София Устинова
Ненавижу! И всё ещё люблю…
– Прости, – сглотнул я сухость во рту, чуть потупив взгляд. – Я не хочу тебя пугать, и очень х-хочу дружить, – горячо заверил новую знакомую.
– Вот и отлично, – хмыкнула она. – Я сделаю из тебя человека!
– Тогда, можно я с тобой пойду? – робко поинтересовался я. – Я могу помочь… я не боюсь работы…
– Ха! – победно хохотнула Никита. – Круто! Это по-нашему! – она была несказанно рада моему предложению. – Пошли! – схватив за руку растерянного меня, потащила куда-то в сторону: – Что ж, теперь у нас будет непререкаемый свод правил. И первым станет: «Делить не только хорошее, вкусное и весёлое, но и трудности и повинности!
– Это как?
– Если тебе зададут домашку, я буду рядом и помогу!
– Но ты младше меня…
– Не значит, что глупее, – важно заверила Никита, и я ей сразу поверил.
– Если меня заставят полоть грядки – ты будешь рядом, как и я махать граблями, понял? – продолжила мысль подруга.
– Понял, – с готовностью кивнул я, по-дурости радуясь, что больше не одинок, и плохо представляя во что ввязываюсь на самом деле. – А если меня вновь будут задирать местные? – запнулся на вопросе.
– Либо будем удирать, – даже ни на секунду не замешкалась Никита, – либо вместе огребать! – заключила, ничуть не расстроившись последнему. – Это уж как получится!
– А твой брат? – зачем-то брякнул я, вспомнив, что пацаны о нём говорили в уважительном тоне. – Он… не поможет?
Видимо, зря я о нём вспомнил.
Никита тотчас сбилась с шага, улыбка стёрлась с лица:
– Если хочешь со мной дружить… Никогда больше о нём не говори. Между нами только мы! Моего брата быть не должно!
– Хорошо, – испуганно кивнул я. – Прости…
Чуть позже я узнал, что её брат погиб в автокатастрофе… Якобы по его вине погибли несколько человек. И если Никита от этого оградилась как от того, что её не касалось, то её родители – нет. Они боль от потери любимого сына пронесли через всю жизнь, порой настолько погружаясь в свои проблемы, что напрочь забывали о младшей дочери. И это, как полагаю, была главная причина, почему Никита была такой… НИКИТОЙ!
С тех пор началась наша дружба.
Мне было почти одиннадцать. Никите – почти девять…
Мы были странной парочкой, но дружба была крепкой и искренней – не разлей вода! И я был несказанно рад, что познакомился с ней – с этой рыжей валькирией, перевернувшей мою жизнь с ног на голову. И всё время благодарил Бога, что Никита выбрала в друзья меня! Хотя и причину этого тоже понял с годами: она выбрала меня потому, что я был не таким как все – я был одиноким и жалким. А ей было необходимо общение именно с таким ущербным человеком: именно его она могла сделать своим!
И я попал в её рабство! Я был… её полноценно и болезненно-предано!
Мой мир на долгие семь лет заиграл золотом в её волосах, огнём в проказливо-зелёных глазах, рыжими кляксами на красивом лице…
Она была моим миром!
Моим светом!
Моей Никитой!
Я умирал в те моменты, когда нам приходилось расставаться, – а мать меня сослала в закрытую школу для мальчиков, откуда выпускали только по праздникам и каникулам, – и воскресал, когда вновь видел свою Никиту.
Я жил только ей…
Дышал только ей…
И любил всё крепче и сильнее, до последнего веря, что мы вместе, и наша любовь навсегда! И плевать, что местные меня, по-прежнему, не воспринимали, и мы часто с ними сталкивались. Плевать на угрозы с их стороны. Плевать на заявление отца, который умудрился мне найти другую невесту.
Я знал, что меня ничто не остановит – именно Никита будет моей!
Мы часто лежали на крыше моего дома, смотрели в небо и мечтали, как сложится наша совместная жизнь, как мы будем счастливы и беззаботны…
В эти моменты Никита улыбалась особенно грустно, сводя наши фантазии к тому, что для полного счастья нам бы было нужно попасть на необитаемый остров. Там нет зависти, нет грязи, обмана и лжи… Там бы мы были собой и только друг с другом. Там бы у нас был наш личный Рай!
Но я верил, что мы и здесь, на этом клочке злобной и неприветливой земли, сможем быть вместе.
Нужно лишь время, а там… закончим школы, повзрослеем… и поженимся.
И думал так ровно до того дня, когда всё рухнуло, и моя жизнь сделала очередной крутой виток в сторону от Никиты!
Глава 7
Никита
Я умею выживать, и в любом новом коллективе обживаюсь не друзьями, – они имеют тенденцию сливаться и подставлять, – а очередной маской. Я не строю из себя ангелочка или всезнайку, но точно знаю, что мне нужно заполучить в тот или иной момент. Так уж вышло, с тех пор как ушла из дома, я сама за себя отвечала, я и только я себя пробивала, и к этому времени от простой уборщицы дошла до организатора вечеринок. Пусть не в самом денежном, престижном развлекательном клубе столицы, но меня вполне устраивал клуб в самом большом южном городе.
И в той жизненной ситуации, в которой очутилась сейчас, я так же быстро вникаю в суть дела: узнаю, где прибыльней всего крутиться на лайнере и уже вписала себя в несколько рабочих графиков, будучи уверенной, что там подниму наличных. Я не гнушаюсь работы, и считаю, что быть официанткой не зазорно. С тех пор как ушла из дома, я перебрала разное, поэтому на собственной шкуре испытала всякое и точно знаю, это не самое низкосортное и плохо оплачиваемое из имеющегося. Наоборот, умный, проворный и смекалистый официант – всегда будет при деньгах. Пусть не с миллионом в кармане, но с наличными на хороший ужин.
Так что зря Костас решил меня наказать таким способом. Глупый, злопамятный и мстительный…
Хотя, может зря я на него так… Вроде ничего плохого мне ещё не сделал. Да, удерживает, так ведь есть причина. Почему он должен был отпустить меня с мужем, забыв о долге с нашей стороны?
Если наша дружба в прошлом не пережила нескольких месяцев расставания после семи лет общения, с чего бы ей заполучить прощение, когда на кону несколько миллионов рублей долга? Когда замешаны большие деньги, их обычно вышибают с кого угодно, лишь бы залатать брешь.
А я… просто попала под руку.
Ничего!
Прорвусь, где моя не пропадала?!
А Ромка… потом за это от меня получит!
Главное мне не сорваться. Пока нужно идти строго по своему плану.
Костас сам нарывается. Решил, что я должна быть рядом?! Не вопрос! Что ж, не я этого пожелала… Буду маячить перед ним всё время. Мозолью стану на его невероятного красивых глазах. Он ещё проклянёт тот день, когда меня пленил для подстраховки и заставил на себя работать.
Я его доведу… в экстремально короткие сроки, ведь на всё про всё у меня всего два дня. Скоро лайнер сделает остановку, и я сбегу. А пока буду примерной девочкой и исполнительной работницей.
Ворочаю мысли по будущему побегу и с улыбкой обхожу зал от столика к столику, уточняя у пассажиров заказы. Вроде всё идёт хорошо и без эксцессов, но когда замечаю Дмитриадиса, сидящего за столиком на втором уровне, злорадно усмехаюсь: Костас следит за мной. Не он один… с ним несколько человек. Они все на меня посматривают с интересом, а одна темноволосая особенно недобро, я бы даже сказала, уничижительно, но только взгляд Костаса меня волнует.
Виду не показываю, но внутри всё трепещет и поёт! Рыбка на крючке! И я не из тех, кто подсекает раньше времени. Я умею высидеть свою добычу!
Деланно не замечаю внимания других, – проблемы завистников и сплетников меня не трогают, – я лишь выживаю… Но дойдя до столиков-вип, – а мне достаётся закрытая зона для важной персоны, разграниченная от других лёгкой тканью, – остро понимаю, что проблема может возникнуть, откуда не ждала. Даже желание улыбаться пропадает – уж больно пристально меня рассматривает мужик арабской внешности.
В душе холодеет от недоброго предчувствия.
Вроде никаких грязных приставаний, непристойных предложений, но араб во главе стола меня изучает дольше меню, и оценивает внимательней заказанного блюда.
И всё же мои опасения не оправдываются, завтрак проходит мирно и спокойно, а чаевые важного мужчины – становятся отдельной статьей сегодняшнего заработка. Не то, чтобы была против… Наоборот, такая сумма становится приятным бонусом к неприятной отработке долга, да только почему-то складывается впечатление, будто мне не чаевые выписали, а аванс… за другие услуги.
– Ты это нарочно? – упрёк Костаса застаёт меня в раздевалке для персонала, когда я меняю форму официантки на робу уборщицы, но застреваю на рассматривании другого комплекта «официантки», только уже игровой зоны, куда пойду работать после ужина.
– Босс? Собственной персоны? В зоне простых смертных? – пряча волнение, в свою очередь заваливаю Дмитриадиса риторическими вопросами. Признаться, его голос меня нешуточно пугает, – не думала, что посмеет ворваться ко мне сюда, – но я не привыкла показывать страх, и умело прятала его за бездумным тарахтением. Это часто спасало: давало перевести дух и придумать что-то куда более действенное.
– Заткнись, Никита! – грозно рявкает Костас. – Дело очень важное!
– Да? – наигранно округляю глаза. – О-о-о, мой благоверный объявился? – кидаю наобум предположение, даже не думая стесняться или пытаться прикрыться, хотя видок у меня к слову «очень откровенно».
– Не-ет, – Костас немного кривится, словно я сказанула такую ахинею, которой не ожидал. Но злит другое – гад даже бровью не повёл, застав меня в столь пикантном одеянии.
– Тогда в чём проблема? – подбочениваюсь, стараясь не подавать вида, что раздражена манерой Дмитриадиса вести себя вот беспардонно, не стыдясь, что нагло вторгся на мою территорию!
– Будешь делать вид, что ничего не понимаешь? – прищуривается Костас.
– Так я и не понимаю! – ещё и руками развожу в негодовании.
– Ты отказалась от продажи своего тела, но демонстрируешь его… – взмахивает ладонью Костас, намекая на мой вид.
Ага! Значит заметил!
Стоп! Только… с чего это он мне тыкает?!
– Не я к тебе вломилась!.. – кидаю претензию в ответ.
– А я не об этом моменте!.. – перебиваем друг друга, воинствующе пиля глазами. – В зале! – рычит Дмитриадис. – Какого дьявола кокетничала с Малийским премьером?
– С кем? – хмыкаю непонимающе, но грозное рычание Костас чуть отрезвляет: – А-а-а, ты о пассажире за вип-столиком? – уточняю, как можно небрежней.
Дмитриадис красноречиво молчит. Пыхтит… продолжает таранить меня взглядом.
– Я не кокетничала, – отрезаю спокойно, возвращаясь к переодеванию. – Была любезна, вежлива… как того требуют правила этикета…
– Поздравляю! Долюбезничалась! Он! Хочет! Тебя! Купить! – чеканит по словам Костас, вынуждая оглянуться.
– А я тут причём? – негодующе всхрапываю. – Если в твоём заведении такое практикуется то, в чём моя вина? Я всего лишь работала. К слову, на тебя! Между прочим, по твоему требованию! Себя НЕ предлагала… – опять отворачиваюсь, с деланным усердием осматривая очередную форму официантки. – Он был мил. Ничего такого не предлагал. Но отвалил приличные чаевые, – добавляю как бы невзначай, ещё и плечиком поведя.
– Именно! Это тебя не насторожило?
– Нет. С чего вдруг? – лгу не моргнув глазом. – Я хорошо выполняла свою работу!
– Ты играешь с огнём. Провоцируешь и флиртуешь с опасными людьми!
– Интересная трактовка обычной вежливости, – ворчливо переиначиваю я.
– Ведёшь себя, как шлюха, красующаяся перед клиентами. Хотя, о чём я?! Тебе не привыкать! – шокирует злобным обвинением Дмитриадис, дёрнув за руку и вынуждая смотреть ему в тёмные, словно сама бездна, глаза. А в ней нешуточно бурлила лава.
– Да как ты смеешь?.. – было шиплю с презрением, но запинаюсь.
Именно поэтому я когда-то сбежала из дома. Чтобы больше не слышать этого обидного прозвища. Не видеть тех, кто его запустил слухом. Чтобы больше не оправдываться и, вообще, вычеркнуть из жизни прошлое… вместе с Костасом, которому в глаза было стыдно смотреть.
Я сбегала, чтобы начать всё с нуля!
И вроде… начинала…
Так почему же прошлое меня вновь настигло?
– Даже если и так, – тотчас ощериваюсь, – не тебе меня судить! Моя жизнь! Мои проблемы! Что хочу, то и делаю!
– Заметно! Но сейчас ты принадлежишь МНЕ! – с ещё большим ожесточением чеканит самоуверенно Дмитриадис прямо в лицо. Его взгляд обещает лютую расправу, глаза сверкают так яростно и пугают бездной, что нервно сглатываю:
– Никогда! Никому! Не принадлежала! И тебе не принадлежу, сколько бы не задолжала! Я и только я решаю, что буду делать и с кем! И если в мою бедовую голову втемяшится – замучу с арабом. Не худший вариант! – выплёвываю негодование.
Да, горячусь. Возможно, резковата и прямолинейна, но я всегда такой была, с чего меняться?
Да и просто назло Дмистриадису говорю! Не собираюсь мутить с этим мужиком. Но пусть Костас знает, что не лыком шита! Он не имеет права меня запугивать, лишать свободы и указывать, что делать!
– М-О-Я! – перечит мне слишком самоуверенно Костас, вызывая дичайшее желание проехаться по его идеально прекрасной физиономии кулаком. – С потрохами! И запомни, если не прекратишь крутить хвостом, это плохо закончится. Такие как Абдула аль Рахим ибн Захир не любят шуток, не воспринимают флирта и легко ведутся на провокации. Заиграешься, я тебе уже ничем не помогу!
– Меня не надо спасать, Костик, – специально его имя на свой лад перекладываю. Помню, как его это раздражало. Но сейчас он не ударяет копытом, проглатывает недовольство, сверкнув тёмными глазами, и меня это ещё сильнее ранит…
Он стал каким-то непрошибаемым!
А я всегда умела его вывести на эмоции. ВСЕГДА!
Глава 8
Никита
Не будь дурой, добавляю:
– Запомни: Я сама за себя! Так было всегда!.. – махом избавляюсь от грубоватого хвата Дмитриадиса и гордо вздёргиваю подбородок. – ВСЕГДА!
– Дура! – ни чуть не обижается прямолинейности Костас. – Ему не отказывают! Раззадоришь, больше свободы не увидишь, – припечатывает значимо.
– Хм, сгодится, как один из способов от тебя избавится, – протягиваю нарочито задумчиво, будто взвешиваю все «за» и «против», но на деле, просто прячу испуг, и уже точно знаю – того мужика буду обходить стороной. – Что ж, я подумаю над твоими угрозами, – деланно спокойно отворачиваюсь, увлекаясь формой. – А теперь, будьте любезны, – едко добавляю, нарочно переходя на «вы», – если не собираетесь переступить очередную черту допустимого и нормального, выйдете из женской раздевалки! Или у вас и это в норме вещей? Чтобы босс к девчонкам вторгался на территорию?.. ауч! – вновь затыкаюсь, когда Костас меня ещё более грубым рывком поворачивает к себе и хватом за подбородок, заставляет посмотреть ему в глаза:
– Ты в зале больше не появишься! – категорично, и как отрезает.
Дышит яростно, смотрит зло, почти расстрельно. Сдавливает скулы так ожесточённо, что вот-вот заплачу от боли.
– С этой минуты у тебя запрет на выход в зал! – чеканит, будто не замечая моих попыток освободиться.
– Это нечестно, – больше мычу, чем членораздельно говорю, потому что Костас меня не отпускает. На мою попытку вырваться, лишь оказываюсь в более тесном плену – прижатой всем телом Дмитриадиса к ближайшей стене между шкафчиками работников лайнера. И это до жути неправильно… как-то дико, трепетно, боязно и… волнительно.
– Ты – главная опасность для всех! И я позабочусь о безопасности пассажиров, – добавляет убеждённо Костас, словно и правда верит в то, что говорит. – И пока ты – моя собственность, я буду решать, где и кем тебе работать на лайнере! Если скажу, будешь только уборные чистить! – шипит в лицо, лютуя взглядом и обжигая презрением.
– Попробуй! Заставь! – взбрыкиваю, бросая с вызовом и уже мысленно его красивое лицо, располосовывая ногтями.
Жаль, только мысленно… ведь мои руки беспринципный гад удерживает одной рукой над моей головой.
– Ты так и не научилась за эти годы держать язык за зубами, – чеканит Дмитриадис. – Я это исправлю, – звучит многообещающе и до дрожи в коленках и паники в душе внушительно. – Раз у других руки не дошли, так и быть, сам замараю. Не гордый…
Но подтекст кажется иным.
Аж в груди морозит, а мозг, наоборот, вот-вот закипит.
– Не гордый? – фыркаю с неверием. – Да ты же… лопнешь скоро от важности. Тебя распирает от собственной значимости. Заловил меня, и мстишь мелко… А на деле ни тебе, ни мне этого не нужно.
– Если придётся, я тебя уничтожу, Никита. Уничтожу просто, чтобы больше тебя не видеть. Уничтожу, и даже глазом не моргну… – вторит раз за разом, будто гвозди в стену вколачивает.
Ничего светлого и хорошего по отношению к Костасу не остаётся.
Если раньше и мелькало нечто сродни «доброй памяти о прошлой дружбе», то теперь мной движет лишь жажда поставить на место этого мерзкого, циничного и грубого мужлана.
Довести до белого каления!
Ткнуть в неполноценность…
Обезоружить и растоптать!
– Дурак ты, Костас. Я ведь не прошу меня за так отпустить или поверить наслово. Не напрашиваюсь к тебе в друзья! Я живу своей жизнью! И готова понести наказание за наши с мужем растраты. Я готова работать, но ты не хочешь упростить этот момент! Зачем меня топить, когда мы могли бы друг другу упростить жизнь? Хочешь чтобы работала? Без проблем! Я не боюсь замарать руки. Но я куда лучший организатор вечеринок, чем уборщица или официантка. Вместо мытья унитазов и разноски заказов, я могла бы помочь с новой программой под ваши туры с уклоном под разный контингент! Уверена, ты знаешь, кем я работаю на берегу! И так же ты в курсе, что я на хорошем счету… Вместо того чтобы оказаться полезными друг другу, ты меня сливаешь…
– Ты ошибаешься, Никита. Ты полезна только своим отсутствием. Я уже давно понял, что лучший расклад, когда ты где-то в стороне и подальше от меня, – Дмитриадис махом отметает мысль, что смогу достучаться до его разума. Воззвать к совести. Напомнить о морали…
Между нами – пропасть!
Между нами – капитальное непонимание!
Между нами – прошлое и обиды!
Между нами – ненависть и неприязнь…
– И я сделаю всё, чтобы ты была рядом, но подальше от меня, – чеканит Костас. Интонация скатывается до какой-то интимности. Я и без того, вместо чёрных глаз уже давно на его губы таращусь, а теперь и подавно…
Мне почему-то страшно…
Нет, не расправы боюсь! Не побоев или крика…
Его губ…
Да! Я до жути боюсь, что Костас меня поцелует.
Вроде, и не намекает, а нутро предвкушающе трепещет.
Дыхание Дмитриадиса обжигает лицо, я словно под гипнозом смотрю на приближающиеся ко мне полные, чувственные губы Костас, и уже борюсь с собственными демонами, уговаривая себя, не позволять поцелуя…
Во что бы то ни стало дать отпор, укусить, плюнуть.
Что угодно, лишь бы не смел!!!
И даже зубами скриплю, как бы заранее смыкая челюсть и не позволяя наглой ласки.
Уж не знаю, чтобы между нами полыхнуло: вспышка похоти или жажда убийства, но в помещение со смехом врываются две уборщицы.
Правда только стоит им оказаться на пороге, мы с Дмитриадисом шарахаемся прочь друг от друга, а девушки перестают смеяться.
Глядят на нас с опаской, и даже жмутся в уголочке, словно до последнего ждут приказа немедленно убраться из раздевалки. Но мы молчим. Они тоже. Повисает жуткое, напряженное безмолвие.
– Надеюсь, ты всё предельно ясно поняла! – первым берёт себя в руки Костас.
Прочищает горло, пару раз кашлянув.
– С этого момента будешь… – кивает неопределённо, но на девушек, – только уборкой заниматься и то, в каютах эконом класса! – отрезает, в очередной раз окатив обвиняющим взглядом. – На этом всё! И… оденься уже… наконец, – выплёвывает с презрением, будто моя вина в том, что я раздета. – Живо! – коротко бросает и, крутанувшись на месте, словно не произошло ничего такого, покидает раздевалку.
Естественно на меня косятся все работники, попадающиеся на глаза – сплетня о нашей сцене с Дмитриадисом явно опережает нас, вот и иду на новый пост, делая вид, что не замечаю пристального внимания остальных.
Чёртов Костас!
Тоже мне, богом заделался?!
Судьбу мою вершить решил.
Ну, я ему покажу… и божественное просветление и злой рок…
Но как бы не ворчала, ненавидела, не мечтала поставить большого и злобного босса на место, его совет/угрозу приняла как должное.
Мне лишние проблемы ни к чему. А ждать помощи и понимания у кого-то со стороны, таких, например, как озабоченный араб – глупо. Он скорее меня попользует и закапает, чем проникнется моими проблемами и возжелает помочь.
В общем, проглатываю злость, раздражение и впрягаюсь во вверенную мне работу. Ничего, и на моей улице будет праздник.
Пока на лайнере, в замкнутом пространстве, я под бдительным надзором, тут уж не разгуляешься, а только сбегу… Уж я задам Дмитриадису! Сразу в полицию пойду. Напишу на него заяву.
Так что главное выбраться на волю, а потом мы с Костасом… встретимся в суде!
Костас Дмитриадис
Вот же дрянь!
Вот же…
Как у Никиты получается меня выводить из себя?
Я же давно научился не показывать чувств. И ведь получалось… пока в моей жизни опять не появилась валькирия, что б её.
Мне никто не смеет возражать.
Никто не смеет перечить!
Я не прощаю…
А ведьма нагло бросает вызов. Провоцирует, словно не боится!
А меня стоит бояться!
Особенно ей!
Особенно теперь!
Я сам себя боюсь…
Убью ведь…
Чёрт!
Не собирался на неё набрасываться.
Я её и касаться не собирался!
Но глядя в дерзкое лицо валькирии, утонув в яростной зелени глаз… себя потерял.
Не ожидал, но меня помутнение какое-то накрыло.
Очнулся лишь когда Никиту уже прижимал к стене.
Впервые, если честно… Я себе такого никогда не позволял по отношению к ней.
Я её так любил, что коснуться-то боялся.
Каждый вздох ловил. Боготворил, поэтому даже ни разу не поцеловал, хотя подыхал от желания. Меня аж трясло, как хотелось…
Прямо как сейчас!
И это… ненормально!
Неправильно!
Чёрт возьми, несправедливо!
Был уверен, что подростковая, нездоровая озабоченность этой девицей прошла. Я себя уверял, что забыл её… Но стоило нам столкнуться – я тотчас потерял контроль. Голову мгновенно повело от близости с Никитой, от её хрупкой беззащитности. От её запаха, от тепла её тела.
Помню только, что смотрел в воинствующе сверкающие глаза валькирии, и точно молнией шарахнуло – сколько бы не утверждал, я, по-прежнему, её хочу.
Её полные, чуть приоткрытые губы, словно зазывали…
Ноздри нервно вздрагивали, щеки румянились…
И она была невероятно красивой. Настолько сексапильной, порочной, желанной, что едва не нарушил данное себе слово: никогда её не целовать!
А я чуть было не поцеловал!
Меня аж качнуло к ней. Ничего доброго и нежного… Я себя озабоченным психом чувствовал… Сожрать её хотел. Наброситься и изнасиловать…
Псих!
Знаю!
И самое скверное, что она это поняла.
Но мне повезло… вошёл персонал, и у меня появился шанс реабилитироваться хотя бы в собственных глазах. Я не упустил возможности и сбежал от персонального демона. Сбежал так, чтобы чувство собственного достоинства не пошатнулось.
Но всё же я злюсь!
На себя!
На Никиту.
Наверное, прибить её было бы самым верным и безболезненным…
Не знаю, до какой бы извращённой фигни додумался, но голос Эрики выдёргивает из пучины неутешительных мыслей:
– Костас, ты выглядишь так, будто бежишь от дьявола!
Ага! Рыжего! В юбке… вернее без неё, и только в нижнем белье.
До сих пор во рту сушит от этого ослепительного вида: стройное тело, длинные ноги, аккуратная, приятная взгляду грудь.
– Да нет, нормально всё! – лгу, не моргнув глазом, и присаживаюсь рядом с невестой, загорающей на шезлонге под навесом верхней палубы возле бассейна. И, вроде бы, как и Никита, раздета, но взгляд не цепляет – перед глазами до сих пор валькирия.
А ведь Эрика довольно востребованная модель: многомиллионные контракты, постоянные фотосессии и выходы на подиум.
– Как же, нормально? – насмешливо подмечает Рика. – Ты перевозбуждён и зол… Стой! Только не говори, что ты опять с этой рыжей был! – приподнимает тёмные очки, чтобы я без помех мог прочитать по её глазам, насколько сильно она недовольна этим фактом.
– Был?.. – не понимаю глубины упрёка. – Нет, мы не… Просто одно дело решал, – мотаю устало головой, развеиваю её опасения.
– И поэтому точно взведённый курок? – не унимается невеста, сверля пристальным взглядом.
– Нет, я зол потому, что хочу от неё избавиться.
– Так в чём проблема?
– Мне это дорого обойдётся.
– Либо так, либо… используй её, – цинично заявляет Эрика.
Степенью хладнокровности в ведении дел невеста даст фору многим бизнесменам, которых знаю. Она – опасная и беспринципная личность. Но мне с ней… удобно, и часто её советы бывают в точку, как бы не пугали или не настораживали.
– Я уже говорил, что продавать не буду, – категорично отрезаю, не желая даже слышать подобного варианта.
– Я не о том, – лениво протягивает Рика. – Но твоя знакомая может быть полезной для нашего бизнеса.
– Нашего?
Напрягает момент.
– Твоего, – нарочито выделяет Эрика, вновь нахлобучив очки и демонстративно ложась на лежак, как бы подставляя лицо солнцу, – но моя доля в нём тоже есть, – напоминает реальность.
– Есть, – нехотя признаю очевидное.
– Так вот, пусть эта рыжая заплатит своими мозгами. Она неплохой промоутер. Используй её знания…
– Но тогда она больше будет светиться на людях, – ворчу, больше раздумывая не слишком, ли много знает моя невеста и не слишком ли глубоко влезает в мои дела. – А я как раз-таки этого и хочу избежать.
– Не вижу проблемы! Пусть остаётся за кулисами, – дёргает плечом Эрика. – У тебя есть кому вести шоу. А она пусть побудет кукловодом.
– Не много ли власти?
– Обманчивой власти, – кривенько хмыкает невеста. – Уж не тебе ли знать, у кого деньги, тот и управляет.
– Не желаю её видеть, и тем более знать, что она хоть как-то причастна…
– Костас! Тебе это нужно! – строго парирует Эрика. – Тебе просто необходим глоток свежего воздуха в этом смердящем древностью корыте! Тебе нужен новый взгляд на развлечение! – жестока, и в то же время прямолинейна и верна в оценке Эрика. – И если должница может помочь – используй её! Я даже буду делать вид, что не замечаю твоей озабоченности ей. Я за то, чтобы бизнес процветал. Но с одним условием – ты ограничишь её власть! Максимально урежешь права.
– Как?
Меня не пугает заявление невесты. Знаю, она не дура и зрит в корень, но её предложение кроет в себе некоторые нюансы, которые нам придётся обсудить более подробно. И боюсь, уступок с моей стороны, как и с её, не избежать!
Но мы всегда находим консенсус, поэтому уже несколько лет вместе.
Мы прагматичны, циничны и рассудительны.
– Костас, милый, прекрати думать хозяйством! Включи уж наконец-таки мозг! – кривит личико Эрика, намекая, что устала от пустого разговора.
– Да я, вроде, и так… – хочу осадить невесту, но мой телефон пиликаньем нарушает ход диалога.
Глава 9
Никита
Уборка кают – не самое приятное занятие, но я нахожу и положительные стороны. По природе я очень вспыльчивая и сгоряча могу натворить всякого. А такие заминки мне во спасение – дают время на передышку и на переосмысление.
Тишина, уединение. Поток мыслей, разработка более чёткого плана.
Я даже начинаю с этого поучать удовольствие.
Жаль только мои грандиозные планы начинают трещать по швам уже в день "Х".
– Никита, тебя ждёт Дмитриадис Костас, – огорошивает один из охранников лайнера, заглянув в каюту, где я убиралась.
– Я работаю, – недовольно бурчу, раздражённо прокатив чуть дальше по комнате ведро со шваброй, никак не желающей попасть в ячейку.
– Это твои проблемы. Он ждёт! – сухо отрезает мужик. Рывком отбирает у меня инвентарь и подталкивает в плечо в сторону выхода.
– Ты – самодур, – вместо "доброе утро" выпаливаю, только оказываюсь в дорого обставленной каюте-кабинете Дмитриадиса. – То требуешь, чтобы работала днями напролёт, то срываешь с работы. – Ты уж определись…
– Сядь! – строго перебивает меня Костас, и таким тоном, что на автомате сажусь на первый попавшийся стул, остро поняв – споры оставлю на потом. – Звонил твой муж… – делает паузу.
Моё сердечко радостно ёкает. Даже немного подаюсь вперёд:
– И? Он погасил долг? – предполагаю осторожно.
Вместо ответа Дмитриадис берёт айфон, лежащий перед ним на столе.
Делает несколько неспешных манипуляций и кладёт обратно мобильный, чуть придвинув ко мне.
Громкая связь…
Гудки.
– Да! – голос незнакомый, мужской.
– Дай Терентьева, – сухо бросает Костас, и несколькими секундами погодя звучит взволнованный голос Ромы:
– Ника?
– Д-да! Ром. Я тут.
Неожиданно меня охватывает дрожь. Нет, не от счастья услышать мужа, а от робкой мысли, что скоро Ад закончится.
– Хорошо, милая. Я рад, что ты в порядке, – бормочет благоверный. – Ты… ведь… – запинается на словах, – в порядке?.. – его голос боязливо стихает, но на утвердительной ноте.
– Можно и так сказать, – отзываюсь на автомате.
Умозаключение Ромы раздражает. Не видя меня, радуется моей невредимости. Причём ошибочно! Ладно, меня не били, не насиловали, но психически… я подверглась сильнейшему давлению. Так что я бы горячо поспорила, что со мной всё в порядке.
Ни одна жертва, окажись на моём месте, как бы ни казалась спокойной, не может считаться психически здоровой!
– Злишься на меня?.. Ненавидишь? – с короткими паузами заваливает вопросами муж. – Уже жалеешь, что вышла замуж?.. Знаю, что сильно провинился, и нет мне прощения…
– Потом, – отрезаю строго. – Давай об этом потом поговорим, а пока…
– Прости, Ник. Прости! – судя по голосу, Рома на грани нервного припадка.
– Ром, что с деньгами? – надоедают его пустые стенания. На данный момент меня больше волнует моё будущее, а оно, как бы меня это не бесило, зависит от Ромы.
– Я, правда, стараюсь, Ник…
– НИКИТА! – ещё больше злюсь, ведь много раз ему говорила, что не люблю сокращения своего имени. А он, как нарочно, да ещё и при Костасе!
– Да-да, конечно. Просто нервничаю жутко.
– Деньги, РОМ! – чеканю, едва не скрипя зубами. – Ты уже нашёл?..
– Часть! Часть суммы уже перевёл… – умасливает мои надежды муж.
Я с жадностью уставляюсь на Костаса, желая по его реакции убедиться в правдивости слов Ромы, но по непроницаемому лицу Дмитриадиса ничего не понять.
– Сколько?..
– Сумма небольшая. И её, конечно, недостаточно, – перебивает Рома, – но я ищу где перезанять ещё, – ободряет меня муж.
– Ищешь, – киваю мыслям.
– Ты как? Держишься? Они тебя…
– НЕТ! – рычу, потому что сейчас его блеяние ни к чему. – Просто достань денег!
– Д-да, – торопливо заверяет Рома. – Это, как его… Я вот что хотел… – запинается на каждом слове муж. – Ты говорила, что машину можно… Я не настаиваю, знаю…
– Блин, просто продай её! – вновь рявкаю, не желая затягивать момент.
– Хорошо, но мне нужна доверенность, – напоминает Рома.
На мой прямой взгляд Костас кивает:
– Если нужно, сегодня же сделаем.
– Сегодня пришлю, – тотчас заверяю мужа.
– Круто, спасибо… И ещё раз, прости, – опять бубнит благоверный, но ему опозориться сильнее не даёт Дмитриадис. Мажет пальцем по экрану, сбрасывая звонок.
– Уверена? – зачем-то уточняет, сверля пристальным взглядом.
– Конечно! – ни на секунду не сомневаюсь в своём желании избавиться от долга любым путём. Ну, или хотя бы его сократить. – Он вернул почти миллион. Я предлагаю на остаток расписку, – нагло хватаюсь за вариант. – Так вроде поступают в цивилизованном обществе, – давлю на совесть. – С должников берут расписки…
