Скарлетт Сент-Клэр
Прикосновение зла
Глава V
Прикосновение древней магии
– Антоний, – произнес Аид вскоре после того, как они высадили Елену. – Пожалуйста, проследи за тем, чтобы леди Персефона в безопасности вернулась в «Неночь».
– Что?
Она едва успела произнести это слово, прежде чем Аид обхватил ее затылок и поцеловал. Он приоткрыл ее губы своими и проник языком внутрь. Низ ее живота напрягся от предвкушения, а мысли обратились от гнева матери к обещанию, что Аид дал в ванной Сивиллы. Она все еще ощущала боль от их незавершенного воссоединения и отчаянно желала потерять себя в нем сегодняшней ночью. Но вместо того чтобы принести ей облегчение, он отстранился, оставив ее губы ноющими и распухшими.
«Еще, Аид. Сейчас же», – хотелось ей закричать, потому что все ее тело разрывалось от желания.
И он это знал.
– Не печалься, моя дорогая. Сегодня ночью ты кончишь для меня.
Антоний прокашлялся и, похоже, тем самым пытался скрыть смех.
В следующую же секунду магия Аида всколыхнулась, оставив на память аромат пряностей и пепла, и он исчез.
Персефона шумно выдохнула, а потом встретилась взглядом с Антонием в зеркале заднего вида:
– Куда он отправился?
– Я не знаю, миледи, – ответил он, но она услышала, о чем он умолчал: «Даже если бы я знал, мне было велено доставить вас домой».
Персефона вдруг осознала, о чем спросит Гекату на их следующем занятии: как последовать за кем-то, когда он переносится.
Антоний высадил Персефону у входа в «Неночь». Несмотря на ужасный холод и потоки льда, падающие с неба, смертные по-прежнему стояли в очереди, отчаянно не желая упустить свой шанс увидеть одиозный клуб Аида изнутри. Когда она открыла дверь машины, ее встретил Меконнен – огр и один из Аидовых вышибал. Он раскрыл над ее головой зонтик и проводил до входа в клуб.
– Добрый вечер, Персефона, – поздоровался он.
Она улыбнулась:
– Здравствуй, Меконнен. Как у тебя дела?
– Отлично, – ответил он.
Богиня испытала облегчение от того, что он не стал комментировать погоду. Меконнен придержал перед ней дверь, и она вошла в клуб. Персефона спустилась по лестнице к танцполу, где толпились смертные и бессмертные. Она не всегда ходила через зал, предпочитая перенестись сразу, как только окажется внутри, но все больше старалась примириться с той властью, что принесла ей помолвка с Аидом.
А это значило, что этот клуб теперь принадлежит и ей.
Иногда она жалела, что не может пройти сквозь толпу невидимой, как Аид, наблюдая и слушая, без каких-либо помех, но богиня не думала, что эта сила окажется в числе ее способностей.
Персефона пересекла первый этаж «Неночи», миновав заполненные лаунж-зоны, бар с задней подсветкой, танцпол в углублении, где под красным светом лазера мелькали, пульсируя, тела. Она знала, что за ней наблюдают. Пусть они и не глазели открыто, но перешептывались, и, даже не зная, о чем они говорят, она догадывалась – здесь не было недостатка в слухах, в экспертах по языку тела, анализирующих каждое ее движение, в «близких друзьях», в подробностях рассказывающих о ее жизни в подземном царстве, о борьбе с горем, о планировании свадьбы. И хотя во всех этих разговорах была лишь ниточка правды, именно через них мир формировал о ней свое мнение.
Персефона знала, что слова одновременно объединяли и порождали вражду, но всегда считала, что будет стоять за сенсационной журналистикой, а не наоборот.
Сейчас она просто была благодарна, что к ней никто не подошел. Не то чтобы богиня всегда была против, но сегодня она доверяла людям еще меньше, чем обычно. Отчасти это было связано с утренним происшествием в кафе. И все же она знала, что одна из причин, почему люди держатся от нее на расстоянии, – это то, что ее охраняли. Адриан и Эцио, двое огров Аида, нанятых в качестве вышибал и охранников, прикрывали ее, следуя на расстоянии. Если к Персефоне кто-нибудь приближался, они сразу устремлялись к ней.
Хотя иногда даже они были не способны отпугнуть отчаявшихся смертных.
– Персефона! – позвал женский голос, едва слышимый из-за гула толпы. Персефона уже привыкла к тому, что люди выкрикивали ее имя, и все лучше справлялась с тем, чтобы не позволять им прерывать ее шаг, но женщина протолкнулась через людей и преградила богине путь, когда та дошла до лестницы.
– Персефона! – повторила ее имя темноволосая женщина, задыхаясь после погони. На ней было розовое платье, ее грудь тяжело вздымалась. Она протянула к ней руку. Персефона дернулась назад, и между ней и смертной женщиной вдруг возникли Адриан с Эцио.
– Персефона! – снова произнесла незнакомка. – Пожалуйста. Умоляю вас! Выслушайте меня!
– Пойдемте, миледи, – произнес Адриан, пока Эцио продолжал сохранять барьер между ней и женщиной.
– Одну минут, Адриан, – ответила она и положила ладонь на руку Эцио, вставая рядом с ним. – Вы просите моей помощи? – спросила она у женщины.
– Да! О Персефона…
– Она будущая жена и царица лорда Аида, – вмешался Адриан. – Вам следует обращаться к ней соответствующе.
Женщина распахнула глаза. Еще не так давно Персефона бы поморщилась, услышав слова огра, но теперь все реже и реже просила остальных называть ее по имени.
– О, простите, простите!
Персефона уже теряла терпение:
– Какова бы ни была ваша проблема, она, видимо, не так уж и важна, учитывая, что вы никак не можете перейти к сути.
Боги, она начала говорить, как Аид.
– Пожалуйста, миледи, молю вас. Я хочу заключить сделку с Аидом. Вы должны попросить его немедленно встретиться со мной.
Персефона стиснула зубы. Так женщина просила о помощи не ее саму – она хотела, чтобы Персефона попросила Аида. Богиня наклонила голову и прищурила глаза, пытаясь сдержать свой гнев.
– Возможно, я сама смогу вам помочь, – сказала богиня.
Женщина рассмеялась, словно ее предложение было бредовым. Честно говоря, такая реакция ее задела. Она понимала: смертная не знает, что Персефона богиня, но это еще раз напомнило ей о цене божественности.
Персефона поджала губы:
– Отказ от моей помощи – фактически отказ от помощи Аида.
Она снова зашагала вверх по лестнице, и женщина попыталась подскочить к ней, но Эцио расставил между ними руки, не дав незнакомке коснуться Персефоны.
– Пожалуйста, подождите, – в голосе женщине зазвучало отчаяние. – Я не хотела вас оскорбить. Просто… чем же вы мне поможете? Вы же смертная.
Персефона замерла, обернувшись к женщине:
– Если то, о чем вы просите, требует помощи бога, вам и вовсе не стоит об этом просить.
– Вам легко говорить, – со злостью возразила женщина. – Вы-то можете о чем угодно просить своего любовника-бога.
Персефона пронзила ее гневным взглядом. Эта женщина была такой же, как те, кто писал статьи и шептался о ней. Она создала собственную историю о жизни Персефоны. Она не знала, как богине пришлось умолять Аида о помощи, как он ей отказал, как она все испортила и заключила сделку с Аполлоном, когда стоило прекратить вмешиваться.
Она подняла взгляд на Эцио.
– Выведите ее отсюда, – сказала Персефона и продолжила свой путь с Адрианом.
– Подождите! Нет! Пожалуйста!
Мольбы женщины разрывали воздух в клубе подобно фейерверкам, и гудение толпы постепенно смолкло, пока они наблюдали, как Эцио вытаскивает женщину из клуба. Персефона проигнорировала внимание к себе, направившись в офис Аида. К тому времени, как она оказалась за позолоченными дверями, ее охватила досада. По боли в предплечье богиня поняла, что магия пыталась проявить себя физически – обычно в виде стеблей, листьев или цветов, прораставших из-под ее кожи.
Смертная пробудила в ней магию.
Богиня сделала вдох, чтобы подавить гнев, и болезненное покалывание постепенно сошло на нет.
«А каково все же мнение мира?»
Ее горькая мысль быстро переросла в нечто гораздо более болезненное, когда она осознала, почему так разозлилась. Женщина намеренно сказала ей, что Персефона не может предложить ничего ценного, кроме своей связи с Аидом.
Персефона и раньше боролась с ощущением, что она всего лишь предмет – то, чем владеет Аид. В статьях, где центральное место занимали их отношения, зачастую даже не называлось ее имя. Она была лишь «любовницей Аида» или просто «смертной».
Что нужно, чтобы верхний мир увидел в ней то же, что и подземное царство? Чтобы она стала равной Аиду.
Персефона вздохнула и перенеслась в рощу Гекаты, где обнаружила богиню борющейся с крошечным пушистым черным щенком, зубами вцепившимся в подол ее малиновой накидки.
– Нефели! Сейчас же отпусти меня! – крикнула Геката.
Щенок зарычал и потянул еще сильнее.
Персефона захихикала, тут же забыв про свою досаду. До чего же забавно наблюдать, как богиня колдовства хватается за свои юбки в попытке высвободиться из хватки маленького хрупкого существа.
– Персефона, ну не стой же! Спаси меня от этого… чудовища!
– Ох, Геката. – Персефона наклонилась к маленькому меховому шарику: – Какое же она чудовище?
Богиня весны подняла Нефели. У той были маленькие ушки, острый носик и выразительные – почти человеческие – глаза.
– Она злодейка! – Геката осмотрела свое платье – подол был усеян мелкими дырочками. Она уперлась руками в бедра и прищурилась: – И это после всего того, что я для нее сделала.
– Где ты ее нашла? – поинтересовалась Персефона.
– Я… – Геката замешкалась и опустила руки. – Я… ну… я сама ее создала.
Персефона сдвинула брови и уложила щенка на изгиб руки.
– Ты… ее создала?
– Все не так плохо, как звучит, – заметила Геката.
Но она не стала ничего объяснять, и тогда Персефона продолжила:
– Геката, пожалуйста, только не говори, что она была человеком.
Это было уже не впервые. Геката превратила в хорька ведьму по имени Гейл, которую теперь держала у себя в подземном царстве в качестве домашнего питомца.
– Ладно, тогда не буду, – ответила та.
– Геката, – пожурила Персефона. – Но почему? Потому что она тебя раздражала?
– Нет, нет, нет. Хотя… это спорный вопрос. Я превратила ее в собаку из-за ее горя.
– Из-за горя?
– Она выжила из ума, и я решила, что лучше ей быть собакой, чем потерявшей себя смертной.
Персефона открыла рот и тут же закрыла.
– Геката, нельзя превращать кого-то в собаку без его разрешения. Неудивительно, что она набросилась на твои юбки.
Богиня скрестила руки на груди:
– Она мне разрешила. Она смотрела на меня с земли и умоляла избавить ее от боли.
– Я уверена, она не имела в виду, что ты должна превратить ее в собаку.
Геката пожала плечами:
– Урок для всех смертных – когда умоляешь бога о помощи, выражайся яснее.
Персефона бросила на нее многозначительный взгляд.
– Кроме того, мне нужен новый грим.
– Грим?
– О да, – она ответила дьявольской усмешкой. – Это древняя традиция, которой я положила начало много веков назад. Прежде чем забрать жизнь смертного, я посылаю грима, что будет мучить его на протяжении нескольких недель – до самой его смерти.
– Но… откуда у тебя способность забирать жизнь, Геката?
– Я назначена их Судьбой, – пояснила она.
Персефона поежилась. Ей еще не доводилось стать свидетелем отмщения богини, но она знала, что Гекату называют леди Тартара из-за ее оригинального подхода к наказаниям, обычно включающим яд. Персефона могла лишь представить ад, через который проходил каждый смертный, причиной смерти которого становилась Геката.
– Но хватит уже обо мне да об этой дворняжке. Ты пришла навестить меня?
Вопрос Гекаты вызвал улыбку на лице Персефоны, когда та вспомнила причину, по которой искала богиню. Несмотря на свою прежнюю досаду, теперь она чувствовала больше разочарование, чем гнев.
– Я просто… подумала, не позаниматься ли нам?
Геката прищурила глаза:
– Может, я и не Аид, но я знаю, когда ты говоришь неправду. Так что давай – выкладывай.
Вздохнув, Персефона рассказала Гекате о женщине в клубе. Выслушав ее, богиня спросила:
– Что, по твоему мнению, ты могла предложить той женщине?
Персефона замешкалась.
– Я… не знаю, – призналась она. Она даже не знала, чего хотела та женщина – хотя догадывалась. Персефона довольно быстро осознала, что смертные редко просили о чем-то, кроме времени, здоровья, богатства и любви. Ничего из этого Персефона дать не могла, даже как богиня весны и тем более как богиня, которая только пыталась овладеть своими силами.
– Я вижу, куда ведут твои мысли, – сказала Геката. – Я не хотела заставить тебя почувствовать себя бессильной, но тем не менее ты ответила на мой вопрос.
Глаза Персефоны распахнулись:
– Каким образом?
– Ты думаешь, как смертная. «Что я вообще могу предложить?»
– А что я могу предложить, Геката? Увядшую розу? Солнце в холодный день?
– Ты насмехаешься над собой, а тем временем твоя мать терроризирует верхний мир снегом и льдом. Солнце – это именно то, что нужно миру смертных.
Персефона нахмурилась. Идея попытаться противостоять магии ее матери казалась ей безумной. И снова Геката ее остановила:
– И это говорит та, что использовала против Аида его же магию.
Персефона прищурилась:
– Геката, ты все это время скрывала, что можешь читать мои мысли?
– «Скрывать» – значит намеренно вводить в заблуждение, – пожала плечами Геката.
Персефона приподняла бровь.
– Но да, конечно же, я могу читать мысли, – ответила она, а потом, словно это все объясняло, добавила: – Я богиня и ведьма.
– Отлично, – Персефона закатила глаза.
– Не переживай. Я привыкла отключать эту способность, особенно когда ты думаешь об Аиде.
Богиня сморщила нос, и Персефона застонала.
– Я говорю это к тому, Персефона, что придет время, когда тебе больше не понадобятся эти переодевания в смертную.
Персефона скривила губы, но она и сама уже начинала задаваться вопросом, как долго сможет продолжать этот спектакль, особенно с учетом магии ее матери, разбушевавшейся в верхнем мире.
– Похвально, что ты хотела стать известной благодаря своей работе. Но ты нечто большее, чем просто Персефона-журналистка. Ты Персефона, богиня весны, будущая царица подземного царства. Ты способна предложить миру намного больше, чем просто слова.
Ей на ум пришли слова Лексы о том, что значит быть богиней: «Ты всегда готова бороться за то, во что веришь, но прежде всего ты борешься за людей».
Персефона глубоко вздохнула:
– И что же мне делать? Объявить миру о своей божественности?
– Ох, моя милая, не беспокойся о том, как о тебе узнает мир.
Персефона поежилась – в глубине души ей одновременно хотелось и не хотелось узнать, что имела в виду Геката.
– Идем, ты же хотела позаниматься.
Богиня уселась на траву и похлопала по земле рядом с собой. Персефона вздохнула, зная, что Геката собирается провести медитацию. Ей не нравилось медитировать, но так она училась вызывать свою магию, и хотя с каждым разом у нее получалось все лучше, наибольшего успеха ей удавалось достичь благодаря советам Аида.
Она заняла место рядом с Гекатой и отпустила Нефели погулять по лугу. Геката начала, попросив Персефону закрыть глаза. Она объясняла, как та должна представить свою магию – в виде колодца или пруда, из которого она в любой момент может зачерпнуть воды.
– Представь пруд – сверкающий, прохладный.
Проблема заключалась в том, что Персефона совершенно иначе видела свою магию – это была тьма, это была тень. Не прохладная, а огненная. Не спокойная, а яростная. Она так долго сидела взаперти, что одичала от свободы. Поднимаясь на поверхность, она пробивала, прогрызала себе путь, вызывая кровотечение. Она была полной противоположностью покоя – противоположностью медитации.
Сидя с закрытыми глазами, Персефона чувствовала шевеление магии вокруг – то была магия Гекаты – тяжелой и древней силы, испускавшей аромат хорошего вина, выдержанного и терпкого, и внушавшей ужас. Богиня весны резко распахнула глаза и увидела, что маленький пушистый щенок превратился в огромного адского пса. Собака теперь была не милым комочком меха, а свирепым чудовищем, глаза ее сверкали красным огнем, а зубы стали длинными и острыми. Она приоткрыла челюсти, с которых капала слюна, демонстрируя ее голод.
Нефели зарычала, и взгляд Персефоны тут же перескочил на Гекату, что зависла над своим новым гримом.
– Геката… – в высоком голосе Персефоны звучали предупреждающие нотки.
– Да, миледи?
– Не называй меня так! – рявкнула она. – Что ты делаешь?
– Занимаюсь с тобой.
– Это не занятие!
– Еще какое. Ты должна быть готова к неожиданностям. Не все является тем, чем кажется, Персефона.
– Это я уже поняла. Твоя собака вовсе не милашка.
Нефели зарычала, и от этого звука кровь стыла в жилах. Она двинулась на Персефону, словно хищник, загоняющий свою добычу, пригвоздив ее к земле.
– Она тебя оскорбила, моя радость? – спросила Геката поддразнивающим тоном.
Персефона бросила на богиню гневный взгляд за то, что та подбадривала собаку, которую только недавно хулила.
– Хочешь ее усмирить? Используй свою магию.
У Персефоны округлились глаза. Какую магию ей использовать, чтобы отозвать собаку?
– Геката…
Богиня вздохнула.
– Нефели!
Услышав звук своего имени, произнесенного Гекатой, собака поджала уши, и на короткий миг Персефоне показалось, что та собирается отозвать собаку.
Но вместо этого богиня колдовства крикнула:
– Фас!
Персефона широко распахнула глаза и в следующее же мгновение переместилась, приземлившись на траву возле Алеонийского океана. Она бывала там лишь однажды – в ту ночь, когда ушла из дворца Аида, чтобы прогуляться, и заблудилась. Богиня приподнялась на четвереньках, осознав, что оказалась в дюйме от падения со скалы. Дрожа всем телом, она села на траве, подтянув колени к груди. И сидела так довольно долго, позволив соленому ветру высушить слезы, что текли по ее щекам, и проигрывая в голове события на лугу.
Перемещение показалось ей единственным выходом, когда Геката начала отдавать приказы, и хотя сейчас она была в безопасности, у нее появилось ощущение, что она потерпела неудачу. Персефона не винила Гекату. Она знала, что та пыталась ее обучить. Ей нужно думать быстрее. Ей стоило насторожиться сразу, как только она почувствовала себя окруженной магией Гекаты. Но вместо этого она слишком расслабилась – настолько, что не воспринимала всерьез ее наставления.
Во второй раз она не совершит ту же ошибку, – потому что, очевидно, второго шанса у нее просто не будет.
Глава VI
Угроза
Персефона шагала по спальне вперед и назад.
Аид до сих пор не вернулся после того, как оставил ее в лимузине. И хотя ее пока не особо беспокоило его отсутствие, богиня нервничала из-за того, что ей придется спать без него. Каждый раз, стоило лишь ей увидеть их постель, ее охватывал ужас. По крайней мере, когда Аид был здесь, он охранял ее сон и будил во время кошмаров, если в них снова объявлялся Пирифой.
Богиня остановилась перед камином, и ее взгляд упал на графин с Аидовым виски. Она с любопытством приподняла его, всматриваясь в янтарную жидкость. Та поблескивала под стеклом, словно золотистый топаз. Однажды Персефона спросила Аида, почему тот предпочитает именно виски.
– Он полезен для здоровья, – ответил бог.
Она фыркнула.
– Это правда, – возразил он. – Он помогает мне успокоиться.
– Но ты же пьешь его постоянно, – заметила она.
Он пожал плечами:
– Мне нравится постоянно чувствовать себя расслабленным.
Если этот напиток помогал Аиду расслабиться, может, он поможет и ей.
Персефона вытащила пробку и отпила из бутылки. Виски оказался удивительно… сладким. С оттенками ванили и карамели – двух ингредиентов, которые были давно ей знакомы. Она сделала еще глоток, на этот раз ощутив пряный вкус, напоминавший запах Аида. Ей понравилось. Прижав бутылку к груди, она вышла из спальни и пошла на кухню. Там она включила свет, который показался ей слишком ярким после прогулки по темным коридорам дворца.
Кухня Милана становилась для нее все более знакомой, и, к ее удивлению, повар был рад разделить с ней это пространство – по большей части потому, что Персефона могла научить его современным рецептам. Он с особенным рвением изучал приготовление тортов.
– Знаешь, – однажды сказала Персефона, показывая ему, как декорировать сахарное печенье. – Я уверена, что в Асфоделе живет множество знаменитых поваров. Ты никогда не думал о том, чтобы привести их на свою кухню?
– У меня не было на то причин, – ответил Милан. – Милорд – человек привычки. Он ест одно и то же целую вечность – без желания разнообразить вкусы или ароматы.
Это было так похоже на Аида.
– Я уверена, он будет не против попробовать несколько новых блюд.
– Если предложение поступит из ваших уст, я не сомневаюсь, что он преклонится перед вашей волей.
Милан не ошибался. Персефона уже начинала осознавать, каким влиянием обладала. Ради нее Аид был готов пойти на что угодно.
Спалить ради нее весь мир.
Эти слова заставили ее содрогнуться, отозвавшись своей правдивостью глубоко внутри. И она спросила себя: пока снег и лед продолжает покрывать землю наверху, сдержит ли Аид свое слово?
Персефона вздохнула и сосредоточилась на своей задаче. Она решила, что кроме виски ей нужны шоколадные пирожные. Так что богиня принялась за работу, доставая ингредиенты, миски и мерные стаканы. Она растопила масло и смешала его с сахаром. Взбивание яиц доставляло ей особое удовольствие, и это было хорошо, потому что она не хотела, чтобы ее отчаяние отразилось на тесте – перестаравшись, она бы не получила нужной текстуры пирожных. После яиц она добавила ваниль, муку и какао-порошок. Когда смесь была готова, она вылила ее на противень и разровняла ее ложкой, а потом слизнула с нее тесто, чтобы попробовать.
– Ммм, – вздохнула она, ощутив на языке тепло и сладость.
– Вкусно? – голос Аида раздался даже раньше, чем он сам появился позади нее. Персефона повернула к нему голову – и сразу ощутила его дыхание на своей щеке.
– Божественно.
Она развернулась к нему и пальцем собрала с ложки тесто.
– Попробуй, – прошептала она, поднеся пальцы к его губам.
Ей не пришлось его уговаривать – Аид скользнул языком по ее пальцу и слизал остатки теста. Отпустив ее, бог издал грудной стон, а потом произнес низким голосом:
– Восхитительно. Но я уже пробовал божественный вкус, и для меня нет ничего слаще.
От его слов у нее внутри все напряглось, и пространство между ними будто уменьшилось. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, едва сдерживаясь от разгорающегося пламени между ними, пока Персефона не отвернулась, чтобы вернуть ложку в миску.
– Где ты был? – спросила она, поднимая противень с пирожными и ставя его в духовку. Ее лицо обдало жаром, когда она открыла дверцу.
– У меня были дела, – уклончиво, как и всегда, ответил Аид.
Персефона хлопнула дверцей духовки и повернулась к нему:
– Дела? В такой час?
Она не знала точно, который сейчас час, но наверняка было раннее утро.
Бог ответил ей сулящей опасность улыбкой и наклонил голову набок:
– Я заключаю сделки с чудовищами, Персефона. – Он взглянул на миску на столе: – А ты, по всей видимости, что-то печешь.
Богиня нахмурилась.
– Не можешь уснуть? – спросил он.
– Я даже не пыталась.
На этот раз пришел черед Аида свести брови, а потом он переместил взгляд:
– Это мой виски?
Персефона проследила за его взглядом до стола, на котором она оставила хрустальный графин.
– Был, – ответила она.
Ладонь Аида легла ей на подбородок и заставила повернуться к нему лицом. Он прижался к ее губам своими – сначала легким поцелуем, потом более глубоким – и придвинулся ближе, чтобы сократить расстояние между ними.
– Как же я тебя хочу, – выдохнул он, скользя руками по ее телу. Одна его ладонь обхватила ее ягодицу, а другая сжала шелк ее халата, чтобы сквозь ткань коснуться ее влажного лона. Персефона застонала, вцепившись пальцами в его рубашку, в то время как внизу ее живота разгорался огонь. Каждая частичка ее тела стала чувствительной и ныла в ожидании его прикосновений.
Аид прервал поцелуй, и Персефона зашипела, когда он прижался к ее теплому телу своим набухшим членом.
– Давай поиграем, – предложил он.
– Я уже наигралась за этот вечер, – едва дыша, ответила богиня.
– Всего одну игру. – Бог поцеловал ее в щеку и потянулся к покрытой тестом ложке, которую она бросила в миску.
Она нахмурила брови, с любопытством наблюдая за ним.
– Я никогда не… – Он провел задней стороной ложки по ее груди. Тесто было холодным, и она поежилась.
– Аид…
– Тсс, – он усмехнулся и провел ложкой по ее губам. Она попыталась слизнуть тесто. – Замри.
Персефона застыла, глядя в его пылающие глаза.
– Это для меня.
Она тяжело сглотнула.
– Я никогда не хотел никого, кроме тебя.
– Никогда? Даже до того, как узнал о моем существовании? – недоверчиво спросила она.
– Да. – Он облизнул ее губы, прежде чем раскрыть их. Его поцелуй был на вкус как сливочная помадка и виски, а еще от него пахло пряностями – с нотами гвоздики, герани и дерева. Его губы скользнули с ее распухших губ к подбородку. – До тебя мне было знакомо лишь одиночество, даже в залах, полных людей, – лишь боль, острая, холодная и постоянная, и я отчаянно желал заполнить эту пустоту.
– А теперь? – выдохнула она.
Аид хохотнул:
– А теперь я горю желанием заполнить тебя.
Его язык спустился ниже – он слизнул тесто с ее кожи, и его ладони легли на ее грудь, пальцами дразня соски сквозь ткань ночной сорочки. Персефона охнула, и ее пальцы нащупали пуговицы на его рубашке. Но у Аида были другие планы – он поднял ее и усадил на край барной стойки, а сам устроился у нее между ног. Он был так близко, что она не могла продолжить его раздевать.
– Расскажи мне, что произошло сегодня вечером. – Он провел ладонями по внутренней стороне ее бедер, дразня прикосновениями. Богиня чувствовала себя такой неуютно пустой.
– Я не хочу говорить о сегодняшнем вечере, – ответила она, потянувшись к его запястью, чтобы направить его внутрь себя.
– Зато я хочу. – Он продолжил обводить круги, от чего у богини по спине пробежала восхитительная дрожь, подобная легкому электрическому разряду. – Ты была расстроена.
– Я чувствую себя… дурой.
– Это не так. – Его палец скользнул внутрь. Рука Аида не позволила ей запрокинуть голову назад, заставив ее посмотреть ему в глаза. – Расскажи мне.
– Я заревновала, – выдавила она сквозь стиснутые зубы, разрываемая ужасным чувством – таким же сильным, каким было удовольствие, что он ей доставлял. – Что у тебя было столько всего со столькими женщинами до меня. Я знаю, что ты ничего не можешь с этим поделать, что ты живешь уже так давно… но я…
Персефона не договорила, отдавшись ощущениям – волна удовольствия накрыла ее, лишив дара речи. Ей едва удавалось дышать, и Аид усиливал эти чувства, по спирали погружая пальцы еще глубже, а большим пальцем слегка поглаживая клитор.
– Я предпочел бы, чтобы ты была со мной с самого начала, – голос Аида звучал низко, дразняще, чувственно. – Но мойры жестоки.
– Я стала твоим наказанием, – ответила она.
– Нет, ты удовольствие. Мое удовольствие.
Он снова поцеловал ее в губы, продолжая ласкать ее пальцами, и их дыхание перемешалось, становясь все быстрее, пока Аид не прижал ладонь к ее груди и не уложил богиню на спину.
Он посмотрел на нее сверху вниз:
– Сейчас и всегда.
Наклонившись, он раздвинул ее ноги еще шире и прикоснулся языком к ее ноющей сердцевине. Персефона выгнулась дугой на гранитной стойке. Его пальцы и язык задвигались быстрее, приближая ее оргазм с каждым томным стоном, но прежде чем она успела кончить, Аид остановился, выпрямился и спустил ее с барной стойки.
– Что ты делаешь? – спросила она, когда ее ноги коснулись пола. В его взгляде промелькнуло что-то темное, одновременно эротичное и жестокое, и Персефоне захотелось бросить этому вызов, воплотить в жизнь.
– Когда я закончу, в следующий раз, играя в эту чертову игру, ты так напьешься, что мне придется нести тебя домой на руках.
– И что? Ты намереваешься отыметь меня всеми теми способами, которыми не имел до этого вечера?
Бог рассмеялся:
– Вообще-то уже утро.
– И мне скоро на работу.
– Какая жалость. – Он развернул ее к себе спиной, положил ладонь ей на шею и подтолкнул вперед, пока ее лицо не коснулось гранитной столешницы. Коленом развел ее ноги в стороны и вошел сзади, погрузившись глубоко внутрь. Ладонь, что лежала у нее на шее, скользнула к ее рту. Она обхватила губами его пальцы, ощутив на его коже вкус собственной влаги.
Персефона ухватилась за края стойки, чувствуя толчки Аида. Но, едва начав, он вдруг вновь спустил ее со стойки. Стон вырвался у нее из груди, когда его член задвигался по другому, более чувствительному месту, а сама богиня спиной прижалась к его груди.
– Я не забыл про твое заявление, – прохрипел он ей в ухо. Он имел в виду заявление Персефоны о том, что она имитировала оргазм.
– Я солгала, – простонала она, заерзав перед ним, но Аид не сдвинулся ни на миллиметр.
– Я знаю. – Его зубы коснулись ее плеча. – И собираюсь отбить у тебя охоту лгать об этом. Я отымею тебя так, что ты будешь просить о пощаде – снова и снова, так что, когда ты, наконец, кончишь, не сможешь вспомнить даже собственное имя.
Обещание в его голосе привело ее в восторг.
– Ты думаешь, что сможешь остановиться? – спросила она. – Лишить себя удовольствия от моего оргазма?
Аид усмехнулся:
– Если это значит услышать, как ты умоляешь меня, дорогая, то да.
Бог запрокинул ей голову и прижался к ее губам жадным поцелуем. Он переплел свой язык с ее языком, раскрыв ее рот так широко, что у нее заныла челюсть. Персефона не могла даже поцеловать его в ответ. Он отпустил ее лишь для того, чтобы повернуть, приподнять ей ногу и снова войти. Этот угол позволил ему остаться достаточно близко, и он снова накрыл ее губы своими в таком властном поцелуе, что она не могла сделать вдох. Потом Аид оторвался от ее губ только для того, чтобы покрыть ее шею поцелуями и легкими покусываниями, – он намеренно оставлял синяки на ее чувствительной коже. Когда богиня устала сдерживаться, он прижал ее к стене, погружаясь в нее все мощнее и быстрее.
Она смотрела ему в лицо диким расфокусированным взглядом, – кожа Аида покрылась капельками пота, – потом единственным, на чем она могла сосредоточиться, было ощущение его тела и удовольствия, которое он ей доставлял.
– Я люблю тебя, – произнес он. – И всегда любил только тебя.
– Я знаю, – прошептала она.
– Правда? – спросил он сквозь зубы, но не от гнева – его напряжение достигло пика, вены на шее вздулись, лицо покраснело.
– Я знаю, – ответила она. – Я люблю тебя. Я просто хочу все – хочу больше, хочу всего тебя.
– И у тебя это есть, – пообещал он и снова поцеловал ее. Их тела стали скользкими и липкими. Одна его ладонь уперлась в стену позади нее, а вторая так сильно сжала ее ягодицу, что непременно должна была оставить синяки. Грудь Персефоны словно стянуло от воздуха, что она не могла выдохнуть.
Аид вдруг, выругавшись, оторвался от богини, прикусив зубами ее губы. Из ее груди вырвался стон отчаяния. Он и правда собирался подвергнуть ее пыткам. Но потом он полностью отстранился, поставил ее на ноги и поправил их одежду. В следующее мгновение на кухне появился Гермес.
