Таким местом для меня стало здание, сгоревшее незадолго до моего рождения. Я помню, что люди с сожалением говорили, каким прекрасным театром оно было до пожара. Сколько знаменитых артистов и танцоров выступило здесь, сколько картин написали художники, ориентируясь на воспоминания, оставшиеся после великолепных номеров… Порой в этой пустоте эхо шагов звучит так, словно отвечают певучими голосами люди, погибшие во время пожара. И как, должно быть, жутко блуждать по пустым коридорам театра, в котором так весело когда-то люди проводили часы и дни… Я не застала это время. Оттого мне и не казались диким ужасом пустота и мёртвая тишь.
Я по привычке стала подниматься по лестнице. Всё выше и выше. Стороной обошла обвалившийся потолок и упавший бетонный цилиндр. Прошла под громадными колоннами, которые держались в равновесии только потому, что опирались друг на друга. Они же держали хрупкую стену, что тоже норовила упасть. Я остановилась. На этом месте можно было, приглядевшись, увидеть протоптанную к центру зала дорожку.
В этом самом центре одиноко стояло деревянное кресло, потрёпанное временем. Честно, я уже не помню, где удалось его достать. Одно знаю точно: все эти годы оно пределы театра не покидало.
Убежище… Место, где я могу спрятаться ото всех и выговориться, излить душу тем, кто готов с интересом слушать меня бесконечно. Это стены.
– Я ведь просто кому-то не угодила, да?
Громкое эхо, катящееся по пустым комнатам и коридорам. Звуковая волна в здании, где стены давно уже не слышали чужого мнения и посторонних комментариев. И, под конец, оглушительная тишина.
– Я ведь просто решила остаться собой, потому что так захотела…
Казалось, если бы это место не отвечало мне моими же словами, режущими уши, я бы сошла с ума. Если бы оно, эхо, не заставляло сжиматься от страха, что звук сдвинет со своего места очередную щепку и рухнет следующая колонна, я бы решила, что спятила.