Наталья Солнцева
Зеленый омут
ГЛАВА 1
Гера переходил от картины к картине, замирая от восторга. Он ничуть не жалел, что приехал из Москвы на выставку Артура Корнилина, своего сокурсника и друга. Артур всегда выделялся среди них всех, он действительно был талантлив, ярок и неповторим. Его фантазия, неистощимая и изощренная, какая-то нездешняя, гипнот,ическая, прекрасная и жуткая, брала за душу, никого не оставляя равнодушным. Его или яростно ругали, или поклонялись истово, как умеют поклоняться искусству только славяне.
Выставочный зал Харьковского художественного музея был полон. Слышалась разноязыкая речь; элегантно одетые люди небольшими группами собирались то у одной картины, то у другой, негромко переговаривались. Много внимания привлекали японцы, странно и мрачно одетые мужчины, похожие чем-то на самураев [8]. Было много немцев, французов. Картины Корнилина нравились иностранцам, они охотно и много покупали, что-то громко и бесцеремонно выясняли у жены художника Нины. Самого Артура никто еще не видел, он словно в воду канул. Стая настороженных корреспондентов с утра стояла у входа, в надежде взять интервью.
Нина Корнилина растерянно оглядывалась, близоруко щурясь, высматривала в толпе посетителей Сергея, с которым давно хотела поговорить о муже и обо всем, что ей казалось странным, пугало ее. С того момента, как Артур вернулся из лесного дома деда Ильи, счастливый и одержимый новыми идеями, необычными замыслами и словно околдованный дикой чащей, туманными озерами, пахучими папоротниками в первобытном сумраке, между могучих и сырых стволов, прозрачными родниками, высоким и чистым небом, – он начал лихорадочно писать. Буквально за пару недель до выставки были закончены несколько картин, в том числе жемчужина экспозиции – «Царица Змей».
Нина помнила то оцепенение, почти шоковое состояние, которое охватило ее, когда Артур, на несколько дней закрывшийся в мастерской, питавшийся только водой и хлебом, не сомкнувший глаз, небритый и изможденный, пошатываясь, вышел и позвал ее. Он даже не имел сил говорить и позвал ее жестом. Она нерешительно вошла. В мастерской пахло красками, скипидаром, лаком, холстами и пылью. На картину падал призрачный свет летнего утра – «Царица Змей» не то улыбалась, не то кривилась недовольно, сияла зелеными очами, бездонными, как темные колодцы, блестящими и страшными. Нина почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове. Наверное, она потеряла сознание. Открыв глаза, она увидела Артура, постаревшего лет на десять, с тяжелыми, набрякшими веками, ввалившимися щеками. Он принес ей сердечные капли в рюмочке, смотрел недобро, досадуя на такое ее поведение, неожиданную слабость. Он ожидал восторга, изумления и восхищения, показывая ей первой свой шедевр, а тут вдруг обморок…
С того дня Артур неузнаваемо и окончательно изменился, что-то скрывал от нее. Им овладела странная идея бежать, исчезнуть, спрятаться. От кого? Куда? Нина не знала. Знал ли сам Артур? Ей хотелось поговорить с кем-то, выплакаться, облегчить душу. Когда из Франции позвонил Сергей, она обрадовалась.
Сергей Горский помогал Артуру с организацией и проведением его первых выставок в Питере, был свидетелем на их студенческой свадьбе, самым близким другом в те дни, нелегкие, но по-своему чудесные, полные бурных и непримиримых споров, гуляний по Невскому в серебристом тумане белых ночей, надежд и грандиозных планов. Нина училась на искусствоведа вместе с Сергеем, через нее он и познакомился с Корнилиным. Их неудержимо влекло друг к другу. Сергей угадал в Корнилине недюжинный и мощный талант, будущую известность, блестящие творческие успехи, – именно это привлекало его к художнику.
– Сережа!
Нина оставила двух маститых столичных искусствоведов, которым невнятно пыталась объяснить отсутствие на столь представительной выставке главного действующего лица внезапной болезнью этого самого лица, – что у нее весьма плохо получалось, – и поспешила навстречу старому другу. Сергей был потрясающе красив – спортивная фигура, широкие плечи, модная стрижка. Элегантен, подтянут, безупречен, с лицом, которое не всегда увидишь даже на экране: синие глаза, мужественный подбородок, высокий лоб, губы красивой формы, светлые волосы и такие же светлые усики при темных бровях. Герой-любовник, да и только! Нина подумала, что он стал еще красивее с тех пор, как они в последний раз виделись, хотя теоретически это казалось абсолютно невозможным. Красавца сопровождали две девушки-француженки, которым он служил гидом и переводчиком одновременно.
Французский язык Сергей знал с детства. Его мама работала переводчиком в посольстве, а отец – повар экстракласса, звезда столичных ресторанов, – и вовсе безупречно владел пятью языками. Такая вот интересная семья. Родители Сергея несколько последних лет работали во Франции, куда и устроили сына сначала на практику после института, а потом подыскали ему работу в редакции одного искусствоведческого журнала.
– Нина! Рад тебя видеть! Мадам Корнилина, – представил он жену художника француженкам, которые улыбались, кивали головами и выражали свой восторг по поводу выставки.
Сергей перевел Нине хвалебные отзывы. В другой раз она бы обрадовалась, но сегодня ей было не по себе. Сергей заметил ее нервозность, замешательство.
– Что с тобой? А где Артур?
Нина ждала этого вопроса, и все равно он застал ее врасплох. Она замялась. Не хотелось объясняться при всех.
– Ему нездоровится.
– Что?! – у Сергея при всей его сдержанности едва глаза на лоб не вылезли. Такая потрясающая экспозиция, столько иностранцев, покупатели так и кишат, публика млеет от восторга, корреспонденты жаждут интервью, а дражайшему Артуру, видите ли, нездоровится! Да у него звездная болезнь развилась не на шутку!
– Я тебе потом все объясню, – торопливо пробормотала Нина, опустив глаза. – Вечером будет банкет для избранных. Мы сможем поговорить?
– Без проблем. А что все-таки случилось?
– Случилось. – Нина усиленно сдерживала слезы. Не хватало только расплакаться тут при всех! Она живо представила себе яркие обложки художественных журналов, свое заплаканное лицо на переднем плане, потекшую тушь… Кошмар! Шмыгая носом и отворачиваясь от вездесущих и нахальных корреспондентов, она отправилась отдавать последние распоряжения насчет банкета. Вечером ей предстоит, несмотря ни на что, быть гостеприимной хозяйкой и интересной собеседницей, женой гения, так что ударить в грязь лицом никак нельзя. Злость и раздражение на Артура, свалившего на нее всю эту нелегкую ношу, непроизвольно возникли и так же растаяли, уступив место беспокойству и озабоченности. Все-таки ей стало немного легче. Вечером она сможет поговорить с Сергеем, посоветоваться, просто высказать все, что наболело.
Горский с недоумением смотрел ей вслед. Атмосфера выставки на мгновение показалась напряженной и неспокойной, может быть, опасной, – но только на мгновение. К нему обратилась пожилая пара, по-видимому, англичане, желающие приобрести одну из картин, и Сергей начал объяснять им, как правильно оформить вывоз и отвечать на вопросы. Он оказывался постоянно занят то одним, то другим, переводил, показывал, знакомил, помогал разобраться, что к чему, непонятливым иностранцам, и посмотреть картины без суеты, основательно и со вкусом, как он любил это делать, ему никак не удавалось. Так, беседуя, и мимолетом глядя на работы Артура, он не переставал поражаться удивительному дару этого молодого художника, его роскошному, щедрому, великолепному, неистощимому воображению, филигранной технике, необычной сочности, смелости живописи. Дает же Бог людям! Сергей думал об Артуре без зависти. Восхищение и наслаждение – вот что он испытывал, не будучи в этом оригинален. Большинство посетителей бурно выражали те же чувства.
Он поискал взглядом девушек-француженок, которых привез в Харьков и привел на выставку. Они стояли у одной из картин, оживленно переговаривались. Сергей подошел. «Изгнание из рая» – название, в общем, не особо оригинальное, но вот сама картина… Он невольно застыл, очарованный странным полотном.
…Безупречно, первозданно-чистое небо, синее и ясное. В ореоле кругового золотого сияния – прекрасный и грозный Архангел Михаил с мечом в руке. Суровое и мужественное лицо, ослепительно сияющий меч, могучее тело воина в драгоценных доспехах, алое пятно плаща. Лик его грозен. Он смотрит на женщину… и…Светлые шелковистые кудри волос придают его непоколебимому виду мягкие черты нежного возлюбленного… У Сергея просто челюсть отвисла, настолько откровенный и жаркий намек читался в полуопущенном взгляде стража, стоящего между двух столбов небесных врат.
Сами столбы увиты морскими змеями и драконами, изумрудно-зелеными, с алыми плавниками и хвостами. Слева – Шива [9] в тяжелой золотой короне держит в руке лотос. Справа – восточная богиня любви, красавица Лакшми, вся в пышных гирляндах бело-розовых цветов, в золотом шлеме и с золотым копьем. А на переднем плане – самая обычная современная постель, смятая и скомканная, на которой, обхватив руками голову, скорчившись от нестерпимого ужаса и безнадежности, вниз лицом лежит сильное мускулистое мужское тело…
Сергей невольно оглянулся. Ему отчего-то показалось, что все без исключения посетители выставки забросили свои дела и разговоры и уставились на него. Но ничего похожего на самом деле не происходило. Люди продолжали рассматривать картины, обсуждать что-то, просто сидели и беседовали. Никому не было никакого дела до Сергея. Внезапно возникшее без всякого повода чувство неловкости не проходило, а, напротив, усиливалось. Горский вдруг ощутил себя безумцем, который не понимает, ни где он находится, ни что он представляет собой. Его модная одежда показалась ему нелепым шутовским нарядом. Такие же «шуты гороховые» расхаживали с умным видом вокруг него, высказывали свои мнения, от которых хотелось истерически хохотать, хохотать без остановки…
– Что они все делают здесь? – подумал вдруг Сергей, стремительно утрачивая чувство реальности происходящего. – Кто они? Зачем они пришли сюда? И зачем я сам пришел сюда? Что мне здесь нужно? И что здесь нужно всем этим людям?
Нелепая напыщенность и важность мужчин снова рассмешила его. Он с трудом сдержался. Женщины сплошь поражали глупостью и пустотой взглядов, самодовольным выражением на раскрашенных масках лиц. Внешний лоск таял с неимоверной быстротой, обнажая убогую суть собравшихся. Сергей спохватился, что его нагота, не столько физическая, сколько душевная, тоже станет всем заметна, всем видна, что он больше не сможет ее скрывать ни при помощи интеллектуальных бесед, ни при помощи денег. Он лихорадочно размышлял, чем можно прикрыть ее, и ничего не находил… На лбу выступила испарина, руки задрожали, сердце забилось сильными, неровными толчками, усиливая мучительный и позорный страх, охвативший его. Горский машинально полез в карман, достал носовой платок и вытер лицо. Что это с ним?
Неожиданная дурнота отступила так же внезапно, как и началась. Сергей перевел дыхание, не сразу поверив, что наваждение схлынуло. Запах женских духов, мужской парфюмерии, красок, мастики для пола, холстов, пыльных портьер наполнил легкие тяжестью. Да здесь просто душно! В глазах у него прояснилось, и он снова увидел, что стоит у картины «Изгнание из рая»…
Суровый и одновременно затуманенный страстью взгляд грозного Архангела был направлен на женщину, которую отчего-то Сергей не сразу рассмотрел на картине. Волнистые каштановые волосы рассыпались по ее спине, карие глаза стыдливо опущены, но в них нет и тени страха. Она слегка прикрывает свою классическую, без худобы, обнаженную фигуру, которой золотистое сияние и розовые тени придают пленительный и нежный объем… Между ней и Архангелом словно протекает невидимый мощный ток, соединяющий их в одно целое, поверх всего – Шивы, Лакшми с ее копьем, всех этих драконов в серебряной чешуе, поверх самих небесных врат…
Сергей не успел додумать неожиданно возникшую крамольную мысль, как снова почувствовал сильный жар и головокружение. Может, он болен? Женщина сошла с картины и стояла перед ним, глядя огромными карими глазами… Он провел дрожащей рукой по лбу.
– Что с вами? – голос у нее оказался мелодичный и приятный, губы сложились в улыбку.
Сергей перевел взгляд на картину – там все так же смотрели друг на друга женщина и Архангел, создавая в окружающем пространстве мощные вибрации нежного влечения, выходящие далеко за пределы полотна.
Какой же Артур все-таки гений! – в очередной раз подумал Сергей, в этот раз с особой силой, по-новому признавая талант друга.
– Вам плохо?
Женщина, которая показалась ему сошедшей с картины, все еще улыбалась. Короткая юбка, длинные блестящие волосы, маленькая сумочка через плечо – вполне земное создание.
Сергей, наконец, сообразил, что перед ним – девушка из плоти и крови. Черт! Он сходит с ума на этой выставке. Тут кто угодно сойдет с ума! Он тряхнул головой и рассмеялся.
– Артур просто волшебник! Я решил, что женщина на этой картине – вы!
– А это действительно я.
Непонятно было, шутит она или нет. Сергей подавил новую волну дурноты. Да что же с ним такое происходит? Его замешательство развеселило девушку.
– Артур Михайлович приезжал к деду Илье, в лес, там он меня и уговорил позировать. Долго уговаривал. Я стеснительная очень. – Ее глаза смеялись.
– Правду она говорит, или нет? – подумал Сергей, а вслух спросил. – Дед Илья? Кто это?
– Это мой прадедушка. Ему почти сто лет. Живет в глухом лесу. Похоже на сказку?
– Честно говоря, да.
– А вот и нет. Это чистая правда! – девушка с удовлетворением наблюдала за производимым ею и ее рассказом впечатлением на красивого мужчину, который вполне мог быть покупателем картины.
Артур Корнилин действительно долго уговаривал Алену, правнучку деда Ильи, послужить моделью для задуманной им картины «Изгнание из рая», для которой он так и не смог найти подходящую натуру в городе, перебрав тысячи женщин. Все было далеко от того, что ему виделось, и он почти уже отчаялся… И тут Алена! Ну надо же! Какой красоте дед Илья начало дал! Правду говорят, что он колдун, и бабка его колдунья. Алена отнекивалась, и согласилась только после того, как художник пообещал, что картина будет полной ее собственностью, что она сможет делать с ней все, что захочет.
У Алены была мечта – выучиться на актрису. Она приехала в Киев из своей глухомани и пыталась поступить в театральный институт, что ей, конечно, не удалось. Зато ее потрясающая внешность произвела должное впечатление, и девушка чуть было не выскочила замуж за пожилого ректора, у которого недавно умерла жена, и который совершенно потерял голову от Алены и ее огромных карих глаз. Взбалмошная правнучка деда Ильи вовремя опомнилась, решила, что карьеру можно сделать не только при помощи замужества, но и при помощи денег, и укатила к себе в село, оставив безутешного жениха в тоске и печали. Тут нежданно-негаданно приезжает Корнилин, пишет с нее картину, которая, по его словам стоить будет немалых денег, и которую Алена сможет продать после выставки какому-нибудь иностранцу.
Алена бродила по выставке, размышляя о том, какую цену запросить за полотно, и тут увидела Сергея, которого по одежде и манерам приняла за иностранца. Она решила, что такого покупателя упустить нельзя. Мужчина оказался таким красивым, что у нее, что называется, челюсть отвисла. Пожилой ректор, за которого она чуть было не вышла замуж, показался ей чуть ли не Кощеем, который пытался заполучить такую красавицу, как Алена, всего лишь ценой ее артистической карьеры. Какой будет эта карьера, Алена особо не задумывалась. Она представляла себе, как будет выходить на сцену, в блестящих роскошных нарядах, и играть ослепительных женщин, как зрители в восторге будут осыпать ее цветами, а поклонники толпами поджидать у выхода. Ее лицо появится на обложках журналов, она будет разъезжать на заграничные курорты, а режиссеры будут наперебой предлагать ей умопомрачительные роли в художественных фильмах. На основании чего строились подобные иллюзии, Алена не думала, и думать не собиралась. Зачем? Ее фантазии всегда были полны удовольствий, которые она должна получать. И в них всегда напрочь отсутствовало то, что ей придется отдавать. Мысль, что ей придется что-то делать в обмен на все блага, которые ей грезились во сне и наяву, никогда даже не приходила в ее очаровательную головку.
Сейчас, глядя на Сергея, она пыталась принять решение, сколько запросить за картину. Сумма в тысячу долларов, которую ориентировочно назвал ей Корнилин, казалась ей, выросшей в глухом селе и никогда не видевшей доллара в глаза, фантастической. Она не верила, что кто-то может выложить такие деньги за какую-то картинку, пусть и весьма красивую. Однако, назвался груздем, полезай в кузов, – как говаривал дед Илья. Поэтому Алена зажмурилась и выпалила:
– Хотите купить картину?
– К-купить? – Сергей не сразу сообразил, что ему предлагают.
– Ну да. Разве она вам не нравится?
– Что вы! Очень нравится. Но ведь это собственность художника, а я еще Артура не видел. Во сколько он оценил эту работу?
– «Изгнание из рая» – моя собственность, – заявила Алена уже смелее. Она видела, что Сергею картина понравилась и решила «ковать железо, пока горячо».
– Вот как? – он посмотрел на девушку с интересом. – И сколько же вы просите?
– Тысячу.
Сергей задумался. Картина стоила этих денег. Она стоила гораздо больше. Он сразу согласился. Наличных денег он имел достаточно. Пожалуй, он даже сможет выплатить ей задаток прямо сейчас. Желание владеть этой картиной вдруг стало нестерпимым.
– Договорились.
Алена с трудом подавила удивление тем, как быстро удалось задуманное. Она смущенно опустила глаза, скрывая удовольствие и жадный блеск.
Сергей полез в карман. У него было при себе шестьсот долларов. К ним подошла Нина Корнилина, поздоровалась с Аленой.
– Сделка состоялась? – жена художника знала историю картины. – Довольна, Аленушка?
Алена была довольна. Она взяла задаток и попрощалась. Ходить с деньгами по выставке показалось ей неразумным.
– Посмотри, Сережа, кто это? – в глазах Нины появился испуг.
По залу медленно шел мужчина в черном, недобро разглядывая посетителей, будто разыскивая кого-то. Он остановился у картины «Искушение».
– Тебе он не нравится?
– Он у этой картины уже несколько раз стоял. Смотрел, как безумный.
– Ну и что? На выставках такое бывает, ты же знаешь. У людей психика расстроена. Не обращай внимания.
– Он подходил ко мне, расспрашивал, где Артур. Сказал, что хочет купить картину. Я ему предложила поговорить о цене, а он настаивал, что только с Артуром будет говорить об этом. Мне от его взгляда аж жутко стало. Странный человек, нехороший.
– Ты просто устала. Много было хлопот? – Сергей не хотел признаваться самому себе в том, что отсутствие Артура, настроение Нины, человек в черном, Алена, встревожили его. Вся атмосфера выставки производила на него тягостное впечатление и вместе с тем влекла к себе какой-то гибельной тягой, одновременно ужасной и восхитительной. Он был доволен, что купил «Изгнание», ощущая всем телом непонятную внутреннюю дрожь, словно в преддверии значительных событий, которые перевернут всю его жизнь.
– Да, конечно, – Нина вздохнула. – Ты все посмотрел?
– Почти. А что за девушка эта Алена?
Нина усмехнулась.
– И ты туда же! Артур чуть с ума не сошел, пока уговаривал ее позировать, прямо одержимым стал. А потом написал картину, и успокоился. Как будто сила вся из него вышла, интерес пропал. Совсем.
– И все-таки, кто она?
– Да правнучка деда Ильи, к которому Артур любит ездить. Странная семья. Дед с бабкой, почти столетние, живут в глухом лесу, одни. Рядом деревня, там их дочка живет – баба Надя. Поэма, а не женщина. «Кулак» в юбке! У нее есть единственный сын Иван, который с ней проживает. То ли помешанный, то ли убогий какой. Молнией, говорят, его стукнуло, с тех пор он изменился до неузнаваемости, выглядит стариком, хотя ему еще пятидесяти нету. Жена у него была красавица, сбежала с любовником в город, бросила его с трехлетней дочкой. Это Алена твоя и есть. Баба Надя и ее, и Лиду вырастила.
– А Лида кто?
– Сестра Аленкина. Чудесная девушка. Откуда она у них взялась, непонятно. В деревне говорят, что жена Ивана, шалава непутевая, нагуляла ее в городе, да и привезла Ивану. Они, дескать, с бабой Надей, вырастят. Так и вышло. Обе сестрички уже взрослые: Алене двадцать три, а Лида на пару лет моложе…
Банкетный зал тонул в полумраке. Гости уже основательно подвыпили и развеселились. Сергей никак не мог успокоиться. Нина долго сидела с ним за отдельным столиком и рассказывала об Артуре, о том, что с ним происходит в последнее время. Какие непонятные вещи творятся в их доме на окраине города, какие странные люди приходят к художнику. Не удивительно, что Артур впал в депрессию, стал бояться собственной тени. Вот и на персональную выставку не решился прийти. На что это похоже?
Сергей пришел к выводу, что все выглядит действительно странно и зловеще. Человек в черном успел и к нему подойти пару раз, спросить не предвещающим ничего хорошего тоном, где Артур и когда можно будет с ним поговорить. Какие-то мрачные японцы, какой-то дед Илья. Сами картины и запечатленные на них образы возмущали спокойствие и вызывали неопределенный зуд в душе, манили в запредельное, туманное и волнующее.
Не признаваясь себе в этом, Сергей напряженно искал взглядом Алену. Неужели она не придет? Нина сказала ему, что девушка непременно явится на банкет, только попозже. Такое мероприятие она ни за что не пропустит. Негромкая музыка и сигаретный дым напомнили Горскому небольшой французский городок, где он влюбился в худющую, коротко стриженую Лили, которая курила ментоловые папироски, вставляя их в темный полированный мундштук, изящно держа его длинными пальцами. Она страшно любила серебряные украшения и унизывалась ими, как рождественская елка. Ее духи пахли хвоей и свежестью, а взгляд вечно блуждал, непонятно, где.
Сергей совершенно потерял голову, рассказывал ей о России в снегах, о Троице-Сергиевой лавре, о красных гроздьях рябины, сладких от мороза. Почему именно это? Он в который раз поразился тому, как мало себя знает. Он никогда не был ни сентиментальным, ни, тем более, верующим. Тем более странно, что его глаза наполнялись слезами, когда он представлял себе, как закутает тощую Лили в дорогую шубу и покатит ее на санях по Москве, или по питерской набережной, закрывая от сырого, пронзительного балтийского ветра своим телом, как будет согревать ее холодные узкие ладошки своим дыханием… Боже, какой идиот! Откуда взяться саням? Да и Лили вряд ли оценила бы подобную прогулку. Для этого нужно иметь совершенно другую душу!
Сергей был необыкновенно самолюбив. Когда родители Лили недвусмысленно намекнули ему, что дадут свое согласие на брак, только когда он представит доказательства своей материальной обеспеченности, способности достойно содержать их дочь, – он едва не рехнулся от любви и унижения. В течение года он умудрился в незнакомой стране найти компаньона и наладить свой собственный бизнес в дополнение к той работе, которую ему помогли найти родители. Питерская академия художеств дала ему прекрасную базу, да и сам он если не был талантлив, то, по крайней мере, способностями его Бог не обидел. Дела пошли в гору, деньги потекли, а вот желание жениться непонятным образом испарилось.
Сергей писал статьи об искусстве, помогал западным коллекционерам приобретать понравившиеся им произведения, давал консультации, делал переводы и еще многое другое, что поглощало его целиком. Он любил искусство и умел получать от него не только эстетическое наслаждение, но и неплохой доход. У него появились деньги, и теперь ему захотелось еще и славы. Его противоречивая натура жаждала крайних проявлений. Пускаясь без страха в самые бурные жизненные волны, он умудрялся оставаться холодным и беспристрастным в своей внутренней глубине. Даже любовь к Лили была скорее игрой, ролью, маской, под которой скрывалось равнодушие. Выполнив условия ее родителей, чтобы доказать то ли им, то ли самому себе, что никто не смеет сомневаться в его состоятельности, Сергей ощутил в сердце привычную пустоту. Лили там больше не обитала. Да и обитал ли там на самом деле хоть кто-нибудь? Холодное сердце вновь забилось ровно, как только он добился своего.
Им овладела новая страсть. Не к женщине. Эта страсть называлась по-другому – желание славы. Он решил написать книгу. Бестселлер. Чтобы о нем заговорили. Сергей не понимал, как это многие писатели, которых он знал, предпочитали оставаться в тени, скрывая себя под псевдонимом, избегая прессы и известности. Они не любили публику, и писали скорее потому, что нечто, переполнявшее их, должно было каким-либо образом вылиться, проявиться в видимых формах. Они не могли более держать это «нечто» в себе, и потому переносили его в свои произведения. Сергей желал совсем другого. Внутри него ничего не накапливалось, он, напротив, искал сюжетов у жизни, пытаясь какой-то экстравагантной темой взорвать общество, заставить его говорить о себе и восхищаться собой. Он решил написать роман о ведьмах. Не вымышленных, о которых писали многие, а самых настоящих, которые живут себе среди обыкновенных людей, ни о чем таком не подозревающих, и творят свои темные дела.
Итак, тема была определена. Но вот сюжет, натура… Где взять их? Ведьм он сам ни разу в жизни не видел. И если уж говорить серьезно, то и не слышал ни о чем подобном. Глупые сплетни и пустая, ничем не подкрепленная болтовня – вот и все, что ему удавалось выудить в попытках обнаружить героев для задуманного им романа. Он начал понимать Артура Корнилина, который готов был ехать за тридевять земель в поисках натуры для своих картин. Но Артуру было легче – его воображение давало ему неиссякаемое богатство образов, он видел странные сны, полные чудесных видений, из которых черпал вдохновение и сюжеты для своих необычных картин. Сергей же на этот счет не заблуждался: его фантазии были скромными и бедными, как воображение прилежного клерка, не простирающееся дальше его бумаг и рабочего кабинета. Он был превосходным исполнителем, но никудышним творцом. Горский признавал это за собой с неизменной холодной рассудочностью, которая была его внутренней сущностью, скрытой от глаз людей. Внешне он был способен сыграть любую роль, надеть любую маску с неизменным успехом. У Сергея было, впрочем, еще одно замечательное свойство характера – он никогда не отступал от задуманного, независимо от того, насколько невыполнимым оно казалось ему и другим.
– Нельзя так задумываться! – Нина Корнилина внимательно смотрела на него. – А то леший душу унесет!
Сергею показалось, что она подслушала его мысли, но этого, конечно, не могло быть.
– Откуда ты знаешь?
– Дед Илья рассказывал. Я с Артуром пару раз гостила в деревне, там много чего наслушалась.
– Куришь? – Сергей протянул ей сигареты.
– Спасибо, нет. Год назад бросила.
– А я закурю. Не возражаешь?
– Пожалуйста, – Нина застенчиво улыбнулась. Она была очень милой женщиной, кроткой и терпеливой. Только такая и могла быть рядом с Корнилиным.
– Расскажи мне еще об Алене.
– Ты что, уже влюбился? – она засмеялась. – Быстро она тебя…
– Да нет… – Сергею стало неловко. Он и сам не мог бы объяснить, чем так заинтересовала его Алена. Может, картина эта с Архангелом так подействовала, а может еще что. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Еле удалось спровадить француженок, которые ему еще за несколько дней в Питере, где он водил их по городу, смертельно надоели. У него просто скулы сводило от подавляемой зевоты. И чем это французские женщины так славятся? Он решительно не понимал. Ни в сексе, ни в общении – ничего особенного. Скука и пустота.
– А что же тогда?
– Просто интересно. Давно не был на родине. Белые ночи… Ностальгия. Вот картины Артура душу разбередили. Черт! Сам не знаю.
Сергей говорил это, глядя на себя как бы со стороны. Красивый, умный, обеспеченный мужчина, слегка разочарованный, слегка пьяный, – шикарный. Он сам себе понравился.
– Ну, ладно. – Нине хотелось немного расшевелить его. – Я тебе, конечно, расскажу, но ты с этой Аленой поосторожнее.
– В каком смысле?
– Прабабка у нее самая настоящая колдунья. Ведьма. Слышал о таком? Напоит чем-нибудь, или приворожит – очнешься только в ЗАГСе, с обручальным кольцом.
Сергей едва не подпрыгнул. Вот это удача! Он как чувствовал, когда звонил Нине из Парижа, что ехать надо обязательно. Интуиции ему не занимать. Слова Нины про ЗАГС он пропустил мимо ушей. Такую штуку с ним провернуть будет не так-то просто. Какая бы там ведьма не была!
– Ты серьезно?
– Про ЗАГС? Серьезней не бывает!
– Да нет, про ведьму.
– Если бы ты сейчас на себя посмотрел, то не стал бы задавать мне этот вопрос.
Нина откровенно забавлялась. Неужели Сергей, этот прожженный ловелас, попался на Аленину удочку? Такого карася не каждый день подцепишь! А девочка и впрямь молодец. Не растерялась. Вот тебе и деревня…
– Ну, так что там за семейство? – Сергей сгорал от нетерпения.
– Семейство и в самом деле интересное. Баба Марфа, жена деда Ильи, личность весьма темная и загадочная. Ей уже под сто, а на голове – ни одного седого волоса. Прямая, как молодая сосна, крепкая, а взгляд – не захочешь, перекрестишься. Но по лицу видно, конечно, что лет ей уже немало. Не то, чтобы морщины там, а… не знаю, как и сказать.
– А познакомиться с ней можно?
– Что ты! Они никого чужих не любят. Только Артура принимали, и то я удивляюсь, почему ему такая привилегия вышла? Баба Марфа к родной дочери в деревню не ходит, ни внука, ни правнучек не проведывает. Только если они к ней в гости явятся, тогда она вроде как рада. Не поймешь ее. Ночь беззвездная, а не человек. И дом у них странный, огромный, деревянный, прямо как терем. Две печки. Чердак большущий. Сундуков всяких полно. Они на них и сидят, и спят. Баба Марфа – это… – Нина задумалась, подбирая слова, – мрак таинственный в женском обличье. А вот муж ее, дед Илья, – совсем другое дело. И поговорить, и пошутить, и не страшный совсем. Только он больше молчит и смотрит. Как будто насквозь тебя видит. Это он от бабы Марфы научился. Представляешь, прожить с такой женщиной около восьми десятков?
– Ты шутишь?
– Вовсе нет. Их дочери, бабе Наде – под семьдесят, или больше. У них возраста не разберешь. Выглядят все прекрасно. Только мужчины у них седые да старые – что Илья, что Иван. Между прочим, этот самый Иван и подсказал Артуру идею «Царицы Змей».
– Слушай, расскажи мне все, что знаешь. Иван – отец Алены, как я понял?
