София Вереземская
Союз нерушимый: Живь
– Осторожно. – Алексей провел пальцем вдоль трещины, и она тотчас затянулась, будто ее и не было.
– Осторожно! – Разлетелся по залу чей-то возглас, и все невольно обернулись в сторону его источника.
Елена ахнула и чуть не выронила только что восстановленный бокал. К вершине новогодней ели, оттолкнувшись от пола ногой, воспарила девушка.
– Я же сказала, что он стоит криво, – крикнула она вниз и вручную подровняла рубиновый шпиль.
– Алиса, спускайся, мне страшно.
– Тут, кстати, есть еще место для цветов, – проигнорировала она просьбу подруги и подняла к себе наверх еще и соцветие пуансеттий. – Вот так.
Довольная своей работой, Алиса левитировала вниз. Столпившиеся у подножия елки зрители расступались, и только один человек оставался на месте, с усмешкой глядя наверх.
– Посторонись, раздавлю!
– Да кого ты раздавишь, – Меншиков протянул руки к, по всей видимости, дочери, и бережно спустил ее на землю, – ласточка.
Девушка рассмеялась и совсем не по-детски поцеловала мужчину, который годился ей не просто в старшие братья, а в отцы. Елена смутилась и повернулась к Алексею в поисках поддержки.
– Княгиня Меншикова, – коротко кивнул он в сторону невзрачной барышни, которая теперь о чем-то смеялась с гостями. – Алиса Кирилловна.
– Да он же ей в отцы годится…
– Да, – согласился Алексей и задумчиво почесал подбородок. – Прямо как я тебе.
Елене пришлось прикусить язык. Разница в возрасте у них с мужем была почти в двадцать пять лет, но даже больше, чем этот факт, общественность обычно возбуждала информация о том, что Вера была младше своей мачехи всего на десять месяцев. Еще и внук у Алексея был старше младшего ребенка, но в этом обсуждении чета гораздо чаще смущенно выслушивала похвалы репродуктивному здоровью.
Время близилось к девяти, гостей в усадьбе появлялось все больше. Елена зря беспокоилась, что будет выглядеть слишком ярко на фоне прочей публики. Напротив, становилось понятно, что ее наряд был недостаточно роскошен для мероприятия такого значения. Нежно-зеленый шифон ее платья тонул и блекнул на фоне дорогих тяжелых тканей и фасонов, которые выбирали для торжества колдуны и колдуньи. Чего только стоил винного цвета костюм на хозяйке вечера: удлиненный жакет с широкими плечами на хрупкой Алисе смотрелся изящно и статно, гораздо лучше, чем если бы она решила одеться во что-то более подходящее ей по возрасту.
– Кто же так играет со своим будущим, Игорь? Какая конская черта. У меня двоюродная прабабка за такое страшную цену заплатила, а ты нарочно.
Хрипловатый, прокуренный горным акцентом голос отвлек и развернул Елену в противоположную сторону. Она уткнулась взглядом в пышногрудую горделивую женщину – на ее шее, пальцах, кистях и ушах, казалось, покоился весь золотой фонд России, длинные черные волосы, без единой сединки, были туго затянуты в высокий хвост. Всем своим широким лицом она обращалась к девушке с химзавивкой, той самой, что предостерегала Алису от падения:
– А ты, дорогая, чем думала? Хочешь ребенком от судьбы откупаться? – Несчастная испуганно сложила руки на животе.
– Тамара Зурабовна, ну зачем так пугать-то, – запричитал Меншиков. – Зато у Игоря с Таней по любви, это лучше.
– А вы сами-то, Константин Григорьевич, надеюсь, по всем правилам женились? – Елена стушевалась от взгляда этой женщины, но не хозяин дома.
– Конечно, дорогая Тамара Зурабовна, – улыбнулся он. Колдунья чуть смягчилась от его ответа. – У вашего красавца судьба уже тоже, полагаю, есть? – Меншиков кивнул куда-то в сторону.
– Конечно.
– И как она?
– В этом году должна пойти в школу. – Елена вздрогнула, когда темный угол, на который кивнул Меншиков, ответил на вопрос тяжелым баритоном. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы хоть как-то разглядеть лицо стоящего в тени колдуна, но ничего, кроме насупленных густых бровей и крупного носа в материнскую породу, Елена различить не смогла.
– Я считала по звездам, она где-то в Курской области живет. Хотела ее проведать, познакомиться. Но Вардан сказал, что в таком случае вообще никогда не женится.
– Вардан, не разбивай маме сердце!
– Я всего лишь хотел оградить ребенка от преждевременного общения с потенциальной свекровью. – Из того же угла хохотнул другой высокий силуэт. Видимо, потенциальный свекр.
– Ну это ничего, скоро сам сможешь наблюдать за ее академическими успехами.
– Как славно, что боевая магия начинается только с четвертого курса.
– А вдруг она будет на Воронах?
– Тем лучше, я курирую старшекурсников.
Поднос с шампанским затормозил у Елены перед носом и закрыл обзор на весь волшебный колорит. Она осторожно стянула бокал, боясь опять повредить хрустальную посуду. Поднос отдал швартовы и взял курс на колдунью в соболиной горжетке.
– Какой-то ужас, – призналась Елена.
– Что именно? – не понял Алексей. – Шинские?
– А они кто? Тоже все министры или родственники князя? – Она нахмурилась, когда муж встретил ее вполне серьезный вопрос смехом.
– Не думал, что ты так буквально воспримешь мои слова. Нет, Шинские в Хаптай-Агдун боевую магию уже какое поколение преподают. Я у Виктора Васильевича учился, – который сейчас щедро подливал Меншикову коньяк, – да и Константин Григорьевич тоже. Вардан на место отца пришел. Говорят, талантливый.
Елена пригубила бокал. Ей вдруг представилось большое кино, световые мечи и все эти спецэффекты, которыми режиссеры пытались раскрасить плохие сюжеты. Она смутно представляла себе бой магов и не хотела бы увидеть это воочию. Сейчас ее волновало не это.
– Но как можно решать за ребенка, на ком ему жениться или за кого выходить?
– Это странная традиция, я согласен. – Алексей с пониманием кивнул. – Но многие старые волшебные семьи верят в то, что судьба человека скрыта за временем и местом его рождения. Я в нумерологии никогда особо силен не был, но путем каких-то манипуляций из даты и места рождения одного человека можно получить дату и место рождения другого. Такие пары считаются «судьбой».
– И что, это правда работает?
Девчонки в общаге на вопрос о судьбе обычно тасовали карты из ларька с пивом и выкладывали одного из четырех королей, какой первый попадется. Вот тебе бубновый – перепадет молоденький, а если пик – то непростой будет, коварный. Вот Меншиков был похож на короля пик, Алексей был трефовым.
– Наверное. Большинство из них не рискует жаловаться на судьбу.
– Чушь все это. – Изумрудный гарнитур, идеальная волна напомаженной челки, изогнувшиеся в ухмылке красные губы. Взгляд цеплялся за каждую деталь образа подошедшей волшебницы. – Простите, не собиралась подслушивать ваш разговор. Катерина Ольхова, тетя Татьяны, если вы уже успели с ней познакомиться. – Елена несмело обернулась на испуганную худенькую колдунью. Ей бы тоже не мешало плеснуть коньяка. – А вы?.. Голицыны-Мартыновы? Ореховое бюро второй половины восемнадцатого, верно?
– Удивительная память, Катерина Львовна. Все верно. Алексей.
– Елена. – Она уже знала, что надо делать, так что несильно пожала мягкую руку с аккуратным маникюром. – Так о чем вы начали говорить?
– О том, что это чушь, что твоя судьба заложена в твоих числах. Я вышла замуж за свою судьбу, и это были самые ужасные годы моей жизни. – Волшебница непринужденно поправила прическу. Женщин, похожих на нее, Елена видела в модных журналах, которые мать выписывала, если что-то оставалось с зарплаты.
– Ну что вы, Катерина Львовна. Кто знает, может, вашей судьбой было не выйти замуж, а развестись?
Сырные тарелки сновали по зале болидами. Катерина, решив отсрочить ответ, вежливо улыбнулась и протянула руку к ближайшей, но чьи-то бледные длинные пальцы первыми ухватили нанизанный на шпажку ломтик камамбера.
– Да, и отсудить при разводе половину состояния бывшего мужа, – ответила их обладательница.
– Поверить не могу, он и тебя заставил прийти?
Ольга позволила себе улыбнуться и обняла Алексея.
– Застал врасплох после суда, у меня не было сил отбрехаться. – Она кивнула Елене, вид у нее был недовольный. Впрочем, как и всегда.
– Продолжаете расторгать «судьбы»? – Ольхова в большей степени походила на царственную особу, чем кто-либо еще в этом зале. Ольга не могла разобрать, было ли дело в манерах или это шляпка с вуалью напоминала корону. Ее прямой спокойный взгляд выжидал ответа.
– Уже нет. Теперь восстанавливаю справедливость для тех, кому судьбу сломали.
– Ольга Феликсовна у нас любит брать дополнительную нагрузку.
– Если я не буду брать обычные дела, то умру от скуки, Леш. У нас общины крайне редко между собой судятся.
– Вы ведь стали верховной судьей? – К чести Елены было то, что она легко соображала.
– Почти четыре года как, – с гордостью ответил Алексей. – Вера жалуется, Оля никому спуска теперь не дает.
– Как она? Еще переживает из-за процесса?
– Как тебе сказать. Конечно, переживает. Она бы не взялась защищать Федотова, если бы знала, что он наделал.
– Вы о деле некроманта? – неожиданно встряла Катерина.
– А вы осведомлены? – Ольга вопросительно выгнула бровь.
– Матвей что-то рассказывал. Матвей Ольхов, адвокат.
– Ваш брат?
– Нет, сын.
– Жуткое дело. Убить одну женщину, чтобы воскресить вторую.
– И в итоге не преуспеть.
– Храни меня Фемида, кого я вижу! – Ольга прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, только потом повернулась. Меншиков был пьян, хотя для большинства присутствующих этот факт мог быть совсем неочевидным. Выдавали зрачки, слишком лихо блестели.
– В ваши края Фемида не заглядывает, Константин Григорьевич.
– Но ты все равно здесь.
– Только ради Алисы.
– Ой, Алиса подождет, – отмахнулся он. Его ладонь ловко нырнула под ее локоть. Он уводил Ольгу в сторону подозрительно твердой походкой для того, кто вылакал напополам с Шинским бутылку армянского коньяка. – Ты мне лучше скажи, как там дело Мироновой?
– Никак, поставила заседание после праздников.
Ольга терпеть не могла разговоры о работе не на работе, но Меншиков был на службе денно и нощно, в будни и праздники, пьяный и трезвый.
– А как бы нам так сделать, чтоб это заседание было последним? Ананасик? – Она покачала головой. – У Марины Дамировны сейчас так много дел, война, сама понимаешь, так что разобраться с мудаком, который ей чуть не угробил целый отряд элитных бойцов, хотелось бы поскорее. Не то она развяжет войну еще и с Польшей. – Меншиков смачно чавкал ананасом. – Чтоб они этого Гавчикова выдали.
– Тявкина.
– Ну да, его самого. Так что, сможем так сделать?
– Знаешь, Костя, ты тут у нас по своим законам живешь, вот сам по своим законам его из Польши и вытаскивай. Может заодно и Лагожина там найдешь.
– Да я его голову Деду Морозу заказал и очень расстроюсь, если утром не найду ее под елкой. – Князь жестом приманил к себе поднос бутербродов с икрой. Решил заесть весь алкоголь, который успел в себя влить. – Эй, Марин! – Он оторвал Хамидову от выклевывания глаз несчастному министру образования. – Марин, тут Оля не хочет твоему Собакину выделять личную будку.
– Так Миронову Лагожин убил, с чего мне Тявкина сажать?
– Вот вы, Константин Григорьевич, Лагожина казнить хотите, а я наградить, – вставила Хамидова. – Если б не он, сейчас бы куковала на границе рота инвалидов.
– Слушай, не начинай, я все его заслуги перед отечеством знаю, но он даже с ними сволочь порядочная. Вот секретаршу зазря убил, лучше б самого Тявкина грохнул. Сейчас бы проблем не знали.
– Я еще потрясу МИД, но, Ольга Феликсовна, с вашим приговором достать Тявкина из Польши было бы куда легче. – Хамидова, в отличие от Меншикова, не заискивала.
– Вот бы было б хорошо, Марин, если б нам их в сцепочке привезли, а. И Тявкина, и Лагожина разом. – Меншиков пихнул им обеим в руки по бокалу шампанского. – Выпьем за новогоднее чудо.
Он одним глотком влил в себя бледно-золотистое веселье. Ему всегда было весело людьми крутить. Ольга даже не пригубила, ей бы воды. Она незаметно пристроила свой бокал на край подоконника. Собрать вокруг себя всю верхушку и аристократию, кормить их дорогими деликатесами, умасливать выдержанным алкоголем и грубоватыми шутками – в этом был весь Меншиков. Ему самому, несмотря на титул, до аристократического воспитания было далеко. В подтверждение своим мыслям Ольга глазами нашла Ольхову, которая сейчас наслаждалась одиночеством под «Березовой рощей» Левитана.
– Костя, я уже ответила. Я не буду вешать на человека убийство, которое он не совершал. Каким бы уродом он ни был. Нужен приговор? Ладно. Собери документы, найди свидетелей, посади его на скамью подсудимых. Лично. Чтоб я ложь на его лице видела до того, как он ее скажет. И я осужу его по своим законам. Слава богу, пока мы по ним живем.
– Ой, не сомневайся. Только на твоей честности Союз и держится. – Он запил ожидаемый отказ полагающимся ей шампанским.
– Извините, Марина Дамировна. Не могу ничем помочь. У вас свой долг, у меня – свой.
Хамидова насупила брови и коротко кивнула. Была не согласна с ее решением, конечно. Ольга знала: один раз пойдешь на поводу – потом тебя всегда будут пользовать. Потому она и не давала слабину, не упрощала никому жизнь. Закон есть закон.
Безвкусица есть безвкусица. Ольховой и ее шляпке с вуалью не шли русские пейзажи. Ольга бы предложила ей переместиться в угол с лепниной, пока его не занял для очередных переговоров государственной важности Константин Григорьевич.
С траектории ее сбил бледненький шифон. Елена подняла на нее привычно недобрый взгляд, Ольга ответила тем же.
Она отпросилась у Алексея подышать воздухом. Хотя ей не пришлось затягивать себя в корсет, в отличие от милой Татьяны, все равно в зале было душно. Таня для знатной волшебницы оказалась крайне кроткой и доброй, с любовью в глазах рассказывала о недавней свадьбе и муже и не очень-то сокрушалась, что по числам они не сходятся. С ее мужем Елена поговорить не успела, но даже внешне впечатление Игорь производил именно то, какое создавала о нем его жена. Елене даже стало жаль, что штурвал перехватил другой Меншиков, но решила, что дела аристократических семей ее не касаются.
Она и сама теперь была частью одной из таких, ощущалось это самозванством. Кто дал право бывшему пролетарию носить двойную фамилию и не замерзать в минусовом декабре в платье без рукавов?
На балконе было тепло, как внутри, но, запрокинув голову, можно было добраться до свежего воздуха. Можно было, если бы он не перебивался крепким табаком. Хуже этой вони для Елены были только двухдневные дохлые курицы, которыми несло с кафедры физиологии животных. Она огляделась в поисках источника дыма.
Мужчину, облокотившегося на балюстраду, заметить было сложно. Он молча стряхивал пепел с тлеющей сигареты. Елена не видела его ни разу за вечер, не то бы точно запомнила. Мужчина счел неприличным тушить окурок о каменную тумбу, в его пальцах он превратился в огромную снежинку, которая полетела прямо в жерло искрящегося фонтана.
Он отряхнул ладони и обернулся. Глаза Елены расширились от удивления.
– Что? – в лоб спросил мужчина.
Еще сегодня утром она вспоминала это лицо, только на фотографии взгляд был чуть более добрым, а волосы куда более кудрявыми.
– Я вас видела. – Мужчина в ожидании поднял брови. – В некрологе.
– Понятно.
Между его зубами оказалась новая сигарета. Он вежливо протянул пачку и ей. Елена не курила.
– Как это вообще возможно?
В ответ мужчина затянулся и задумался. Мыслями он был далеко от этого места, где обсуждали магическую политику и свадьбы по звездам.
– Когда увидел ту газету, тоже себя спросил.
– Так это что, какая-то ошибка? – недоумевала она.
– Ошибка. – Он снова замолчал и ушел внутрь себя. По его лицу прошлась мимолетная гримаса чего-то, что было сложно выразить словами. – Ошибка в том, что меня здесь быть не должно.
После третьего бокала шампанского чувство юмора Елене начало отказывать. Она не знала, насколько в волшебном мире нормально видеть мертвых людей, поэтому надеялась, что это была лишь фигура речи. Мало ли, кого здесь быть не должно? Ее здесь тоже быть не должно, но вот она тут, делает вид, что ей интересно слушать, кто на ком женился, кто кого убил и кто куда бежал. Так что Елена решила воспользоваться первой интересной за вечер ситуацией и проверить плотность этого «призрака» на ощупь. Неживой взгляд мужчины остановил ее ладонь в сантиметре от его плеча.
Ручка балкона пронзительно скрипнула.
– Тихомиров! Я тебя везде ищу. – Меншиков был вездесущим чертом. – Так, Илюша, курить – здоровью вредить, сюда давай. – Он бесцеремонно забрал изо рта мужчины тлеющую сигарету и кинул во двор. – Не видел, чтобы ты за весь вечер что-то ел. Держи салатик. – В руках у названного Ильи оказалась целая миска оливье. К удивлению Елены, тот не стушевался и отправил себе в рот ложку с горкой майонезного салата. – А это, Илюшенька, жена нашего Алексея Петровича, – приобнял ее Меншиков за плечи. – Себе жену присмотреть не хочешь? Тамара Зурабовна там как раз судьбы раздает.
– А за Европой тогда кто присматривать будет? – спросил Илья с набитым ртом. Меншиков задумался.
– Верно подмечено. – Он развернулся к Елене. – И все же, душенька, позвольте мне угадать. Вы с Зайцев, да? Душок тот.
Елена скривилась от того, что волшебники отказывались принять на веру отсутствие у нее магии и продолжали докапываться до несуществующей правды.
Илья вытер рот тыльной стороной ладони и вручил тарелку обратно в руки Меншикову. Салата убавилось наполовину.
– Константин Григорьевич, очень вкусно, но я пойду.
– А как же десерт, Илюш?
– Меня мама дома ждет. У нее последнее время на одного сына меньше, сами понимаете.
Меншиков понимающе закивал, пока Елена думала, какой дурой она, наверное, все это время выглядела в глазах Ильи.
– Тогда сейчас с собой завернем. Маме привет.
Снова оказавшись во всей этой волшебной пестроте, Меншиков моментально потерял к ней интерес и ушел, даже не откланявшись. В окно Елена видела, как огромными шагами Илья пересекает двор и в долю секунды портируется куда-то. К маме. Он был единственным, кто оказался достаточно честным с хозяином вечера и обошелся без натянутых улыбок – она с трудом могла вообразить ее на его лице, а не его брата.
Ее муж тоже был предельно честен, когда во весь голос смеялся с Ольгой. Алексей и Ольга были друзьями задолго до того, как они с Еленой поженились и вообще познакомились. И она никогда не видела, чтобы он обсуждал с ней что-то с таким же пылом, захлебывался в словах, махал руками.
Сказать честно, после ночных бдений в окружении скелетов Елену мало что пугало, но Ольге это удавалось: своей чернотой, острыми линиями и взглядом, которым можно было заставить сознаться во всех преступлениях. Елена поняла, что жует губы и сейчас съест и без того бледную помаду. Она нашла в себе силы подойти.
– Леша.
– Да? – Он не сразу понял, кто отвлек его от разговора.
– Домой пора, ты Мише с Тихоном обещал.
– Неужели так время летит? – Он сверился с карманными часами. – Оля, извини. Дети есть дети.
– Понимаю. – Ее бледное лицо не порозовело даже от алкоголя. – Тогда передай своим девочкам поздравления от меня, хорошо?
– Вот сама к нам на Рождество зайдешь и передашь, а то потом у Юли заканчивается отпуск. Ты же не против принять у нас Ольгу Феликсовну, милая? – Елена неохотно покачала головой.
– У меня работы удавиться просто, Леш.
– Слышать ничего не хочу.
Рассыпаться в любезностях с Ольгой он мог целую вечность. Елене не хотелось лишний раз одергивать Алексея, но и ждать, пока иссякнет его красноречие, тоже. За его спиной она помаячила недолго. Резко развернулась и направилась в сторону прихожей. В общем гомоне чеканка ее каблуков была не слышна, так что бог знает, когда Алексей обнаружит, что рядом ее нет.
В груди неприятно жгло негодованием, нелепой детской обидой, когда вышел во двор, и для тебя не нашлось в игре значимой роли. Уж сколько слезных истерик Леночка закатывала старшим братьям, когда те забывали о ее существовании, увлекшись друзьями. Сейчас заплакать она бы себе не позволила. Елена обернулась, надеясь увидеть, как Алексей идет за ней следом, но взглядом уперлась лишь в то, как он обнимал и легко целовал в щеку свою драгоценную Ольгу.
– Осторожнее, дорогая, на такой скорости легко влететь в неприятности.
Почти лоб в лоб Елена столкнулась с поздней гостьей поместья. Острые иглы темно-карих, почти черных глаз с хирургической аккуратностью вонзились ей в душу и пригвоздили к месту. Елена замерла, не смея пошевелиться, такой властью обладали эта смеющаяся улыбка и лучики морщин возле глаз. Женщина смотрела мягко и строго, по-матерински, с пониманием и прощением, так что вдруг захотелось признаться во всех своих бедах и обидах. Но чья-то твердая рука настойчиво разделила их, связь прервалась. Елена потупилась и отшатнулась, а та, которую она про себя назвала матерью, рассмеялась.
– Все в порядке, Диана, вряд ли кто-то захочет убить меня в новогоднюю ночь. – Неприветливого вида девушка, в чьей осанке читалась разведка, убрала в кобуру выхваченную на защиту волшебную палочку. – Вам так не терпится вернуться домой, моя дорогая, простите, что стала преградой. – Елена растерянно моргала и пятилась назад. Чужие жесткие руки отодвинули ее в сторону.
– Олена Петровна, благодарю за оказанную нам честь. – Елена не узнавала хозяина дома: Меншиков переменился в лице, манерах и тоне своего голоса.
– Да полно, Костя, это тебе спасибо, что вытащил из четырех стен.
– Госпожа президент, – из ниоткуда рядом появился и Алексей, – рад, что мы вас дождались. – Елене снова захотелось стать невидимкой: она едва не сбила с ног президента Союза.
Олена Кожемяко мягко пожимала мужчинам руки. Ее наряд едва ли отвечал заявленной роскоши праздника: простое темно-сливовое платье, нитка речного жемчуга, скромно уложенные назад темные волосы, но оторвать взгляда от этой женщины не давало что-то другое, что-то очень глубокое и большое, что невозможно было измерить или понять.
– Видишь, Леша, а ты уезжать собрался. – Светлейший князь отвлек Елену от размышлений.
– Не надо, Костя, еще успеется пообщаться. А Елена очень устала, лучше возвращайтесь домой. – Кожемяко добродушно кивнула застывшей за спиной мужа Елене. – Новый год, ведь, это семейный праздник.
Алексей спохватился: приобнял подрагивающей от напряжения рукой за талию, придвинул вперед, но Елена не могла выговорить ни единого слова.
– Я все понимаю, милая, не переживайте. – Президенту ее слова и не требовались. – С наступающим вас и приветы девочкам, Леша.
– И вас с Новым годом, Олена Петровна.
Меншиков не стал провожать их до выхода и лишь коротко кивнул на прощание. Алексей шумно выдохнул, притягивая Елену в свои объятия. Закрыв глаза, она уткнулась лицом в лацкан его пиджака. Слова Кожемяко оседали на плечах свинцовой пылью: она правда очень устала.
– Ты как?
– Чуть не сбила с ног вашего президента.
Алексей тихо усмехнулся.
– Нашего. – Он поцеловал ее в макушку. – Пойдем домой.
Они портировались с нижней ступени парадной лестницы. Пушистый снежный ковер устилал круглый двор поместья.