– Но я в своём уме. Не стану потакать тем, кому попросту нечего делать. Ведь этому меня учат все остальные? – и снова пауза. – Хотя, казалось бы, кто только не учит меня. Кого слушать? И кем быть? …
Сидя в кресле, лицом к далёкой стене с продуваемым широким окном, смотрела в угол коридора. Чёрная плесень с каждым годом всё разрасталась… А, может, с каждым месяцем. Вместе с пылью оседали на пол старые краски с сожжённых картин – бордовые, зелёные, тёмно-синие. Они смешивались с грязью и пеплом, и мне казалось, что эти стены просто впитывали ту злобу, которую я сюда приносила.
– В жизни бы не поверила, что однажды заговорю с теми, кто не намерен отвечать. Но мне важно, чтобы меня попросту выслушали и дали самостоятельно найти ответ. А у стен, как говорится, есть уши и нет языка. Я благодарна судьбе, что нашла это место… – нос больно защипало, глаза наполнились слезами. – Здесь… Только здесь я могу дать волю эмоциям и смириться с жестокостью мира и отсутствием в нём справедливости.
С колонны поблизости осыпалась штукатурка. Я даже не повернула голову. Начнёт падать – услышу. Не начнёт – значит, не судьба. Со стороны окна повеяло холодом. Я сильнее закуталась в жёсткую куртку с порванным рукавом.
– Только здесь могу быть чиста с собой и вновь убедить себя в том, что однажды весь этот кошмар закончится… – предательски дрогнул голос. Но, кроме меня, в театре никого не было. – Себе же назло или ради себя же обманываю внутреннее «я». Только для того, чтобы найти этому миру оправдание и в очередной раз простить. Но зачем?
Слезы…Горячие, но оставляющие после себя только холод и соль. Как бы я ни вытирала их рукавом куртки, лишь добавляла на щеках ссадины.
– Возможно, ради того, чтобы поверить, что этот мир может стать иным, что изменится он, окружение, я, в конце концов. Потому что, если я не буду верить, всё останется по-прежнему. Пока я уверена в том, что могу быть счастливой, я счастлива. Пока уверена в том, что счастья в жизни нет, – его нет.