Софи Баунт
Укротить дьявола
– Он смотрит на нее с такой надеждой…
Лео поднимается на ноги, целует мать в лоб и собирается уходить. Я рассматриваю его – безбожно красивого демона, в радужках которого шепчет таинственный лес. Я хорошо помню этот взгляд. И запах. Древесно-шоколадный… с нотами кофе, ведь Лео пьет его миллион раз за день.
Проклятие!
Отворачиваюсь от окна и шепчу:
– Не хочу его видеть.
– Врешь.
– Он бросил меня! – кричу я. – Просто взял и исчез, оставив дурацкое письмо. Он гребаный мерзавец!
– Так и скажешь ему, – ухмыляется Виктор. – Я не говорю тебе кидаться Лео в объятия, а хочу, чтобы вы пообщались. Да хоть поругались! Можешь плюнуть в него, если разговаривать не хочешь. Тебе станет легче. Идем.
Шестирко тянет меня следом за запястье.
– Единственное, что я мечтаю сделать – застрелить его, – рычу и хватаюсь за кобуру на поясе Виктора.
Он смеется, пряча оружие под пальто.
Насколько я знаю, пистолет Виктор держит наготове: можно вынуть, нажать на курок и украсить кого-нибудь дыркой во лбу. А вот мой карманный пистолет лежит дома разряженным. Его мне тоже подарил Виктор. Для самообороны. Меня уже пытались убить родственники Лео. Я вынуждена защищаться.
Что может быть прекраснее, чем встречаться с парнем из мафиозной семьи? В любой момент тебя могут пристрелить. Потрясающе!
Мы останавливаемся перед палатой в другом корпусе. Над дверью тикают часы. Я нарочно вслушиваюсь, чтобы остановить бешеный водоворот мыслей в голове, которые верещат, что Лео не заслуживает видеть меня. Возможно, он заботился обо мне, когда ушел, – боялся навредить, испортить мою жизнь, но Лео не имел права решать подобные вещи сам.
Тик… так… тик… так…
Мечтаю разбить часы и остановить время. Оно чересчур жестоко ко мне. Или это я такая эгоистка? Не умею им пользоваться и жду поблажек. Но мне нужно еще подумать… я не готова… видеть Лео: слишком больно!
Дрожащими пальцами обхватываю ручку двери.
– Постучишь, когда закончите, что бы вы там ни делали, – усмехается Виктор.
– В смысле? Ты запрешь дверь?
– Еще как запру, – обещает он, подмигивая бровями. – И повешу цепь. Все будет проделано на высшем уровне, солнышко.
– С тебя станется такое устроить, – вздыхаю я и захожу в палату.
* * *
Лео стоит у окна, упираясь в подоконник и постукивая пальцами.
Когда я закрываю дверь, он медленно поворачивается и раздраженно врезается в меня взглядом малахитовых глаз, ведь адвокат ожидал увидеть совсем другого человека – медсестру, которая пригласила его сюда по важному вопросу и испарилась.
Однако видит он меня.
Хотела бы я сказать, что он обрадовался или хотя бы разозлился, но нет. Лео смотрит безразлично. Его взгляд пронзает насквозь, словно ледяной кинжал, и я сама ошарашенно молчу, чувствую, как меня затягивает в пропасть, откуда нет пути назад.
Лео не изменился.
Все так же прекрасен и понижает людям самооценку одним своим лицом. Красота его кажется устрашающей… он выглядит, как нечто опасное и таинственное. Возможно, из-за того, что всегда равнодушен и молчалив.
Жесткие губы. Острые скулы. Густые брови. Каштановые волосы зачесаны к затылку. Черное пальто распахнуто, и я вижу под ним ониксовый костюм – подобная внешность могла бы принадлежать самой ночи. Лео не носит другие цвета.
У него взгляд пантеры на охоте и легкая щетина, которая никогда его не портит, а подчеркивает точеную линию подбородка.
Пораженная нашей новой встречей, я замираю. Неподвижная. Испуганная. Немая. Маленькая птичка, упавшая в гнездо ястреба и устремившая свои разноцветные глаза в его зеленые, ожидая приговора.
Я помню день, когда мы столкнулись в суде. Случайно. Я подняла голову и была проклята следовать за ним, пока небеса не упадут человечеству на голову. С той секунды мое сердце больше не признавало пустоты. С той секунды я себе не принадлежала. Кричала, что терпеть не могу этого человека, но готова была бежать за ним на край галактики, с каждым днем все больше охваченная его чарами, неспособная бороться с чувствами…
– Лео, – шепчу я.
Он подходит ближе.
Малахитовые глаза наблюдают за мной. Внимательно. Кажется, я вот-вот потеряю сознание. Он ничего не произносит, но впервые за полгода я чувствую, что снова дышу полной грудью и захлебываюсь с непривычки.
– Скажи что-нибудь, – прошу я, и мужчина вздергивает брови. – Не молчи.
– Что сказать?
Он делает шаг навстречу, и я ощущаю его дыхание на лице. Слишком близко. Слишком.
– Я… не знаю, – начинаю лить слезы, горло сжимается. Ненавижу себя за это! – Ты… как ты мог, я не… я…
Язык отсыхает. Лео касается горячими пальцами моей скулы, вытирает слезы, обжигая щеку сильнее, чем раскаленное железо.
– Простите, но я тоже не понимаю, – шепчет он. – Если скажете, что случилось, я вам помогу. Только не плачьте.
– Что? – хриплю я, широко раскрывая глаза. – Почему ты так говоришь?
– Вы, наверное, пациентка, – качает он головой и берет меня за руку, которая кажется слабой и маленькой по сравнению с его ладонью. – Какая у вас палата? Я проведу.
Пациентка?
О чем он?
Я вырываю ладонь и отшатываюсь.
По венам окончательно пускается расплавленное олово.
– Ты издеваешься?!
– Успокойтесь, – низким бархатным голосом просит Лео и слегка встряхивает меня за плечи. – Если не хотите в палату, хорошо. Тогда объясните, что происходит? Я не экстрасенс.
– Подожди… ты… не знаешь меня?
– Никогда не видел, – пожимает он плечами.
– Не смешно! – восклицаю я, вцепляясь в пальто этой ледяной скалы. – Прекрати сейчас же!
– Возможно, мы были знакомы, – настороженно кивает он. – Однако… недавно со мной кое-что случилось, и я забыл часть своей жизни. Наверное, и вас тоже. Напомните, где мы познакомились. Здесь?
Я отступаю, путаясь в собственных ногах. В итоге – спотыкаюсь, падаю.
Лео ловит меня: хватает за талию и притягивает к себе. Я упираюсь в широкую грудь, ощущаю движение крепких мускулов и жар сильного тела. От прикосновений Лео мои щеки вновь вспыхивают. Дыхание мужчины тоже прерывается. Исчезают все звуки, кроме ударов его сердца. Внутри меня трещат электрические волны: они проносятся от макушки до пяток со скоростью света.
Голова кружится.
Я стараюсь не поднимать взгляда на этого человека, он чересчур красив, чтобы спокойно на него смотреть. Вдохнув запах его кожи, я не сдерживаюсь. Наши глаза на секунду встречаются. Осознаю, что во взгляде Лео есть интерес, но он взаправду исследует меня, как человека, которого первый раз в жизни видит. Оценивает. Всматривается в черты лица, детали внешности. Возможно, пытается вспомнить?
Бред!
Какая чушь!
Он не мог потерять память, что за сказки?
– Аккуратнее, – говорит Лео и отстраняется. – Если разобьете голову при падении, ваше убийство повесят на меня.
Он сопровождает слова легким смешком.
– Ты меня не знаешь? – переспрашиваю. – Как ты можешь меня не знать? Такого быть не может!
Лео закатывает глаза, будто ему приходится разговаривать со слабоумной, затем разворачивается и на прощание произносит:
– Повторяю. Я не знаю, кто вы. Во имя вашего же блага: держитесь от меня подальше. Когда на горизонте шторм, корабль нужно разворачивать, иначе есть вероятность затонуть. Будьте благоразумны. Наше общение неуместно.
Зеленые глаза вспыхивают, и до меня доходит смысл выражения «сожрать взглядом».
Я в ужасе осознаю, что это не шутка.
Лео меня не помнит…
Глава 3
Дыры в памяти…
– Какого черта? – без эмоций выговаривает Лео, дергая дверную ручку.
Я молчу. Мысленно ненавижу и благодарю Виктора, что он взаправду нас запер. Слишком уж много нужно выяснить. И поскорее! Мозги трескаются, как почва при землетрясении, и породило этот катаклизм осознание, что Лео умудрился лишиться памяти.
Подумать только!
Меня словно ударом гигантского метеорита раскололо натрое. Одна часть кричит: «Лео меня не предавал, он не виноват!», вторая: «Я все еще его ненавижу!», а третья: «Что, мать вашу, происходит?!».
– Как ты потерял память? – восклицаю, когда Лео начинает бесцельно бродить по комнате. – Когда это случилось?
Адвокат останавливается и окидывает меня изучающим взглядом. Он искусно контролирует эмоции. Специфика деятельности. Да и рос он в семье, где самое горячее проявление чувств – кивок головой и призрачная улыбка. Однако я знаю, что под этой маской Лео кипит от гнева и хочет выяснить, какой идиот додумался закрыть дверь.
Услышав вопрос, Лео щурится и делает шаг навстречу.
Он на голову выше. Я поднимаю глаза, чтобы заглянуть в лицо этого мрачного человека, и он замирает надо мной, точно мраморная статуя. Никто на свете не умеет так замирать. Иногда кажется, что Лео и впрямь не человек. Ему бы желтые глаза Виктора в придачу к черному костюму – и вылитый Люцифер.
Дьявол, которому я когда-то отдала душу…
– Кто ты? – равнодушно интересуется Лео. – Как зовут?
Отвечаю не сразу. Стою, рассматривая сдвинутые к переносице коричневые брови, сжатые губы, смуглую кожу… главное, не смотреть в глаза… Лео возвышается прямо надо мной. И ладони предательски потеют. Раздумываю, не сбежать ли самой? Пока не ляпнула какую-нибудь чушь или не начала рыдать. Рядом с Лео я превращаюсь в умственно отсталую.
А куда я бежать-то собралась? Дверь заперта. В окно выпрыгну?
Ладно, придется импровизировать, ибо я не готова рассказывать Лео, кем являюсь, до разговора с Виктором. Если он знал, что адвокат потерял память, и не сказал мне… ох, да я сама так врежу Шестирко по затылку, что алфавит забудет!
– Эмилия, – бормочу, опуская голову. – Лисовская…
Лео сжимает пальцами мой подбородок и заставляет взглянуть в его малахитовые глаза.
– И кто мы друг другу?
У меня пересыхает в горле.
– Я…
– Мы спали?
Чувствую, как краснеют щеки, и отстраняюсь. Яростным взглядом передаю, что прикасаться ко мне он не смеет. Если я ему никто – это наглость!
– У нас была случайная ночь? – допытывается Лео с выражением лица человека, вспоминающего математическую теорему.
– Случайная?! – Мой голос надрывается.
Ладони чешутся от жажды придушить эту сволочь! До встречи со мной Лео не спал с одной девушкой дважды. Это я помню. Человек, у которого миллион тайн, не мог себе позволить отношения, и конечно, он решил, что я из тех, с кем у него была ночь на один раз? Да я его прибью!
– Прости, – устало выдыхает Лео. – Но я ни с кем не встречаюсь. Если мы…
– Нет! – пищу я громче, чем хотела. Скрещиваю руки на груди и цежу: – Мы с тобой не спали. Я не та, о ком ты подумал. Такие, как ты, не в моем вкусе, ясно?
– Такие, как я? – усмехается Лео. – Это какие?
– Самовлюбленные сволочи, – фыркаю я.
Адвокат сдерживает улыбку.
– Тогда что между нами было? Ты смотришь так… будто мы спали. Уж извини мою извращенную интуицию и недостаток знаний физиогномики.
– Нормально я смотрю! – полыхаю я от злости и отвечаю черной пуговице на его пальто: – Мы… дружили.
– Дружили? – вскидывает бровь Лео. – Я дружил с маленькой девочкой? И что я с тобой делал? Пеленал?
Я открываю рот.
Боже, я хочу ему врезать! Начинаю вспоминать, как он меня раздражал и почему я называла его Шакалом. Видя его саркастичное, ехидное лицо, когда он шутливо издевается надо мной, – других кличек на ум не приходит.
Гребаный Шакал!
Лео доведет до пены у рта кого угодно, если пожелает.
Он действительно старше на девять лет. Но это не настолько много, чтобы разглядывать меня с таким удивлением, словно он родился в эпоху сотворения мира, а я хожу в детский сад.
– Нет, сначала я едва не отправила тебя за решетку, потом передумала, но ты и без меня прекрасно справился, – бурчу я, а затем громко возмущаюсь: – Почему ты свободно разгуливаешь? Тебя обвинили в серийных убийствах!
Лео настораживается, еще пристальнее разглядывает меня с ног до головы, что очень заметно, ведь стоит он вплотную. Сколько бы шагов назад я ни сделала, адвокат сокращает дистанцию. Не знаю зачем. Какой-то прием манипуляции?
– Арест заменили на подписку о невыезде. Против меня нет нормальных улик, чтобы держать в тюрьме. И о чем ты? Как бы ты отправила меня за решетку?
– Скажу, если объяснишь, что случилось, – едко парирую я. – Как ты потерял память?
– Долгая история, – сухо отвечает Лео.
– Я не тороплюсь!
– Слушай, у меня нет времени разбираться с тобой, – густым низким голосом отвечает адвокат.
– А куда спешишь?
Лео впадает в секундное замешательство.
– Дорогая, а это не ты дверь заперла? – не отводя загадочно блестящих глаз, шелестит он над моим ухом. – Девушки способны на удивительные вещи, когда дело касается мужчин.
Я игнорирую его выпады. По коже растекается его теплое дыхание, разжигая внутри пожар, который я с трудом тушила долгие месяцы.
Проклятый Лео!
– Возможно, мафиозная семейка и обеспечила тебе пребывание не в тюрьме, но ведь работать ты не можешь… да и разгуливать по городу тоже, верно? И куда же ты торопишься?
Лео закатывает глаза, разворачивается и уходит стучать кулаком в дверь. Никто не открывает. Он опять закатывает глаза. Начинает копаться во внутренних карманах пальто. Я замечаю пистолет. Что ж, у Виктора оружие не отобрала… может, отобрать у Лео? И пристрелить!
Не знаю, почему злюсь больше: потому что не смогу предъявить Лео, какая он сволочь, что исчез на полгода или что кто-то отшиб ему память? Теперь мне некому все это высказать. А я полгода готовила речь, между прочим!
Если Лео потерял память, то понятно, почему он пропал. Но как это случилось?
Пока выворачиваю наизнанку свой мозг, Лео достает отмычку и спешит вскрыть замок. Я расстегиваю плащ. Открываю окно. В палате душно. Мне срочно нужно больше кислорода.
– Не знала, что ты умеешь вскрывать замки, – бормочу я, глядя в окно и хватая губами осенний воздух.
Последнее время, когда нервничаю, начинаю задыхаться.
– Не умею, – чарующе улыбается Лео, но, заметив мое состояние, продолжает хмуро: – Воровство и взломы… не по моей части, но я тороплюсь, так что учусь на ходу. Тебе плохо?
– Да, по твоей части раскидываться пулями, защищать в суде убийц и работать на пришизнутое тайное общество.
На секунду Лео цепенеет: перестает насиловать замочную скважину. Смотрит на ручку. Будто она вдруг превратилась в скорпиона. А потом резко оказывается рядом, прижимает меня к подоконнику и перекрывает руками пути к отступлению.
– Что ты делаешь? – пугаюсь я.
Его лицо совсем близко. Каштановые пряди дрожат от сквозняка. Мы дышим одним воздухом, и у меня отказывают ноги. Я потихоньку сползаю на пол, но Лео обхватывает мою талию. Сажает меня на подоконник. Затем сильнее распахивает окно.
Я до того поражена его нахальством, что перестаю соображать.
– Что делаю? – не моргая произносит он. – Не знаю… смотрю на тебя.
Его взгляд пробегает по моей шее.
– И… – стараюсь взять себя в руки. – Что видишь?
– Девочку, которая чересчур много болтает. – Он рассматривает мой кулон с фениксом. – Откуда ты знаешь о тайном обществе?
– У тебя плохо с памятью? Я только что… – осекаюсь и издаю истеричный смешок. – Ах да, точно… старческое слабоумие.
– Шутить вздумала?
Лео обхватывает мои руки, когда я стараюсь уползти в сторону.
– Не твое дело, откуда я знаю!
– Говори, – холодно требует он, сжимая мои запястья.
– Заставь, – шиплю в его лицо.
– Ты всегда такая наглая? – смеется он. – Удивительное создание.
– Я? Ты меня – незнакомого человека – к окну придавил, а наглая здесь я?
Лео ухмыляется и напирает сильнее. Мой затылок прилипает к прохладному стеклу, так что дальше отодвигаться некуда, и я вдыхаю дурманящий аромат кожи Лео, чувствую тепло его дыхания на губах. Этот проклятый запах леса. И шоколада. Кофе.
Мужчина внимательно изучает меня, продолжая удерживать.
– Ты же сказала, что мы друзья, – таинственно улыбается он.
– Но ты этого не помнишь! Для тебя я незнакомка, а значит, не смей ко мне прикасаться! Ведешь себя как маньяк.
– А я и есть маньяк, – подмигивает он. – Разве новости по телевизору когда-нибудь лгут?
Лео произносит каждое слово низким голосом и предельно медленно. Хочет смутить? Чтобы я волновалась и не следила за языком? Подавится! Со мной эти фокусы не пройдут. Конечно, он привык, что с его внешностью достаточно подмигнуть, и любая девушка растекается у ног, готовая тотчас прыгнуть в постель. И… О! Боже! Мой! У меня самой внизу живота все узлом стягивается, а кровь бешено несется по венам.
Довольно!
Я толкаю Лео в грудь.
Он даже с места не сдвигается, но хмыкает и делает два шага назад, снова превращается в ледяное изваяние, от него прямо веет зимней стужей.
– Прости, – вдруг говорит он. – Больше к тебе не прикоснусь.
– Прекрасно! Спасибо! – насупливаюсь я, чувствуя, как все внутри трещит, поэтому стараюсь быстрее перевести тему: – Ты помнишь, что Ева жива?
Лео наклоняет голову влево, поправляет рукав пальто.
– А ты какое отношение к ней имеешь?
– Ты узнал, что она жива, благодаря мне!
– Я помню иначе, – пожимает он плечами.
– И как же?
– Это семейные дела. – Он обводит взглядом комнату.
– То есть ты помнишь абсолютно все, кроме меня? – ужасаюсь я.
– Нет, я не помню лишь… – Он делает вид, что задумался, а потом усмехается: – Мелкие моменты.
Мелкие, вроде меня?
Вот сволочь!
– Пожар в резиденции ты помнишь?
– Пожар? – удивляется он.
Я моргаю. Да как такое возможно? Он не помнит все, что связано со мной, но при этом помнит сестру, которую всю жизнь считал мертвой?
– Как. Ты. Потерял. Память? – рычу я. – Говори!
– Хорошего дня, – небрежно кивает Лео и открывает дверь.
Все-таки умудрился взломать замок? Гребаный вундеркинд криминального мира, честное слово!
– Ты прикрываешь сестру? – кричу вслед. – Это она совершает убийства?
Лео останавливается в дверном проеме. Сердце спотыкается, когда мужчина переводит на меня взгляд. В его зеленых глазах что-то загорается. Я осознаю, что он смотрит на кулон с фениксом.
– Я не знаю, где Ева, – тихо отвечает Лео. – Она исчезла.
Слова звучат с горечью.
– Но если это она, то…
– Хорошего вам дня, – говорит адвокат, – странная девочка по имени Эмилия.
И уходит.
Серьезно?!
– О, после разговора с тобой этот день будет просто великолепен, спасибо! – гаркаю вслед.
Около минуты я в ярости таращусь на пустой дверной проем, а затем хватаю миску с фруктами и запускаю в стену. Яблоки, груши, персики, стекло – все разлетается по комнате.
Невероятно! Он просто взял и ушел! Если бы я потеряла память, то хотя бы выслушивала людей, которые говорят, что меня знают.
Или нет?
Пульс скачет галопом. Я вздыхаю. Ладно. Наверное, он прав, что не верит каждому встречному. У него много врагов. Кто угодно может явиться и убеждать, что был близким другом. Лео и так никому не доверяет, а теперь и вовсе закрылся от мира.
Я подбираю яблоки, ищу осколки и одновременно пытаюсь осознать, как мне реагировать на амнезию Лео. Меня не бросили. Меня забыли… Не знаю, что хуже.
И как быть?
Найти его опять и рассказать, кто я на самом деле? Или вселенная дает мне шанс забыть Лео? Я мечтала избавиться от мыслей о нем с тех пор, как вернулась в город, но…
Что с ним произошло?
Я выглядываю в окно. Лео выходит на парковку, садится в «Лексус» и… А это еще кто? Девушка? Выглядит так, словно выползла из каталога Victoria’s Secret. Я ее не знаю. И мне это не нравится. Почему она сидит у Лео в машине? Я никогда не видела, чтобы Лео возил с собой клиентов. Значит, она кем-то ему приходится.
Да что происходит?
Клянусь, мне хочется выбить окно и отпинать этого мерзавца!
Я понимаю, что он не сам себе память отшиб (надеюсь), но злости меньше не становится. Я полгода переживала, гадала, куда он пропал. Ночами не спала. Рыдала. А он все время был в городе? Еще и в компании подозрительных девушек… черт, кто она?
Поджимая губы, я забираюсь на подоконник и вижу, что девушка в машине нежно улыбается Лео (удивительно, какие вещи человек способен разглядеть в бешенстве), склоняясь неприлично близко, она заботливо убирает нитку с плеча мужчины. Сердце падает куда-то в желудок, и я не сразу осознаю, что со всей силы ударяю кулаком по стеклу.
Оно трескается.
Я отшатываюсь и падаю на пол.
Из внутреннего кармана плаща вылетает раскладной нож – очередной подарок Виктора, и я тороплюсь спрятать его, но когда два дюжих санитара влетают в комнату на шум, то видят разбитое окно, осколки миски, разбросанные фрукты, мою ладонь в крови и то, как я ползу по полу за ножом…
Парни хватают меня под руки.
– Нет! – вскрикиваю. – Все не так, как вы…
Договорить не успеваю – мне что-то вкалывают, и я отключаюсь.
Глава 4
Как я стала пациентом дурки…
– Уже утро? – сонно бормочу я.
– Ночь, малышка, – отзывается хриплый незнакомый голос. – Десять вечера.
– Ну так свалите, – шиплю в подушку.
Только спустя минуту я осознаю, что подушка не моя. Глаза открыты, однако я не сразу понимаю, где нахожусь. И с кем говорю? Кого послала?
Так…
Моргаю, смахивая остатки сна, постепенно прихожу в себя, но сохраняется впечатление, что я вплываю в комнату из другого мира.
Черт, я на больничной койке в клинике!
– Гляньте, проснулась! – бодро восклицает Виктор, мешая карты. Он играет в покер с мужчиной на соседней койке. – Мы уж думали, до утра спать будешь. Что-нибудь снилось? Ты так ворочалась… Я переживал. Хотел силой будить.
– Мне снилось, что я ведьма, которую сжигают на костре, – бурчу, – но предпочту всю жизнь смотреть этот сон, лишь бы не просыпаться.
– Да брось. Что у вас там случилось с Лео? Он меня едва взглядом не испепелил, когда увидел.
– Он тебя помнит?
– В каком смысле? – задумывается Виктор.
Ага. Значит, Шестирко не в курсе, что Лео память потерял? Любопытно. И бить его не придется. Жаль. Даже врезать некому, а руки чешутся.
Я кручу головой, рассматривая палату, вдыхаю запах сырости, въевшейся в штукатурку, и запах лекарств. Четыре кровати с пожелтевшим постельным бельем. Трещины на потолке. Каракули на стенах: в основном рисунки, но есть и надписи. Я разобрала несколько: «В мире грез», «Память – наша жизнь», «Боги будут молить» и «На связи с болью». Из динамиков магнитофона тихо льется шум моря. Две кровати закрыты ширмами. Не видно, кто за ними. На окнах дырявые серые занавески, сквозь которые сияет луна.
Это определенно не новый корпус клиники.
– Видимо, здорово башкой долбанулась, когда падала, – хохочет лысый мужчина. Его смех напоминает хруст сухого полена. – Твою мать, не карты, а дерьмище! Посмотри! – Он сминает карты, кидает на кровать перед Виктором и поворачивается ко мне, опираясь о широко расставленные колени. – К демонам эту хрень! Жульничаешь, черт желтоглазый. Не ври, я знаю! – Он протягивает мне мозолистую ладонь. – Я Кальвадос, малышок.
– Кальвадос?
– Как напиток! – подмигивает он черными бровями. – Я раньше такой грушевый бренди мог забубенить, о-о-о… Как-нибудь угощу, крошка.
– Вы очень добры, – кривлюсь, пожимая кончики огромных пальцев мужчины.
– Между прочим, тебя едва не определили в пациенты, – усмехается Виктор, тасуя карты. – Я с трудом объяснил, что ты не сумасшедшая, а просто… ранимая. Когда переживаешь, крушишь все вокруг. Короче, в наказание тебя засунули в палату, полную мышей.
– Красава. Я тоже дикий, когда зол, – хвалит Кальвадос. – Давай с нами в картишки.
– Вижу, ты себя как дома здесь чувствуешь, – подшучиваю я над Виктором и тру глаза.
Перья ужасно искололи шею, но я не в силах оторвать голову от подушки, пропахшей грызунами.
– В этой шарашке сидит куча преступников, Эми, – пожимает плечами Шестирко. – И многие притворяются невменяемыми, сама понимаешь. Заплатили бабки и живут в элитном корпусе. Короли дурдома. И ладно бы просто сидели, так они продолжают заниматься своими делами, умудряются и дальше контролировать своих людей вне этих стен. Кальвадос – мой друг и информатор. Можешь ему доверять.
– Я никому не доверяю, – фыркаю.
– Ишь, цаца, – цокает Кальвадос. – Деловая… Короче, в сортир эту дрянь. Не тебя, зайка. Карты. Витек, лучше в шашки партию, а? Щас достану.
Он ныряет под кровать и шуршит коробками. Виктор берет со стола пакет, садится рядом со мной и раскладывает запакованные бутерброды.
– Сделай лучше кофе, – говорит Шестирко, разрывая зубами упаковку. – Нашей буйной, злобной девочке нужно проснуться. Ей еще перед главным врачом извиняться. Смотри, солнце, есть с сыром и колбасой, есть с индейкой.
– У меня тут чифирь имеется, брат!
Кальвадос наливает в электрический чайник воды из бутылки и включает. Я молча выбираю бутерброд с индейкой и сажусь поудобнее. В лицо бьет свет лампочки. Виктор пристально следит за мной, одновременно отметая настольные игры, которые предлагает Кальвадос. Чайник закипает, бурлит. Мужчины смеются над старым анекдотом. Несмотря на убогость палаты, атмосфера уютная, но мои мысли снова и снова возвращаются к одним и тем же воспоминаниям. Как в игре «Убей крота». Бьешь по выскакивающим головам, а они опять выпрыгивают, ехидно улыбаясь.
Мыслей у меня три. Сильно ли досталось Виктору за учиненный мной погром? Сколько пропущенных звонков от Венеры? И Лео… конечно.
– Да чтоб ты провалился, давай в шахматы, пофиг, – ругается Кальвадос и расставляет фигуры.
Он в голубой футболке «Люблю Сочи» и спортивных штанах. На колене дырка. Весь в татуировках. Накачанный, как штангист. С манерами уголовника. Не удивлюсь, если он сидел. Виктор вечно собирает вокруг себя подобных личностей. Работа вынуждает его водить дружбу со всеми маргиналами города: убийцами, ворами, мошенниками, бомжами… быть для них другом, братом, сватом, личным психологом. И все с одной целью – информация. Виктор умеет быть кем угодно, играть любую роль, он вообще удивительный человек, и больше всего я люблю в нем полную атрофию лицемерия. Для Шестирко каждый человек – ценный. Ко всем Виктор умеет найти подход.
Я опускаю ноги с кровати, и ступня, вместо твердой поверхности, касается чего-то мягкого, теплого… слух режет пронзительное верещание. От неожиданности я вскрикиваю и почти залезаю Виктору на плечи.
– Сказали же, мышиная палата, – прыскает смешком Кальвадос.
Виктор косится на друга, и тот перестает хохотать, примирительно вскидывает руки. Из-за ширмы выскакивает еще один парень. Он ловит мышь. Поймав, выпрямляется и гладит животное по голове.
– Это Клык, – представляет пациента Виктор.
– Премного рад знакомству, юная леди! – восклицает парень, улыбаясь во все зубы. Я замечаю, что волосы у него кудрявые, торчат во все стороны и рыжие. Лицо вытянуто, а передние клыки сточены до остроты. – Вы уж простите Жужу. Он устал от братьев, захотел погулять.
– Братьев?
– О, и сестер, конечно же!
Парень отодвигает ширму и сбрасывает покрывало с кровати. Под ней – целый город с мышами. Клык расставил им лежанки, поилки, игрушки, миски.
– Господи… – Кусок хлеба застревает в горле.
– Человек строит мышиную ферму, – поясняет Виктор. – Он живет здесь один. Кто выдержит соседство с мышиным королем?
Я учтиво молчу, продолжая жевать бутерброд. Мыши хрустят крекерами. Грызунов я не боюсь. Я выросла в частном доме. В сарае за гаражом было много таких вредителей. И кот постоянно приносил то мышей, то крыс… в тапки клал.
Но все равно противно.
Виктор подает мне чай. Напиток до того горький, что я едва не выплевываю его на покрывало. Можно и сплюнуть. Хуже не станет. Боюсь представить, каково происхождение уже существующей коллекции клякс.
– Ну, рассказывай. Что случилось у вас с Лео? – допытывается Виктор.
Я кидаю мимолетный взгляд на мужчин в палате, давая понять, что не хочу делиться подобными вещами в присутствии посторонних. Шестирко пододвигается ко мне, и я шепчу ему на ухо.
Издалека доносится неразборчивый гомон. За окнами ночь, но больница не спит – шум громче, чем днем. Над головой скрипит потолок. В соседней палате завывают песни. Гудят трубы. Никто не спит. Так что в комнате далеко не идеальная тишина. Открываю рот, чтобы рассказать Виктору о случившемся, но язык скручивается в трубочку, я не в силах произнести имя Лео.
Сердце пропускает удар, когда я вспоминаю равнодушный взгляд адвоката.
Черт возьми, я жаждала вцепиться в Лео, когда увидела, хотела броситься к нему и трясти, высказать все, что я о нем думаю. А не могла. И не смогу. Того человека, которого я люблю, больше нет. Это кто-то чужой. И я с трудом сдерживаю горячие слезы.
– Э-эй, – опечаленно протягивает Виктор и обнимает меня. – Он тебя обидел? Рассказывай. Но не сильно эмоционально, а то я впечатлительный… побегу драться с ним.
Виктор прижимает меня к своей теплой груди и гладит по голове. Когда-то меня смущали подобные порывы с его стороны. И не только тактильные. Его откровенность. Пошлые шутки. То, что он может выйти из ванной в одном полотенце, когда я у него в квартире, а потом еще и подмигнуть со словами: «Зачетный пресс, а?» В общем, из-за полной атрофии у него чувства стыда и я теперь его не смущаюсь.
Не знаю, жизнь оперативника сделала его таким или он просто идеален для этой работы: легко находит со всеми общий язык, обладает недюжинным обаянием и способен отыскать иголку не то что в стоге сена, а в озере. Прирожденная ищейка с потрясающей дедукцией и талантом актера. Великолепный манипулятор. В своем деле незаменим. Всегда окружен людьми. А в обычной жизни одинок. Тридцать стукнуло, но никогда не был женат.
Дальше коротких романов его отношения не заходят, потому что любовь у него одна – расследования. Не разыскивая очередного преступника, Виктор чувствует себя паршиво.
Меня же с Шестирко связывают некие братские отношения. Сложно сказать, почему так сложилось. Но я ценю нашу дружбу.
– Эмилия, успокойся, – настаивает Виктор, встряхивая меня за плечи. – Вон уже морщина между бровей появилась. Много переживаешь.
– Нет там морщины!
– Скоро будет, – сужает он янтарные глаза. – Что Лео тебе сказал?
– Он… меня не помнит.
– В каком смысле?
– В прямом! – Я вскакиваю с кровати, задевая пакет с бутербродами. – Лео не знает, кто я! Смотрит так, будто в жизни не видел!
У Виктора от изумления глаза едва на лоб не лезут.
Бутерброды разлетаются по полу. Клык бежит собирать их на корм мышам.
– Странно, – задумчиво выговаривает Шестирко. – Меня он помнит. Даже то, что я расследовал дело киллера, а ведь это ты ему рассказала. Может, лжет?
– Отличный способ избавиться от девушки, – потешается Кальвадос. – Надо запомнить. Теперь понятно, почему ты выглядишь так, словно тебя кошка срыгнула.
– Клянусь, если бы я не боялась сломать руку о твою физиономию, то врезала бы!
Кальвадос крепко сжимает губы, как будто сдерживает смех, а потом закидывает руки за лысую голову и падает на подушку, флиртуя со мной бровями. Смуглый, массивный бесстыдник. Внешне напоминает Вина Дизеля.
Виктор начинает расхаживать по палате, засунув одну руку в карман темно-синих джинсов.
– Не злись, клопик, – подмигивает Кальвадос. – Я же шучу. Хочешь пиццу тебе с холодильника достану? Тогда простишь?
