся.
Я обвела библиотечный зал напряженным взглядом. Разговаривать с ним не хотелось. Не сейчас. И вообще никогда.
Жан-Люк ворвался в зал прежде, чем я успела сбежать или спрятаться, и тут же нашел меня взглядом. Мне оставалось лишь расправить плечи и выйти ему навстречу, словно все это время я ждала его.
– Долго же ты шел.
– Что ты здесь делаешь? – Он сощурился.
– Изучаю. – Я решительно помахала в воздухе набросками.
Жан-Люк хотел что-то сказать, но я опередила его. Дверь он не закрыл, но мне уже было все равно.
– Убийца перетащил труп мелузины. Возможно, с телом Бабетты он поступил так же. Нужно найти связь между всеми местами преступления…
Он пересек зал всего за несколько шагов, выхватил у меня из рук наброски и аккуратно положил их на полку.
– Нам нужно поговорить, Селия.
Я внимательно посмотрела на него, а потом на рисунки:
– Ты прав. Нужно.
– Я не хотел втягивать тебя в это.
– Это я уже поняла.
– В этом нет ничего личного.
Жан-Люк устало провел рукой по лицу. На еще недавно гладко выбритом лице уже проступила темная щетина, а бронзовая кожа посерела, словно он не спал несколько дней. У меня душа болела за него, за то, какое тяжкое бремя он нес в одиночку, но куда сильнее у меня болела душа за себя саму. Ведь ему не нужно было справляться со всем в одиночку. Я бы разделила эту тяжесть с ним. Я бы понесла его сама, если нужно.
– Расследование тайное. Мы с отцом Ашилем никому не рассказывали об этих смертях, кроме присутствующих сегодня в зале совещаний.
– А как Фредерик оказался среди посвященных?
Жан-Люк пожал плечами и сделал это так безразлично и отстраненно, что я невольно приосанилась.
– Ну, не надо так, – тихо проговорил он. – Первый труп обнаружил Фредерик. Мы не могли держать его в неведении.
– А я нашла тело Бабетты!
Жан поспешно отвел взгляд, не в силах смотреть мне в глаза:
– Это две разные ситуации.
– Ничего подобного, и ты сам это прекрасно понимаешь. – Я схватила наброски с полки и потрясла ими у него перед глазами. – А что насчет этих убитых? Кто нашел их? Они знают об убийце или от них держат все в тайне?
– Ты хотела, чтобы я относился к тебе как к шассеру, – едва сдерживая гнев, проговорил Жан сквозь стиснутые зубы.
Он был уже на грани, но и я сжала руки в кулаки. Не только Жан-Люк мог злиться из-за происходящего.
– И вот я отношусь к тебе как к шассеру. Я не обязан посвящать тебя во все служебные дела и ожидать…
– Тебе стоит посвящать меня во все, что касается тебя, Жан-Люк!
Отшвырнув наброски, я вскинула руку и с отвращением заметила, как ярко сверкало кольцо на безымянном пальце. Вот так мы с Жаном должны сиять рядом друг другом: ярким и красивым блеском, словно бриллиант. И внутри у меня все сжалось, когда я поняла это.
– Разве не это ты мне обещал, когда дарил кольцо? Разве не это я обещала тебе, когда принимала твой подарок? Мы куда больше, чем наше служебное положение, и нам нужно вместе искать путь…
Мрачно нахмурившись, Жан-Люк начал собирать с пола разбросанные рисунки.
– Я не больше, чем мое положение, Селия. Я и твой капитан, и твой жених, а ты… – Он укоризненно посмотрел на меня, отчего мои гнев и обида только усилились. – Ты-то должна понимать, как усердно я работал, чтобы оказаться здесь! Ты же знаешь, чем я пожертвовал. Как же ты можешь просить меня делать выбор?
– Я вовсе не прошу тебя делать выбор…
– Разве?
Сложив аккуратно наброски, он прошел к длинному столу и стульям с высокой спинкой. В прошлом месяце я попросила его принести более удобные стулья – может быть, даже кушетки, чтобы шассеры охотнее приходили в библиотеку и читали, – но Жан-Люк отказал мне в просьбе. Однако после этого он поручил мне расставить книги по алфавиту. Он положил наброски на книги, которые я еще не успела расставить.
– А чего ты тогда просишь? Что ты от меня хочешь, Селия? Ты сама-то хоть знаешь?
– Чего я хочу… – прорычала я, уже не в силах сдерживаться. Я скользнула взглядом по его напряженной спине, негнущимся пальцам, которыми он проводил по стопке книг. – Я хочу, чтобы ты обращался со мной как с личностью, а не как с куклой! Хочу, чтобы ты доверялся мне. И верил, что я могу позаботиться о себе и о тебе! Мы должны быть партнерами…
– Мы и есть партнеры… – Он дернул головой.
– Вовсе нет! – исступленно закричала я, заламывая руки.
Наверняка меня кто-то услышал – может, даже вся Башня, – но я уже не могла остановиться. И не стану.
– Мы не партнеры, Жан. И никогда не были. Ты же все время хочешь запереть меня в стеклянный шкаф и поставить на полку, чтобы никто не смог ко мне прикоснуться. Да вот только я уже поломана. Неужели ты не понимаешь? Моргана разбила меня вдребезги, но даже с этими осколками я сражалась с ней.
Это я убила ее, Жан! Я!
Слезы ручьем текли по моим щекам, но я не стала их вытирать. Я подошла к Жану и взяла его за руку. Чтобы он понял. Чтобы все поняли. И неважно, что они скажут, ведь я чего-то стою и способна на многое. Я справилась с тем, что не удалось другим.
Жан-Люк печально посмотрел на меня. С болью в глазах он поднес мою руку к своим губам. Мой жених покачал головой и скривился, словно не хотел говорить мне что-то неприятное.
И все же сказал:
– Селия, это не ты убила Моргану, а Лу.
Я поморгала, и праведный гнев, полыхающий у меня в груди, вдруг угас и превратился в нечто крошечное и постыдное. Безнадежное. Никогда я не думала, что Жан-Люк мог сказать подобное. Только не он. Мне стало трудно дышать – так неожиданны были его слова. До этой минуты я даже не думала о подобном, но, видимо, Жан думал об этом не раз.
– Что? – выдохнула я.
– Ты не убила Моргану. Возможно, помогла, да – оказалась в нужном месте в нужное время, – но мы же оба прекрасно понимаем, что Моргана перерезала бы тебе горло, не окажись там Лу. Ты застала ее врасплох, когда вонзила в нее иглу с ядом, а… такая удача длится недолго, Селия. Ты не можешь постоянно на нее рассчитывать.
Но мы оба понимали, что Жан-Люк подразумевал: «Я не могу рассчитывать на тебя».
С отчаянием я смотрела на него. Он тяжело вздохнул.
– Прошу, пойми меня. Я делаю все это, чтобы уберечь тебя. Ты моя будущая жена, и я не могу… – Его голос чуть дрогнул, но он тут же откашлялся. – Я не могу потерять тебя. Однако я дал клятву народу Бельтерры. Я не могу защищать их, если буду постоянно беспокоиться о тебе, бегать за тобой по кладбищам и спасать от убийц.
Я выдернула свою руку из ладони, и он опустил голову.
– Прости, Селия. Иди… наверх. Давай договорим после рабочих дел. Я принесу тебе ужин. Что попросишь. Я даже… даже отпущу сопровождающего, чтобы мы могли спокойно поговорить. Ну как, согласна?
Я смотрела на него и не могла понять, что еще он мог мне сказать. Хотя бы слезы высохли. Я еще никогда не видела так ясно.
Снова вздохнув, Жан-Люк подошел к двери и жестом пригласил меня пройти.
– Селия?
Я бездумно последовала за ним. Повисло молчание. Тишина звенела у меня в груди, словно тревожный колокол. Словно предвестник. Жан-Люк дотронулся до моего лица.
– Скажи что-нибудь, пожалуйста.
Нянюшка всегда говорила, что семь – волшебное число. Семь гномов, семь грехов, семь дней недели, семь морей. Может, волшебство и на слова могло действовать? По телу у меня пробежали мурашки. Привстав на цыпочках, я в последний раз поцеловала своего жениха в щеку:
– Я еще докажу, как ты ужасно ошибаешься.
Он отстранился:
– Селия…
Однако я прошла мимо него и вышла в коридор. Сняла с пальца кольцо и положила его в карман. Больше я не могла на него смотреть. Возможно, я уже никогда на него не взгляну.
Не оглядываясь, я направилась в парк Бриндель.
Глава 9. Парк Бриндель
Н адо мной навис дом моего детства. Он стоял в западной части города, в самом богатом районе Цезарина, а за ним раскинулся парк Бриндель. Вечерний ветерок чуть колыхал деревья, скрывая Долер позади. В детстве, когда мы с Пиппой еще не осознавали всей опасности, часто пробирались сквозь эти неземные, сверкающие деревья к берегу реки и опускали ноги в ее серые воды. Я окинула взглядом знакомый ландшафт и сжала кованую железную ограду.
Деревья больше не сияли.
Нахмурившись, я подошла ближе, внимательно глядя на входную дверь.
Возможно, это прозвучит неприятно, но мне не хотелось видеть родителей. Они… не одобряли мою шассерскую службу, и их неодобрение ощущалось не просто как иное мнение, а как оковы на руках, как привязанные к ногам камни, тянущие меня ко дну моря. Всякий раз, когда я думала о родителях – единственных оставшихся в живых членах семьи, – мне становилось тяжело дышать, а в последнее время я и так с трудом оставалась на плаву. Нет. Сегодня я не могла позволить себе утонуть в стыде, боли и гневе. Мне нужно было сосредоточиться на деле.
Если подозрения Жан-Люка верны, то по улицам Цезарина бродил убийца.
Медленно вздохнув, я ощутила, как холодный воздух разлился по телу и остудил бушующие в груди чувства. Я дотронулась до дерева.
Я знала, что оно будет холодным, но не ожидала, что едва не отморожу руку. Цвет коры – некогда серебристый – превратился в угольно-черный. Дерево засохло. Я всмотрелась в крону. Словно почувствовав мой взгляд, услужливо поднялся ветер, и от его порыва ветка рассыпалась в прах. С новым порывом ветра прах опустился на мою руку и чуть заискрился в лучах закатного солнца.
Я нахмурилась сильнее. Много раз матушка подавала прошение королевской семье и просила их вырубить деревья. Однажды король Огюст даже согласился. Но за ночь деревья снова выросли еще выше и крепче – ярче, – и аристократам Западного района пришлось смириться с такими соседями. Деревья парка Бриндель стали неотъемлемой частью здешней округи. Да и всего королевства.
Отчего же они могли… умереть?
Еще одна ветка сломалась, а я подумала о розах на кладбище, о том, как они увядали, едва коснувшись земли. Может быть, это дело рук убийцы? Возможно, и деревья тоже? Запах магии не ощущался, но его могло смыть дождем. Жан-Люк считал, что тут была замешана магия крови, а четверо из пяти убитых были магического происхождения…
Когда еще одна ветка хрустнула, я взвизгнула и обернулась.
– Спокойно. – Лу вскинула руки. Ее лицо было необычайно серьезным. – Это я.
– Луиза. – Я поспешно отряхнула черную труху с платья, делая вид, что не хваталась сейчас за сердце и не пищала, как мышь. – Ты шла за мной?
Лу была одета в белоснежный плащ. Она подошла ко мне и протянула алую шерстяную ткань. Тоже плащ, как я поняла, и по спине побежали мурашки. Своим я накрыла Бабетту на кладбище.
– Коко передала, – сказала Лу, не ответив на мой вопрос. – Она бы тоже пришла, но… отправилась в морг. Она хотела попрощаться. – В ее глазах вспыхнула боль, и она с трудом собралась с духом. – С Бабеттой, – уточнила она спустя мгновение. – Они были очень близки. Очень давно. До того, как Коко встретила Бо.
Она снова замолчала, ожидая моего ответа, и молчание на этот раз казалось еще длиннее и напряженнее. Я так и не приняла плащ.
– Мы подумали, что тебе будет холодно. – Вздохнув, Лу опустила руку, в которой держала плащ.
Шмыгая носом, я едва сдерживала дрожь:
– Вы ошиблись.
– Селия, у тебя уже губы посинели.
– Только не надо делать вид, что тебе не все равно, Луиза.
– Ты серьезно? – Прищурившись, она посмотрела на меня своими бирюзовыми глазами. Потом подошла к дереву, у которого стояла я, и прислонилась к нему. Еще одна ветка сломалась. – Ты вот-вот грохнешься в обморок, а где-то поблизости, возможно, слоняется безумный убийца. Но если ты хочешь обсудить это прямо сейчас, пока мы отмораживаем себе все, что можно, – давай.
Фыркнув, я отвернулась и посмотрела на реку.
– Ты же Госпожа Ведьм. Если на нас кто и нападет, то вряд ли он выживет, даже если это безумный садист.
– Злишься на меня.
Я обняла себя за плечи. Ветер скользнул по моим волосам, словно утешая, и я снова едва сдержала дрожь.
– Не только на тебя, – проворчала я и потянулась за плащом.
Лу тут же протянула мне алую накидку. Набросив ее на плечи, я вдохнула сладкий травянистый аромат Коко:
– Я зла на всех.
– Но на меня сильнее, – догадалась Лу.
– Вовсе нет, – солгала я.
Она скрестила на груди руки:
– Ты никогда не умела врать, Селия.
– Как ты меня нашла?
– Ты пытаешься отвлечь того, кто собаку на этом съел?
Я промолчала. Губы у Лу дрогнули, и показалось, что ее глаза одобрительно блеснули.
– Ну… хорошо. Отвлечемся ненадолго от дел насущных. – Она вынула из кармана кожаных штанов скомканные наброски и кивнула на дом позади. – За тобой я не шла. Я просто подумала, что ты захочешь… начать расследование с убийства мелузины. Возможно, спросить об этом своих родителей. После того, как мы нашли ее тело, Жан поговорил с ними, но они не были настроены на беседу.
– Разумеется, он уже поговорил с ними.
Дрожа от холода, я плотнее укуталась в плащ, но мне это не слишком помогло. Лед, сковавший грудь, теперь уже разлился по рукам и ногам, проник в самое нутро, и мне стало так тяжело, что казалось, я онемела. Жан-Люк поговорил с моими родителями, но не стал говорить со мной. Закрыв глаза, я глубоко вздохнула, но даже аромат, знакомый с детства, пропал и превратился в едва уловимый запах рыбы и моря. Еще одна ветка рассыпалась в прах. И я попыталась не рассыпаться вслед за ней.
– Не стоило мне приходить сюда.
– Здесь был твой дом, – тихо произнесла Лу. – Вполне понятно, что ты хотела найти утешение, когда все… – Она пожала плечами, но у меня этот жест даже не вызвал раздражения, как случалось, когда так делал Жан-Люк. Может быть, потому что в ее взгляде не было жалости, только печаль.
– Разваливается на части?
– Разваливается на части, – кивнула Лу и подошла ко мне. Она коснулась моей руки, и ее прикосновение было теплым. Лу отрешенно посмотрела на Долер. – Деревья парка Бриндель погибли вместе с мелузиной. Я не смогла оживить их.
Эти вести не слишком обрадовали меня.
– Точно так же, как розы.
– Что-то не так, Селия, – еще тише произнесла Лу. – И дело не только в деревьях и розах. Сама земля… будто больна. Моя магия больна.
Я пристально на нее посмотрела, но Лу не замечала моего взгляда и только глядела на реку. Она покачала головой.
– Ты еще что-нибудь нашла на кладбище? – спросила она. – Может, мы что-то упустили.
Я тут же вынула из кармана серебряный крест:
– Только это.
Лу взяла крест и, нахмурившись, осмотрела его.
– Где ты его нашла?
– У Бабетты. Она сжимала его в ладони.
Лу озадаченно опустила руку, но я настойчиво протянула ей крест. Нельзя его больше хранить у себя, это неправильно. Отчего-то мне очень хотелось забрать крест себе, но он был не мой, и хранить его у себя в кармане не было никакого толка.
– Возьми его. Вдруг он поможет найти убийцу.
Лу внимательно посмотрела на меня:
– Ты скрыла его от Жан-Люка?
– Да.
– Почему?
Я растерянно пожала плечами, не в силах ответить правду:
– Просто… мне показалось неправильным отдавать ему крест. Он не знал Бабетту. Если он не нужен тебе для расследования, отдай его Коко. Может… ей будет приятно.
Долгое мгновение Лу пристально смотрела на крест и на меня, потом она взяла у меня тяжелое украшение и положила мне в карман. На душе тут же стало легче. Лед, сковавший мне грудь, чуть треснул.
– Доверяй своим инстинктам, Селия, – серьезно сказала Лу. – Бабетта не верила в христианского бога. Не знаю, почему она хранила этот крест, но наверняка у нее были на то причины. Сохрани его.
«Доверяй своим инстинктам».
Эти слова казались мрачными и тоскливыми, как деревья в парке Бриндель.
– Спасибо, Лу. – Я с трудом сглотнула. – Ты ведь вроде как должна была понять.
Она чуть напряглась, но я уже не могла остановить поток слов, рвущийся наружу. Не могла говорить медленнее. Слова прорвались сквозь трещины во льду и разбили его на кусочки, оставив лишь острые осколки.
– Ты была там. Вытащила меня из гроба сестры. Стряхнула с меня ее останки. Ты пошла за мной в те туннели, ведущие к Моргане, и ты видела, как я вышла оттуда невредимой.
– Никто не вышел оттуда невредимым.
– Значит, живой! – с жаром возразила я и посмотрела на нее. – После всего случившегося ты видела, как я вышла из тех туннелей живой! Ты видела, как я руками и ногами пробивала себе путь наружу, как вонзила иглу в Моргану! Ты! Не Жан-Люк или Рид, не Бо или Коко, не Фредерик, – уже громче заговорила я, чувствуя, как меня охватило горе, ярость, сожаление, обида и… растерянность. – Остальные… Они видят во мне куколку, которую нужно оберегать, поставить за стекло на самую высокую полку, но ты-то должна меня видеть иначе! – воскликнула я срывающимся голосом и показала ей зеленую ленту, повязанную на запястье. – Т-ты ведь вроде как моя подруга, Лу! Мне нужна была твоя поддержка.
Я тут же пожалела о сказанном. Ведь Лу и так моя подруга, а Жан-Люк – мой жених, а все, кто сегодня был в зале совещаний, прекрасно знали свое дело и хотели помочь мне. Возможно, не зря ко мне относились как ребенку. Сейчас я кричала и топала ногами, как самое настоящее дитя.
Лу долго смотрела на мою ленту.
К моему огорчению, она молчала. Она не стала возражать или ругаться; не стала советовать мне успокоиться и не плакать. Не стала она и вздыхать и просить вернуться в комнату. Нет. Она взяла меня за руку и крепко сжала ее, глядя мне прямо в глаза.
Солнце уже село. Сломалась еще одна ветка, и ветер закружил ее прах.
– Ты права, – сказала Лу. – Мне очень жаль. Прости меня.
Семь волшебных слов.
Семь сокрушительных ударов.
– Ч-что? – выдохнула я.
– Прости меня, – повторила Лу. – Я бы хотела как-то объясниться, но у меня нет оправданий. Нужно было рассказать тебе обо всем с самого начала… и ты уже сама бы решала, как поступать, а не я, и уж точно не Жан-Люк.
Она скривила губы, словно вспомнила о чем-то, и я поняла, что она слышала нашу ссору в библиотеке. Да, наверняка все слышали. Жар залил мне щеки.
– Он просто козел и вообще не понимает, что несет. Если бы тебя тогда не оказалось здесь… – Лу обвела жестом парк. Ее плащ колыхнулся, обнажив шрам на шее, – Моргана перерезала бы мне горло. Снова. Я бы умерла в тот день, и даже Рид не смог бы вернуть меня к жизни в третий раз. – В ее глазах полыхнул лукавый огонек, и она зловеще улыбнулась. – Хочешь, чтобы я его прокляла? Жан-Люка?
Я хихикнула и, дрожа от холода, повела Лу по широкой мощеной улице перед домом. Длинный мост пересекал огромный разлом, разделивший королевство во время битвы за Цезарин. В прошлом месяце шассеры и сотни добровольцев уложили последний камень моста. В честь этого Бо и королевская семья устроили празднество и прикрепили у моста табличку с надписью «Mieux vaut prévenir que guérir».
Отец Ашиль выбрал это высказывание – поучительные слова для всех, кто решил пересечь мост.
«Береженого бог бережет».
Я провела пальцами по буквам. Здесь больше не на что было смотреть, да и Лу права: мы уже отморозили почти все, а теперь еще и волосы у нас пропахли рыбой.
– Я была бы не прочь посмотреть на это, но Жан-Люку и так сейчас приходится несладко. Проклятье может все усугубить. А вот когда мы найдем убийцу, смело можешь его проклясть.
Лу картинно вздохнула:
– Точно? Несильное проклятье, может? В прошлом году я очень хотела превратить цвет его волос в голубой, еле сдержалась. Можно сбрить ему одну бровь, допустим. Вот у него видок будет, обхохочешься…
– Строго говоря, у любого с одной бровью будет вид не очень.
Снова хихикнув, я натянула капюшон на мокрые волосы. Лу взяла меня под руку, и мы плавной походкой пошли по мосту. Бушующий поток в груди стих, пока я не услышала, как кольцо в кармане позвякивало о крест.
Сердце у меня сжалось.
Вдалеке раздался протяжный звон колокола собора. За ним, словно тень, зловеще возвышалась огромная Башня шассеров. Выбора не было. Когда мы дошла до конца моста, я выпустила руку.
– Мне нужно идти. Нам с Жан-Люком стоит… закончить разговор.
Вскинув бровь, Лу пронзительно посмотрела на мой палец без кольца:
– Точно? Кажется, все уже закончено.
– Я… – Щеки у меня вспыхнули, и я спрятала руку под плащ. – Я еще ничего не решила.
Она лишь молча сжала губы.
– Правда, не решила, – поспешно добавила я. – А даже если бы и так… Всегда можно свернуть с выбранного пути.
Только у меня нет той уверенности, которая была у отца Ашиля, когда он говорил мне эти слова. Мои плечи поникли.
«Как же я устала».
– Хм-м. – Сжалившись надо мной, Лу толкнула меня бедром и потянула в другую сторону. – Ты права, но тебе необязательно сворачивать с пути сегодня. Я настаиваю, чтобы ты оставила на время нашего дорогого капитана, – пускай поварится пару часов в своей собственной тупости. Коко и Бо заглянут к нам в гости пропустить стаканчик, и Рид будет рад тебя видеть… да и Мелисандра тоже, если ты перед ней извинишься за то, что не пришла в прошлом месяце. Она даже поймала для тебя милый подарочек на день рождения. Наверняка завтра его притащит на праздник, как раз когда мы будем разрезать торт. – Помолчав, Лу посмотрела на дом из светлого камня, увитый плющом. – Или ты хочешь остаться здесь?
– Нет, – выпалила я.
– Отлично. – Ведьма заправила выбившуюся прядь волос мне за ухо. – Тогда я предлагаю тебе в качестве примирения положить под стол сыр. Главное, чтобы Рид не видел. Ему не нравится, когда Мелисандра ест со стола…
Ноги у меня почему-то отказывались идти, и я невольно остановилась. Не знаю почему. Я соскучилась по кошке Лу – соскучилась по всем друзьям, – и все же я не могла сделать и шага.
– Ты иди вперед, – сказала я и с усилием улыбнулась. – Я догоню.
Лу нахмурилась, но я поспешно закивала:
– Не волнуйся. Я же должна извиниться перед Мелисандрой, так что… Встретимся у тебя дома. Не хочу, чтобы она злилась на меня.
Солнце уже давно село. Лу окинула взглядом темную улицу и посмотрела на меня.
– Ты же понимаешь, что рядом бродит убийца. Опасно ходить в одиночку по ночам.
– Но ты же ходишь, – возразила я.
Она заколебалась.
– Лу. – Я умоляюще сжала ей руку. – Вряд ли я интересую убийцу Бабетты. Он же мог разобраться со мной еще на кладбище, но ведь не сделал этого. Обещаю, я пойду прямо за тобой. Мне просто нужна пара минут, чтобы… собраться с мыслями. Пожалуйста.
Лу вздохнула и покачала головой.
– Да, понимаю. Надеюсь, балисарда у тебя с собой?
Я помотала головой. Лу снова тяжело вздохнула и пощупала мой плащ.
– Как хорошо, что Коко всегда держит в рукавах кинжалы. Вряд ли они тебе понадобятся, но если вдруг что – тянись к левому рукаву. На правом замочек заедает.
Я не подала вида, что удивилась. Разумеется, Коко прячет ножи в одежде.
– Хорошо.
Лу кивнула:
– Увидимся через час?
– Увидимся через час.
– И не забывай, Селия. – Она нажала на замочек в левом рукаве, и острый кинжал скользнул мне в ладонь. – У всех есть слабое место.
Спрятав обратно кинжал, ведьма обняла меня на прощание и отправилась домой. Я смотрела ей вслед с тоской, которую, казалось, только она могла понять… только вот она не понимала. Я закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на налитые свинцом ноги. Лу нашла свое место в жизни, обрела дом и семью, а я…
Нет.
И эта мысль отрезвила меня.
Словно услышав мои мрачные мысли, парадная дверь дома распахнулась, и вышла моя матушка, наспех накинувшая блестящий черный халат.
– Селия? – тихо окликнула она, вглядываясь в тени, которые отбрасывали деревья.
Окно ее спальни тоже выходило на парк. Наверное, она заметила меня или услышала наш с Лу разговор и вышла. Я стояла у моста, не шевелясь, желая, чтобы она зашла обратно в дом, и смотрела на мать так пристально, что даже не заметила, как волосы у меня встали дыбом, как ветер стих. Не заметила я и стремительно промелькнувшую тень. Нет. Когда сломалась седьмая ветка, я видела лишь одинокий силуэт матери. Как же страстно я желала снова обрести дом и найти место рядом с ней. Хоть с кем-нибудь.
И как я не поняла?
Нянюшка говорила, что семь – волшебное число, а деревья… возможно, они не погибли. Возможно, они меня помнили. Сверкающий пепел повис в воздухе, словно наблюдая, ожидая, зная… и тут опустилась тень.
Острая боль пронзила мой висок, и мир померк.
