Александр Сивинских
Имя нам – Легион
ГЛАВА 5
Что это были за люди? Только не члены
общества трезвости. Конечно, среди них
есть поджигатели, грабители и убийцы, —
да разве нужно что-нибудь лучшее для
войны? Не подлежит сомнению, что эти
люди хорошо знают свое ремесло.
Ганс Гейнц Эверс
Основная группа участников марш-броска скрылась вдали. «Надо же, как резво бегают, архаровцы наемные!» – досадливо поразился Филипп. Семипудовый Мелкий, и тот обогнал его сразу, да так припустил, что скоро совершенно пропал из виду. «Сте-роиды, – еще раз напомнил Капралов себе. – Пусть он и здоровяк, зато потенциальный инвалид. И наверняка абсолютный импотент». Увы, легче от этих мыслей не стало. Привычка к постоянному существованию в роли “самого-самого”, лучшего из лучших – скверная, оказывается, штука. Особливо в случае, когда нежданно обнаруживаешь, что тащишься в арьергарде, что вынужден глотать пыль прошедшей колонны и пачкать ноги конскими яблоками. И что женщины, бросавшие на плечи героев цветы, а к ногам – свою честь, давно уже разошлись по домам. Этак можно и нервический срыв зарабо-тать.
Выход? Выход один – догнать и перегнать мер-р-рзавцев!
Воодушевленный Филипп резко увеличил скорость. Однако через пару сотен метров выяснилось, что долго такого темпа не потянуть. Пришлось благоразумно вер-нулся к прежнему.
А ведь заявлял же капитан Пивоваров: «Ноги, Капралов! Ноги и спина, а не би-цепсы и трицепсы делают походную жизнь солдата более легкой. Насколько это воз-можно, разумеется. Бицепсы хороши для пляжа и девочек. Для гор, «броника» и пуле-мета с полным боезапасом они только во вред. Сатана явился на Землю, приняв облик «тренера чемпионов» Джо Уайдера, и ты с радостью бросился к нему в кабалу. Оду-майся, Капралов! Одумайся, пока не поздно!»
Кажется, уже поздно…
Одиночество чертовски угнетает. Особенно, если оно сопряжено с нелюбимой, монотонной и тяжелой работой. Например, с бегом «на десятку» в полном обмундиро-вании. Чтобы не упасть духом, нужно было срочно чем-то занять голову. Песенку, на-пример, спеть. Без начала и конца, взяв за образец творчество народов Севера. Или ре-чевку завести, в темпе бега. «Раз-два, три-четыре; три-четыре, раз-два! Кто бежит? Я бегу! Бойко двигаю ногу!»
Можно также прокрутить в памяти наиболее благостные события личной жизни. Скажем, вечером вчерашнего дня было немало приятных моментов. А это как раз и ре-комендуется настоятельно – повторное переживание положительных эмоций.
«Помнишь, девочка, гуляли мы в саду…»
Первым делом, после маловразумительных криков радости, Генрик потащил Филиппа в столовую. Похоже, Легион поголовно был заражен страшным вирусом об-жорства. Эпидемия булемии, не иначе!
Следом потянулась компания, занимавшаяся в спортзале.
– Знакомьтесь, – предложил спортсменам Генрик, – это мой армейский друг, Филипп Капралов. Целых полтора года, пользуясь должностным неравенством, безза-стенчиво командовал мною. Теперь сержант я, и он заранее проливает горючие слезы. Проливаешь, так? – насупился он грозно.
Филипп не без драматизма шмыгнул носом:
– Именно так! Горе мое велико, могучий горбоносый вождь.
– Отлично. Предостерегаю, друзья, у него чрезмерно раздутое самомнение, и он любит, чтобы его величали по отчеству. Верно, Капрал? – Генрик крепко хватил Фи-липпа по спине.
– А то?! – согласился Филипп. – Кто ж не любит? Вот и Карнеги писал…
– Писал, точно. Так вот. Пользуясь законным правом сюзерена, приказываю: звать вышеназванного гордеца, кому как понравится. При малейших возражениях – драть за уши! Особо чадолюбивые и милосердные могут просить об этом своего сер-жанта. Возражения?
Он грозно взглянул на Филиппа.
– Никак нет, мастер сержант! Не извольте сомневаться, буду рад любой кличке, – отчеканил Филипп и тут же попросил другим тоном: – Кончай, Генка. Вдруг люди подумают, что я и в самом деле несносный моральный урод? А ведь я хороший!
– Совсем забыл, – добавил Генрик, – он еще и патологический хвастун. За что и люблю! Знакомься, Капрал, это мой взвод. Маловат, конечно – с тобой всего две пол-ных четверки, – но так уж здесь принято. Начнем, пожалуй, с руководства. Вот этот лысый фюрер – Бородач. Мой заместитель, ефрейтор.
– Мы уже знакомы, – отозвался Бородач.
– Этого тщедушного карлика с мохнатым лицом зовут Павлом Мелким.
– Рад, – сказал лохматый здоровяк и едва не сломал Филиппу кисть, сжав, как слесарными тисками. После чего, не переставая широко улыбаться, пояснил: – Мелкий – это фамилие такое.
– Сан и Дан. Утверждают, что братья.
Чрезвычайно серьезные близнецы-боксеры по очереди подали Филиппу крепкие руки. «Александр». «Данила». Капралов, разумеется, тут же перепутал, кто из них кто. Впрочем, на груди у каждого легионера присутствовала табличка с именем.
– Наум, – чернокудрый хазарин, специалист по объездке диких тренажеров, на-звался сам.
– Рабинович?! – ляпнул неожиданно для себя Филипп.
– Хуже, – понурил голову Наум. – Значительно хуже. Березовский.
Паша Мелкий, помрачневший было и побагровевший после выходки Филиппа, облегченно расхохотался. Отсмеявшись, предупредил:
– В другой раз, парень, следи за языком получше. Еще раз такое себе позволишь, закопаю! Уяснил?
– Вполне. Прости, – сказал Филипп Науму. – Ей-богу, пошутить хотел, и только-то.
Тот примирительно махнул рукой:
– Не бери в голову!
– Вольдемар, – голос последнего из наемников, изящного, чрезвычайно подвиж-ного белокурого красавчика был негромким и по-мальчишески хрипловатым. – Но я предпочитаю, чтобы меня звали Волком. – Он с вызовом взглянул на Филиппа. – В противном случае, бывает, обижаюсь.
– Волк – страшный человек, – зашумели сразу все. – Хорошо, что он редко на кого обижается.
«Страшный человек, значит…» Филипп прищурился.
Теперь он знал, кто призывал Бородача к расправе над его задницей.
После потрясающе богатого обеда, перемежаемого обычными солдатскими шу-точками и незлобивыми матерками, взвод двинулся в казарму.
– Сиеста, – важно объяснил Генрик.
– О-бал-деть! – захлопал глазами Филипп. – Уж не на курорт ли я попал?
– После обеда нагружаться – заворот кишок схлопочешь! Зачем Большим Брать-ям легионеры с больным брюхом? – с откровенным недоумением спросил сержант.
Действительно, зачем?
– Постой-постой! – спохватился Филипп, – Большие Братья, говоришь… Это вы так инопланетчиков зовете?
– Ну да, а как же их еще звать? Терране? Пытались, не прижилось. А так – и уважительно, и традиции соблюдены.
Сиеста тянулась часа три, и все это время друзья предавались воспоминаниям. Ностальгировали чуть не до слез. Филипп откровенно любовался на такого же, как прежде, чудесно усатого, волосатого, горбоносого, громогласного, широкогрудого и большерукого армянина. По которому, честно говоря, очень соскучился.
А как Саркисян говорил… М-м-м, заслушаешься! Национальное красноречие на-кладывалось на почти неуловимый акцент и вкусно выписываемые детали. Напор гор-ных рек и крепость столетнего коньяка. Громыхание сходящей лавины и соль армян-ского радио.
Важным Филиппу показалось вот что – занесло Генрика в Легион вследствие жутко любопытного нагромождения случайностей. Непреднамеренного, разумеется.
И пованивало от его злоключений чем-то поразительно Филиппу знакомым…
А было так:
– Поехал я, понимаешь, столицу Родины проведать. Арбат там, Горбушка, то да се… Третьяковка… Малый туристский набор, в общем. Вечерком завернул в кино. Фильм кончился, я на вокзал отправился. Стою в метро, поезд поджидаю. Рядом де-вушка красивая. Я, сам понимаешь, грудь развернул и хвост распушил. Пою. Она сме-ется, но не гонит. «Хороший знак!» – говорю я себе, и хвост еще краше разворачиваю, и грудь еще выразительнее округляю. Тут подходят два сержантика милицейских, явно под газом. Само собой, документы давай, чурка черножопая, сумку выворачивай. А са-ми уже браслеты достают. Я сумку открыл, паспорт достал, говорю им: «Обратите внимание на прописку, граждане: свой я, питерский! И не чечен злой, что примеча-тельно, а армянин добрый». Им, само собой, по борозде: «Не вякай, носатый, тебя ни-кто не спрашивает!» А чтобы понятней мне было, что не спрашивают, дубинкой под ребра заехали. Девушка пыталась вступиться за меня, так менты ее сучкой обругали и пообещали всяких неприятностей. Агрессивно так пообещали! Я за девушку, конечно, обиделся. Взбеленился, рожи им начистил, пистолетики отобрал. А вот рации забыл. Да хоть бы и не забыл, что в метро телефона не найдется? Они, козе понятно, большой вой устроили в эфире. Если бы не счастливое появление Игоря Игоревича – с которым ты, как понимаю, тоже знаком, – крышка бы мне была обеспечена железная. Возможно, даже оцинкованная… Дальше ясно. В Легион, раз-два, левой. Родителям написал, что нашел отличную работу в парижском армянском журнале «Севани». Не знаю, есть ли такой? Они не поверили, конечно… Все равно открытки шлю, деньги перевожу.
«Девушка? Снова девушка? Занятно! Уж не моя ли Жанна побывала в роли при-манки?» – подумал Филипп и поспешил поделиться с Генриком озарением. Описав, на-сколько хватило красноречия, прекрасную блондинку.
– Вах! – восхитился Гена. – За такую принцессу не жалко и трех депутатов изу-вечить! До полной стерильности. Чтобы не плодились более. Нет, моя хоть и тоже хо-роша была, но совсем другая. Черненькая, худенькая. Татарочка, похоже.
– Может, совпадение… – засомневался Филипп.
– Не «может, совпадение», а «определенно, совпадение!». Как у тебя только мысли поворачиваются о девушках плохо думать? Ай-ай-ай! А еще мужчина!..
Да уж, Генрик всегда был джентльменом в самом возвышенном, идеальном смысле слова.
– Ну, не знаю… – сказал Филипп неуверенно и задвинул свои сомнения в отда-ленный и тихий уголок сознания. До поры, до времени.
По окончании сиесты Генрик выудил из тумбочки загадочного вида коробочку, оказавшуюся коммуникатором, и скомандовал в нее:
– Личному составу взвода! К вечерним занятиям приступить! Бородач, ты, как всегда, старший. Тема занятий: «Отработка десантирования в воду». Наша машина, как всегда, «четверка». Водила, как всегда, Петруха Меньшиков. Я сегодня с вами не по-еду.
– Как всегда, – съязвил из коммуникатора чей-то голос.
– Я поведу новичка в арсенал! – назидательно сказал Генрик.
Захлопали двери.
– Отдельные оружейные комнаты в расположении взводов не положены, – разъ-яснил Генрик Филиппу. – Может, это и правильно. Братьям видней.
Доступ в арсенал оберегался серьезно. Хмурый дежурный, пара кошмарных со-бачек вроде кавказцев-переростков, куча следящей аппаратуры. Стальные двери от-крылись при одновременном «наложении рук» на кодовые замки дежурным и Генри-ком.
– Наша инициатива, – сообщил Саркисян. – У Братьев тут раньше разве что ов-цы не паслись.
Оставив позади настороженных собак и неразговорчивого дежурного, вошли в хранилище. Филипп восхищенно присвистнул.
В шкафах за прозрачными дверями стояли внушительные орудия убийства. Пре-красные эстетически, совершенные эргономически. «Зализанные» формы, никаких вы-ступающих частей, за исключением пистолетных рукояток и объемистых коробчатых магазинов. Крупный, по всей видимости, калибр.
– «Дракон». Штурмовой карабин калибра 13,55 миллиметров! – с пафосом пред-ставил оружие Генрик. – Боеприпас – оперенный биметаллический (железо-вольфрам) снаряд, выбрасываемый скользящим электромагнитным полем со скоростью тысяча восемьсот пятьдесят метров в секунду. Наиболее эффективная прицельная дальность – до пятисот метров. Прицел – электронно-оптический, с увеличением плавающей крат-ности и лазерным целеуказателем. Предусмотрена работа совместно со сканером, реги-стрирующим движение, тепло, звук и даже определенный тип феромонов. Сканер, встроенный в шлем, корректируется двумя системами слежения: спутниковой космиче-ской и многоуровневой атмосферной. Называется СКАМСС. В памяти «Дракона» мо-жет храниться до двух десятков зарегистрированных целей одновременно. Основной тип снаряда – кумулятивный. Вполне способен пробить лобовую броню легкого танка или бронетранспортера.
– Тутошнего?
– Земного. Существуют и специальные снаряды, по сути – ракеты с твердотоп-ливным движителем и встроенным процессором. При корректировке СКАМСС на по-лутора километрах попадёт в копейку! Грязь, песок, вода и прочие пакости карабину не страшны. Дульный срез постоянно заперт направленным вовне силовым полем какой-то там векторной природы. Батарея практически вечная – до тысячи пятисот выстрелов без подзарядки! Крайне низкий уровень шума! Почти полное отсутствие отдачи! Безу-пречная защита от постороннего доступа. Каждый карабин имеет индивидуального владельца, в чужих руках становясь не более чем шестикилограммовой дубиной. Обра-ти внимание на ремень. Придумавшие его ребята имеют чертовски умные головы и большой боевой опыт. На практике с «Драконом» можно управляться одной рукой – начиная от ведения огня и кончая перезарядкой. Незанятой конечностью при этом хоть пуп чеши, хоть письмо пиши, хоть мастурбируй!
– Гена, онанизм, по слухам, приводит к сумасшествию. Особенно в условиях со-временного быстротекущего боя. Надеюсь, тебе это известно? – вскользь заметил Фи-липп, откровенно любуясь «Драконами».
– Ага, и еще шерсть на ладонях растет, и зрение катастрофически ухудшается… Все мне известно. Но речь сейчас не о том. «Дракон» – лучшее оружие, какое я держал когда-либо в руках. Серьезно!
– Ну, так дай же, мучитель, и мне насладиться… э-э-э… тактильным соитием с этим иноземным чудом! – Филипп умоляюще глянул на друга.
– Легко.
Генрик распахнул один из шкафов, обозначенный табличкой «Взвод 4. Ответст-венный сержант Саркисян» и с некоторым усилием вынул крайний карабин из захва-тов. Филиппу показалось, что захваты потянулись следом, как живые.
– Давай браслет!
Браслет он вогнал торцевой гранью пряжки в узкий паз между рукояткой и пре-дохранительной скобой спускового крючка. Чешуйчатая полоса поерзала туда-сюда, карабин загудел негромко, а потом выплюнул браслет обратно. Генрик отсоединил ма-газин и со словами: «Вот и все. Считай, приручил дракона» протянул «Дракона» сияю-щему Филиппу.
Капралов с трепетом принял великолепного зверя в руки.
Коричнево-зеленый монолитный корпус карабина был теплым и как бы подат-ливым, как бы слегка прогибающимся под пальцами. На долю миллиметра, не более. Приятное ощущение. В глубине приклада, просвечивая сквозь полупрозрачный мате-риал, горела капля света.
– Это индикатор заряда, – пояснил Генрик. – Если огонек станет ярко-алым, зна-чит батарея села. Однако, находясь в шкафах, батареи постоянно подзаряжаются. Кро-ме того, на операции выдаются запасные. Замена – дело двух секунд. Хочешь попробо-вать?
– Знамо дело, – сказал Филипп. – Я вообще все хочу попробовать. Сам знаешь, к оружию у меня непреходящая любовь.
– Тогда действуй.
Повертев в руках карабин, Филипп обнаружил с внутренней стороны приклада довольно глубокую впадину, имеющую на дне кнопку. Кнопку прикрывала предохра-нительная скоба. Магазин был отсоединен, ничего опасного произойти не могло, по-этому он без раздумий сместил скобу вбок и нажал на кнопку. Плавно, словно кассета из видеомагнитофона, из торца приклада вынырнул параллелепипед размером с сига-ретную пачку.
Филипп ухватился за его шершавые от мелкой насечки бока и уверенно потянул. Параллелепипед, для порядка поупиравшись мгновение, подался.
– Неплохо получилось, – похвалил Генрик.
Батарея, в отличие от карабина, была холодной, почти ледяной и довольно уве-систой. Обратно «Дракон» всосал ее, как гурман моллюска.
Филипп накинул ремень, примерился и коротким движением руки забросил ка-рабин за спину. Оружие перекочевало туда с удивительной быстротой, не болтаясь и не колотя по затылку, локтям, плечам. Обратно карабин переместился еще скорее, стоило всего лишь повести плечом. Вещь!
Едва не облизав карабин, обнюхав его и огладив, Филипп пришел к выводу, что «Дракон» на порядок круче всего, из чего ему приходилось стрелять. На порядок, а то и на два! Тяжеловат, это есть. И все равно, Филиппу просто не хотелось выпускать его из рук. Маньяк прикоснулся к предмету вожделения.
– Гена! – взвыл он. – Когда идем пробовать?
– Прямо сейчас. Держи! – Генрик протянул магазин.
Патроны больше всего походили на маленьких кальмаров с плотно сжатыми щупальцами и толстенькими каплевидными брюшками.
Филипп загнал тяжелый, граммов около семисот, магазин в приемник, перевел рычажок предохранителя в положение «походное», и воины Легиона отправились в тир.
– Боекомплект магазина – тридцать два снаряда. «Дракон» рассчитан только на одиночный или полуавтоматический огонь. Последний – с темпом два выстрела в се-кунду, – рассказывал по пути к тиру Генрик. – При той возможности наведения на цель, которая имеется, большая скорострельность просто не требуется. Практически каждый выстрел знаменуется попаданием. Зато расход боеприпасов, резко возрастающий при автоматическом огне, сводится к минимуму.
«Был, ох был у Больших Братьев военный опыт. Обширный и совсем недавний. Сколько бы они не заявляли об обратном, – подумал Филипп. – Встретить бы Игоря Игоревича сейчас!»
Для стрельбы в тире по понятным причинам снаряды полагались не боевые, а учебные, заполненные яркой голубой краской.
– Передвигаться только на отрезке рубежа ведения огня, – предупредил круг-ленький, жизнерадостный сержант, начальник тира. – За желтую полосу не заступать! Понято, салага?
– Так йопть, дедка! – уронил небрежно Филипп.
Тир воспроизводил участок хвойного, заваленного буреломом леса. Филипп по-правил очки, заменяющие прицельную оптику шлемного щитка, присел на корточки и замер.
Из-под толстой суковатой валежины прямо на него выметнулась темная фигура. «Пап», – выдохнул «Дракон» еле слышно, и на стремительной четырехногой торпеде появилось яркое лазурное пятно.
– Мишень поражена, рана смертельная, – прокомментировал невидимый наблю-датель.
«Так-то», – подумал Капралов и двинулся вдоль разрешенной границы. В глу-бине леса что-то задвигалось. Он выстрелил опять. Снова попадание! «Пошла потеха!», – обрадовался Филипп.
И потеха пошла.
Объемные, подвижные чучела онзанов выскакивали из самых неожиданных мест, перемещались, уклонялись, едва ли не «качали маятник». Давно уже Филипп не получал такого удовольствия от несерьезной, в общем, стрельбы. Особенно интересно стало, когда лазерный прицел «отказал» и пришлось палить по старинке, пользуясь обычным диоптрическим.
– Ты еще на полигоне не бывал, – многозначительно заметил Генрик в ответ на его восторги.
Все мишени до единой Филипп завалил с первого выстрела, уложившись в «от-личное» время. Похвалы от Генрика и начальника тира он воспринял, как должное. С таким-то, дескать, ружьем, да мазать?!
Почти с болью оставив ставшего родным «Дракона» в арсенале, поскуливая «Куда опять?.. Давай, Ген, лучше еще постреляем», он потащился за Саркисяном.
– Перетопчешься. Боеприпасов на тебя не напастись. Да и закусить надобно, – сказал Генрик, похлопав себя по нижней трети весьма нехилого торса. – Пора, брат, по-ра!
– Опять закусывать! Да сколько можно жрать, скажи на милость? – Изумлению Филиппа не было предела. – Куда в тебя влезает?
– Погоди, паренек, пройдет день-два, сам станешь первым объедалой взвода, – меланхолично отреагировал Генрик.
– Сомневаюсь. Но спорить со старшим по званию, разумеется, не стану. Ибо грядущее сокрыто для меня мраком, за коим всякое быть может. А пока, если не возра-жаешь, я навещу санчасть. Есть там, знаешь ли, одна девочка… Славная такая, свет-ленькая… В свете твоего трагического опыта это посещение, мне кажется, самое на-сущное дело. Именно это, а вовсе не прием пищи.
– Какого трагического опыта? – Генрик от изумления даже придержал на мгно-вение свой размашистый бег к вожделенной кормушке.
– С мастурбацией, – прошептал ему Филипп в самое ухо. – От которой шерсть на ладонях.
Генрик фыркнул и пихнул его в бок.
– Шутник, ха-ха. Ох, и оторвет Бобсон хозяйство твое беспокойное! Он, знаешь ли, Веронику уже полгода обхаживает. Всех переплюнул. Терпеливый…
В голосе Генрика Филиппу почудился намек на разочарование.
– И тебя переплюнул?
– И меня. Ты ведь не думаешь, что я мог пройти мимо нее без единой попытки склонить к близкой дружбе? Некоторое время даже надежда какая-то появилась – это когда она ко мне на колени стала забираться. Потом выяснилось, что у Больших Брать-ев и их прекрасных сестер представления об интимности несколько отличаются от на-ших. Посадка на колени, к сожалению, не значит ничего. Вот так-то, господин Жуан!
– Ты, значит, попытался, а мне нельзя? Друг, называется! Иди уж, компенсируй свое фиаско калориями!
Вероника на этот раз была одна: ни собаки, ни начальника обоза.
Филипп сходу ударился во все тяжкие: врал, хвастался, осыпал ее комплимента-ми и стихами. Бросал под ноги цветы, сорванные по пути, сетовал на судьбу, не свед-шую их раньше, и радовался шансу, выпавшему им сейчас.
Он играл мышцами и мёл кудрями.
Он острил, падал на колени и говорил пылко.
Возможно, он несколько переигрывал (а возможно, и изрядно), но результат был налицо: Вероника зацепилась! Такое замечается сразу, особенно, если есть кое-какой опыт. Поэтому Филипп ничуть не удивился, когда она первая потянулась к нему губа-ми. Поцелуй, к сожалению, получился не слишком страстным. Вероника ловко уклони-лась от его страждущего рта и мимолетно чмокнула в щечку.
– Тебе пора, Филипп. До встречи!
– С нетерпением буду ее ждать! – блистая очами, воскликнул преисполненный любовного энтузиазма волокита.
– Я тоже…
От этих слов ястребиные крылья взметнулись за мускулистыми плечами Филип-па, и он вихрем полетел восвояси, оглашая окрестности клекотом торжества.
Победоносен!..
Незадолго до отбоя заявился старшина.
«Подштанники менять?» – едва не спросил Филипп.
Старшина подозрительно осмотрел обстановку кубрика, повреждений казенного имущества не обнаружил и опустил на пол средних размеров картонную коробку, гро-мыхнувшую железом.
– Таскай вам, безруким, ядрёна… Прими заказ.
– Какой заказ? – не понял Капралов.
– Открой, узнаешь. Наберут, ядрёна, деревянных… – посетовал старшина на во-пиющую бестолковость солдата.
В коробке плотненько устроились «цинк» с патронами, здоровенный пистолет и нож в глубокой кобуре из свиной кожи.
Действительно, заказ.
«И как я о нем забыл?» – удивился Филипп. Он взялся за ухватистую рукоятку ножа, покрытую тканью со специальной, «прилипающей» к ладони, пропиткой и потя-нул. «Ш-ш-ш», – сказал нож и показал свой великолепный, сверкающий клинок. А вот это уже минус. Товарный вид, несомненно, важен, только такая красота в боевой об-становке совсем ни к чему – враз демаскирует.
Тем не менее, нож был очень хорош.
– Где расписаться? – Филиппу хотелось поскорее избавиться от недружелюбно-го старшины и всласть побаловаться замечательным оружием.
– Тут, – буркнул старшина и выложил перед Филиппом толстую амбарную кни-гу, обернутую клеенкой.
Уверенный, что Генрик еще не спит, Филипп сгреб свои приобретения в охапку и помчался хвастаться. Глядя на его счастливое лицо, Саркисян иронично усмехнулся, отложил нож («Я в этом ни бум-бум»), пощелкал затвором пистолета и сообщил:
– Бесполезная трата денег. Простая пуля онзана не возьмет. Скользнет по панци-рю и гуд бай! Разве в башку попадешь…
– Что же делать? – расстроился Филипп.
– Есть один вариант. Сходи к слесарю, может, заменит боеприпас на подкали-берный. Вот только… человек он тяжелый. Насквозь советский. Бывший инженер из технической лаборатории при какой-то конторе вроде КГБ. Взорвал он кого-то важно-го, прежде чем здесь оказался, или еще что – доподлинно неизвестно. Да никто и не су-ется выяснять. Главное – ручки у старика золотые и котелок варит. Братские умники из исследовательского центра не гнушаются к нему на поклон ходить. Если понравишься, блоху для тебя подкует. Ну а если нет… не обессудь. Зовут его Сергеем Даниловичем. Я тебя к нему провожу. Он как раз любит по ночам в своих железках ковыряться. Серьгу только сними, да волосы под берет спрячь.
Невысокий, щупленький Сергей Данилович стоял возле верстака и напряженно терзал «драчёвым» напильником что-то металлическое. Железяка скрипела и стонала. У Филиппа сразу заныли зубы. Он поморщился и громко сказал:
– Здравствуйте, Сергей Данилович!
– Спасибо, и тебе того же! Кто таков? – Слесарь перестал измываться над безот-ветным металлом. – Новенький?
– Так точно! Рядовой Капралов.
– В какой взвод зачислен?
– К Саркисяну.
– К Саркисяну, говоришь? Это хорошо. Генрик парень стоящий. – Сергей Дани-лович вытер руки тряпицей и закурил папиросу. – Ты, сынок, должно быть, пришел оружие показать, что на аванец свой купил? Прав я?
– Ага.
– То-то, дядя Сережа редко ошибается! Ну, показывай.
Филипп протянул ему вороненую двенадцатимиллиметровую гордость.
Слесаря перекосило.
– Что это? «Хеклер и Кох»? Вот же, блин! И этот говном буржуйским разжил-ся… Ты что, милый, боевиков обсмотрелся? На фига тебе это уродство?
Сергей Данилович брезгливо взял пистолет за ствол двумя пальцами и заглянул в ствол.
– В журнале видел, – пробормотал Филипп, – вот и загорелось. Калибр там, на-дежность…
– Загорелось ему… Ишь ты, какой легковоспламеняющийся. Порох! В комсомо-ле состоял?
– Не успел. – Филиппу жутко не хотелось углубляться в политические дискус-сии. – Пули бы к нему, Сергей Данилович, неплохо подкалиберные, а то говорят…
– Поучи, поучи меня, тупорылого, – фыркнул слесарь.
Мгновенно взмокнув, Филипп умолк.
Сергей Данилович ловко раскидал «Хеклера» по частям и принялся скоблить щечку затвора надфилем, ворча под нос: «Хорошо, гад, закалили, буржуи».
– Патроны давай! – сказал он и похлопал он ладонью по верстаку.
Филипп выложил четыре коробки патронов.
– Это что, все? Нет? Сколько же у тебя всего?
– Тысяча штук.
– Ладно, эти так и быть снаряжу для серьезных дел. Тренироваться обычными будешь. Свободен!
– У меня еще нож, – пробормотал Филипп, доставая из сумки «Рэндол». – Гов-но?
Сергей Данилович довольно гоготнул:
– Соображаешь! На глазах умнеешь. Говно, естественно… Ишь, как блястит!
Он оторвал от рулона, повешенного на проволочной рамке, бумажное полотен-це. Провел по нему лезвием, держа полотенце за уголок. В воздухе запорхала тонкая полоска бумаги.
– Добро, хоть вострый. Раньше-то пользоваться приходилось? Или только ка-рандаши точил да огурчики нарезал?
– Приходилось. – Филипп пожал плечом. – Клинок затемнить вас не затруднит?
– Клинок затемнить, говоришь? Умница! Еще что?
– Ножны. Лучше на предплечье.
– Наручные ножны? Ну, совсем молодец! Дай-ка руку! – Слесарь сноровисто обмерил Филиппу предплечье. – Дня через два заходи, будут готовы. Темляк делать, или так не выронишь?
– Не выроню.
– Обратно молодец!.. Если только не хвастун.
– Сергей Данилович, – замялся Филипп, – скажите… Сумеете вы сделать так, чтобы нож прямо в кисть выскакивал?
– Выскакивал?! Ну, блин, ты даешь! – Слесарь хохотнул. – Сумею, не сомневай-ся. И выскакивать будет, и выпрыгивать. Пальцы только, знай, береги. Все, иди, па-рень! – махнул он рукой.
– Спасибо, Сергей Данилович! До свидания!
Тот не ответил.
Заснул Филипп мгновенно, как всегда.
Снились ему объятия Вероники и злобные онзаны. Чудовища пытались отнять у него девушку и уволочь в клубящийся ядовито-желтыми испарениями Крутенький ло-жок. Филипп палил в онзанов из «Дракона» и они взрывались, предварительно укориз-ненно покачав головами. Головы у них были точь-в-точь расписные пасхальные яйца – только огромные, с нарисованными лицами. Разбитыми в кровь лицами Аскера Маме-довича.
Разбудила его негромкая музыка. «Вставай, проклятьем заклейменный…»
Остроумцы! Для Сергея Даниловича, что ли старались?
Филипп быстро привел себя в порядок и выглянул в коридор.
По коридору неспешно прохаживался, заложив руки за спину, Волк-Вольдемар, с головы до ног увешанный оружием и амуницией. Только шлем держал в руке. Он за-думчиво посмотрел на Филиппа и сообщил:
– Сейчас будет марш-бросок. На десять километров. В полном боевом. Давай-ка, помогу собраться.
Он ловко подогнал прямо на Филиппе ремни, попутно не без высокомерия, но кратко и доходчиво объясняя, что куда и как.
Филипп попрыгал. Все сидело плотно, хоть и не туго. Тесак и фляга по заднице не колотили, ранец по спине не елозил, шлем вокруг головы не вертелся и на глаза не сползал.
Филипп поблагодарил Волка и следом за ним отправился в арсенал.
Личный состав взвода был уже там. Никто, тем не менее, не заворчал и по за-гривку опоздавшему «салаге» не съездил. Вот они, преимущества наемной армии!
Филипп повесил «Дракона» на грудь и засвистел. Непроизвольно получился все тот же «Интернационал»…
До ворот легионеры добрались быстрым шагом.
Безногий привратник Сильвер (Джон, очевидно, подумал Филипп) пожелал им счастливого пути, и они стартовали.
Филипп поначалу намеревался бежать без шлема, но Генрик проявил непре-клонность:
– Привыкай, брат. В бою он едва ли не важнее оружия. К твоему сведению, шлем содержит не только сканер, но и системы ночного и дальновидения, переговорное устройство, широкополосный транслятор сигнала «я свой», воздушный фильтр и само-ликвидатор.
Господи боже! Так вот что имел в виду каптерщик! «Будет по чему опознать, когда башку оторвет…»
– Боюсь, Гена, – признался Филипп, – самоликвидатор – это лишнее. Я не впол-не готов решиться на такой, заведомо в одну сторону, путь.
– Не думаю, – ответил на это Генрик в том же тоне, – что ты будешь колебаться, сорвать ли чеку, когда (и если) попадешь в лапы онзанам. В лучшем случае они броса-ют пленных в бродильный чан. Живьем. В худшем – сначала проводят множество му-чительных не то экспериментов, не то пыток, а уж затем бросают в чан.
Филипп отмахнулся фигой.
– Чур меня, чур!
От белой дороги в сторону уходил проселок. Гравий, пыль, выбоины. Полени-лись, господа Большие Братья, асфальт положить. Или не захотели. Лететь сломя голо-ву по такому чуду дорожного строительства Филиппу вовсе не улыбалось. Он притор-мозил. Остальным же – хоть бы хны: запылили, затопали и убежали. Оставили, бедня-гу, одного среди чужих пространств.
…В спину Филиппу что-то уперлось. Угловатое, твердое – и точно под лопатку. Интересно, что? Он не припоминал ничего похожего. Может, фонарик? Или Волк ради смеха засунул незаметно в ранец кирпич? Остановиться, разве, поглядеть? Остановить-ся, присесть, прилечь… нет уж, дудки! Если душа трудиться обязана, то тело – вдвойне!
«Раз-два, три-четыре», – забормотал он. Теплые воспоминания закончились, а конца дистанции, напротив, видно не было. «Три-четыре, раз-два. Кто бежит? Наш Капрал. Что так медленно? Устал!»
Чертов кирпич, похоже, разделился наподобие амебы, и второй параллелепипед устремился к другой лопатке, бороздя отвратительными неровными углами по хребту.
