Стулья, некоторое время полетав среди газетных обрывков, вскоре превратились в превосходный дровяной запас. И Бусин оставил их в покое.
− Канальи канальевых каналий!!! – рявкнул Бусин и в сердцах пнул по письменному столу.
Газетный столб на столе недовольно покачнулся и рухнул. Бусин устало опустился на рассыпавшуюся по полу макулатуру и живописно задумался.
Вошла Валерия, некогда молодая любовница Бусина, теперь свободная и дородная дама с превосходным бюстом. При её появлении Бусин похотливо улыбнулся и зашевелил волосами и маленькими сусликами.
Однако вслед за Валерией появился друг поэта Бусина, летчик Гусев.
При виде летчика Гусева у поэта до неузнаваемости изменилось лицо, он жутко разволновался и быстро-быстро бормотал:
− Канальевых каналий канальевые канальи.
Это не произвело на прибывших никакого впечатления.
Валерия и летчик Гусев имели в руках по той же газете, что валялись на полу. Увидев прессу, поэт в хищном броске кинулся на неё. Дама и летчик подняли руки, поэт промахнулся и с воём свалился на пол.
− Это правда?! – потряс в воздухе газетой летчик Гусев, .
− Это правда?! – вторила ему Валерия.
− О, канальи!! – в последний раз крикнул поэт Бусин и стал зарываться в разбросанные газеты.
− Имей совесть! Отвечай! – рокотал над ним гусевский баритон.
− Отвечай! Отвечай! – требовал женский тенор-рокоток.
Но поэт и не думал никому ничего отвечать, он был уже далече. Он уходил всё дальше и дальше.
Тут летчик Гусев и Валерия, как по команде, упали на газеты и принялись обниматься и тискаться, покусываться и щипаться.
Поэт Бусин этого срама не видел. Сквозь тайные проходы и темные лабиринты он подбирался к самой Бербии.
Изогнувшись от наслаждения последний раз, летчик Гусев выхватил из-за пазухи черный маслянистый наган и ринулся в погоню под газеты.
− Не уйдешь, бородавка, за всё ответишь! – гаркнул летчик Гусев и бодро хихикнул.
Он тут же взвыл от резкой боли, круто ударившись лбом о старый дубовый паркет. И забарахтался, словно пойманная крупная рыба на весеннем льду. Эта глупая рыба не понимала или не хотела понимать, что только настоящий поэт может пройти сквозь любые условные границы и уйти куда ему угодно. Хоть в Бербию.