Наталия
– Все очень вкусно, мама Роза, – говорит Карло, любезно улыбаясь моей маме, пока его рука под столом ползет выше по моему бедру.
Только soldati Маццоне, знакомые с моей мамой, могут называть ее так, но никто не станет упрекать моего жениха за фамильярность, когда есть более срочные вопросы, например, моя безопасность.
На челюсти Лео, который стоит на страже в одном из углов комнаты, дергается мышца, но он продолжает смотреть прямо перед собой, словно не слушает и не наблюдает каждую секунду этого ужасного ужина. Карло настоял на том, чтобы сесть рядом со мной, и в течение всей трапезы подлизывался и пытался залезть мне под платье. У меня болит запястье от усилий удержать его руку, а бедра ноют от того, как крепко приходится их сжимать. Я так напряжена, что кажется, будто все мышцы свело, и кусок почти не лезет в горло.
– Я рада, что тебе понравилось, – отвечает мама. – Наталия делала канноли. Десерты ее фирменные блюда.
– Правда? – говорит мой мерзкий жених, впиваясь ногтями в мое бедро, сверкая обезоруживающей улыбкой. – Не думал, что ты можешь быть еще слаще, bella.
На шее собирается пот, но я, стиснув зубы, изображаю улыбку.
– Я думаю, нам следует пожениться сейчас, – заявляет он, перебивая идущую за столом беседу.
Меня прошивает паника, и хочется умолять отца не соглашаться, но я сохраняю фальшивую улыбку и спокойное выражение лица, а мысленно молюсь как никогда в жизни.
– Ты с ума сошел? – огрызается Матео, сердито глядя на Карло через стол. – Это ты виноват в том, что жизнь моей сестры под угрозой.
– Матео! – ревет папа, сверля брата суровым взглядом. – Не говори без очереди.
Дон Греко самодовольно улыбается, и мне хочется врезать по его глупому лицу. Карло – точная копия своего отца, с такими же темными волосами и черными глазами, так что смотреть на будущего свекра все равно что смотреть на будущего мужа, когда он станет старше. При этой мысли меня передергивает. У Карло такой же холодный, нечеловеческий блеск в глазах, и я задаюсь вопросом, не ждет ли меня судьба миссис Греко. Бледной, дрожащей, бессловесной мышки, которая держит приборы трясущимися руками и почти не поднимает глаз. Могу только представить ужасы, которые творятся в их доме, и, несмотря на принятое ранее решение, не хочу туда.
Я вновь противлюсь своей судьбе и хочу избежать ее любой ценой.
– И не тебе это решать, – добавляет папа, переводя свой острый взгляд на Карло.
– Наталия будет моей женой, так что я не согласен. Это мое дело.
Жаль, что я не могу помахать рукой у него перед лицом и спросить: «А как же я?» Но какой смысл? В нашем мире женщины не имеют права голоса. От нас ждут, что мы будем делать то, что говорят, и все время держать язык за зубами.
– Карло. Прояви к дону Маццоне уважение, которого он заслуживает, – говорит его отец, предупреждающе глядя на сына. – Это разговор не для стола. Мы обсудим это в мужском кругу после ужина. – Отец Карло поворачивается к маме. – Еда восхитительная, Роза. Благодарим за гостеприимство. – Он хмурится. – Ты в порядке? – спрашивает он, и я резко поворачиваюсь к маме.
– Мама? – спрашиваю я, заметив ее бледность и выступивший на лбу пот.
Все за столом поворачиваются к ней. Мамины веки дрожат, и папа встает как раз в тот момент, когда она начинает заваливаться набок. Он успевает подхватить ее, и я щипаю руку Карло и отпихиваю ее, вставая. Мы с Лео встречаемся взглядами, в его глазах полыхает пламя, и я понимаю, что он все видел. Но сейчас мне плевать на все, кроме мамы.
Я бросаюсь к ней, а Матео подходит с другой стороны.
– Вызови врача, – говорит папа, глядя на меня и осторожно поднимая маму на руки. – А потом поднимайся к матери в комнату.
– Может, нам стоит уйти, – говорит дон Греко, вставая.
– Нам надо обсудить дела, – возражает папа. – Дайте мне устроить жену наверху. Доедайте канноли, и Матео проводит вас в мой кабинет. – Он смотрит на брата, и Матео кивает, хотя я знаю, что он тоже хочет пойти с мамой. – Я скоро присоединюсь к вам.
Игнорируя пылкий взгляд Карло, я выбегаю из комнаты следом за родителями и иду в нашу гостиную, чтобы позвонить врачу.
– Что с ней? – спрашиваю я полчаса спустя, когда врач заканчивает предварительный осмотр.
– Я не уверен. – Он мягко надавливает маме на живот и выглядит при этом встревоженным. – Потребуется обследование в больнице, миссис Маццоне.
Он хлопает ее по руке.
Мама выглядит смертельно бледной на фоне многочисленных подушек, на которые опирается.
– Анджело это не понравится, – хрипит она слабым голосом. – Вы не можете провести обследование здесь?
Папа оплачивает круглосуточного врача специально, чтобы избегать больниц и не привлекать внимания. Если бы нам приходилось возить soldati в больницу каждый раз, когда они получают ранения, мы появлялись бы там каждый день, и это привлекло бы внимание властей. А это нежелательно, даже при том, что копы, судьи, юристы и прочие представители сил правопорядка у папы в руках.
– Пока не переживайте об этом. Завтра я получу результаты анализа крови, и, надеюсь, он скажет больше. – Защелкнув портфель, врач встает. – Оставайтесь в постели. Отдыхайте. Пейте много воды и обязательно поешьте.
– У меня нет аппетита, – говорит мама. – И я уже постоянно хочу в туалет.
– Почему ты не обратилась к врачу? – спрашиваю я, волнуясь все сильнее.
– Пф-ф, – отмахивается она. – Тут не о чем беспокоиться.
Хотелось бы мне разделять ее уверенность, но у меня уже появилось плохое предчувствие.
Врач поворачивается ко мне:
– Холодное полотенце на лбу поможет снизить температуру.
– Спасибо.
Он выскальзывает из комнаты, а я иду в ванную.
– Я волнуюсь, – говорю, вернувшись с холодным полотенцем.
Пристраиваюсь рядом с мамой на кровати и аккуратно промакиваю ее липкую кожу.
– Не надо, – говорит она, накрывая ладонью мою щеку. – Я буду в порядке. Уверена, это просто простуда или легкая инфекция.
– А если нет?
– Bella Donna. Я думаю, тебе и без меня есть о чем волноваться. – Между нами повисают невысказанные слова. – Будь осторожна, – добавляет она с таким видом, будто хочет сказать больше.
Мама засыпает, и я, подоткнув вокруг нее одеяло и зашторив окно, на цыпочках выхожу из спальни и спускаюсь по лестнице.
Когда прохожу мимо папиного кабинета, пялясь на закрытую дверь, в голове возникает идея. Не оставляя себе времени на раздумья, я ныряю в соседнюю гостиную и тихо закрываю за собой дверь. Подойдя к большим книжным полкам, вытаскиваю с нижней муляж книги и отхожу, пока стеллаж разъезжается в стороны, открывая тоннель. Я проскальзываю внутрь, пока не передумала.
Этот дом принадлежал многим поколениям папиной семьи, и один из предков построил в стенах множество пересекающихся скрытых тоннелей. Один главный тоннель ведет к тайному входу за пределами поместья, и я знаю, что папа держит там машину на случай, если нам придется спешно бежать. Когда мы достаточно подросли, папа рассказал нам про тоннели, дав точные инструкции использовать их для побега, если в дом когда-нибудь ворвутся.
Анджело не знал, что мы с Матео обнаружили тоннели на несколько лет раньше, когда играли, и что мы частенько пробирались в этот и подглядывали за его встречами. Я не делала этого много лет, и видно, что в тоннеле давно никто не бывал. Потолок покрыт паутиной, которая липнет к волосам, так что приходится пригнуться. Мурашки покрывают каждый дюйм моей голой кожи.
Когда я добираюсь до тоннеля, расположенного за книжными полками в отцовском кабинете, то слышу громкие голоса. Этот стеллаж не закрывается полностью, и там есть тоненькая щель, сквозь которую можно слышать все, что происходит в комнате, и даже кое-что видеть.
Когда мы с Матео приходили сюда в последний раз, то видели, как наш отец убил двух человек голыми руками. Мне было девять лет. Мэтти было тринадцать, и через несколько недель его ждало посвящение. Он заставил меня пообещать не рассказывать никому о том, что я видела, и запретил ходить в этот тоннель. Я была достаточно напугана, чтобы согласиться без возражений. А на протяжении многих недель после не могла расслабиться в папиных руках. Каждый раз, когда он обнимал меня, я застывала, а в памяти всплывали картины того, как он душит тех мужчин. Если папа и заметил мою замкнутость, то никогда об этом не говорил, и постепенно я научилась блокировать эти воспоминания.
Но никогда не забывала.
Именно в тот день я поняла, кто мой папа и в каком мире мы живем.
– Мы договорились, – рявкает Анджело, отвлекая меня от мыслей.
Я вжимаюсь в угол. Мне вполне хватает звука, а видеть не обязательно.
– С этим никто не спорит, – говорит дон Максимо Греко. – Но ситуация заслуживает, чтобы мы хотя бы обсудили изменение условий.
– Это не обсуждается, – говорит отец. – Наталия еще учится в школе, и я не стану переворачивать ее жизнь из-за того, что ваш сын нажил себе врага среди нас.
– Мне не нравится ваш тон, – огрызается тот.
– Карло! – Дон Греко выдает фразу на итальянском, попросту веля ему заткнуться.
Конечно, Карло не слушается.
– Я не виноват. Это Аккарди действует за нашими спинами, пробуя альтернативные варианты. Он думает, что его дерьмо не пахнет теперь, когда он сменил своего отца и женился на этой вертихвостке Джульетте. Он щеголяет с ней, как будто невидимый. Как будто мы не знаем, что он предает нас! А вы сидите здесь и заливаете мне. Охренеть.
– Осторожно, мальчик, – говорит папа. – Это тяжкие обвинения, и я не потерплю подобного неуважения в своем доме.
– Я говорю правду! – кричит Карло. – Почему вы мне не верите? Говорю вам, это Аккарди науськал Бароне. Он хочет забрать Наталию, чтобы заставить меня молчать. Я не буду этого делать, но и рисковать жизнью своей будущей невесты не хочу. Вот почему наша немедленная свадьба – лучший вариант. Я могу обеспечить ее безопасность, дон Маццоне. Я не позволю никому тронуть ее или приблизиться к ней.
– Ты просто хочешь заполучить ее в свои лапы, – оскаливается Матео. – Ее безопасность ни при чем. Я вижу, как ты на нее смотришь.
– Привыкай, – огрызается Карло. – Скоро она будет моей женой. Сейчас или после окончания школы, но это случится.
– Карло, хватит! – рявкает дон Греко, и грохот упавшего тела побуждает меня подсмотреть. Я не могу остановить расплывающиеся в улыбке губы, когда вижу распростертого на полу Карло и ботинок отца на его шее. – Прекрати проявлять неуважение к дону Маццоне и мне. Извинись и заткни рот, пока к тебе не обратятся.
Карло рычит, но ничего не говорит. Его отец давит сильнее, и изо рта Карло вырывается бульканье. Я мысленно уговариваю дона Греко продолжать. Сделать мне одолжение и выдавить жизнь из своего сына.
Но это было бы слишком просто. Максимо убирает ногу, сгребает в кулак рубашку Карло и вздергивает его на ноги.
– Извинись перед доном Маццоне.
С потемневшим лицом Карло нехотя извиняется перед папой. Тот кивает, сверля моего нареченного взглядом, которого испугались бы большинство мужчин.
Но Карло – высокомерный говнюк и считает, что ему все сойдет с рук. Хотя он только что извинялся перед моим отцом, но смотрит ему в глаза так, что любой счел бы это грубостью.
Его отец ворчит и отталкивает от себя.
– Жди в машине, Карло, – выплевывает он так, будто сын исчерпал его терпение.
– Но, папа, я…
– Это не просьба! – ревет дон Греко, и я чуть не выпрыгиваю из кожи. Забиваюсь обратно в угол, собираясь только слушать. – Убирайся с глаз моих! Я буду прибирать за тобой.
Не удивительно, что Матео и Карло не нравятся друг другу. Похоже, у них общая безбашенная жилка и склонность бесить своих отцов. Однако Мэтти не посмел бы возражать папе, как только что сделал Карло. Никто не хочет быть избитым в кровь. Интересно, Максимо Греко думает, что брак со мной поможет смягчить его сына или хочет отточить у него навыки зверя, дав постоянную игрушку?
Какими бы ни были его мотивы, на этом сходство между Мэтти и моим женихом заканчивается. У моего брата глаза не мертвые, и он не наслаждается, причиняя мне боль. От взгляда брата у меня не возникает ощущение, будто с меня сдирают кожу. Прикосновения Мэтти успокаивают и защищают, а от пальцев Карло на моем теле хочется застрелиться. От мысли о том, что его член окажется хотя бы близко со мной, становится физически плохо.
Грохот захлопнутой двери – единственный показатель, что урод покинул комнату.
– Наталия останется со своей семьей, – говорит Анджело не допускающим возражений тоном. – Мы лучше всех способны обеспечить ее безопасность. Я приставлю к ней двух soldati на постоянной основе. Лео, – зовет он, – назначаю тебя присматривать за моей дочерью. Выбери напарника.
– Брандо, сэр, – без колебаний отвечает тот.
В любое другое время я бы, наверное, обрадовалась назначению Лео моим личным телохранителем. Но сейчас этого не хочу. Не теперь, когда знаю, что он разделяет мои чувства, но мы не можем ничего поделать. Это будет худшим видом пытки. Для нас обоих.
– Мне это не нравится, – продолжает Анджело, и я слышу перезвон стекла, когда он разливает спиртное. – Карло нужно приструнить. Я не отдам свою дочь, пока он не докажет – словом и делом, – что сможет ее уберечь. Если к следующему лету эта угроза не исчезнет, свадьбу придется отложить. Я не доверю вам заботу о своей дочери, пока не буду полностью уверен в ее безопасности.
– Ты меня оскорбляешь, Анджело, – замечает дон Греко, непочтительно обращаясь к моему отцу по имени.
– Как и ты меня, Максимо, – отвечает папа.
– Наши семьи десятилетиями были ближайшими союзниками среди пяти семей. Много лет назад мы договорились укрепить эту связь браком. Если Карло прав… Если Аккарди ищет каналы распространения и партнеров за пределами Нью-Йорка, тогда наш союз становится еще важнее. Если вы отказываетесь от нашего соглашения, вы понимаете, что это значит.
– Никто не говорит об отказе, – спокойно отвечает папа. – Только о том, что соглашение может быть отложено, пока не разберемся с делами. Моя первоочередная задача – благополучие единственной дочери.
Я не могу поверить тому, что слышу, и, хотя мне хочется верить, что это правда, не могу удержаться от мысли, что на карту поставлено что-то еще. В прошлом я умоляла папу избавить меня от этой брачной сделки, но ему, кажется, не было дела до того, что за человек Карло. Так почему сейчас?
– А что насчет Бароне? – спрашивает дон Греко.
– Думаю, пора нам вдвоем нанести визит дону Бароне, не так ли?
Дон Греко тихо посмеивается.
– Визит, определенно, необходим.
Они продолжают обсуждать другие темы, и я решаю более не испытывать судьбу и убраться отсюда, пока меня не обнаружили Матео или отец.
Выходя из гостиной в коридор, я вытаскиваю из волос паутину и поэтому не смотрю вокруг. Неожиданно кто-то сзади закрывает мне рот ладонью и рывком прижимает к себе. В моих венах бушует адреналин, а в душе вспыхивает страх.
Наталия
– А у тебя действительно напрочь отсутствует чувство самосохранения, да? – язвит Карло, одной рукой зажимая мне рот, а второй обнимая за талию.
Он кивает двум своим soldati, и те заходят в открытую дверь гостиной, из которой я только что вышла. Карло затаскивает меня обратно, и один из его людей тихо закрывает и запирает дверь.
От нарастающей паники пульс грохочет в ушах.
– Не кричи или пожалеешь, – говорит Карло, касаясь губами моего уха, и медленно убирает руку с моего рта.
– Отпусти меня.
Мой голос дрожит, пока я пытаюсь вывернуться из его хватки.
Все трое мужчин смеются, и мою шею и щеки заливает жар от злости.
– Никогда, – шепчет Карло, пробираясь свободной рукой под мое платье.
– Тебе нельзя оставаться со мной наедине и нельзя меня трогать!
Я судорожно хватаю ртом воздух, когда живот скручивает от ощущения его пальцев, скользящих вверх по внутренней стороне бедра.
– Не будь такой неблагодарной сукой, – шипит Карло, и я вскрикиваю, когда он прикусывает мою мочку. – Знаешь, сколько женщин хотели бы оказаться на твоем месте? Бабы в очередь выстраиваются, чтоб прокатиться на моем члене, так что эта маска драгоценной principessa не сработает, dolcezza.
От его слов сердце в груди сбивается с ритма, а потом снова набирает скорость, бешено колотясь о ребра, отчего кажется, что меня сейчас хватит удар.
– Твой отец меня недооценивает, но советую тебе не повторять эту ошибку, – добавляет он, проводя пальцем по моей промежности сквозь тонкое кружево трусиков.
– Пожалуйста, не надо, – шепчу я, борясь со слезами.
– Не надо что? – скалится он, водя туда-сюда пальцем.
– Не трогай меня.
– Не трогать тебя где? – глумится он, и двое его солдат смеются.
– Не трогай меня там, – шепчу я, и по лицу скатывается слеза.
– Не трогать твою киску? – Отодвинув кружево, он грубо проводит пальцем между моими складочками, и мне хочется умереть. – Не трахать тебя пальцами?
Он с силой пропихивает в меня два пальца и начинает ими двигать. Я вскрикиваю от пронзительной боли.
– Или не трогать твои сиськи? – добавляет он, поднимая руку и сжимая мою грудь через платье.
– Пожалуйста, тебе нужно прекратить.
– Не думаю, dolcezza.
Убрав руку от моей киски, он разворачивает меня лицом к себе, обвивая одной рукой спину, и слизывает мои соки с пальцев.
– Сладкая, как мед.
Он облизывает пальцы дочиста, пялясь на меня с неприкрытым желанием.
Внешне Карло очень хорош. Высокий, подтянутый, с красивыми чертами лица, он считается завидной партией. Похож на молодого Джонни Деппа со своими темными волосами и жгучими карими глазами, но затаившийся в его взгляде монстр никогда не дает мне забыть, что он совсем не красавчик кинозвезда.
Ходят слухи, что ему нравится резать девушек, которых Карло берет в постель, и он насильно навязывает им игры с кровью и прочие извращения. Некоторые итальянские девочки из нашей маленькой школьной компании постоянно повторяют, как мне повезло, и меня злит, что приходится прикусывать язык, чтобы не выдать правду. Карло Греко пугает меня и вызывает тошноту.
Вот и наглядный пример.
Карло до боли стискивает мой подбородок, заставляя поднять голову, чтобы пристально уставиться в мои глаза.
– Поэтому Леонардо Мессина называет тебя dolcezza? Он испил из запретного колодца?
В его глазах полыхает гнев, и он крепче сжимает мой подбородок. Меня переполняет паника за Лео. Сколько известно Карло и откуда?
– Лео – лучший друг моего брата с тех пор, как мы были детьми. Он практически мой названый брат. Он называл меня dolcezza с самого детства. Не все такие больные придурки, как ты, – добавляю я.
От пощечины моя голова откидывается назад. Внутри черепа звенит от боли, но я не плачу, позволяя злости затмить все эмоции и расползающуюся по щеке пульсацию. Поворачиваюсь обратно лицом к нему, испепеляя всей силой ненависти, которую испытываю.
– Еще раз оскорбишь меня, и я убью его, – говорит Карло чудовищно спокойным голосом, ведя свободной рукой вверх по моему телу. – Ослушаешься, и я убью его. – Он обхватывает мою грудь и крепко сжимает. – Ты моя, dolcezza. Я буду делать, что захочу.
Оттянув вырез моего платья вниз, он просовывает ладонь под лифчик и поглаживает голую кожу. Я зажмуриваюсь, внутренности мучительно скручивает узлами.
– Открой глаза, – требует он, щипая мой сосок, отчего к глазам подступают слезы.
Карло перекатывает мой сосок между большим и указательным пальцами и трется пахом о мой живот. Я чувствую его мерзкую эрекцию, и по горлу поднимается желчь.
– Если я узнаю, что Мессина дотронулся до тебя, то отрублю его член и скормлю ему маленькими кусочками.
Он смотрит поверх моего плеча на своих людей.
– И отдам тебя на ночь своим людям. Разрешу им делать, что захотят. Трахать твои сиськи, твою драгоценную киску, твой пухлый рот. Я разрешу им резать, прижигать, бить.
Его рука опускается с моей талии ниже, и он поднимает подол моего платья, показывая мою попу своим людям. Сжимает одну ягодицу через кружевные трусики, а потом другую, после чего проводит пальцем между ними. Мои глаза закрываются по собственной воле, и я с трудом сдерживаю слезы.
Карло шлепает меня по попе.
– Открой чертовы глаза, Наталия! – шипит он. – Ты будешь делать, что я говорю и когда я говорю, а если скажешь Матео или Лео хоть слово, я прикончу их обоих.
Наклонившись, он прихватывает губами кожу на моей груди и сильно втягивает. Его палец продолжает водить вверх-вниз между моих ягодиц, и мной овладевает ужас. Я не могу говорить, не могу шевелиться и едва дышу, пока он оскверняет мое тело в тех местах, которых никто раньше не касался.
По позвоночнику ползет омерзение, пока Карло засасывает мою кожу, оставляя синяк. Подняв голову, он осматривает свою работу, и уголки его губ растягиваются в довольной улыбке.
– Хочу, чтобы ты смотрела на это и вспоминала данное мной обещание.
Схватив мое лицо, он обрушивается на мои губы, терзая их и засовывая свой отвратительный язык мне в рот.
– Ты принадлежишь мне, Наталия. Не забывай. – Он сильно сжимает мою промежность через платье. – Эта киска моя и только моя. Когда я приду за тобой в следующий раз, ты не откажешь мне, иначе расплачиваться придется Лео или твоему брату.
Ночью я почти не смыкаю глаз. Переживания за маму смешиваются с тревогой за Лео и Мэтти и страхом за себя. Сегодня я все сделала не так, и мне хочется орать и ругать себя за то, что не была сильнее. Что не протестовала громче. Но я испугалась и замерла как мышка, страшась Карло и двух маячивших за спиной soldati. Я не могу рассказать брату, потому что он слетит с катушек, если узнает, что сделал Карло. Матео и так уже вызвал папин гнев, и я не хочу ничего усугублять. Он слишком вспыльчивый, чтобы рискнуть пойти к нему. Мне очень хочется рассказать Лео, но я боюсь, потому что этот монстр предупредил, чтобы я этого не делала, а Карло явно в курсе. Не знаю откуда, но я не стану рисковать жизнью Лео, так что даю себе обещание хранить эту тайну. Как сделала вчера, когда он спросил меня, что случилось.
– Наталия, – говорит Лео, выходя с водительского места. – Подожди минутку.
Я задерживаюсь у ступенек, ведущих к школьным дверям, готовясь к неприятностям.
– Что такое, Лео? Мне нельзя опаздывать в класс.
– Я вижу, что-то не так. Расскажи мне.
Его глаза впиваются в мои, и я одновременно люблю и ненавижу то, как хорошо он меня знает.
– Я беспокоюсь за маму, – искренне отвечаю.
Его лицо смягчается.
– Я знаю. Мы все беспокоимся, но я знаю, что есть что-то еще. Что он тебе сделал, dolcezza?
Во рту пересыхает, когда я вспоминаю, как вчера Карло дразнил меня этим прозвищем.
– Ничего, – вру я, отводя глаза.
– Прекрати врать, Наталия. Я видел его руку на твоей ноге под столом. Этот ублюдок не имеет права прикасаться к тебе до свадьбы. Тебе надо рассказать Анджело. Он заставит дона Греко приструнить Карло.
Я хрипло смеюсь.
– Дон Греко не собирается приструнять своего сына. Все, что он сказал, было направлено на то, чтобы успокоить папу. Разве ты не видел, как в его глазах сверкала гордость? Он готов молиться на Карло. Никто его не переубедит.
– Лео? Какой приятный сюрприз, – раздается бесячий голос Николь.
– Отвали, Николь, – говорит Лео, не разрывая зрительного контакта со мной.
– Но…
– Мне неинтересно. – Лео сердито зыркает на мою злейшую врагиню и, взяв меня за руку, притягивает к своему боку. – И у нас тут личный разговор, так что вали.
Это очень грубо, но во мне нет ни капли сочувствия.
Николь закипает, как готовый взорваться чайник.
– Никто не делает из меня дурочку, – фыркает она, уперев руки в бедра. – И никто не предпочитает мне Девственницу Барби. – Она тычет в него костлявым пальцем. – Никто.
Николь плюет на мои туфли, и меня подмывает выместить свой гнев и досаду на ее хорошеньком личике, но она пустое место, а у меня есть более важные проблемы.
Лео порывается отомстить за меня, но я хватаю его за руку, еле заметно качая головой. Он выпрямляется, не убирая руки с моего плеча.
– Наталия в миллион раз лучше тебя, Николь, и единственный человек, который верит в это дерьмо, ты сама.
Она топает ножкой, и из ее ушей практически валит пар. Бросив на меня последний испепеляющий взгляд, она разворачивается и удаляется по ступенькам.
– Лео, мне надо идти, – говорю я, когда Николь заходит в школу.
– Разговор не закончен. – Он убирает руку с моего плеча, и мне сразу же не хватает его успокаивающего тепла. – После уроков мы будем стоять на обычном месте.
– Мне жаль, что ты застрял здесь.
– Мне нет.
– Не может быть. Я знаю, что никому из soldato не хочется работать нянькой.
Он улыбается, и у меня слабеют колени. Его серо-голубые глаза полны эмоций. Опасных.
– Я не желал бы находиться где-то еще. Думаешь, я хотел, чтобы тебя защищал кто-то другой? – Он выгибает бровь, и в груди растекается тепло. – Самая большая честь, которую мог оказать мне дон Маццоне, – это охранять его единственную дочь. – Он заправляет мне за ухо выбившуюся прядь. – Иди, dolcezza. Не опаздывай.
Заходя в школу, я витаю в облаках, так что едва замечаю Николь, затаившуюся сбоку от дверей и злобно глядящую на меня. Я не обращаю на нее никакого внимания, потому что сейчас ее для меня не существует.
И это моя первая ошибка.