Софи Кинселла
Удиви меня

Полная версия

Посвящается Генри

Нынешние двадцатилетние имеют в три раза больше шансов дожить до ста лет, чем их дедушки и бабушки, и вдвое больше, чем их родители.

Национальная статистическая служба Великобритании, август, 2011

Продолжительность жизни в наш век меняется с поразительной скоростью, а это значит, что пришло время в корне переосмыслить представления о самих себе и о будущем…

Сэр Стивен Уэбб, министр по вопросам пенсионного обеспечения Великобритании 2010–2015

© Мохова А., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

* * *

Пролог

Для описания мужа у меня есть свой тайный маленький глоссарий: слова и фразы, которые придумала я сама. Муж об этом, конечно же, не в курсе. Новые слова время от времени сами возникают у меня в голове. Например…

«Волновать лоб» для милой привычки Дэна вскидывать брови, когда ему что-то непонятно. В такие моменты его лоб поднимают волнами морщин, а глаза ищут разъяснений. Можно сказать, Дэн и сам волнуется подобно морю, когда он чем-то озадачен. Неразбериха и хаос не для Дэна. Он любит порядок. Чтобы все было четко, ясно, в открытую.

Всякий раз, когда речь заходит о моем отце, Дэн «пружинится»: весь напрягается, словно внутри у него пружина, что никак не может разжаться. (Он думает, я не замечаю.)

И наконец, «по-над обрывом»: это когда Дэну кажется, будто сама жизнь обрела телесную форму и невидимым мучителем держит его за грудки на краю обрыва, угрожая сбросить в бездну.

Впрочем, чувство, что тебя вот-вот столкнут в пропасть, знакомо многим. Эту фразу можно применить к любому другому человеку. Даже ко мне. Ибо прямо сейчас по-над обрывом я. Щеки горят, а в легких холод. Чувствую себя актрисой в дешевом сериале, которая повинуется второсортному сценарию: 1. Пробраться в кабинет мужа, пока он еще на работе; 2. Украденным ключом открыть тайный ящичек в столе; 3. Неверящим взглядом уставиться на то, что лежит внутри.

Все перечисленное я без труда провернула. И не могу поверить в то, что нашла в ящике, в то, что вижу перед собой, что держу в руках. Неужели? Мог ли он?.. Руки дрожат, а в голове роятся тревожные мысли, одна мрачнее другой. Пожалуйста, нет! Это не может быть правдой. Просто не может… Тогда-то в голову и закрадывается самая страшная мысль: «Неужели Тильда с самого начала была права? И я сама во всем виновата?!»

К глазам подступают слезы, к горлу – комок сомнений; где-то внутри меня шевелится холодная скорлупка страха. Ком сомнений растет, превращается в неверие, смешанное с гневом. Мне хочется кричать: «Как же так, Дэн? Как же так?!»

Но я молчу. Молчу и делаю пару фотографий на телефон, потому что… Я даже не знаю, почему. Могут пригодиться. Затем кладу то, что нашла, обратно в ящик, поворачиваю ключ, проверяю, надежно ли ящик заперт. (У меня небольшой пунктик по поводу незапертых дверей, невыключенных утюгов, всякого такого. Это не синдром, не подумайте. Но проверить лишний раз никогда не помешает.) Кабинет покидаю украдкой, словно место преступления.

Я думала, что знаю о Дэне все, а он – все обо мне. Я видела, как он плакал над мультфильмом «Вверх». Слышала, как он кричал кому-то во сне: «Да я тебя в порошок сотру!» А он видел, как я стираю свое белье (мы были в отпуске, а услуги прачечной в отеле стоили как новая стиральная машинка); он даже помог мне развесить трусики на сушилке.

Мы всегда были идеальной парой. Единым целым. Понимали друг друга с полуслова, угадывали мысли. Буквально растворялись друг в друге. Думала, уже ничто в Дэне не сможет меня удивить.

Выходит, я не знала о нем ничего.

1

Пятью неделями ранее

Началось все в день нашей десятой годовщины. Кто бы мог подумать?

На самом деле тут сразу два вопроса: «Кто бы мог подумать, что такое случится в столь знаменательную дату?» и «Кто бы мог подумать, что мы вообще проживем вместе столько лет?».

Пусть это и не десять лет со дня нашей свадьбы, но десять лет со дня знакомства. А встретились впервые мы на вечеринке в честь дня рождения моей подруги Элисон. В тот момент наши жизни – моя и Дэна – изменились навсегда. Тогда я просто подошла к незнакомому мужчине, который жарил бургеры, чтобы попросить один (на празднике Дэн отвечал за барбекю) и… Тадам! Это произошло.

Конечно, это было не совсем: «Тадам! Любовь с первого взгляда. Хочу за него замуж!», а скорее: «Тадам! Какой интересный мужчина. У него красивые глаза. А посмотри на его руки!» На Дэне была синяя футболка, которая подчеркивала его глаза, а талию его опоясывал белоснежный фартук шеф-повара. Дэн готовил бургеры с таким достоинством, будто он – единственный на свете, кто знает, как нужно это делать. Будто он сам придумал это блюдо.

Самое смешное, что я никогда не подумала бы, что в мужчине меня привлечет умение ловко переворачивать бургеры. Но случилось именно так. Он готовил, не обращая ни на кого внимания, улыбаясь самому себе. И, очарованная зрелищем, я просто молча стояла и следила за его руками.

Естественно, я спросила у Элисон, кто он такой («Старый приятель из универа, занимается инвестициями в недвижимость, очень приятный мужчина»), и весь вечер пыталась с ним заигрывать. Но он на меня даже не смотрел, поэтому я буквально уломала Элисон пригласить нас обоих на ужин в другой день. Когда и это не возымело действия, я решилась на смертельный номер: пару раз якобы случайно встретила его в Сити^[1] (во второй раз на мне был топик с глубоким вырезом. С очень глубоким вырезом). Вот только не надо меня осуждать, я была в отчаянии. И только после этого он (наконец-то!) меня заметил и пригласил на свидание. Так что это была любовь с пятого взгляда, как я и говорила.

Оправдывался Дэн тем (он и сейчас так говорит!), что в то время только-только разорвал предыдущие отношения и «ходил как в тумане».

И еще: когда мы рассказываем эту историю другим людям, то слегка опускаем детали. Незачем всем подряд знать про топ.

Но вернемся-таки к началу: я смотрела на Дэна сквозь ароматный дымок, поднимающийся от жаровни; и глаза наши встретились. Судьбоносная секунда, что навсегда изменила жизнь. Счастливое мгновение, которое лелеешь в памяти. И десять лет спустя мы уже отмечаем годовщину обедом в нашем любимом месте – там, где всегда вкусная еда и прекрасная атмосфера. У нас с Дэном и вправду нашлось много общих интересов – ему нравятся те же фильмы, комики и места для прогулок, что и мне, – но и различий оказалось немало. Меня, например, ни за что не увидишь воскресным утром на велосипеде, а Дэна – в торговом центре, нагруженным пакетами с рождественскими подарками. Дэн вообще равнодушен к подаркам; каждый день его рождения неизменно сопровождается подобным диалогом: «Ну должен же ты хоть чего-нибудь хотеть. Подумай!» – наседаю я. Дэн (с затравленным выражением лица) устало отвечает: «Я хочу… Эм… У нас закончился песто. Не подаришь ли мне баночку?» – «Песто? – не унимаюсь я. – На день рождения?»

Нашу годовщину мы традиционно празднуем в одном и том же месте. Женщина в черной униформе провожает нас к столику и предлагает ознакомиться с новым меню.

– Ваш официант скоро подойдет, – с улыбкой сообщает она и уходит.

Новое меню! Я смотрю на Дэна и вижу озорные искорки в его глазах. О, я догадываюсь, что это значит!

– Вот прям так сразу? – поддразниваю я.

– Вот прям так сразу, – кивает Дэн, ничуть не смутившись.

– Хвастунишка!

– Не веришь? Вызов принят. У тебя есть бумага?

Конечно, у меня есть бумага. Я всегда ношу с собой блокнот и ручки, так как мы всегда играем в эту игру. Вручаю Дэну листок и ручку, вырываю страничку из блокнота для себя.

– Ну что? – улыбаюсь я, склонившись над бумагой. – В игру, Ватсон!

И вот мы оба молча погружаемся в изучение меню. Так, у них есть и морской окунь, и палтус… С минуту меня терзают сомнения, но только с минуту, ибо я точно знаю, что Дэн собирается заказать. Он попытается меня перехитрить, но я все равно его раскушу. Кому как не мне знать, что он любит.

– Готово. – Дэн черкает пару строк на листке и складывает его пополам.

– Готово. – Я пишу свой ответ и складываю бумажку в ту самую секунду, как к нашему столику приближается официантка.

– Вы готовы заказать напитки? – спрашивает она.

– Конечно, и основные блюда тоже, – улыбаюсь я. – Мне, пожалуйста, «Негрони»^[2], гребешки и фирменного цыпленка.

– Я буду джин с тоником, – сообщает Дэн, когда официантка записала мой заказ. – Еще порцию гребешков, пожалуйста, и морского окуня.

Молча жду, пока официантка отойдет от столика на достаточное расстояние, затем радостно выпаливаю:

– Угадала! – Передаю Дэну свою бумажку. – Правда, я не написала джин-тоник. Думала, ты возьмешь шампанское.

– А я все написал! Точное попадание! – Дэн показывает мне свой листок, и я вижу: «Негрони», гребешки, фирм. цыпленок», выведенные его аккуратным почерком.

– Вот же! – восклицаю я. – Была уверена, что ты напишешь лангустов.

– С полентой в качестве гарнира? Я тебя умоляю. – Он ухмыляется и наливает мне минеральной воды.

– Сам-то чуть не взял палтуса, – не могу удержаться я; настолько хорошо я его знаю. – Выбирал между ним и морским окунем, но в конце концов соблазнился шафрановым соусом, который подают к окуню.

Улыбка Дэна становится шире. Я попала в яблочко!

– Кстати, – добавляю я, разворачивая салфетку, – я тут говорила с…

– Отлично! И как она?..

– Все просто замечательно.

– Вот и хорошо.

Дэн делает глоток воды, а я мысленно вычеркиваю эту тему из воображаемого списка. Почти все наши разговоры так и происходят. Мы перебиваем друг друга, заканчиваем недосказанные предложения, понимаем друг друга с полуслова. С Дэном мне не нужно выдавать длинное: «Я тут разговаривала с Карен, няней, о наших девочках». Он и так знает. Нет, мы не телепаты, конечно. Просто чувствуем, что собирается сказать другой.

– Надо бы обсудить мамин… – начинает он, сделав еще глоток.

– Ах да. Лучше выехать сразу после…

– Хорошо. Так и сделаем.

И опять же мне не нужно говорить о том, что на юбилей его мамы мы сможем выехать, как только заберем девочек с занятий в балетной школе. Он и так все понял. Передаю ему корзинку с хлебом и точно знаю, что он возьмет заварной. И не потому, что ему нравится такой хлеб, а потому, что мой муж знает, что я люблю фокаччу. Такой вот он, мой Дэн. Всегда оставляет все самое вкусное для меня.

Приносят наши напитки, мы чокаемся. Бокалы звенят, у нас выходной, мы в прекрасном расположении духа. Правда, сегодня нам обоим нужно обновить медицинский страховой полис, но визит к врачу назначен только во второй половине дня.

– Десять лет, – я вопросительно приподнимаю бровь, – можешь в это…

– Поверить?

– Но у нас же получилось! – смеюсь я.

Десять лет вместе. Это и вправду достижение. Совсем как подняться на Эверест. Это же целая декада. Три переезда, одна свадьба, чудесные близняшки и около двадцати шкафов от Ikea… Вот и жизнь почти прошла.

Нам очень повезло, что мы еще здесь. Вместе. Уж я-то знаю. Несколько наших знакомых пар, которые начали встречаться примерно в то же время, что и мы, уже давно разошлись. Моя подруга Надиа развелась с мужем спустя три года после свадьбы. Просто не срослось.

Я любовно смотрю на Дэна – на лицо, которое знаю даже лучше своего. Высокие скулы, усыпанные бледными веснушками, голубые глаза, вечно слегка растрепанные волосы цвета соломы. От Дэна всегда исходит здоровое сияние (еще бы, учитывая, сколько времени он занимается велосипедной ездой!), его мужская сила ощущается даже сейчас, когда он просто сидит напротив меня. Дэн что-то листает у себя в телефоне; и я достаю свой смартфон. У нас на свиданиях нет глупых правил вроде «никаких телефонов», да и кто в наш век может провести пару часов, ни разу не взглянув на дисплей?

– О, у меня есть кое-что для тебя, – внезапно говорит Дэн. – Знаю, у нас не совсем настоящая годовщина, но все же…

Он протягивает мне продолговатый сверток, упакованный в пеструю бумагу, – я уже знаю, что внутри та самая книжка из серии «Магическая уборка», которую я давно хотела прочитать.

– Вау! – восклицаю я, разворачивая бумагу. – Спасибо. У меня тут тоже небольшой подарок…

Дэн берет пакет в руку, картинно взвешивает, и губы его тут же расплываются в понимающей улыбке. Конечно же, он догадался, что я ему подарю. Мой супруг собирает пресс-папье, поэтому на любой праздник (или просто значимое событие) я дарю ему новое в коллекцию (вместе с баночкой песто, естественно). Беспроигрышный вариант. Кто-то назовет нашу жизнь скучной, без сюрпризов. Но нам с Дэном это не надоедает. Ведь, если я знаю, что любит мой муж, зачем рисковать и тратить деньги, покупая что-то необычное, когда я не уверена, что ему понравится подарок?

– Тебе нравится? – спрашиваю я.

– Очень, – говорит он, и я в очередной раз убеждаюсь, что не прогадала. Он наклоняется ко мне, чтобы поцеловать, и шепчет на ухо: «Я люблю тебя».

– И я тебя, Дэн, – шепчу я в ответ.

В четыре часа дня мы уже сидим в кабинете врача; я чувствую себя совершенно спокойной и счастливой – так, как только может чувствовать себя женщина (у которой выходной и чьи дети играют в гостях у подруги) после изумительного похода в ресторан с любимым человеком.

Мы с Дэном еще никогда не были на приеме у доктора Бэмфорда – страховая компания посоветовала нам его, – и он оказался весьма своеобразным человеком. Для начала он пригласил в кабинет нас обоих сразу, что было необычно уже само по себе. Хотя затем и последовали довольно стандартные вопросы, проверка кровяного давления и осмотр результатов процедур, которые мы сделали заранее, доктор Бэмфорд, заполняя наши карточки, декламировал их содержание громким, точно театральным голосом:

– Миссис Уинтер, очаровательная леди тридцати двух лет, не курит, придерживается здорового питания…

На словах «здоровое питание» Дэн подмигнул мне, но я сделала вид, что не заметила. Сегодня праздник, имею право себя побаловать. Да и как можно было устоять перед чудеснейшим двойным шоколадным муссом? Ловлю свое отражение в стеклянной дверце шкафа для медикаментов и, втянув живот, мгновенно выпрямляюсь.

Я блондинка с длинными волнистыми волосами. По-настоящему длинными, до пояса. Совсем как у Рапунцель. Сколько себя помню, у меня всегда были длинные волосы; даже помыслить не могу о том, чтобы их обрезать. Это моя отличительная черта, моя особенность. Папа так любил мои золотые косы. Очень любил.

У наших с Дэном девочек тоже красивые светлые волосы; я делала все возможное, чтобы подчеркнуть эту красоту: наряжала девочек сначала в милые платья и переднички, как у викторианских куколок, затем в модные сарафанчики и чудесные полосатые свитерки. По крайней мере, до прошлого года, когда девочки решили, что любят футбол больше всего на свете и готовы хоть до старости носить (уже порядком мне надоевшие) ярко-синие футболки с логотипом «Челси». Дэна я не виню. Почти не виню.

– Мистер Уинтер, богатырского сложения мужчина тридцати двух лет…

Доктор Бэмфорд зачитывает карточку Дэна, а я едва заметно улыбаюсь. «Богатырского сложения…» Дэну это понравится.

Конечно, мы время от времени ходим в тренажерку, иногда занимаемся спортом, но мускулистым я бы Дэна не назвала. Дэн просто Дэн. Такой, каким он был всегда. Такой, каким и должен быть мой Дэн.

– Вот и всё, в принципе. Отлично! – Доктор Бэмфорд закончил заполнять карточки и теперь смотрит на нас, улыбаясь во все пятьдесят два. Он носит парик; я это заметила сразу, как только мы вошли в кабинет, поэтому стараюсь ничем себя не выдать. Моя работа связана со сбором средств для Уиллоуби-хаус, крошечного узкоспециализированного музея в центре Лондона. Мне часто приходится общаться с почтенного возраста меценатами в дорогих париках. Какие только парики не мелькали у меня перед глазами: и откровенно ужасные, и те, которые смотрелись неплохо.

Ладно, ладно, беру свои слова назад. Парики всегда смотрятся отвратительно.

– Чудесная здоровая пара. – Доктор Бэмфорд одобрительно кивает, будто учитель, прочитавший хорошее сочинение. – Давно вы женаты?

– Семь лет, – отвечаю я, – три года встречались до свадьбы. Прошло десять лет со дня нашего знакомства. – Во внезапном порыве нежности кладу свою ладонь Дэну на запястье. – Сегодня тот самый день!

– Годовщина нашего знакомства, – подтверждает Дэн.

– Поздравляю! Любопытное у вас семейное древо… – Доктор Бэмфорд вновь погрузился в наши документы. – Бабушки и дедушки либо еще живы, либо покинули этот мир в довольно почтенном возрасте.

– Всё так, – довольно кивает Дэн. – Мои все живы-здоровы, а бабушка и дедушка Сильви здравствуют себе на юге Франции.

– Они закаленные французской анисовой настойкой, – улыбаясь Дэну, вставляю я.

– Но родителей осталось только трое?

– Мой отец погиб в автокатастрофе, – поясняю я.

– Ох. – Глаза доктора Бэмфорда светятся искренним сочувствием. – Но при жизни на здоровье он не жаловался?

– Что вы! У папы здоровья было хоть отбавляй! Он казался мне вечно молодым. Папа был удивительным. Он был…

Я не могу удержаться и лезу в сумочку за телефоном. Мой отец был невероятно привлекательным мужчиной. Доктору Бэмфорду нужно увидеть его, чтобы понять. Каждый раз, когда я разговариваю с людьми, которые не знали моего отца, во мне пробуждается странное чувство сродни возмущению, почти безмолвной ярости за то, что им уже никогда его не узнать, не почувствовать его крепкое, воодушевляющее рукопожатие; что они никогда не поймут, кого я потеряла.

Люди часто говорили, что мой отец похож на Роберта Редфорта^[3]. У моего отца был тот же внутренний свет, та же харизма. Папа был добрейшим, золотым человеком до самой своей смерти, с которой я до сих пор не могу смириться, хоть и прошло уже два года. Бывает так, я просыпаюсь утром и представляю всего на пару секунд, что он снова с нами, что все опять по-прежнему. Но правда тяжелым грузом давит на плечи.

Показываю доктору Бэмфорду свою детскую фотографию с папой. Я нашла фотокарточку спустя несколько дней после его смерти и сфотографировала ее на телефон. Папа и я сидим на крыльце нашего старого семейного дома в тени прекрасных магнолий (этот снимок, должно быть, сделала мама). Мы смеемся над шуткой, которую я уже не вспомню, и солнечные зайчики скачут по нашим лицам и голым коленкам.

Я жду, что же скажет доктор Бэмфорд, подсознательно желая, чтобы он горестно воскликнул: «Какая ужасная потеря для всего мира! И как вы находите силы жить дальше?!»

Но, конечно, я никогда не услышу этого из уст врача. Я заметила, что чем больше времени прошло со дня смерти твоего близкого, тем сдержанней соболезнования окружающих. Доктор Бэмфорд просто кивает и отдает мне телефон, приговаривая: «Хорошо… Очень хорошо».

Он поднимает глаза на нас с Дэном и серьезно говорит:

– Вы, молодые люди, очевидно, взяли все самое лучшее от своих здоровых предков. Если исключить несчастные случаи, то впереди у вас еще много, очень много лет.

– Отлично! – улыбается Дэн. – Как раз это мы и хотели услышать.

– Все мы теперь живем гораздо дольше, – улыбка доктора Бэмфорда становится все шире. – Долголетие, знаете ли, – это сфера моих научных интересов. Ожидаемая продолжительность жизни растет с каждым годом. Но не все, к сожалению, это понимают. Правительство, специалисты по экономике, пенсионные фонды… Нет, они еще не осознали. – С губ врача сорвался короткий смешок. – Как долго вы надеетесь прожить? Каждый из вас?

– Ох, – задумался Дэн. – Ну не знаю. Лет восемьдесят? Восемьдесят пять?

– Девяносто, – самоуверенно вставляю я. – Моя бабуля прожила девяносто лет, что мешает мне прожить столько же?

– О, вы проживете сотню лет, – самозабвенно уверяет меня доктор Бэмфорд. – Даже больше. Сто два года. А вы… – врач смотрит на Дэна. – Наверное, все-таки сотню.

– Продолжительность жизни не может быть настолько высокой, – ахает Дэн.

– Средняя продолжительность жизни, нет, – соглашается доктор Бэмфорд. – Но ваш уровень здоровья намного превышает уровень моего среднестатистического пациента. Вы следите за собой, у вас хорошие гены… Я абсолютно уверен, что вы отметите свой сотый день рождения, – заключает врач и награждает нас благосклонной улыбкой, будто Дед Мороз^[4], вручающий несмышленому чаду первый рождественский подарок.

– Ух ты!

Пытаюсь представить себя стодвухлетней старушкой, но ничего не выходит. Никогда бы не подумала, что проживу так долго. Я вообще не думала о том, сколько проживу. Будь что будет, всегда говорила я себе.

– Сто лет! – Дэн аж просиял. – А в этом что-то есть!

– А мне будет сто два! – со смехом перебиваю я. – Вперед, в мою супердлинную жизнь!

– Сколько лет, говорите, вы женаты? – спрашивает доктор Бэмфорд. – Семь?

– Да, семь, – подтверждаю я. – А вместе десять.

– Тогда я несказанно рад сообщить вам эти новости. – Доктор Бэмфорд просто светится от удовольствия. – Впереди у вас еще шестьдесят восемь прекрасных лет брака!

Что? Что он только что сказал?

Разеваю рот, мое лицо словно льдом сковано. Внезапно мне не хватает воздуха, а перед глазами пляшут мушки.

Шестьдесят восемь лет? Шестьдесят восемь лет брака с Дэном? Нет, я, конечно, люблю Дэна и все такое, но… Еще шестьдесят восемь лет?

– Надеюсь, у вас в запасе много газет и кроссвордов. – Доктор веселится от души. – Может, вы даже составите список тем вроде «Обсудить после девяноста пяти». Хотя телевизор есть всегда! Как и лото с настольными играми!

Очевидно, он находит это смешным. Выдавливаю слабую улыбку и поворачиваюсь к Дэну. Может, мой супруг оценил шутку. Но Дэн сидит, будто в трансе, даже не заметив, что уронил на пол пластиковый стаканчик из-под воды. Лицо у него серое-пресерое.

– Дэн! – осторожно тереблю его за коленку. – Дэн! Ты меня слышишь?

Он приходит в себя, гримаса ужаса сменяется застывшей улыбкой:

– Угу, – хрипло выдает он.

– Разве это не прекрасно? – снова заговариваю я, но не верю своему голосу. – Шестьдесят восемь лет вместе. Нам так… повезло.

– Конечно, – отвечает, нет, почти стонет Дэн. – Шестьдесят восемь… Повезло.