Станислав Николаевич Минин
Камень. Книга шестая
Тут в разговор вмешалась сидевшая до этого молча Мария Фёдоровна:
– Мы с Колей уже обсудили этот вопрос, пришли к такому же выводу и решили, что достаточно будет просто поставить Алексея перед фактом без всяких лишних нравоучений.
Александр, Пётр и Владимир с удивлением уставились на императрицу, отношение к внуку которой было им прекрасно известно. Та, впрочем, на эти взгляды никак не прореагировала.
– Вот и славно! – Император с довольным видом хлопнул ладонью по столу и уселся обратно в кресло. – Дорогие родичи, а теперь предлагаю обсудить наши текущие дела. Сан Саныч, начнем, пожалуй, с тебя…
***
Проснулся я только к обеду и сразу же спустился вниз проверить, как там обстоят дела с «отдыхом» отца. К моему немалому облегчению, гостиная оказалась пуста, в доме тоже было тихо, а найденный вскоре Михеев пояснил, что буквально час назад посиделки благополучно закончились, и все участвовавшие разошлись спать. Пообедав в компании ротмистра, я решил, что сейчас самое время позвонить деду Михаилу и извиниться перед ним за моё вчерашнее поведение. Как и ожидалось, дед трубку не взял, и пришлось мне отправлять ему повинное сообщение с обещанием извиниться лично. Дальше на очереди была Алексия, которой рано утром писать по понятным причинам не стал. Девушка тут же прислала ответное сообщение, в котором радовалась, что со мной все в порядке.
Дальше всю вторую половину дня я посвятил ничегонеделанию, если прогулку по нашему маленькому лесочку, просмотр смешных видяшек в паутине и общение с Сашкой Петровым на отвлечённые темы можно было так называть.
– Ты портрет императора дописал?
– Дня через два портрет будет полностью готов, – заверил он меня. – Так что ближе к выходным можно устраивать демонстрацию.
– Даже не сомневаюсь, что портрет получился, – кивнул я. – Как с Кристиной?
– Нормально. Правда, виделись за эти дни только один раз, мне Виталий Борисович строго-настрого запретил, кроме Суриковки, появляться где-либо еще.
– Потерпи ещё чуть-чуть, Сашка, – улыбнулся я. – Отца моего сегодня утром видел?
– Видел, – кивнул он. – Они с Прохором и Иваном в гостиной очень веселые сидели. У меня вообще сложилось впечатление, что они с ночи не ложились.
– Ценю твою тактичность, дружище! Просто мы вчера с отцом несколько перебрали, вот он остановиться и не может…
– Да я слышал, как вы с Александром Николаевичем ночью приехали, – хмыкнул он. – И как вас Вика с Владимиром Ивановичем на третий этаж спать вели укладывать. Лёшка, – он посерьезнел, – я все понимаю и никуда не лезу, так что можешь мне ничего не объяснять.
– Ценю, дружище! Очень ценю.
Отец появился внизу только около пяти вечера, тут же открыл изъятую из бара бутылку красного сухого и уселся с ней в столовой. Увидев мой укоризненный взгляд, указал мне на вино:
– Эта на сегодня последняя, Лешка, вечером в баню. Надо в себя понемногу приходить. Кстати, государь не желает со мной общаться, но через брата передал, что завтра в Кремле в полдень состоится совет рода. Обязаны присутствовать я, ты и Прохор с Иваном. Михаил Николаевич поедет туда отдельно, его тоже вызывают.
– Ну, вызывают, значит, поедем… – пожал я плечами.
– Меня пугает твое спокойствие.
– Меня тоже. Слушай, а может, не ездить?
– Можно и не ездить, – кивнул он. – Но ты же знаешь деда, он в гневе такой же, как и ты, таких дел может на ворочать, потом не разгребем. Так что, Лёшка, лучше уж явиться. Как говорится, пять минут позора – и ты снова человек.
– Ладно, пять минут я как-нибудь выдержу. Но не больше. У меня, знаешь ли, тоже проблемы с управлением гневом имеются…
***
– Чего в дверях застыл, Мишаня? – Император вышел из-за стола и направился навстречу князю Пожарскому, который, вытянувшись, стоял около входа в кабинет. – Ты обиделся, что ли?
– Никак нет, ваше императорское величество!
– Понял, князь. Проходите, присаживайтесь.
С минуту император наблюдал, как лучший друг демонстрирует ему свою обиду.
– Князь, во-первых, приношу свои самые искренние извинения за то, что вынужден был поместить вас в Бутырскую тюрьму. Причины, по которым вы там оказались, вам прекрасно известны и без меня. Во-вторых, завтра состоится совет рода Романовых, на котором вам тоже придётся присутствовать. А в-третьих, чтобы для вас, князь, завтрашнее решение совета рода не было неожиданностью, я его решил вам озвучить прямо сейчас. А звучать оно будет так: великий князь Алексей Александрович переводится из университета на учёбу в нашу с вами альма-матер, а именно в военное училище.
– Это огромная ошибка, Коля! – вскочил Пожарский. – А я же тебе говорил, что Лёшка с детства там мечтал учиться, а у него со стихиями ничего не получалось! А потом отболел! И в университет он сам поступил, готовился, старался! А ты опять свои интриги плетешь! Оставьте наконец парнишку в покое!
Пожарский нагнулся, оперся на стол и уставился на императора, который продолжал сидеть с невозмутимым видом.
– Коля, а ты в курсе, что Алексей ночью по пьянке Сашке в глаз засадил?
– И даже знаю за что.
– А что я после этого сделал, доложили?
– Доложили. Ты сказал, что больше не намерен участвовать в делах рода Романовых, и ушел.
– Я сказал, пусть Романовы сами разбираются. И это моё окончательное решение. Коля, мы с тобой лучшие друзья, так избавь меня от этих ваших разборок! Да, Алексей – мой внук, я его воспитал как мог. А теперь вы этим занимайтесь, я же снимаю с себя всю и всяческую ответственность. – Пожарский выпрямился. – Разрешите идти, ваше императорское величество?
– Секундочку, князь. – Николай опять никак не отреагировал на тираду Пожарского. – Как у Алексея с Сашкой?.. Начало налаживаться?
– Начало, – буркнул тот.
– Спасибо, порадовал. Можешь идти, Миша, и прости еще раз…
Когда за Пожарским закрылась дверь, император встал, подошел к окну и принялся еще раз обдумывать сложившуюся ситуацию. Как он ни крутил, получалось все равно одно – Алексея необходимо воспитывать в нужном ключе, этого требовали государственные интересы, которые невозможно было смешивать с обычными человеческими чувствами и привязанностями.
– Ладно, придется опять становиться ненавистным сатрапом, а не добрым дедушкой… – пробормотал Николай Третий. – Ты мне, Алексей, потом еще спасибо скажешь…
Глава 4
Подготовка к поездке в Кремль на совет рода у нас в особняке началась с самого раннего утра и продолжилась до одиннадцати часов дня. Отец сегодня выглядел вполне прилично: он вчера, как и обещал, после той бутылки красного сухого больше алкоголя не пил, не употреблял он и в бане, как и после нее. Они с Прохором и Иваном звали париться и меня, но я отказался и провел вечер в обществе Сашки Петрова и Виктории, которая сразу же по приезде передала мне привет от генерала Орлова.
– Вика, скажи Василию Ивановичу, что я его сам наберу. А то у меня, сама понимаешь, пока вообще ничего не ясно.
– Передам, – кивнула она. – Пойду-ка я Прохора найду, а то он своей Решетовой давно не звонил, надоело уже его, подлеца, прикрывать от Катерины.
Ночь прошла без происшествий, а после завтрака и отъезда Вики в Ясенево, а Сашки на учебу в Суриковку, особняк засуетился: Михеев убежал инструктировать прибывших дворцовых отца и проверять машины кортежа, мы все попали в цепкие руки двух вызванных из Кремля парикмахеров, а после стрижки отец, Прохор и Иван в последний раз решили проверить свои еще вчера приготовленные костюмы, рубашки и галстуки. Заставили и меня заранее продемонстрировать сегодняшний лук:
– А то с тебя, Алексей, станется, – улыбался Прохор. – Так и заявишься в Кремль в том же, в чем таскаешься на учебу, в этих своих джинсах, рубашонке и легкомысленном модном пиджачке без галстука!
– Да я бы вообще туда в спортивном костюме пришел, – отмахнулся я. – Думаю, на результат очередных посиделок Романовых это бы никак не повлияло.
– Ну а вдруг? – Надежды, впрочем, в голосе воспитателя слышно не было. – И не забывай, мы как бы тоже по твоей милости приглашены, вот и можем попасть под горячую руку императора. А так, смотришь, и амнистюшка какая перепадет…
– Прохор, ты вроде большой уже, а в сказки веришь! – улыбался я. – Твоя главная амнистия – это то, что Романовы прекрасно знают, что я за тебя им глотки перегрызу! Так что не переживай, все будет нормально, удар возьму на себя. Кстати, по вашим каналам не слышно, как именно меня собираются раком ставить?
– В смысле, раком ставить? А-а-а, наказывать? – Я кивнул. – Не-а, тишина. Даже Сашка, насколько я понял, ничего не знает. О, а вот и он, можешь сам спросить.
– Чего спросить? – вошедший в гостиную отец критически оглядел мой прикид. – Уже новые шить надо, вон и в плечах чуть жмёт, да и верхнюю пуговицу на пиджаке переставлять надо.
Я и сам заметил, что все костюмы мне становятся малы, даже несмотря на то, что в воскресенье ночью на нервах явно скинул пару-тройку совсем не лишних килограммов. Как еще в августе отметил портной Пожарских, я становлюсь плотнее.
– Так чего там у меня спросить тебе надо было, Алексей?
– Какое наказание мне придумали? Нисколько не сомневаюсь, что это вопрос уже решенный.
– Никак ты о последствиях совета рода задумался? – усмехнулся отец. – Значит, нервы все же не железные.
– Да я так, ради интереса, – пожал я плечами. – Можешь не говорить, пусть будет приятным сюрпризом. И вообще, пошли они все со своим советом рода… – Я начал стягивать галстук.
– Э-э-э, Лешка! – улыбка мигом слетела с лица отца. – Если тебе на меня с Иваном наплевать, хотя бы о Прохоре с Михаилом Николаевичем подумай! Если ты на совет не явишься, я даже представить не берусь всех последствий…
– Ладно-ладно… – я вернул узел галстука на место. – Убедил. Поеду только из сострадания к вам. И из уважения.
– Слава тебе, господи! – отец картинно посмотрел наверх. – А по твоему наказанию я ничего не знаю, все молчат, и брат, и мама, и другие родичи, а государь наш так вообще со мной по телефону разговаривать отказывается. Но ты абсолютно прав, решение уже принято, согласовано и будет оглашено в любом случае, если не случится уж совсем чего-то из ряда вон выходящего. А перед этим, как водится, нам хорошенько потреплют нервы и постараются привить очередной комплекс вины, дабы впредь неповадно было… Ну, ты понял, сынок. Так что внимательно следи за тем, что будет происходить, запоминай и мотай на ус, сам потом в качестве императора так же делать будешь. – Отец жестом остановил меня. – Будешь, поверь мне, не все же время людишек гневом своим до усрачки пугать и морды направо и налево бить, надо для разнообразия учиться и словом убеждать. Ну что, пугает тебя неизвестность в виде итогов совета рода?
– Трепещу, – кивнул я.
– То-то! – продолжал улыбаться отец. – Как там говорится, ожидание смерти хуже самой смерти. Вот государь наш грамотно и создает соответствующее напряжение перед экзекуцией.
– А ты-то сам как к этому всему относишься? – не удержался я от вопроса.
– С раздражением, – поморщился он. – Вернее, бесит это все. У меня, ко всему прочему, есть еще и свои причины для недовольства, но о них мы поговорим как-нибудь в другой раз. Договорились, сынок?
– Договорились. Вопросов больше не имею.
– И постарайся вести себя на совете сдержанно, не поддавайся на провокации государя, который явно захочет продемонстрировать родичам твою «неадекватность».
– Хорошо.
– Вот и славно! – удовлетворенно кивнул отец. – А я пока пойду нашего Колдуна проверю. А то у него ума хватит и в Кремль заявиться в своих неизменных плаще и кепке.
На место экзекуции мы выдвинулись с запасом, в двенадцатом часу дня, и прибыли к Большому кремлёвскому дворцу за пятнадцать минут до назначенного времени, где и были встречены уже дожидавшимся нас дворцовым. Судя по ожидавшей на стоянке «Чайке» с гербами Пожарских, дед Михаил уже был здесь.
Дорога по коридорам дворца не заняла много времени, и вскоре мы оказались в приемной Екатерининского зала, где уже в гордом одиночестве и с озабоченным выражением лица по паркету прохаживался дед Михаил, совершенно при этом не обращая внимания на роскошные интерьеры. Первыми с князем Пожарским поздоровались Прохор с Иваном, а потом и отец, который, понятно, и не подумал приносить князю обещанные извинения прямо здесь, для этого была явно не подходящая обстановка.
– Здравствуй, деда! – Я последним подошел к нему и протянул руку.
– Здравствуй, Алексей. – Он улыбнулся, пожал мою ладонь и, взяв под локоток, отвел меня в сторону. – Как настрой?
– Боевой, – улыбнулся я в ответ.
– Это хорошо, – кивнул он. – Надеюсь, несмотря на это, ты будешь держать себя в руках… на предстоящем мероприятии?
– А что, у меня есть основания… для волнения? – пожал я плечами.
– Алексей, – усмехнулся дед, – ну это же не в мою честь собирается императорский род, и у тебя по любому должны быть основания для волнения. Уверен, от любого из возможных решений ты не будешь в восторге.
– Деда, это уже третий совет рода, на котором я присутствую. Первый был по поводу моего принятия в род, второй затеяли после того, как я нечаянно повредил здоровье императора, а третий собирается по поводу того, что я пытался защитить своих близких. Можно сказать, что я уже привык.
– Это-то меня и пугает, – протянул он. – Слишком я тебя хорошо знаю.
– Деда, я тебя тоже хорошо знаю и уверен, что ты переживаешь гораздо больше меня. Забей!
– Лёшка, ты помнишь, что я сказал в Бутырке, прежде чем уйти с вашей с Сашкой пьянки? – Он прищурился.
– Не помню, но мне передали.
– Так вот, внук, ты уже взрослый, и у тебя есть своя семья, – он показал глазами в сторону отца, – вот пусть это семья тебя и воспитывает. – И только я хотел ему возразить, как дед остановил меня жестом и продолжил: – Это не говорит о том, что я стану тебя меньше любить, или мы не будем общаться. Запомни, Пожарские всегда останутся твоими ближайшими родственниками, и мы будем за тебя переживать, но ты теперь Романов, Лёшка, вот и оставайся им. Не обижаешься?
– Деда, ты же знаешь… – начал я.
– Алексей, – прервал он, – тебе сейчас о другом думать надо. Давай мы все эти разговоры отложим на потом, сейчас не время и не место. – Сейчас он мне напоминал отца, и словами, и выражением лица.
– Давай, – вздохнул я.
***
Совет рода Романовых начался ровно в полдень: перед нами распахнулись двери Екатерининского зала, и двое дворцовых показали жестами, что мы можем входить.
– А где герольды с трубами? – поинтересовался я у отца.
– Будут тебе герольды! – буркнул он. – И трубы будут! Иди давай, менестрель свободы, и веди себя прилично.
В этом зале я еще не был и стал разглядывать его с большим интересом. Впечатления были самыми положительными: не очень большая площадь, длинный стол посередине, светлые стены с потолком, позолоченные люстры, свисающие с потолка, паркет с затейливым рисунком Ордена Святой Екатерины, огромные окна с тяжелыми светлыми портьерами. Одним словом, лепота!
Члены совета рода ожидали за длинным столом, сработанным в общей стилистике зала. Во главе, как и положено, восседал председательствующий император, а в противоположном от нашего входа углу скромно устроились императрица с Виталием Борисовичем Пафнутьевым. Под общим руководством отца мы остановились перед некой воображаемый чертой и дружно поклонялись. С минуту длилось молчание, во время которого члены совета рода нас, как неродных, пристально разглядывали, пока император не заговорил:
– Что ж, пожалуй, начнём, помолясь. А разбираем мы сегодня поведение великого князя Алексея Александровича, который в ночь с воскресенья на понедельник заявился без нашего разрешения в особняк Карамзиных с… дружественным визитом, а также разберем поведение лиц, ответственных за воспитание великого князя. Итак, напомню суть дела. В это воскресенье вечером на телефон великого князя Алексея Александровича с номера княжны Анны Кирилловны Шереметьевы пришло сообщение, с текстом которого вы все знакомы. Несмотря на то, что присутствующий здесь князь Михаил Николаевич Пожарский, временно назначенный мной приглядывать за молодым человеком, отговаривал Алексея Александровича от поездки на место событий, Алексей Александрович в сопровождении господ Белобородова Прохора Петровича и Кузьмина Ивана Олеговича все же направился на место событий, к ресторану «Русская изба», где и ознакомился с известными на тот момент обстоятельствами похищения вышеупомянутый княжны Шереметьевой. Дождавшись приезда Пафнутьева Виталия Борисовича, – император кивнул в сторону фактического главы тайной канцелярии, – Алексей Александрович заставил его сесть в машину и проехать с ним к особняку рода Карамзиных. Хочу отметить, что Виталий Борисович подвергся сильнейшему воздействию со стороны Алексея Александровича и не мог оказывать ему сопротивления. – Стол загудел. – Белобородов и Кузьмин пытались остановить молодого человека, но у них не получилось, причём Кузьмин после этих попыток оказался в бессознательном состоянии. – Стол загудел сильнее, император терпеливо дождался тишины и продолжил: – После отъезда Алексея Александровича господин Белобородов сразу же позвонил мне и предупредил, что его воспитанник направился к Карамзиным со всем нам понятной целью. После этого звонка и учитывая характер Алексея Александровича мною было принято единственно правильное решение в сложившейся ситуации – поддержать возмутительную инициативу молодого человека, чтобы избежать лишних жертв и ненужной роду Романовых огласки, которая неизбежно влекла соответствующие репутационные потери. С результатами уже нашего совместного визита к Карамзиным вы все тоже прекрасно знакомы. У кого-то из членов совета будут вопросы по сути изложенного? – Император оглядел сидящих за столом, те отрицательно помотали головами. – Тот же вопрос к вам. – Он посмотрел в нашу сторону.
– Государь, есть уточнение, – сказал отец.
– Слушаем, – кивнул тот.
– Уважаемый совет, по моему мнению, произошедшее в особняке Карамзиных надо рассматривать еще и в свете событий, которые случились до этого. А начинать надо с покушения на моего сына на границе с Афганистаном, где…
– Совет в курсе всех этих событий, – прервал его император. – И обязательно учтет эти факты в совокупности. Есть еще что-то, Александр Николаевич?
– Пока нет, государь.
– Тогда переходим к разбору происходившего у Карамзиных. Основной претензией, как я уже отметил ранее, является неконтролируемое и возмутительное поведение великого князя Алексея Александровича, который, несмотря на все предупреждения со стороны членов рода Романовых, напал на особняк рода Карамзиных, являющихся родичами его святейшества Святослава. Надеюсь, никому не надо объяснять, к чему могли привести события, развивайся они по неблагоприятному для нас сценарию? – Он опять оглядел стол и не услышал никаких возражений. – Хорошо. Все согласны, что подобное поведение великого князя Алексея Александровича, даже при наличии справедливо указанных Александром Николаевичем смягчающих обстоятельств, является совершенно недопустимым? – Возражений от совета не последовало. – Отлично! А теперь предлагаю начать определение тяжести вины лица, если так можно выразиться, менее виноватого в произошедшем и даже где-то пострадавшего, а именно господина Кузьмина. Иван Олегович, что вы можете сказать в своё оправдание?
– Виноват, ваше императорское величество! – вытянулся тот и замер.
– Понятно… – кивнул император.
Я же мысленно усмехнулся и поставил жирный плюс царственному дедушке: он, похоже, специально не полез в глубь всех обстоятельств произошедшего, не желая подставлять старшего сына и лучшего друга, коим для него являлся князь Пожарский. Хотя, может, это являлось с его стороны очередной хитрой ловушкой…
– Прохор Петрович, – теперь император обращался к моему воспитателю, – что вы можете сказать в своё оправдание?
– Моя вина, ваше императорское величество! – тоже вытянулся тот. – Я не досмотрел, не учёл все обстоятельства и характер великого князя Алексея Александровича, хотя должен был! В произошедшем полностью моя вина, ваше императорское величество!
– И это туда же! – покривился император. – Хотя не будем отрицать очевидных вещей, моя вина в полной мере присутствует тоже, ведь это именно я утверждал кандидатуру господина Белобородова на роль воспитателя малолетнего… тогда еще князя Пожарского. А если учитывать специфический жизненный опыт Прохора Петровича, уважаемые родичи, ожидать какого-то другого результата было бы просто глупо…
Стол загудел от одобрительных возгласов членов совета. И касались они совсем не гипотетической вины главы рода, а как раз-таки одиозности личности моего воспитателя.
– Прошу тишины, – продолжил император. – Я тут перед советом рода ещё раз полистал личное дело господина Белобородова, так вот, среди его неоспоримых достоинств является то, что он всегда неукоснительно выполнял приказы вышестоящего командования, в отличие от того же самого господина Кузьмина. – Царственный дед остро глянул в сторону колдуна. – И, я уверен, Прохор Петрович должен был это качество в полной мере привить и своему воспитаннику, что он, судя по отчётам, несомненно, и сделал. Ведь так, Прохор Петрович?
– Так точно, ваше императорское величество! – продолжал тянуться воспитатель.
– А что нам на это скажет князь Михаил Николаевич Пожарский, который был фактически куратором от Романовых в деле правильного воспитания… князя Пожарского-младшего?
Теперь все взгляды членов совета рода были устремлены на деда Михаила.
– Государь, – он только обозначил стойку смирно, но вот тянуться не стал. – Прохор Петрович к воспитанию… князя Пожарского-младшего относился со всей возможной ответственностью и любовью, и воспитал, я уверен, достойного молодого человека. Да, государь, не буду отрицать, у Алексея Александровича есть проблемы с подчинением, но это скорее особенность характера, которая только в крайних ситуациях является недостатком, во всём же остальном это несомненное достоинство. А все эти… резкие порывы с обострённым чувством справедливости, государь, пройдут только с возрастом, и ничего с этим не поделать. – Дед развёл руками.
– Михаил Николаевич, – хмыкнул император, – присутствующие здесь прекрасно знают о ваших с Алексеем Александровичем тёплых взаимоотношениях. И тем не менее не могли бы поделиться вашим, вне всяких сомнений, авторитетным мнением о действиях нашего с вами внука, касаемо его визита в особняк Карамзиных?
– Государь, вы ставите меня в неудобное положение! – вскинулся Пожарский. – И это прежде всего касается обсуждения предшествующих произошедшему действий рода Романовых.
– Я понял, о чем вы, князь, – кивнул император и пояснил сидящим за столом членам совета: – Я обращался к Михаилу Николаевичу за небольшой консультацией… по отдельным вопросам. И все-таки, Михаил Николаевич, мы вас внимательно слушаем.
– Хорошо, государь. – Дед Михаил глянул на меня и вздохнул. – Я полностью с вами согласен и тоже считаю действия великого князя Алексея Александровича в вышеозначенной ситуации с его визитом в особняк Карамзиных абсолютно недопустимыми.
Как я отнёсся к услышанному? Спокойно, в общем и целом. Мнение деда обо всех моих «подвигах» я знал и без этого, и откровением для меня всё сказанное не стало. А уж про какое-то предательство с его стороны и речи быть не могло!
– Я достаточно ясно выразился, государь?
– Вполне, Михаил Николаевич, – удовлетворенно кивнул император. – Свою вину в произошедшем видите?
– Несомненно, государь. – Дед Михаил опустил голову. – Где-то недоглядел, не наказал вовремя, не додавил…
– Спасибо, Михаил Николаевич. А сейчас нам бы хотелось услышать мнение Александра Николаевича, отца Алексея Александровича, на этот счет.
Тот вздохнул:
– А моё мнение, государь, аналогично мнению глубоко мною уважаемого Михаила Николаевича. Да, подобное поведение Алексея Александровича недопустимо, эти действия могли при неблагоприятном стечении обстоятельств привести к очень серьезным последствиям, в том числе и репутационным. Но меня так же волнует и другой вопрос: что род Романовых сделал для того, чтобы этого не произошло? Мы с вами вполне могли самостоятельно надавить на род Карамзиных, тем самым вынудив патриарха выдать нужную информацию. А что мы с вами сделали? Вызвали Святослава на беседу, на которой тот, кичась своей важностью, раздувал щеки и смеялся нам в лицо! А в конце так обнаглел, что чуть ли не угрожал! А мы, руководствуясь пресловутыми долгосрочными интересами рода, сидели и обтекали! Скажешь не так, отец? – Император сидел с серьёзным лицом и не пожелал отвечать. – Эти твари покушались на Алексея в Афганистане, а потом подожгли особняк Дашковых, а мы терпели! Один из них напал на Алексея у Бутырки, а потом Тагильцев заявился к нему в особняк, а мы снова стерпели! – отец заводился все сильнее. – А Алексей устал терпеть и обтекать, нашел в себе мужество, которого нам с вами так не хватает, пошёл и фактически решил этот вопрос в одиночку, без всяких там рассусоливаний и лишних разговоров, просто потому, что его близким угрожала реальная опасность. И тут я полностью на стороне Алексея! И очень горд тем, что у меня такой сын! – он выдохнул. – И вообще, дорогие родичи, что мы с вами сделали, чтобы стать для Алексея по-настоящему близкими? Теми, ради кого он вот так просто встанет и без лишних разговоров пойдет громить очередной особняк? Что? – отец оглядел сидящих. – Нам же только дай, дай и дай! Алексей даже живёт фактически только на свои деньги и в своем особняке, который он получил после покушения на него Гагариных! Да, выделили мы ему покои в Кремле и в нашем имении, и что? Охрану ему еще навязали, которая обезопасить его не в состоянии, и уже сам Алексей попробовал тут было защитить своего лучшего друга, к чему это все привело, мы с вами так прекрасно знаем, обсуждали на прошлом совете рода! А мы продолжаем на него давить и требовать: дай, дай, дай! На самом деле этот совет рода должен бы проходить в мою честь и только в мою! А вопрос на повестке дня должен быть сформулирован следующим образом: почему великий князь Александр Николаевич является таким хреновым отцом своему сыну и таким хорошим сыном для своего отца? Государь, почему ты вообще что-то с Прохора и с Михаила Николаевича спрашиваешь? Ты с меня должен был спрашивать, почему я тебя тогда послушался и не признал сына сразу же после его рождения?
– Молчать! – рявкнул император и вскочил. – Молчать! – он ударил кулаком по столу.
Отец, не обращая на него никакого внимания, повернулся ко мне:
– Алексей, сынок, прости меня за малодушие! И за те семнадцать с лишним лет, которые мы с тобой потеряли!
– Пошёл вон! – заорал император. – Я с тобой потом разберусь, неблагодарный!
Отец поклонился:
– Уже трепещу, ваше императорское величество! – он подмигнул мне. – Алексей, не наделай глупостей, помни о Прохоре и Михаиле Николаевиче. Честь имею, дорогие родичи!
Отец развернулся и вышел из зала.
Сначала у меня возникло желание уйти вместе с ним, но оставлять воспитателя и деда Михаила здесь одних было нельзя – учитывая нрав царственного деда, ожидать от него можно было чего угодно. Да и интересно было, чем этот балаган закончится…
– Нашелся тут мне моралист! – Император тяжело дышал. – Ишь, голос прорезался… – Он наконец уселся обратно на стул и тяжелым взглядом уставился на меня. – Ну, внучок, теперь хотелось бы услышать, каков твой взгляд на произошедшее.
– Может, мой любимый воспитатель с не менее любимым дедушкой пойдут вслед за отцом? От греха? – Я натянул улыбку. – А то, смотрю, вы не в настроении, ваше императорское величество… Не случилось бы беды…
– Нет уж, внучок. – Было видно, что император сдерживается из последних сил. – Пусть они сами услышат весь цимес твой извращенной логики.
– Договорились, ваше императорское величество. Логика же моя проста и крайне незатейлива. – И оглядел присутствующих родичей. – Если коротко и опуская известные вам факты, то, обнаружив субботним вечером в спальне подарок от Тагильцева, я сдержался и стал наблюдать за тем, как род Романовых устраивает очередную облаву в центре столицы, которая, как это и бывает в последнее время, ни к каким результатам не привела. – Родичи зашумели, а я, не обращая на них никакого внимания, обратился к Пафнутьеву: – Виталий Борисович, ничего личного! – Он встал и поклонился, а Мария Федоровна дернула его за пиджак, чтоб сел. – Ну а когда в воскресенье вечером пришло сообщение от Тагильцева с телефона княжны Шереметьевой, которая здесь вообще была ни при чём, а в машине обнаружились фотографии близких мне девушек, что являлось прямой угрозой, я почувствовал своим долгом самостоятельно разобраться в этой ситуации, раз остальной род Романовых проблему решить не в состоянии.
За столом поднялся гул возмущения, который был прерван императором:
– Мы слушаем вас внимательно, Алексей Александрович.
– Каким образом я мог узнать сведения, позволяющие упростить поиск церковных колдунов? Правильно, добыть их можно было у его святейшества, который из каких-то там своих корпоративных соображений ставил палки в колеса не только тайной канцелярии, но и лично императору. Спрашивать разрешения на проведение акции устрашения Святослава я, естественно, не стал, зная заранее реакцию рода Романовых, и в этой реакции я сегодня лишний раз убедился. Хочу отметить, – я снова оглядел родичей, – когда я собирался ехать к «Русской избе», князь Пожарский меня останавливал, а когда я не стал его слушать, послал меня сопровождать присутствующих здесь Прохора Петровича и Ивана Олеговича. Получается, что они фактически выполняли прямой приказ князя, а не поехали со мной по собственной инициативе, как можно было подумать, услышав описание ситуации со слов государя. А когда я решил от ресторана ехать в особняк Карамзиных, взял с собой Пафнутьева Виталия Борисовича против его воли, как нам ранее тоже говорил государь. Виталий Борисович, приношу свои искренние извинения! – Он опять встал, поклонился и сел обратно. Бабка его уже за пиджак не хватала. – Уважаемые родичи! Хочу и вам принести свои искренние извинения за доставленные неприятности и потраченное на меня время! По сути предъявленных мне претензий могу сказать следующее: если ещё раз сложится подобная ситуация, то действовать подобным образом больше не буду. – Я опять оглядел присутствующих. – Действия мои будут гораздо решительнее и жёстче! – И, дождавшись, когда гул за столом несколько поутихнет, добавил: – Попрошу запомнить, уважаемые родичи, что к моим близким в первую очередь относятся князь Пожарский и господин Белобородов. Учтите это при принятии всех ваших решений. У меня всё.
