bannerbannerbanner
Камень. Книга шестая

Станислав Николаевич Минин
Камень. Книга шестая

Полная версия

Глава 1

Утро понедельника у Света, как и на прошлой неделе, опять выдалось интересным – все обсуждали ночное нападение на особняк Карамзиных, родичей его Святейшества Святослава! Пикантности этой новости добавляло то, что по просьбе патриарха с произошедшим прилетал разбираться лично император, который потом, в присутствии тоже прилетевшего из Переделкино патриарха, целых десять минут орал на известного всем Пафнутьева, который позволил так и не установленным злодеям устроить подобное в самом центре столицы, в непосредственной близости от не последнего очага культуры, коим являлся Большой театр. Понятно, что среди света не было никого, кто бы лично видел, как император отчитывал Пафнутьева, но никто даже и не подумал в этом сомневаться, прекрасно зная крутой нрав Николая Третьего, да и отсутствие на разносе начальника московской полиции генерала Орлова внимания особо не обратили.

В результате, к вечеру понедельника на стол императору лег отчет о настроениях в обществе, в котором среди слухов не было ни одного, в котором бы упоминался великий князь Алексей Александрович, а так и не сумевший поспать Пафнутьев получил очередное «Хорошо, можешь быть свободен» за проведенную операцию прикрытия.

***

– Ну что, отец, тебе полегчало?

– Есть такое дело… – князь Шереметьев с довольным видом развалился в рабочем кресле. – Мне даже себе представить сложно, что в особняке Карамзиных устроил Алексей, если туда даже Николай лично заявился, а про Святослава я вообще молчу! Надо будет молодому человеку какой-нибудь презент отправить, он, я уверен, намек поймет правильно.

– А к государю когда собираешься на аудиенцию записываться?

– Пока рано, Кирилл, Романовы пока патриархом заняты, Николаю не до нас. Как Аннушка?

– Уже лучше, у себя сидит.

– Телефон?

– Забрали еще вчера. Дочь отнеслась к этому с пониманием.

– Хорошо, Кирилл. И настраивай ее на недельку домашнего обучения. Сам понимаешь, пока я ситуацию не провентилирую, мы действовать не сможем.

– Потерпит, отец, Анна уже не маленькая.

***

– Виктория, задержись…

Генерал Орлов дождался, пока за Смоловым и Пасеком закроются двери, вздохнул и виновато посмотрел на Вяземскую:

– Я так понял, Алексея сегодня не будет? – Девушка нахмурилась и обозначила кивок. – А завтра и послезавтра? – та пожала плечами. – Ясно. Спасибо. Можешь быть свободна.

Генерал еще в самом начале совещания сразу же пресек обсуждение ночного инцидента в особняке Карамзиных Смоловым и Пасеком: профессионально подготовленные офицеры, не раз самостоятельно планировавшие и участвовавшие в подобных акциях, сразу же вычислили все нестыковки в «официальных» слухах. Обратил внимание Орлов и на бледный вид Вяземской, которая, против обыкновения, сидела молча и делала вид, что ее эта тема совершенно не волнует. А уж сложить все это и то, что нарыл по своим источникам брат Григорий, не составило для генерала труда…

***

– Вика, Прохор ночью сообщение прислал, что опять уезжает в командировку. Ты ничего не знаешь?.. – Решетова поджидала Вяземскую на крыльце.

– Подробностей, Катя, я и сама не знаю, но то, что и Алексей куда-то уехал, это точно. Мужчины, чего ты хотела… И не расстраивайся, что узнаю -тебе сразу же скажу. Договорились?

– Договорились.

***

– Вот тебе дама, вот тебе король, вот тебе туз! А вот тебе шестёрки на погоны!

Голос Кузьмина пробивался сквозь сплошной шум в голове.

– Колдун, гад, ты меня опять заморочил! – Это уже был голос Прохора. – Ты вообще умеешь играть по-честному? Я эти шестёрки на погоны от тебя в четвёртый раз получаю! Такими темпами я с тобой генералом стану! Свадебным!

– Не льсти себе, Зверь, выше прапорщика ты бы в армии не поднялся! Рожей не вышел! И вообще, если мозгов не хватает в карты играть, я-то тут причем?

– Завязывайте орать, картежники! – Это был голос отца. – Алексея разбудите. Он и так вчера похоже в особняке Карамзиных только на морально-волевых и держался, прямо на крыльце сознание потерял.

– И нас под монастырь подвёл. – Опять вещал голос Кузьмина. – Нахрена я вообще сдавался, если все равно в Бутырку угодил?

– Тут тебе и место, Колдун! – Это был голос деда Михаила. – Не надо было мне тебя тогда от виселицы отмазывать по нижайшей просьбе Прохора, Витальки и Сашки. Напомнить тебе, как ты с особым цинизмом тех двоих офицериков по подозрению в предательстве завалил? Без всякой санкции со стороны командования? Да еще и так мучил перед смертью, что все мои штабные от истошных воплей этих гнид по ночному времени с коек повскакивали и чуть в штаны не навалили! И я с ними заодно!

– Что вы такое говорите, Михаил Николаевич! Не сильно я их тогда и мучал! Так, чутулю поглумился над мразями… – в голосе Кузьмина не чувствовалось ни грамма раскаянья. – Да и информация по офицерикам позже подтвердилась, сами же знаете! А уж я потом отработал, кровью искупил!

– Помолчи, пёс шелудивый! – особого надрыва в голосе князя тоже не было слышно. – Отработал он и кровью искупил! Вы там с Прохором и Виталием потом такое устроили! Как только кровью не захлебнулись? Чужой! Я уж было совсем собирался рапорт с описанием ваших художеств государю отправлять, да Сашка отговорил, типа на поруки вас взял, упырей канцелярских. А потом вся эта херня случилась… – дед замолчал. – Ладно, проехали… Не чокаясь… – и глухой звук поставленных на стол стаканов. – Ну куда ты пустую бутылку поволок, Ванюша?

– Под стол…

– К двери неси, если она тебя так на столе раздражает. А вообще, как были у тебя мещанские замашки, так они у тебя остались! Ничего за эти годы не изменилось! Прохор, возьми на заметку и поводи Ванюшу по ресторанам, чтоб он прежних привычек избавился, а то стыдоба сплошная… И сам чего ждешь? Наливай давай! Здесь официантов нет.

Под звук булькающий жидкости в разговор вмешался отец:

– Михаил Николаевич, что-то настроение ваше мне совсем не нравится…

– А у меня причины радоваться, Саша, полностью отсутствуют. Это ж надо было на старости лет на нары присесть! Я последний раз на гауптвахту в училище за самоход на пятом курсе влетел, вместе с отцом твоим и дядей. Нас тогда патруль прямо в одном элитном борделе принял, буквально с бл@дей нас гады сняли! – ухмыльнулся он. – До сих пор не знаем, какая падла нас вложила! Но доставили нас не к начу училища, а прямо в Кремль, к твоему покойному деду Николаю Второму, пусть земля ему будет пухом… Выпьем!.. Так вот, Саша, дед твой на Колю с Вовой вообще не смотрел, он орал только на меня! Мол, с этими двумя балбесами все и так понятно, а я, мол, должен был за ними присматривать и не допущать… Короче, проорался он, позвонил начу училища и приказал ему влепить мне трое суток ареста, и это перед самыми выпускными экзаменами! А Колю с Вовкой приказал не трогать… А когда те стали возмущаться, покрыл их по матери и выгнал. Запомнили, значит, Коля с Вовкой уроки, которые им покойный батюшка преподавал, да еще и хитрее стали делать…

– Конечно хитрее. – протянул отец. – Я вообще удивлен, почему Вяземская с Пафнутьевой здесь сейчас отсутствуют.

– А вот это, Саша, был бы явный перебор. – ответил дед. – Твой отец всегда использовал правильный баланс между необходимым и достаточным.

– Не всегда, но в целом вы, Михаил Николаевич абсолютно правы. А что у вас там дальше с этим арестом было?

– С арестом? Так Коля с Володей просто вломились на губу и провели эти трое суток вместе со мной. Ладно хоть у них ума и соответствующего опыта хватило буквари с конспектами лекций с собой прихватить, не так скучно было.

– Михаил Николаевич, – в беседу вмешался Кузьмин, – вы бы поаккуратнее были с воспоминаниями из молодости, а то подрастающее поколение уже минут как пять не спит и активно греет уши.

Вот же гад! Только все самое интересно у них «под бутылочку» началось!

Я заворочался и попытался поднять голову. Получилось это у меня с большим трудом: все тело болело и тянуло, в том числе и шею, шум в голове мешал нормально сосредоточится, а в глаза как песка насыпали.

– Иван, что скажешь о состоянии Алексея?.. – голос отца был слегка напряженным.

– По первым впечатлениям, перед нами не вчерашний вариант конченного отморозка, а вполне привычный нам скромный и хорошо воспитанный домашний мальчик из приличной семьи.

– Иван! – с угрозой в голосе сказал дед Михаил.

– Вот-вот, Михаил Николаевич, политика двойных стандартов во всей ее наглядности! Мы, значит, с Прошкой и Виталькой упыри канцелярские, а внук невинное дите, ставшее жертвой сложных жизненных обстоятельств! Обидно просто…

– Иван!!! – теперь голоса было уже три, к деду присоединились отец с воспитателем.

– Да нормально все с его молодым императорским высочеством! – буркнул Кузьмин и ухмыльнулся. – Царевич, белое сухое будешь? Или сразу водочки для заводочки намахнешь?

Раздался звук удара, шлепок и чье-то оханье. Я, наконец, сумел сфокусировать взгляд, и первое, что увидел, был сидящий на попе у до боли знакомой стены Кузьмина.

– Никогда за тобой не успевал, Саша. – потирал он левое ухо. – А рука у тебя явно с тех благословенных времен тяжелее стала…

– Прекращайте кривляться. – рявкнул дед и посмотрел на меня. – Лешка, ты как? – они с отцом и воспитателем встали и подошли ко мне.

– Пить… – заворочал я сухим языком и перевалился набок.

Прохор быстро метнулся до стола и вернулся с бутылкой минералки. Каким же удовольствием было пить прохладную воду! Напившись, я перевернулся на спину и вздохнул: опять эта гребаная Бутырка, царственный дедуля не отличается оригинальностью!

– Полегчало, Лешка? – спросил отец.

– Ага. – говорить было гораздо легче. – Нас что, всех в одну камеру засунули?

У меня даже не возникло вопроса, почему я тут оказался, все было понятно и так.

 

– В разные. – ответил он. – Но у тебя самая… комфортабельная, я распорядился. Вот мы здесь и собрались, тем более Ивану все равно за тобой присматривать поручено.

– Ясно. А времени сколько?

– Семь вечера, скоро ужинать будем. И да, ты проспал больше шестнадцати часов.

– Что патриарх?

– Насколько я в курсе, рассказал все, что знал, и предоставил полный доступ к финансовой документации, а это для нас, Алексей, очень и очень хорошо. – он сделал паузу. – Что же касается компании Тагильцева, то Святослав подробностей не знал и знать не хотел, а допросивший его Лебедев это полностью подтвердил. В общем, глухо, сынок, у нас даже направления на карте нет, куда эти твари могли свалить! Единственная зацепка – это счета церкви, к которым у колдунов остался доступ, и которые сейчас под нашим контролем. Но после твоего вчерашнего яркого выступления у Карамзиных с выбиванием ворот, демонстрацией отличного владения рукопашным боем, применения царского гнева, которым зацепило полквартала, и прибытия на место событий вертушек с гербами Романовых и Русской православной церкви, уверен, что Тагильцев по этим счетам больше никаких операций не проведет.

– Да, тут я ступил… – признал я. – Но все равно, по-тихому все это провернуть у меня не получилось бы, меня и Прохор отговаривал, а уж Виталий Борисович до самого конца слюной брызгал, доказывая, что подобные вещи делать абсолютно недопустимо. А уж про тебя с царственным дедом я вообще молчу, даже представить страшно, чтобы вы со мной сделали в том случае, если бы я про подобное просто заикнулся.

– Именно так. – кивнул отец. – А уж когда мы поняли, что ты все равно доведешь задуманное до конца, решили поддержать. Правильно говорят, не можешь бороться – возглавь! Вот государь и возглавил. И бабушке потом спасибо не забудь сказать, это именно она, в большей степени, повлияла на решение деда поступить так, как он поступил, а то бы… Вот теперь и я боюсь представить…

– И почему я не удивлен… – попытался я улыбнуться, но боль в потрескавшихся губах не дала этого сделать. – Слушай, отец, я за Прохора с Иваном спрашивать не буду, даже с дедом Мишей все более или менее понятно, но ты-то здесь за что?

– А меня сюда, сынок, государь за твое отвратительное поведение закатал! – он хмыкнул. – Цитирую практически дословно его слова: за проявленную халатную беспечность в деле воспитания сына, приведшую к регулярному непредсказуемому и неконтролируемому поведению последнего.

– Не переживай, папа, так-то царственный дед не прав. – мне опять захотелось улыбнуться. – Это же он сам ко мне батю с говорящим позывным «Зверь» приставил и в Смоленские леса отправил, вот и вырос я диким и неуправляемым. Так что тебе тут с нами отбывать труднее всех будет, потому как ты единственный из нас реально невиновный, а все остальные как бы и при делах, даже Иван.

Отец опустил голову и ничего не ответил, Прохор отвернулся, молчал и дед Михаил. Ситуацию разрядил истерично заголосивший Иван:

– Ты чего опять несешь, царевич? Я-то тут при каких делах? Только краем и прошел, даже за свидетеля не сканаю! А если ты решил за паровоза пойти, я твой поступок уважаю! Но не надо меня за собой в этот блудняк тянуть! Хотя признаю, кодла подобралась крайне авторитетная, цельных два великих князя, князь далеко не последнего главного рода и помощник Самого… Тут как бы сам бог велел к вам в качестве подельника напроситься в преддверии будущих жирных барышей… Короче, кому клятву на верность кровью приносить?

– Мне, Ваня. – сказал я. – Но перед принятием в кодлу тебе надо добыть напильник.

– Понял, пахан. – хмыкнул он. – Когда с крытки соскакиваем?

– Дай в себя-то прийти.

– Да я тебя на себе поволоку, лишь бы здесь не оставаться. С детства не люблю закрытые пространства. А Зверя с собой, пахан, предлагаю взять в качестве консервы.

– Я тебя сейчас сам консервой сделаю! – возмутился тот.

– Меня не выгодно, ты в полтора раза крупнее меня, нам на дольше хватит.

– Все, пошутили и хватит. – скомандовал дед Михаил. – Устроили тут… непонятно что. Чему вы подрастающее поколение учите? Лешка, лучше стало?

– Вроде. – Я аккуратно, без резких движений уселся на койке. – Да, времени даром вы не теряли…

Только сейчас я разглядел составленные вместе и накрытые скатертью два стола, за которым сидели мои «подельники»: бутылки с вином, коньяком и водкой, минералка, два графина с соком, тарелки с разнообразной закуской, зеленью и порезанным хлебом. В животе призывно заурчало, и только сейчас мне стало понятно, как же зверски я хочу есть!

– Еще один стол вы принесли?

– Да, – кивнул отец, – вернее, охрана. Помочь?

– Хотелось бы…

Поддерживаемый отцом я доковылял до стола и уселся на заботливо подставленный Прохором табурет. Только успел потянуться к нарезанной буженине, услышал комментарий Ивана:

– Послушай моего совета, царевич, не увлекайся сухомяткой. Скоро нормальный ужин принесут, вот первый голод у тебя и пройдет. А часа через три снова поешь. Просто ты вчера очень сильно свой метаболизм разогнал, видно же было, как тебя колбасило, а потом, со слов Саши, в момент срубило. Это выработка адреналина спровоцировала выплеск и других гормонов в кровь, что заставило работать организм на пределе своих возможностей. – Он встал, сходил за зеркалом и поставил его передо мной. – Оцени свой внешний вид.

– Жесть! – прошептал я.

Если желтоватый цвет лица еще можно было как-то списать на освещение в камере, то вот запавшие щеки, заострившиеся скулы и темные круги под горящими нездоровым светом глазами говорили сами за себя.

– Жесть! – повторил я. – Кащей Бессмертный, не иначе!

– Тебе больше образ графа Дракулы подходит. – хмыкну Кузьмин. – Он, говорят, в отличие от Кащея, был мужчиной в самом рассвете сил.

– Не слушай Ваню, Лешка, – Прохор сделал знак колдуну убирать зеркало, – он тебе за вчерашнее мстит, потому как в себя пришел только через пятнадцать минут после твоей… твоего отъезда, а потом на снежок битый час блевал, чуть желудок с кишками не выплюнул.

– Прохор… – покривился вернувшийся за стол Кузьмин.

– Я ему даже в машине по дороге сюда пакет выдал, – продолжал делиться с нами подробностями воспитатель, – но он стоически держался, и только во внутреннем дворе…

Все эти не очень аппетитные подробности меня не остановили от «закидывания в топку» очередного куска буженины с куском хлеба.

– Отец, – дожевал я, – а мы тут вообще как, надолго? Или вас, – я указал на стол, – все и так устраивает, и вы этим вопросом решили пока не заморачиваться?

– Мы-то заморочились, сынок! Еще как заморочились! – улыбался он. – Это ты у нас абсолютно не волнуешься по поводу пребывания в Бутырке. Похоже, сказывается опыт прошлой отсидки.

– А чего мне волноваться? – пожал я плечами и покривился от боли в потянутой спине. – Здесь тепло и кормят, компания «подельников» подобралась лучше не придумаешь, домашку для универа делать не надо, да и свалить отсюда могу в любой момент, я ведь никому на этот раз никаких обещаний не давал. И больше не дам, хватит пользоваться моей доверчивостью и врожденным благородством. – я обозначил улыбку. – Но вот когда ко мне придет фея утреннего стояка – тут же умоюсь, оденусь, и свалю на волю удовлетворять основной инстинкт. И пусть меня потом Пафнутьев с собаками ищет…

Если отец с дедом и воспитателем смотрели на меня осуждающе, то вот улыбающийся Кузьмин незаметно показал мне большой палец вверх.

– Так что там у нас по срокам, отец? – вздохнул я. – Есть надежда, что прокурор попросит условку или, накрайняк, условно-досрочное, раз уж мы тут паримся? Чего в коридорах власти-то говорят?

– Коридоры власти замерли в ожидании совета рода, сынок, на повестке дня которого основным вопросом будет разбор твоей очередной выходки. – веско сказал он. – А уж недоработки присутствующих в твоем воспитании идут довеском.

Отец прищурил глаза и стал явно ждать моей реакции. Я же поддел вилкой маринованный огурчик, сунул его целиком в рот и захрустел. За огурчиком последовал кусок груздя в сметане.

– Что-нибудь скажешь? – протянул отец.

– Ага. – я кивнул. – Очень вкусную баланду в Бутырке дают, кто бы мог подумать…

– Я тебя про совет рода спрашиваю. – раздраженно сказал он.

– А-а… Совет рода… Папа, мне эти ваши советы рода уже надоели, заняться вам что ли нечем? Давайте вы там без меня все порешаете, а потом открытку с решением по почте пришлете? Адрес знаете.

– Ты это серьезно? – нахмурился он, а дед Михаил тяжело вздохнул.

– Более чем. – кивнул я. – Так и передай царственному дедушке, что я лучше здесь посижу, чем на эту вашу говорильню опять пойду. И это я еще молчу про то, что тащат меня туда после того, как я ваши же проблемы и порешал. Правильно Иван тут ранее сказал, везде двойные стандарты. Хватит, надоело.

И еще один кусочек груздя закинут в рот. А уже готового что-то сказать отца остановил дед, положив тому руку на плечо:

– Алексей, мне еще вчера Прохор рассказал, что ты у «Русской избы» помимо огня еще и с воздухом в праведном гневе забавлялся? А Виталий твоему отцу доложился, что ворота особняка Карамзиных ты тоже воздухом снес.

– Было дело. – кивнул я. – Не знаю, как так получилось, я вообще на время потерял способность нормально соображать, все как в тумане было.

– Ванюшу ты тоже в тумане загасил?

– Нет, деда, в этом конкретном случае я действовал вполне осмысленно. Если бы атака Ивана не прочистила мне на какое-то время мозги, его бы сейчас уже отпевали. – я перевел взгляд на посерьезневшего колдуна. – Ваня, ты же по достоинству оценил мое благородство?

– По достоинству. – криво улыбался он.

Тут уж и все остальные повернулись к колдуну.

– Иван, это… правда? – спросил отец.

– Уверен, что да. – кивнул тот, продолжая криво улыбаться. – Царевич действительно был со мной ласков. И вообще, Саша, что у вас за семейка такая? Один мозги мехом наружу выворачивает, а второй просто бьет без затей? Злые вы! Уйду я от вас!

На очередное кривляние Кузьмина, впрочем, никто не обратил внимания, все опять повернулись ко мне.

– Лешка, – прищурился отец, – а можешь воздухом вон те бутылки покрошить? – он указал на угол рядом с открытыми настежь дверьми камеры.

Последствия попытки прислушаться к себе были более чем эпичными: превозмогая боль в членах, я опрокинул табурет, метнулся к нужнику и выблевал все, что успел съесть и выпить. После чего умылся, вернулся на дрожащих ногах к столу, взял бутылку минералки и с разбегу завалился обратно на койку.

– У меня такое один раз на войне было… – сказал Кузьмин. – От перенапряжения. Проша, помнишь ты меня на себе сутки тащил?

– Помню.

– Я потом еще дня три в себя приходил. Но вот поесть тебе, царевич, все же рекомендую. – я же при упоминании процесса приема пищи судорожно задергал кадыком. – Не сейчас, попозже. А вот напрягаться наоборот, хотя бы сутки не стоит.

На то, как через некоторое время ужинают мои «подельники», я смотрел уже более или менее нормально, а около десяти вечера и сам сумел затолкать в себя салат, суп и приготовленные на пару биточки и даже поучаствовал во все более веселых и пьяных разговорах за столом. Под шумок попытался забрать у захмелевшего отца телефон, чтобы позвонить Виктории и Алексии, на что получил вполне ожидаемый отказ:

– Девушки в курсе того, где ты содержишься, а за самими девушками присматривает Пафнутьев. И вообще, телефоны Пафнутьевой и Вяземской на прослушке, дед обязательно узнает, что ты им звонил, и обозлится на нас с тобой еще больше.

– Ясно. – вздохнул я.

И даже успокоился – Пафнутьеву можно было доверять.

Около полуночи отец с дедом ушли в свои камеры спать, а оставшиеся у меня Прохор с Иваном с заговорщицким видом переглянулись.

– Ну, Ваня, не жмись, спрашивай. – хмыкнул пьяненький воспитатель. – Мне тоже интересно, как такого могучего колдуна мог загасить семнадцатилетний подросток?

А вот колдун смотрел на меня вполне трезвыми глазами:

– Царевич, тут такое дело… Как ты это делал, когда меня гасил?

– Делал и все. – пожал я плечами. – Говорю же, не в себе был.

– А ты вообще понял, что я на тебя настроиться не мог? – вскочил он и заходил по камере. – Как это у тебя получилось? Ни в одной книжке о таком способе защиты я упоминания не встречал!

– Какой еще способ? – не понял я.

– Что, действительно не понимаешь? – остановился он, а я помотал головой. – Ты постоянно менял частоту мышления, а я не мог с тобой срезонировать!

– Ваня, успокойся! Вот вообще не понимаю, о чем ты! Может это все от адреналина случилось? Меня ж всего трясло! Вот и…

Колдун схватился за голову и буквально упал на свой табурет:

– Господи, ну почему одним все, а другим ничего? Учишься, тренируешься до посинения, на войне жопу рвешь чтобы выжить, а тут адреналин… и все! Почему???

 

Мне даже как-то стало жалко Кузьмина, а вот Прохору нет:

– Утри сопли, Колдун! – презрительно бросил он. – Ты нам тут еще за справедливость речь проникновенную толкни! И завязывай с жалостью к себе, не продуктивное это чувство! Тебе и так повезло, что в конце концов с Лешкой рядом оказался, а не продолжил якшаться с дружками своими из контингента.

Кузьмин затих, а потом посмотрел на меня с надеждой:

– Научишь?

Иван сейчас мне напоминал Николая с Александром, которые тоже просили меня «научить», только вот того щенячьего восторга в глазах колдуна не было, там была только надежда на получение новых знаний.

– Научу. – кивнул я, сам толком не понимая, чему должен научить.

***

Император с Императрицей и великие князья Владимир Николаевич с Николаем Николаевичем с интересом слушали сокращенную копию записи разговоров из камер Бутырки. Доставивший запись Пафнутьев ее уже слышал и поэтому сидел на стуле с отсутствующим видом. Наконец, запись закончилась.

– Виталий, что ты по этому поводу думаешь? – поинтересовался у сотрудника канцелярии нахмуренный император.

– Простите, государь?.. – тот обозначил недоумение.

– Вот только не надо тут перед нами невинность разыгрывать! – рявкнул император, а Пафнутьев привычно вскочил и вытянулся. – Все ты прекрасно понял, за это и держим тебя на занимаемой должности! Сядь уже! Нам всем показалось, что ты нашел с Алексеем общий язык, вот и выскажи свое мнение насчет услышанного. То, что оно у тебя есть, я нисколько не сомневаюсь. Ну!

– Государь, – опять вскочил Пафнутьев и уселся обратно после жеста императора, – Алексей Александрович сейчас явно находится не в лучшей своей форме и мог в сердцах наговорить много лишнего…

– Но… – требовательно протянул император.

– Но думаю, что говорил он вполне искренне, и даже спустя время от сказанного не откажется. При всем моем уважении, государь, у Алексея Александровича слова редко расходятся с делом, и на совете рода вполне вероятны… соответствующие осложнения. И если мне будет позволено, государь?..

– Говори.

– Заключение в Бутырку князя Пожарского и Прохора Белобородова не оказывают на Алексея Александровича того нужного психологического эффекта, которого вы ожидали, а заключение Александра Николаевича с Иваном Кузьминым и подавно. На записи все это прекрасно прослеживается, государь. И еще… – Пафнутьев сделал вид, что ему очень неудобно.

– Ну!

– Государь, там, у «Русской избы», а потом и в доме у Карамзиных, у меня сложилось полное впечатление того, что с Алексеем Александровичем… у Алексея Александровича…

– Ну!

– Алексей Александрович окончательно превратился в настоящего мужчину, способного не только принимать решения, но и нести за них ответственность. – выпалил Пафнутьев.

– Дипломат ты наш доморощенный! – ухмыльнулся император и повернулся к родичам. – Это так наш Виталий Борисович, дорогие мои, хочет сказать, что Алексей под грузом всего на него свалившегося окончательно избавился от всех этих романтических представлений о жизни, у него, похоже, сорвало тормоза и какой-то там Бутыркой, а тем более советом рода его теперь не напугаешь. Я прав, Виталий?

– Абсолютно, государь! – вскочил Пафнутьев и кивнул.

– И что самое характерно, дорогие мои, – император продолжал ухмыляться, – во время моего общения с Алексеем в особняке Карамзиных у меня сложилось абсолютно такое же впечатление. Виталий, как думаешь, какие у нас теперь перспективы?

– Я спокоен за будущее Империи, государь! – осклабился тот, четко уловив схожее со своим настроение императора.

– Ну, будем надеяться. Но показательный совет рода надо будет все же провести…

***

Только к ночи понедельника графу Карамзину удалось успокоить родных, устроить выволочку охране, проследить, чтобы наконец поставили поправленные ворота на место, отключить телефон, на который весь день звонили обеспокоенные «подлым налетом грабителей» родственники, друзья и приятели, спокойно поужинать и, прихватив из бара бутылку армянского коньяка, подняться на второй этаж дома в свой личный кабинет. Когда он включил свет, графа выбросило в боевой транс – за его рабочим столом кто-то сидел.

– Какого?..

Кресло повернулось, и граф узнал Мефодия Тагильцева.

– Слава тебе богу! – выдохнул Карамзин и перекрестился. – А то я уж подумал, что этот бес проклятый вернулся…

– Как же, наслышан… – Тагильцев покивал головой. – И как тебе великий князь, Борислав? Внушает, не правда ли?

– Что есть, то есть. Чего надо, Мифа? – нахмурился граф.

– И даже как дела не спросишь? Понимаю… Пережить такое… – хмыкнул тот. – Обязательство о сотрудничестве Пафнутьеву подмахнул? Подмахнул. Как и Святослав. Чего молчишь, Борислав?

– Чего надо?

– Шоколада.

Граф заскрежетал зубами от боли во всем теле, а потом у него появилось кошмарное ощущение падения в колодец без дна.

– Не тупи, Борислав, от тебя мне надо только одно – связь со Святославом, и больше ничего. Его Святейшеству сейчас так просто не позвонить, он меня сразу Романовым сдаст. Как и ты, впрочем. Вот я и решил сплагиатить у «беса проклятого» его чудную идею с родичами-заложниками. Короче, Борислав, твой брательник сейчас под плотной опекой тайной канцелярии, а вот ты нахрен никому не уперся ввиду твоей полной бесполезности. Будешь теперь моей связью с патриархом. Мне последствия твоего отказа от сотрудничества надо описывать?

– Не надо.

На глазах графа от отчаянья выступили слезы: впору было в петлю лезть от такой засады – с одной стороны Романовы с этим их Алексеем Александровичем, с другой Тагильцев, которому терять уже было нечего!

– Вот и славно, Борислав! – лицо отца Мефодия, прекрасно чувствовавшего настроение «связи», растянулось довольной улыбкой. – А теперь давай перейдем к частностям…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru