А свет луны горел внутри льда, но чувств в замёрзшем Сиделкине и этот свет не всколыхнул, будто глаза остекленели, оледенели. Мыслями он был с сигаретой, со сладким кофе без молока и без сахара, с лифтом, который ещё три часа назад отвечал взаимностью. И плавал, и плавал он в мыслях пустых. И думал, и думал о том, что было всего лишь каких-то три часа назад, не замечая остекленевшим взглядом всё вокруг в свете луны, плавая в глыбе льда.
И он всё сидел и сидел, думал о пустом, об ушедшем. А утро всё не наступало.